Трофимов Н. Саги о Кулике. Кумжа

Кумжа – вкусная северная рыбка семейства форелевых.

Леонтий Вакулович Кулик был осьмнадцатилетним капитаном. Так за глаза называли его друзья, подчинённые и даже, с усмешкой, его непосредственные начальники. На самом деле он был капитаном 1-го ранга и командиром большого противолодочного корабля «Вице-адмирал Кулаков» 10 бригады 2 дивизии противолодочных кораблей Кольской флотилии разнородных сил Северного флота. «Осьмнадцатилетним» его окрестили за то, что он уже больше семнадцати лет командовал кораблями различных рангов на разных флотах нашей необъятной Родины. Когда он пришёл на своём новеньком красавце-корабле – прямо с завода – и ошвартовал свой «четырёхтрубный гигант» (так называли ещё не привычные нашему глазу бпк проекта 1155 молодые офицеры, служившие на сторожевых кораблях 2-го ранга пр.1135М) вторым корпусом к причалу №7 Североморска, на всей дивизии был только один капитан 1-го ранга – командир дивизии Валерий Васильевич Гришанов. Леонтий Вакулович стал вторым. Все его начальники, не считая В.В.Гришанова, были младше его по возрасту и по воинскому званию. Многими из них он командовал ещё в военно-морском училище, будучи заместителем командира взвода, а потом и старшиной роты на младшем курсе. Леонтия Вакуловича, в силу всего вышеизложенного, все уважали и слегка побаивались. На корабле Кулик был, как он сам выражался, «бог, царь и Генеральный секретарь». В службе Леонтий Вакулович знал всё и даже больше, поэтому даже «всезнающие проверяющие» из штаба флота, не говоря уже о флажках (флагманских офицерах) штабов дивизии и бригады, к Кулику с дурацкими вопросами не приставали, боясь быть посланными по соответствующему адресу. Поэтому при всех проверках и инспекциях за всё приходилось отдуваться старпому капитану 3-го ранга Владимиру Афанасьевичу Зудину. Свято руководствуясь дореволюционными традициями российского императорского флота, Леонтий Вакулович считал, что командир корабля нужен для боя или уж, в крайнем случае, для выхода в море на боевую подготовку, а для всего остального Бог придумал и надоумил военначальников ввести на флоте должность старшего помощника командира – злого корабельного цербера, отвечающего за всё на корабле и принимающего на себя все удары судьбы, в том числе и предназначенные для командира. Старпом – это всепожирающая гусеница, которая через некоторое время должна превратиться в яркую красивую бабочку – командира, порхающего с совещания на совещание, а посему не имеющего возможности лично возглавить всё происходящее на вверенном ему Министром обороны корабле.

Леонтий Вакулович сегодня был не в духе. Вроде бы всё было нормально, на корабле был безупречный порядок, весеннее солнце золотило слабую рябь зеленовато-голубой воды губы Алыш, бакланы орали свою обязательную песню, в тон бакланам на баке Главный боцман орал на матросов швартовой команды – словом, всё шло своим чередом. Кроме одного: вчера вечером Кулика вызвал к себе во флагманскую каюту командир дивизии и тоном, не терпящим возражений, сказал: «Командир, завтра Вы идёте на «Кумжу»! Поэтому – лично Вы, Кулик, должны быть на ГКП (Главном командном пункте, или ходовом мостике) в течение всего выхода в море и при этом быть непременно в новенькой тужурке, белой рубашке и полуботинках. А то до меня дошли слухи», – тут комдив хитренько улыбнулся, – «что некоторые командиры во время самостоятельных выходов в море без старших начальников на борту позволяют себе управлять кораблём на мостике в халате и валенках!». Леонтий Вакулович, в шкафу которого в командирской каюте действительно висел махровый халат и стояли валенки, хотел было перекреститься, но ограничился тем, что возмущенно выдохнул: «Врут­­, товарищ комдив!». Гришанов встал из кресла, откинул задрайки каютного иллюминатора, выглянул наружу, вдохнул глоток свежего морского воздуха и ответил: «Врут, говорите… Пожалуй, может быть, и так. Сейчас все врут! На всех уровнях! Верить нельзя никому – можно только мне. И то … не всегда! Всё, идите!».

