Плужник – это наш новый командир береговой базы катеров. До этого он командовал постами рейдовой службы, имел в своём подчинении несколько мичманов и матросов, служил без особых хлопот и в ус не дул. Погоны каптри Анатолий Григорьевич носил уже шестой год и теперь подался за очередным флотским званием на нашу бербазу. При достаточном служебном рвении тут была перспектива получить второго ранга.
После спокойной и размеренной жизни по распорядку дня – два выходных в неделю! – Плужника закрутило, потащило и утопило в пенном омуте нервной и непредсказуемой службы на бербазе.
Половина моряков – чернявые и смуглые, были представителями братских азиатских и кавказских республик, остальные являлись славянами, списанными с боевых кораблей за пьянство, самоволки и ****ство. И если первая половина личного состава плохо понимала по-русски и всё делала не то, что надо, то вторая половина, дыша в сторону перегаром, отвечала «есть!» , выпучивая от мнимого усердия глазные яблоки, и ничего не делала или делала небрежно, на скорую руку.
Фамилий, имён и отчеств офицеров бербазы, тем более мичманов и матросов Плужник не знал и не хотел даже запоминать.
А всех просителей с катеров — получателей имущества Плужник называл ё..ными негодяями. «Ё..ный негодяй! Вы опять ко мне?»
А всем этим негодяям – дивизионным офицерам и мичманам постоянно что–то было от него надо. Они приходили с накладными на продукты, обмундирование, спирт, противогазы, горючее… Ловили Плужника в коридорах, на складах, в сортире. Начальство вызывало срочно в неурочное время. Глубокой ночью звонили домой.
– Тащ..щ.., Зубков не хочет нас заправлять соляром, – горько жаловался на начальника службы ГСМ какой–нибудь мичман Пупкин, – а с утра выход на сдачу задачи «ка — три».
При появлении в кабинете очередного просителя Плужник нервно подскакивал со стула.
– Утомился я уже с вами, у..у..у! Чего на..а..адо? – тоскливо стонал он.
Плужник – небольшого роста, с тёмным от военных невзгод и бывших бурных излишеств лицом, суетливый мужичок. Он величайший матерщинник. При всём этом никогда никому не «тыкал», даже последнего зачуханого свинаря подсобного хозяйства матроса называл на «вы». Причём дикое сочетание вежливости и мата подвергало подчиненного в ступор.
– Товарищ матрос! Вы х..! – набрасывался Плужник на свинаря. – Да! Вы! Вы! Отродье трудолюбивого таджикского народа! Ответьте мне, почему сдох поросёнок ?
– Тащ..щ..щ! Кушять нэ хатэл, аппэтит нэт совсем у свинки, да..а!
– А куда делось «свинкино кюшать»! Сознайтесь, вы сами сожрали пищевые отходы из столовой или продали налево?
Таджик, естественно, сознавался, что сожрал. А как же иначе, ведь за то, что он толкнул населению шесть лагунов остатков пищи из береговой столовой за две бутылки самогонки, могли и на губу посадить.
– Сожрал, тащ..щ, – отвечал свинарь, – кушять хатэл.
– Шесть лагунов? – ужасался командир бербазы.
– Товарищи, однако, помогали. Начпрод тоже был, — нагло врал таджик.
Такое, конечно, было трудно представить.
Сюрреализм. Сальвадор Дали отдыхает. Вокруг грязного лагуна с пищевыми отходами пять азиатов во главе с их начальником старшим лейтенантом Токаревым зачерпывают ложками лакомство и едят, причмокивая от удовольствия. Тем не менее, эта неправдоподобная, фантастическая версия Плужника устраивала. Воровство с подсобного хозяйства каралось очень строго командованием бригады ракетных катеров, и он сам мог пострадать. Заканчивался его «испытательный срок» и кадровики вот-вот будут писать представление на очередное звание.
– Ещё раз сожрёте, дембель на год задержу.
Таджики тряслись, они свято верили во всемогущество командира бербазы и боялись, что вместо трёх лет будут служить четыре, а то и пять.
Через два месяца Плужник практически перестал ходить домой. Наверно, надоело мотаться по ночам из противоположного конца Владивостока, где он проживал, на Улисс. По крайней мере, вечером Анатолий Григорьевич закрывался в своём кабинете и оттуда уже не выходил. За все прегрешения личного состава ему комбриг и начпо по очереди регулярно вставляли «фитили».
Бербаза жила своей ночной жизнью. Офицеры – холостяки садились играть в преферанс, «годки» кучковались в котельных. Дежурный по береговой базе проводил вечернюю поверку и отлавливал самовольщиков.
За короткое время Плужник набрал столько выговоров, строгих выговоров и «неполных служебных соответствий», что этого было достаточно, чтобы НИКОГДА не дать ему звания капитана 2 ранга. Прослужил Плужник у нас целых девять месяцев, а когда уходил с понижением, то истерически смеялся и потирал ладошки, как Понтий Пилат. Умыл руки, сдал бербазу новому страдальцу.