Сафаров А. Письма на Родину

Речь пойдёт не о фотографиях у развернутого знамени части и не о благодарностях, а совсем наоборот. Общаться с родителями раздолбаев, политработники выдумали задолго до появления Комитета солдатских матерей, этого сборища сексуально неудовлетворенных дам под руководством пучеглазой, с явно просвечивающейся сквозь редкие волосы лысиной председательшей, одного взгляда на которую достаточно, чтобы понять, этой больше заняться нечем. Пользы от этого общения было мало, но, всёже, достаточно, чтобы о нём рассказать.

Служил у меня матрос Тюляндин, и упал он, однажды, в говно. Точнее не в само говно, а в то место где оно с морем сливается. В момент падения, он пребывал в том состоянии, когда военнослужащий независимо от звания перестаёт думать о женщинах и переходит к мыслям о службе. И видимо сильно он задумался, потому, что не заметил, как с набережной свалился и еще долго не мог понять, что это перед его носом плавает и чем-то знакомым пахнет. А что это было, вы уже догадались сами, ибо упал он в том самом месте, где потоки со всех ресторанов и кафе знаменитой Бакинской набережной впадали в Бакинскую бухту, что существенно меняло состав её воды, и делало неповторимым запах морского воздуха. Те, кто бывал в Баку, знают.

Камень на дне позволял ему стоять, задрав к небу лицо, звездное небо было прекрасно, вот только волнами его периодически заливало, и какая-то особенно наглая какашка всё время лезла в рот. От всего этого Тюляндин завыл на Луну, завыл так тонко и жалобно, что на стоящем у пирса прогулочном катере решили, что тонет щенок, посветили прожектором и обнаружили доблестного защитника Родины совсем не в парадном виде. Его достали, отмыли из пожарных шлангов, после чего позвонили оперативному дежурному флотилии и порадовали сообщением о находке.

Когда нашего героя доставили на корабль, рядом с ним невозможно было находиться, и только, мухи роились вокруг в страшном возбуждении. Его снова мыли и обрызгивали Шипром. Теперь мне предстояло докладывать начальству о причинах происшествия и принятых мерах, в состав которых входило и письмо на родину героя.

Не испытывая особой любви к эпистолярному жанру, я усадил его за стол, дал лист бумаги и велел ему описать свои похождения, чтобы им тоже стало стыдно за сына.

И он написал: « Здравствуйте, папа, мама, …(длинный перечень родственников) ! Недавно я упал в дерьмо и чуть было в нём не утонул. Если приедете, я покажу вам, где это произошло. Командир сказал, что ему надоело одному краснеть за мои пьяные выходки, и он мечтает разделить впечатления о них с вами. Ваш сын.» Далее следовала подпись. Запечатав собственноручно надписанный конверт, Тюляндин занялся своими служебными делами, а я своими.

Спустя некоторое время всё семейство говноплавающего, как теперь матросы называли Тюляндина, прибыло, наверное, для осмотра места происшествия. Прежде чем говорить с ними я отправил «героя» в увольнение с целью ознакомления родственников с городом, с обязательным посещением приморского бульвара. Когда семейство вернулось с экскурсии, я вышел к ним для разговора и сразу понял, что толку от их визита не будет. Они так нагрузили своё чадо подарками, конфетами, вареньем, фруктами, что он едва тащил сумку.

— Ну что, посмотрели, где ваш сын купался?- спросил я и, получив утвердительный ответ, добавил- Судя по всему вы его даже не пожурили! А вот если он утонет по пьянке, или под машину попадёт, или еще что с ним случится, у вас наверняка ко мне вопросы и претензии возникнут! Нет, чтобы по родительски спустить с него штаны и выдрать, как следует!

— А как же у вас здесь не пить?- ошарашивает ответ- В магазинах полно водки, вина всякого…, не то что у нас.

— Что ж, всё ясно!- сказал я- Сколько вы здесь еще пробудете?