Теперь немного для непосвящённых. Речь не шла о том, чтобы большой противолодочный корабль 1-го ранга проекта 1155 «Вице-адмирал Кулаков» отправился в море на рыбную ловлю и добычу кумжи. Её, кумжу, ловят различными способами в многочисленных озёрах, речках и ручьях Кольского полуострова и непосредственно к Северному флоту эта рыбка отношения не имеет. Но так как на флоте (впрочем, как и во всех Вооружённых силах) страшно сильно любят всё шифровать и покрывать завесой секретности, то, когда нужно было придумать название ежегодным учениям с боевыми стрельбами, в чью-то высокопоставленную голову вдруг пришло видение бьющейся в ячейках рыбацкой сети пятнистой вкусненькой рыбки и учения получили своё официальное название – «Кумжа»! Это были не совсем обычные учения. Дело в том, что в Вооруженных силах есть кузница-инкубатор адмиралов и генералов – Военная Академия Генерального штаба. В этом славном учебном заведении учатся лучшие из лучших офицеров нашей страны – это последняя ступенька высшего военного образования, откуда прямо как с конвейера выходят высшие руководители родов и видов Вооружённых сил. Там за партами сидят командиры дивизий, корпусов, начальники штабов соединений и всякия, и всякия и всякия… Точно так же, как и в курсантские времена, убелённые сединами дядьки пишут в тетрадках конспекты, готовят для экзаменов шпоры, подсказывают тихим шёпотом на семинарах, удирают с самоподготовки – в общем, ведут себя так, как будто они сбросили с плеч 20-25 лет и вновь стали курсантами. И учат их быть СТРАТЕГАМИ! Прямо дрожь пробирает, как подумаешь, что вот прямо сейчас из них вылупляются будущие генералы армии и адмиралы флота! А так как сухопутных в Академии гораздо больше, чем моряков, то для того, чтобы зелёные товарищи имели хоть какое-нибудь представление о флоте, Генеральный штаб и придумал эти учения – привезти на Северный флот весь выпускной курс Академии Генштаба, выгнать в море уйму кораблей, подводных лодок, накрыть сверху всё это морской ракетоносной, противолодочной, истребительной и даже транспортной авиацией Северного флота и устроить «море огня»!

«Море огня» – это значит, что стрелять будет всё, что может стрелять, причём стрелять и из-под воды, и под воду, и по ракетам-самолётам-вертолётам, а также с самолётов-вертолётов по подводным лодкам, кораблям, многострадальным береговым полигонам. Стратегические лодки плюнут в северное небо толстенными сигарами баллистических ракет, бригады надводных кораблей будут выходить в атаку друг на друга, в небе будет тесно от обилия самолётов, вертолётов, крылатых и зенитных ракет, море расчертят мгновенно исчезающие торпедные дорожки, коротко рявкнут улетающие на длинных огненных хвостах реактивные глубинные бомбы, мириады трассирующих снарядов расцветят небо, будут, захлёбываясь от нетерпения, бабахать 130 миллиметровые спаренные артустановки главных калибров эсминцев, резко и гулко будут бить 100 миллиметровые башни сторожевиков и больших противолодочных кораблей, прямо над гребнями волн мелькнут характерным, как у чайки, изгибом крыльев противолодочные самолёты Бе-12, басовито гудя своими турбовентиляторными двигателями, а «дусты» (так на флоте называют специалистов химической службы) щедро набросают в море шашки дымовых завес и под занавес ярчайшим салютом вспыхнут тепловые и тепловизионные помехи из многоствольных комплексов радиоэлектронной борьбы ПК-10 «Смелый». И посреди этого адского боя будет лететь, стреляя во все стороны, прекрасный корабль, сияя надраенной медяшкой, потрясая воображение столпившихся на крыльях сигнальных мостиков военных-академиков невероятной чистотой, налаженностью службы, красотою и отточенностью команд и манёвров. Весь этот театр оперы и военно-морского балета будет играть именно для них – кто знает, может быть когда-нибудь наши зелёные коллеги вдруг осознают, что такое флот и как он необходим нашей стране? Всё будет так красиво, что даже заткнуться радиостанции на рыболовецких сейнерах, которых в разгар путины выгнали из мест обитания мойвы, пикши и других промысловых рыб Баренцева моря.  Седой капитан сейнера, всегда раньше снисходительно относившийся к воякам (так рыбаки нас кличут), стоя на мостике над толпой застывших на палубе матросов, при виде этой картины невольно вдруг испытает чувство гордости за флот, за страну, которая смогла построить и содержать такой флот! «Да,» – промолвит капитан, сняв фуражку и протирая платком внутреннюю часть околыша, – «ведь могут же, чёрт побери, когда захотят!».

