Ткачёв Ю. Всех перестреляю!

    Круглолицый, с приличным брюшком крепыш в черной флотской шинели с погонами старшего лейтенанта и повязкой «Рцы» на рукаве, выхватил пистолет из болтающейся на ремне кобуры.
              — Всех перестреляю! Сегодня на бербазе неприемный день! Быстро вышли все вон!
                Зверский взгляд начальника службы ГСМ Толи Зубова не вызывал сомнений – перестреляет всех! Ствол «Макара» он направлял точно между глаз. Кто его, скотину знает, дослал ли он патрон в патронник?
                — Придурок, убери оружие, — убегали на безопасное расстояние корабельные, — доиграешься.
                Толик Зубов, перед этим нещадно выдранный командиром береговой базы ракетных катеров капитаном 3 ранга Плужником за неурочное шастанье катерных просителей по кабинетам бербазы, грудью встал на защиту священных рубежей родимой части.
              Зубов в должности уже три года и  даже успел получить старлея. Но, судя по всему, дорога его к достижению новых рангов и должностей  будет весьма тернистой.
              Всю оборотную сторону его карточки поощрений и взысканий Плужник исписал своим корявым почерком полностью и скоро вставит вкладыш для новых взысканий.
              В славные семидесятые дежурство по бербазе неслось при оружии – пистолет Макарова и шестнадцать патронов в двух обоймах.  Это потом, дежурных обезоружили – кто-то, где-то прошляпил пистолет и по распоряжению командующего ТОФ пистолет и патроны должны были храниться в сейфе  и передаваться по дежурству.
              Так вот Толик очень любил пугать всех пистолетом, когда его назначали дежурным по бербазе.
              — Всех перестреляю!!!  – ага, это Зубов производит подъем личного состава. Годки по подъему любят понежиться в коечке. До дембеля всего ничего, пусть, мол, теперь молодые за нас побегают. Но этот толстенький беспредельщик уже всех достал.
              Толик делает стопроцентный подъем моряков следующим образом – стреляет несколько раз через все помещение в противоположную стену. Пули рикошетят и летят на лежащих бойцов. Укрываясь одеялами и матерясь, годки выскакивают  в холодное  туманное утро. По распорядку на площадке перед зданием береговой базы должна проводиться утренняя зарядка. Конечно, зарядку делают караси, а годки курят в сторонке. Но и это уже успех. Главное, что в кубрике, как по- корабельному,  называется спальное помещение, никого не осталось. Правда, услышав пальбу, из своего кабинета выскакивает полуодетый командир бербазы. Он заночевал в части после посиделок с офицерами штаба за рюмкой чая.
          — Зубов, гадюка,  ты опять стрелял? – орет Плужник.
          — Я неумышленно, товарищ командир. Это был несанкционированный выстрел – потупясь отвечает Толя.
           — Зубов, я слышал три выстрела, и что все три были несан…акц …тьфу ты…ниро-ванны?.
          Через секунду Плужник, выпучив глаза, смотрит, как Толина рука лезет в кобуру.
         — Так точно, товарищ капитан третьего ранга! – молодецки рубит Зубов и медленно вытаскивает пистолет.
          — Ну, хорошо, хорошо, — трусовато соглашается с ним Плужник и отходит на всякий случай, — несан… нечаянно, так нечаянно. Ты только не забудь зайти на склад боепитания к мичману Гудыменко, пополни обойму. Влипнешь тут с вами, дураками. Ну, как маленькие!
            Толя Зубов не всегда был безалаберным существом. Таким сделала его служба на береговой базе. Толя в свое время был списан с корабля за то, что, находясь в море, произвел удачную для себя сделку -произвел замену трех тонн солярки на три литра спирта с каким-то рыболовецким судном.  Спирт был  ему жизненно необходим, поскольку у Толика был день рождения, а компания на застолье подобралась большая. Весь корабельный спирт, даже из магнитного компаса, был выпит. Не соляром же поить сослуживцев? Как потом говорил, Толя, его бес попутал.
            Море Зубов всегда вспоминал с теплотой и легкой грустью.
Он служил в бригаде охраны водного района на базовом тральщике помощником командира. Был исполнительным и примерным офицером. Обеспечение корабля всеми видами снабжения, включая продовольствие – было его основной обязанностью. Великий ассортимент продуктов, находящихся в его заведовании сделал его гурманом и сибаритом.
           — Для меня лично кок всегда готовил на ужин обжаренную на сале картошечку, — рассказывал Толя, — подавал мне в каюту на большо-о-ом таком блюде. На блюдо помещалось две горки – одна из жареной картошки, другая из отварных нашинкованных кальмаров в майонезе, а вокруг этих горок размещались соленые огурчики и помидорчики. Я разбавлял спирт водой из холодильника пополам на пополам, выпивал и закусывал огурчиком, а потом поедал все, что было на блюде.