— Пять дней.

— Ваш сын будет увольняться эти дни с 10.00 до 23.00 и не вздумайте угощать его тем что у нас в изобилии. В противном случае он с корабля не сойдёт. 

— А нельзя его на все пять дней отпустить, чтобы с ночевкой. С нами его девушка приехала.

— К девушкам мы на ночь не увольняем.- покрутил я головой- А давать отпуск за пьянство- не в моих правилах. Экипаж по его вине сидит на оргпериоде, офицеры и мичмана без схода, один он гуляет. Вы не находите, что это итак слишком.?!

Утром следующего дня на корабль ворвался замполит.

— Ты чего вытворяешь???- запыхтел он- Там на КПП родители Тюляндина концерт дают, а Ты здесь прохлаждаешься!!! Из политотдела звонили, говорят, что Ты над родителями матроса издеваешься! Уже до самого Члена дошло! Они там плачут и всем рассказывают, что три дня как приехали, а сына так и не видели!!! Иди, разбирайся!

На КПП я застал представление в исполнении многочисленного семейства. Завидев меня, они несколько поутихли и слёзы лить перестали.

— Значит, говорите сына не видели? Три дня?- сказал я – Теперь вы его точно не увидите!

Колоться они стали сразу, как только поняли, что с ними не шутят, и признались, что им посоветовали к времени прихода штабного начальства на службу, разыграть на КПП несчастных родственников и жаловаться всем подряд на злыдня командира. Непременно до политотдела дойдёт, и тогда командир будет вынужден отпустить их сына на сколько им угодно.

— Теперь, когда вы убедились в действенности способа, я вас заверяю, что никто, вы слышите, никто не заставит меня уволить в город вашего сына! Так что на вокзал, и ближайшим поездом домой! Если же вы попытаетесь продолжить эту гнусную провокацию, то ждать очередного свидания с сыном вам придётся у ворот гауптвахты!- сказал я и добавил- Не забудьте запастись в дорогу диффецитом. И спасибо за помощь.

Такое вот было взаимодействие.

Справедливости ради должен сказать, что бывало и по-другому. Правда, за свою почти двадцатилетнюю командирскую практику, я припоминаю только один случай. 

В самом начале моей офицерской службы, перевели на мой корабль матроса Досмухамбетова.

Наш изобретательный комдив вспомнил о еще одном способе сделать мне «приятное». Он вспомнил о стажировке на плавающих кораблях личного состава экипажей консервации, с целью поддержания на должном уровне их практических навыков. Сразу после сдачи курсовых задач, четверть моих лучших матросов переводилась на консервацию, а взамен на корабль приходили уже разложенные бездельем архаровцы.

Вся прелесть изобретения состояла в том, что согласно курса боевой подготовки, при смене четверти личного состава, корабль выводился из состава сил боевой готовности, спускался вымпел, в просторечье «Рубль», прекращалась выплата МДД ( морского денежного довольствия) и все задачи отрабатывались заново. Таким образом, на совершенно законных основаниях, не только увеличивалась нагрузка, но и уменьшалась оплата. В результате такой перестановки и появился у меня матрос Досмухамбетов.

Был он парнем грамотным, до службы закончил техникум, но самоволки и пьянки были его слабостью, несмотря на запрет Корана. Как-то раз меня вызвали в комендатуру, приехали отец и дядя Досмухамбетова. Отец как будто сошедший с экрана «Белого солнца пустыни» аксакал, а дядя, вполне подходящий в банду Абдулы, при нём переводчиком. Сам Досмухамбетов в это время лежал в госпитале, что-то там незначительное лечил. Узнав, что свидание с сыном пройдёт в госпитале, мне предложили составить им компанию. Время было неприёмное, пришлось объяснять, что люди приехали издалека, что сегодня же уезжают, и нас, наконец, провели в дворик для посетителей. Туда же вызвали Досмухамбетова.
— Как он служит?- через дядю поинтересовался аксакал.
— В целом нормально, но иногда выпивает.- сказал я, не представляя последствий сказанного.