Вот в такой театр и надо сегодня вывозить заезжих московских гостей командиру бпк «Вице-адмирал Кулаков» капитану 1-го ранга Кулику. Раздражённо прохаживаясь по мостику в новенькой отутюженной тужурке, белой рубашке, лаковых полуботинках, в лайковых, без единой морщинки, чёрных перчатках на руках, Леонтий Вакулович приказал вызвать к нему старпома, который через мгновение (как и положено на корабле с отлаженной организацией службы) материализовался на ходовом мостике.

          – Старпом! Поляны накрыты? Наборы охотника?

          – Так точно, товарищ командир! – ответствовал Владимир Афанасьевич.

          – И хде? – с малороссийскими интонациями спросил Кулик.

          – У минёра с рогатым, седьмого и пятого, и резервом у замполита.

          – Ну-ну, смотри у меня, мне здесь всякие беспризорно шатающиеся не нужны!

Старпом убыл в низа (именно так, то есть на палубы ниже святая-святых – ходового мостика), где и кипит постоянно-обыденная корабельная жизнь. Вышеприведённый диалог для стороннего наблюдателя, не связанного с особым способом существования белковых тел – флотом, показался бы полной бессмыслицей, а на самом деле речь шла об очень важных вопросах, напрямую соотносящихся с сегодняшним выходом на «Кумжу». Поляна – сиречь, застолье, накрывалась в каютах командиров минно-торпедной и ракетно-артиллерийской боевых частей корабля, у командира боевой части управления и у командира электромеханической боевой части – механика. Как правило, в каждой группе академиков были в наличии 1-2 флотских офицера (или адмирала), с которыми предварительно встречались, согласовывали дислокацию (то есть показывали каюты), куда надо было привести наших зелёных коллег для выпить-закусить. Причём исключительно «здоровья для!», потому что сухопутные товарищи, привыкшие водить в лихие танковые атаки полки и дивизии, и даже лётчики – «сталинские соколы», крутившие высший пилотах на истребителях, штурмовиках и других летательных аппаратах, – все они начинали блевать ещё на выходе из Кольского залива.  Приняв же 100 грамм в желудок, да сопроводив их солёным огурчиком с кусочком колбаски – натренированный организм будущего генерала армии приходил в умиротворённо-полубоевое состояние и располагал к застольной беседе. Под набором охотника подразумевался заботливо приготовленный ПКСом, то бишь помощником командира по снабжению, комплект из консервированной тушёнки, рыбы лососёвых пород, колбаски и кирпичика хлебушка. Это всё было элементом заботы о будущих военначальниках – чтобы они не умерли с голода на обратном пути в первопрестольную нерезиновую. К набору исключительно в медицинских целях, для дезинфекции рук, прилагалась поллитровая бутылка чистого медицинского 96-тиградусного спирта (или ВКШ – Вкусного Корабельного Шила). Шилом отродясь на флоте называли спирт. Выдаваемый для протирки сначала оптики дальномеров, а в современное время – ещё и для протирки контактов и разъёмов многомудрых радиоэлектронных и электронно-вычислительных систем. Накрытием поляны решалась ещё одна немаловажная задача – исключить бесконтрольное перемещение по кораблю неподготовленного контингента, хоть и в немалых званиях и с боевым опытом. Одно дело в танк запрыгнуть или в кабину истребителя залезть, а другое дело передвигаться в качку по вертикальным и крутым наклонным трапам, рискуя при этом получить в лоб прогаром (ботинком из юфтевой кожи) скатывающегося по трапу на одних руках, не касаясь ногами балясин-ступенек, отличника боевой и политической подготовки. Лично я бы и в танк без длительных тренировок не стал бы запрыгивать! А тут, на корабле, всё вокруг так интересно,

что прямо-таки и тянет пехоцкого офицера нырнуть в пропасть люка, постучать в дверь таинственного боевого поста, услышать лязг задраек тяжёлой броневой двери и увидеть в тёмно-сине-зелёном сумраке помещения подсвеченные призрачным неживым светом экранов гидроакустических комплексов лица матросов, старшин, мичманов и офицеров! Страсть как увлекательно! Вот именно поэтому, дабы не допускать травматизма среди будущих Суворовых и Кутузовых, и накрывались поляны в каютах изгнанных корабельных командиров боевых частей!