            От его гастрономических воспоминаний у нас начинали течь слюнки. В штабной столовой, где мы, бербазовские офицеры, питались, кормили неплохо, но на гарнир обычно подавали шрапнель или пшенку. Картошку жарили только по великим  праздникам. А уж о кальмарах или крабах и говорить не приходится.
           Наконец, дострелялся Толя Зубов из пистолета до того, что командир запретил ему дежурить с оружием. Годки теперь нагло валялись по подъему и ухмылялись. Зубов, поначалу безуспешно сдергивал их с коек, потом обратился ко мне.
         — Химик, налей полбутылки хлорпикрина.
 Хлорпикрин, кто не знает,  — это учебно-боевое отравляющее вещество слезоточивого действия для проверки герметичности противогазов.
         — Зачем тебе, — удивился я, — не дам, он на строгом учете у начальника химсклада.
        — Юра, я тебя прошу, мне срочно надо, а ты спишешь на газоокуривание,  мне надо тараканов дома потравить — упрашивал меня Зубов.
        — Ладно, черт с тобой, пошли на склад.
          Мичман Карл Карлович Штумф, — начальник склада из заволжских немцев, предупредил Зубова, чтобы он обращался очень осторожно с веществом и не потравил людей.
       — Не потравлю, — пообещал Толя.
         Забегая вперед, скажу, что, он действительно никого не отравил, все остались живы, но от пережитого страха некоторые годки стали заикаться и дергаться при команде «Подъем».
          Толя Зубов, неутомимый борец за дисциплину, в следующее своё дежурство за пять минут до подъема, закрыл выходные двери, открыл пирамиду с противогазами, сам надел противогаз и зашел в мирно спящий кубрик. Там он взял чьё то ножное вафельное полотенце и вылил на него весь бывший у него хлорпикрин. Отравленное полотенце он засунул под кровать в самом центре кубрика. В теплом помещении началось бурное испарение отравляющего вещества.
        Радио пропикало шесть часов утра. Зубов сделал глубокий вдох, снял маску, заорал «Подъем!!! Химическая тревога!!!», и снова надел противогаз.
        За это время слезоточивый газ достиг самых отдаленных уголков кубрика.  Спросонья, истекая соплями и слезами, моряки бербазы, стали ломиться в закрытые на ключ выходные двери. Зубов указательным пальцем невозмутимо показывал на пирамиду с противогазами. Напялив, первые попавшие под руку, маски, народ  столпился у выхода. Когда все надели средства защиты, Толик открыл дверь.
        С диким воем мимо капитана третьего ранга Плужника, прибывшего проверить организацию подъема, пронеслась  обезумевшая орда в противогазах.
       — Зубов, что это? – испуганно спросил командир бербазы.
      — Так ведь подъем, тащ командир! – снимая маску противогаза, бодро ответил дежурный Зубов.
      — А почему все в противогазах?
      — Так ведь я сыграл им химическую тревогу, проверял выполнение норматива №1 по надеванию противогаза —  сказал Толя.
         Почуяв недоброе, Плужник, через две ступеньки, взлетел на второй этаж в кубрик, схватил полной грудью отравленного воздуха и забился в конвульсиях.
       — Тащ командир, наденьте противогаз, что ж вы так торопитесь-то, — виновато топтался Зубов, — вот ваш размерчик, второй номер.
           Я…тебя…самого…сейчас…надену, сволочь такая — сквозь удушающий кашель отозвался Плужник, — сгною на губе, урод, пузатый. О, боже! Как же ты меня уже доста…а…а…л!
         Слизистые оболочки командира бербазы во всю мощь вырабатывали свою продукцию. Продукция текла ручьями изо всех лицевых отверстий Плужника и стекала на китель и на брюки.
        Зубов в противогазе скакал по кубрику, открывая окна для проветривания помещения. Через полчаса не осталось даже запаха хлорпикрина. 

        Такие радикальные меры по организации подъема личного состава береговой базы привели к тому, что узнавший от Плужника о последней выходке Зубова, командир бригады капитан первого ранга Пискунов, развел руки:

        — Ибя…я, — сказал он, — Эту скотину больше дежурить не ставить, объявить ему оргпериод,  сход домой запретить. Отпуск – в январе.. А вы, Плужник,  воспитывайте своих офицеров сами, не надо тут расписываться в собственной беспомощности. Сидите вечерами с вашим Зубовым и долбите уставы и заодно, кстати, инструкцию дежурного по береговой базе. Я вас лично начну ставить дежурным по бербазе, когда сдадите мне зачет.