Выслушав перевод, аксакал попросил меня оставить их ненадолго. Дверь за мной закрылась на задвижку, и сразу из-за неё стали доноситься дикие вопли. На мой стук в дверь никто не реагировал. На шум сбежался весь медперсонал госпиталя, и мы выломали дверь. Увиденное впечатляло: спина матроса была исхлёстана плёткой до крови. Врачи увели избитого на перевязку, а нас выставили на улицу. За воротами аксакал протянул мне плётку и сказал, естественно через переводчика,: « Возьмите! Если сын будет себя плохо вести, она его быстро образумит!». Я поблагодарил, но от подарка отказался, сказал, что мы матросов не бьём, не положено.

— Я отец! Я разрешаю!- удивился аксакал, он не понимал, как можно с нарушителем проводить душеспасительные беседы, вместо того чтобы просто высечь.

Досмухамбетов зализывал раны недели две. В дальнейшем, стоило ему взяться за прежнее, я говорил: «Сейчас отцовский подарок достану!», и, сразу же вся его энергия переключалась на службу, что лишний раз подтверждало старую истину «Один удар кулаком заменяет четыре часа политико-воспитательной работы.»

Вот теперь приступим к тому, ради чего этот рассказ затевался.
На СКР (Сторожевой корабль) повесился матрос. Нет, ему не надоело жить, просто так получилось. Накануне сходили они с приятелем в самоволку, нагрузились там , так, что еле добрались до пирса, где и рухнули перед трапом родного корабля. Их подобрали, помыли в прохладном душе и, согласно инструкции, уложили мордой вниз на сетку койки, чтобы они не захлебнулись, если их поблевать потянет. Разбираться с пьяными не положено, во избежание хамства с их стороны. Утром, еще не протрезвев и чувствуя настоятельную потребность в опохмеле, гуляки устроили военный совет.

— Суток по пять нам обеспечено, и домой напишут!- сказал один, и наши герои впали в глубокую задумчивость, результатом которой стал план избежания наказания.

— Сейчас я инсценирую самоубийство в офицерском коридоре- сказал тот, которому казалось, что он соображает лучше- а Ты жди на шкафуте. Когда офицеры увидят меня с петлёй на шее, устрою истерику и скажу, что хотел покончить с собой, чтобы уберечь больную маму от неприятного известия. Ты ко мне присоединишься. После этого никакого письма не будет. Побоятся. Да и на губу не посадят, отделаемся нравоучениями.

Приняв решение, приятели приступили к претворению плана в жизнь. В офицерский коридор притащили и закрепили на трубопроводах петлю. Выбор на офицерский коридор пал не случайно, по нему часто ходили, и ждать пришлось бы недолго. Заняли места согласно диспозиции: один у входа в коридор, второй забрался на ящик , сунул голову в петлю и … ящик проломился.

Совещание офицерского состава затянулось, решали вопрос повышения воинской дисциплины, и в коридор никто не вошел. Устав от ожидания, наблюдатель заглянул в коридор, и по кораблю разнесся рёв, напоминающий вой сирены. Сбежалось много народа, и висельника сняли. На затаившегося наблюдателя никто внимания не обратил, но он не обиделся, ему больше всего хотелось прикинуться ветошью и не отсвечивать. Сработала цепочка докладов, и через минуту о случившемся было известно командующему. К пирсу помчались две черные «Волги». Приезд высокого начальства послужил сигналом в угол с «ветошью», о том, что пора действовать и обратить на себя внимание. Наблюдатель выпрыгнул за борт с криком: « Вовку удавили, и я жить не хочу!». Первый же брошенный за борт спасательный круг, угодил утопающему по голове и значительно снизил возможности голосовых связок.