— ГКП – Сигнальный мостик правого борта! – раздался в динамике «Лиственницы» (корабельной громкоговорящей связи) доклад вахтенного сигнальщика, – на береговой линии колонна автомашин двигается к нашему причалу!

Кулик посмотрел в сторону берега – там, лидируемая ВАИшной «Волгой» с включёнными мигалками, ехала колонна из 3-х автобусов. Командир не спеша стал спускаться с мостика, отправляясь на ют к сходне встречать прибывающих.

Выделенная для выхода в море именно на «Кулакове» группа академиков была немногочисленна – всего 15 человек. Кулик с удовольствием наорал на старшего группы – генерал-лейтенанта, изображая отдание рапорта громким командным голосом. Генерал с тоской во взгляде подумал: «Да… в чужой монастырь… со своим Уставом…» и обречённо вступил на палубу, а там его осторожно проводили во флагманскую каюту – «Осторожно… здесь трап… не оступитесь… позвольте портфельчик донести… направо… налево…». Расположившись, наконец, во флагманской каюте в кресле за большим столом – «вот здесь кнопочка… рассыльного вызвать, если что… вот здесь кнопочка, если чайку изволите…», — генерал обрел привычную уверенность и немедленно заказал себе чаю, хотя чая как такового и не хотел. Он уже много раз видел весь этот спектакль, каждый год привозя на флот очередную партию академиков, и больше всего хотел подремать пару часиков после вчерашней встречи с бывшими выпускниками Академии, а ныне адмиралами – командирами соединений Северного флота. Чай был нужен для того, чтобы, отпив пару глотков, долить в стакан порцию коньячку из подаренной вчера фляжки из нержавейки с вытесненной картинкой стилизованного корабля, якоря и надписью – «7-я оперативная эскадра». Таким образом банальный чай превращался в чай «по-капитански» или «адвокат». Горячий напиток быстро транспортировал молекулы алкоголя в давно истосковавшиеся по нему всяческие места, врезал по ним ободряющим ударом. Тяжко вздохнула печень – «Господи, опять! Ну когда же это закончится?» – «Никогда!» – ответил мозг. Генерал вальяжно откинулся в кресле, скрестил вытянутые ноги, скрестил на животе руки и, погружаясь моментально в сон (это было десятилетиями службы обязательное приобретённое качество – засыпать мгновенно при первой возможности, потому что, может статься, потом придётся бодрствовать незнамо сколько времени), изрек появившемуся после нажатия кнопки рассыльному: «Разбудить через 2 часа!»

А тем временем колонна поехала к 6-му причалу, чтобы высадить другую партию академиков на эсминец «Современный» той самой 7-ой оперативной эскадры, а оставшихся на «Кулакове» генералов, адмиралов, полковников и капитанов 1-го ранга деловито разбили на группки и повели по длинным коридорам и тамбурам корабля на правый борт – в офицерский коридор, где, как Вы, читатель, уже знаете, были накрыты поляны для безопасного времяпровождения. На всякий случай коллегам в зелёной и синей (лётной) форме были продемонстрированы офицерские гальюны (туалеты) и проведён ликбез по правилам их использования. Помощник командира по снабжению лично укомплектовал гальюны дефицитной туалетной бумагой (чтобы все понимали – здесь флот, интеллигенция военная, это вам не возле трака танкового справлять большую нужду, пользуясь в качестве пипифакса листом подорожника!). Полученный дефицит ПКС разделил следующим образом – 4 рулона в гальюны, 4 – старпому домой, 4 – командиру, ну и 10 – себе домой. Довольные академики расселись по диванам, креслам и койкам. В каждой каюте присутствовал обязательно один из флотских академиков – дабы возглавить проходящее в каждой каюте «совещание» и контролировать данный процесс. Выставленные в начале и конце офицерского коридора парторг и комсомолец (секретарь парторганизации и секретарь комитета ВЛКСМ) контролировали процесс извне и блокировали каюты от любопытных глаз и ушей.