— Дерьмо не тонет! Не препятствуйте!- мимоходом бросив взгляд за борт, сказал командующий и проследовал в кают-компанию разбираться.

За ним пошли все офицеры, а утопающий, видя, что о нем забыли, активно погрёб к берегу.

Разобрались, наказали командира и старпома, а требование сообщать родителям о проступках их чад отменили.

Прошли годы. Разрушили страну и армию. Наступила «демократия». Как по волшебству возник « Комитет солдатских матерей,». Как только стало известно, что дезертиры не будут привлекаться к ответственности если заявить, что бежать из части их вынудила годковщина (у пехоты- дедовщина), а переведут служить поближе к маме, количество бегунов увеличилось на несколько порядков. Перспектива погулять пару- тройку месяцев, которые, кстати говоря, будут засчитаны как служба, а потом дослуживать в родном городе, поближе к приятелям и подружкам, стала весьма заманчивой. Я вовсе не хочу сказать, что неуставных отношений не было, но их явно завышали. За три года службы в военкомате, я могу ответственно заявить, что в 98 случаях из ста, дезертирство было вызвано перечисленными выше причинами. Приведу примеры.

К чести флота, матросов среди дезертиров почти не было. Мне пришлось столкнуться всего с одним. Незадолго до Нового года меня позвали во второй отдел.

— Тут у нас беглый матрос. Требует уволить его в запас. Нас он уже окончательно запутал. Приходи разбираться.- сказал начальник отдела.

Просмотрев документы беглеца, я выяснил, что он уже отслужил положенный срок и должен был быть уволен до Нового года.

— Почему с корабля сбежал?

— Да, вот, годковщина…- замямлил матрос.

— Кому ты врёшь, сынок? Я двадцать лет командовал кораблями.- сказал я – И вас насквозь вижу. В бегах ты три месяца. Это уголовное дело. Небось нашкодил, и командир сказал, что домой пойдёшь под ёлочку, вот ты и рванул с низкого старта, пользуясь бардаком в стране и безнаказанностью, и надеясь на Комитет солдатских матерей?!

Матрос сразу принял стойку «смирно», и признался, что так оно и было, а этих, он кивнул в сторону общевойсковых офицеров, «Сапогов», пытался провести на мякине.

— Что же мне теперь делать?- спросил он, оценив мой командирский стаж.

— Лети на корабль, винись перед экипажем и командиром! Авось простят.

Он сказал «есть» и полетел.

Скажете, что это пустая трата средств и времени, всё равно его в то время судить не стал бы? Может оно и так, но зачем же создавать прецеденты? Их и без меня наворочали с избытком.

Или вот еще.

Стоял я, как-то, оперативным дежурным по облвоенкомату. Вваливается в фойе многолюдная компания в солидном подпитии, и слёту устраивает скандал. Громче всех вопит женщина: « Не для того я сына растила! Не позволю! Не отдам свою кровиночку на растерзание!…»

— В чем дело?- спрашиваю, и женщина мне поведала, обильно пересыпая рассказ матом, какого я и на Флоте не слышал, что её сына в части обижали старослужащие, и поэтому она его оттуда забрала.

Смотрю у него действительно свежий синяк под глазом.

— Когда Вы его забрали из части?

— Две недели назад.

— А синяк-то у него свеженький, не больше суток.

— Это ему уже здесь поставили.

— Странный у Вас сынок, везде его бьют!- говорю- Вот я сейчас вызову представителя военной прокуратуры, и мы с ним разберёмся, били его в части или просто так побегать решил.

Всю компанию как ветром сдуло.

А еще я одобряю предложение о создании при каждой части родительского комитета, и пусть по одной мамаше из этого комитета каждую ночь в каждой казарме остаётся, чтобы с проявлениями неуставных отношений бороться. Когда их солдатики по кругу пустят, они может быть все грехи за то, как сыновей воспитали, перестанут на офицеров валить. Как вы думаете? Или опасаетесь, что им понравится?