«По местам стоять, со швартовов сниматься!» – прозвучала команда по всем линиям корабельной громкоговорящей связи. Леонтий Вакулович принял от старпома доклад о готовности корабля к бою и походу. Владимир Афанасьевич держал в руках рапортичку, изготовленную из прешпана и заполненную карандашом, с указанием сегодняшней даты. Кулик вышел на крыло сигнального мостика, оценил обстановку по ветру, плюнул с высоты в воду (для оценки течения), вернулся на ходовой и по УКВ-ЗАС доложил оперативному дежурному 2-ой дивизии: «Пловец, я – Металл-12, корабль к бою и походу приготовлен, прошу добро на съёмку со швартовов, приём!».

На «Удалом», где сидел штаб дивизии, Начальник ПВО капитан 2 ранга Николай Иванович Горбачёв, который дежурил в данный момент, вопросительно посмотрел на комдива – Валерий Васильевич также вышел на крыло мостика, оценил обстановку по ветру, однако плевать не стал – не по должности! – вернулся на ФКП (флагманский командный пункт) и скомандовал: «Добро!».

«Металл-12, я – Пловец, Вам добро, приём!» — после короткого зуммера прозвучал голос оперативного на ходовом «Кулакова».

— Ну, поехали, сынки! – не по уставу скомандовал Кулик. И «Кулаков» поехал!

Кольский залив был пуст необычайно – рейдовые службы, вздрюченные оперативным Кольской флотилии, загнали все маломореходные плавсрества, катера и другую плавающую утварь во множество губ, которыми изобилует залив. Губы – это совсем не то, что Вы подумали. Губы – это заливы и заливчики по обеим сторонам Кольского залива. В подготовку и образование слушателей Военной Академии Генерального Штаба было вложено столько денег, что идущий по Како-Земля (то есть – Кольскому заливу) бпк «Вице-адмирал Кулаков» был сокровищницей, требующей внимания и предосторожности. На расстоянии 15 кабельтовых по корме дымил «Современный», стараясь не показать, что очередной Берзымурдыев ночью упустил котельную воду и, ничтоже не сумневаясь, залил котлы простой береговой водой. Великолепные эсминцы оказались беззащитными перед человеческой безответственностью и разгильдяйством. Вдоль строя кораблей пролетели вертолёты корабельного базирования – Ка-27пл (для «Кулакова») и Ка-25рц (для «Современного»). Летуны, как всегда, выкаблучивались – пролетели сначала по левому борту (штурман вертолёта помахал ручкой), потом обогнали корабль, переместились на правый борт (командир вертолёта помахал ручкой), а потом быстренько плюхнулись на вертолётную площадку. Я сам неоднократно сидел в кабине Ка-27пл при посадке на корму большого противолодочного корабля – страшнее в жизни практически ничего не было! Для летунов же посадка на качающуюся крохотную (это если смотришь из вертолёта) площадку, которая кренится вправо-влево и прыгает вверх-вниз, являлась обычным делом.

БПК «Вице-адмирал Кулаков» под командованием Л.В.Кулика мчался в полигоны боевой подготовки. Во флагманской каюте мирно дремал генерал-лейтенант, в назначенных каютах согласно утверждённого плана функционировали поляны, произносились тосты и украдкой кричалось троекратное «Ура!». Командир БЧ-7 (Управления) докладывал Кулику обстановку в полигонах – всё двигалось согласно утверждённому плану, все силы и средства занимали свои позиции, докладывали и становились готовыми к действию винтиками гигантской машины показа возможностей самого крупного стратегического объединения Вооружённых сил СССР – Северного флота. Леонтий Вакулович же ходил по ходовому мостику с правого на левый борт и обратно, раздражённо вертя шеей в сдавленном форменным галстуком воротнике ослепительно белой рубашки. Командир БЧ-1 (корабельный штурман) принёс Кулику невнятные факсимильные карты погоды (которые после приёма штурманята «поднимали» разноцветными карандашами или фломастерами, из-за чего на принятых картах можно было предсказать любую погоду, кроме фактической и прогнозируемой), и доложил: «До входа в полигон 45 минут.». Всё шло как обычно. Но уж очень гладко. Именно это Кулику и не нравилось! Закон Мерфи, применимо к данной ситуации, говорил: «Если всё идёт так, как нужно, то, скорее всего, Вы чего-то не замечаете!» И у Кулика вдруг что-то засосало под-ложечкой – что-то должно было случиться. И это «что-то» вдруг материализовалось в докладе из рубки дежурного по кораблю: «ГКП – рубка дежурного, в центральном коридоре идёт полковник, предположительно – танкист!». Появление беспризорно шатающегося полковника вызвало на ГКП изумление, сравнимое с возможной победой ЦСКА в Лиге Чемпионов УЕФА. Как мог бесконтрольно уйти из зоны поляны данный офицер? «Что ищет он в краю далёком? Что бросил он в краю родном?» Немедленно вслед за полковником был направлен толковый старшина 2-ой статьи, который через минуту обнаружил танкиста и приступил к скрытному слежению за ним. С этой минуты перед Куликом стояла одна задача – выяснить причину, побудившую полковника бросить поляну и подвергнуть свою жизнь многочисленным опасностям корабельной жизни!

А полковник вертел головой в разные стороны – всё вокруг было непонятно, а того ещё более интересно. Заметив, наконец, что за ним неотступно следует старшина, танкист подозвал его и спросил: «В сухопутных войсках твои полоски на погонах означали бы звание младшего сержанта, а у вас на флоте как?» Старшина вытянулся в струнку и представился: «Боцман старшина 2-ой статьи Рассказов, товарищ полковник». Полковник удовлетворённо кивнул и принял решение: «Ну вот ты, боцман, и устроишь мне экскурсию по кораблю, а то без провожатого здесь заблудиться и пропасть можно. И как это такую махину выучить можно?»

На свою беду полковник временно, по состоянию здоровья, был лишён возможности наслаждаться напитками высокой градусности, а посему находиться в каюте с сотоварищами, предающимися потреблению корабельной мальвазии, было для него бесчеловечной пыткой. Уж лучше походить по незнакомому и таинственному кораблю с громадным количеством боевых постов за тяжёлыми броневыми дверями, попытаться найти что-то знакомое или аналогичное тому, с чем привык сталкиваться полковник в повседневной службе. Сопровождаемый Рассказовым, будущий генерал начал путешествие по кораблю.

На ГКП стали сыпаться доклады: «Полковник такой-то прибыл в пост «Полинома»… убыл… Полковник прибыл в аппаратную «Экран-32»… убыл из… прибыл в пост «Топаза»… убыл…» Постепенно визиты любопытного полковника стали проходить в посты, расположенные всё выше и выше, ближе к Центральному командному пункту и Боевому информационному центру корабля. А корабль нёсся по шикарно гладкому Баренцеву морю со скоростью 30 узлов, пуская в обе стороны от острого форштевня длинные симметричные волны-усы, которые старались не отстать от корабля, их породившего.

— ГКП – ЦКП, старший помощник, в БИЦ прибыл полковник Иванишин! – Владимир Афанасьевич доложил о появлении в сумраке БИЦа нашего экскурсанта и двинулся тому навстречу. 

— Товарищ полковник, старший помощник командира капитан 3-го ранга Зудин!

— Здравствуйте, товарищ старший помощник, Вы на меня внимания не обращайте, я тут, понимаете ли, просто любопытствую. Я Вам не помешаю? Мне Ваш старшина уже столько всего рассказал, что полностью оправдал свою фамилию, – пошутил полковник и стал оглядываться.

А вокруг было на что посмотреть! Если Вы, читатель, никогда не были в Боевом информационном центре современного корабля, то попытайтесь представить себе такую картину – большое тёмное помещение, напичканное огромными экранами радиолокационных, гидроакустических, вычислительных комплексов, станций радио- и радиотехнической разведки, индикаторами положения оружия, столами автопрокладчиков с закреплёнными на них картами или кальками! Перед каждым экраном располагается панель клавиатуры ввода задач, кнопок у которой гораздо больше, чем у обычного компьютера – целое пианино кнопок, тумблеров, светодиодов. Свет в БИЦе практически всегда выключен (чтобы глаза быстрее адаптировались к экранам электронно-лучевых трубок), тут царит полумрак. Тяжёлые светонепроницаемые шторы отделяют одного оператора от другого, вращающиеся кресла талрепами прикреплены к палубе (чтобы не катались в качку). Операторы БИУС (боевой информационно-управляющей системы) «Лесоруб-5» – это корабельные «пассажиры», как их в шутку называют. Вот старшина 2-ой статьи Дубовой, к примеру, был на гражданке столяром-краснодеревщиком, причём потомственным, поэтому в учебном отряде вместо изучения БИУС «Лесоруб-5» (что предполагала его военно-учетная специальность, записанная ещё в военкомате) он тихо и мирно делал из квартиры начальника учебного отряда большущую вкусную конфету, после чего привыкшее к нему семейство чуть не плача проводило его на Северный флот. На флоте выяснилось, однако, что, несмотря на отличные показатели в учёбе, асушника (матроса группы автоматизированных систем управления) из него получиться не может. Почему? – спросите Вы, — Да потому, что пальцы рук тогда ещё матроса Дубового были похожи диаметром на сардельки московские свиные, он ими подкову согнуть мог, а вот на клавиатуре «Лесоруба» при попытке его нажать указательным пальцем 1 кнопку его палец нажимал минимум три (если повезло)! Поэтому он был изгнан из числа пассажиров и направлен в распоряжение Главного боцмана, где сделал стремительную карьеру благодаря силе, умению терпеливо работать и даже художественному таланту! Так вот сейчас за экранами АРМов (автоматизированных рабочих мест) сидели его несостоявшиеся коллеги, как правило – студенты после 1-го или 2-го курсов различных институтов, призванные отдать Родине служивый долг. Им всем тоже было очень интересно – что здесь делает данный танкист? Все напряжённо шевелили ушами и кожей бритых затылков пытались отследить перемещения полковника за их спинами. Но глаз от экранов не отрывали! И только один наблюдатель жадно разглядывал его со ступенек маленького трапа между ЦКП и ГКП (ходовым мостиком). Глаза наблюдателя неотрывно сопровождали зачарованного обилием экранов и индикаторов исследователя корабельной Terra Incognita. В мозгу наблюдателя рождался дьявольский, хитроумнейший план и его хитроумные кирпичики одним за одним укладывались в стройную картину предстоящих действий. Для завершения плана не хватало одного художественного мазка и, как настоящий художник, затаившийся наблюдатель ждал озарения свыше.

Мы мчимся, читатель, к развязке нашей саги точно так же, как «Вице-адмирал Кулаков» мчался по дивной глади моря к полигону, где должна была разразиться «Кумжа». Уже готовились к выполнению боевых упражнений расчёты, минёры протирали предназначенные для стрельбы практические реактивные глубинные бомбы, комендоры проверяли боезапас на линиях первоначальной подачи, а незримая охота художника на исследователя вступала в завершающую фазу.

Затаившимся художником (или охотником – как Вам будет угодно!) был командир бпк «Вице-адмирал Кулаков» капитан 1-го ранга Леонтий Вакулович Кулик! Услышав доклад о прибытии полковника в БИЦ, Кулик неслышимой тенью проскользнул с ходового в тамбур на верхнюю балясину трапа, ведущего вниз, в БИЦ, осторожно прикрыл за собой дверь и затаился. Ещё не зная, что он сделает с полковником (но то, что придумает и сделает – это он знал точно!), Леонтий Вакулович стал радостно похихикивать, зачем-то потирать руки, и отрывочно бормотать: «Ну, я тебя… иттить… тя… переиттить!!! Здеся тебе не тут… хе-хе-хе…!».

Полковник же Иванишин рассматривал многочисленные графики, диаграммы, схемы и другие документы боевого управления, аккуратно размещённые на ЦКП в помощь старшему помощнику командира. Радостно расспрашивал операторов о назначении того или иного устройства. В особый восторг его привёл кнюппель под правой рукой оператора – маленький шарик (примерно, как бильярдный), при помощи которого асушник гонял на громадном экране «Лесоруба» визирную метку (сейчас бы сказали – мышь, которой гоняют курсор). На мой взгляд – так было удобнее. На взгляд полковника, видимо, тоже, так как в глазах его загорелись детские бесенята, он просяще взглянул на оператора и тот разрешающе кивнул – мол, балуйтесь, товарищ полковник. Полковник присел на корточки, положил руку на гладкий, ещё хранящий тепло руки старшины-асушника, кнюппель и стал вращать его во всех возможных направлениях, с изумлением наблюдая за синхронными движениями визира на экране.

Если бы кто-нибудь стоял рядом со спрятавшимся в засаде Куликом, то он, без всякого сомнения, услышал бы, как вращаются в голове командира шестеренки, подшипники и шарики – Леонтий Вакулович искал ту самую нотку, которая превратит его партитуру в шедевр.

И этот миг наступил!

Присевший около АРМа «Лесоруба» танкист случайно опустил глаза вниз и окостенел. Его пальцы ещё продолжали по инерции гонять кнюппель, но сам полковник был уже весь там – внизу, под клавиатурой БИУСа.

В мозгу Кулика взорвалась шаровая молния! Она высветила все закоулки командирского мозга, отчего мгновенно проснулись и заработали находившиеся ранее в резерве синапсы, и хитроумнейший план командира приобрёл гранитную завершённость. Кулик рассчитал всё до секунды, до десятых её долей! Он пулей вернулся на ходовой, взглядом подозвал к себе вахтенного офицера, схватил рукой микрофон «Лиственницы» свисающий с подволока на витом шнуре-кабеле и привычно ткнул пальцем в кнопку ПЭЖ (Пост Энергетики и живучести – царство командира БЧ-5).

— Механик! – рявкнул командир.

— Есть ПЭЖ, командир БЧ-5 на связи, – в ту же секунду отозвался механик.

— Так, значить, механик, мы с тобой, чтобы вы там все мхом не поросли и не заснули, сейчас проведём тренировку «ГКП – ПЭЖ» по отработке реверса главных двигателей с «самого полного вперёд» на «самый полный назад максимально возможный»! Как понял, механик?

— Есть, товарищ командир! – и механик движением правой брови вызвал в ПЭЖ тела и души командира дивизиона движения, командира турбомоторной группы, силой взгляда объяснил им всю важность предстоящих действий (практически телекинезом управлял своими подчинёнными офицерами командир БЧ-5, куда там всяким экстрасенсам и прочим фокусникам типа Вольфа Мессинга или даже Эмиля и Игоря Кио).

— ГКП – ПЭЖ, товарищ командир, к проведению тренировки со снятием норматива готовы! – доложил командир БЧ-5.

— Есть, – ответил Кулик и приказал вахтенному офицеру, – Вы, вахтенный офицер, становитесь у машинного телеграфа, кладёте шаловливые ручки на рукоятки и ждёте моей команды! Один глаз смотрит вперёд, другой назад – на меня. Я буду стоять в двери тамбура на ЦКП, как махну рукой – переводите рукоятки машинного телеграфа на «самый полный назад» — затем на «самый полный вперёд» и опять на «самый полный назад». Ясно?

— Так точно, товарищ командир! – годы службы с Леонтием Вакуловичем научили офицеров не только смотреть в разные стороны одновременно, но также и другим, ранее несвойственным человеческому организму вещам, как-то телепортация через переборки по вызову командира, одновременное нахождение офицера на всех разбросанных по разным палубам и частям корабля объектам приборки и тому подобное.

Кулик кинулся к двери тамбура, тихонько открыл её и, заранее зная, что же сейчас произойдёт, занял своё место в засаде.

Как я уже говорил, полковник закостенел в позе орла около АРМа. Его глаза были устремлены в одну точку и по лицу его явно растекалось по-детски радостное удивление. Он даже оглянулся, чтобы поделиться своим счастьем с окружающими. Но никто не спешил разделить его радость. Тогда полковник выпрямился, убрал руку с кнюппеля и сделал пару шагов на правый борт, где, около командного пункта командира ракетно-артиллерийской боевой части стоял точно такой же АРМ, но с пустующим креслом оператора. Украдкой осматриваясь, чтобы выяснить – никто не смотрит на него? – академик приблизился к АРМу.

«Что же случилось?» —спросите меня Вы, читатель. Всё дело в том, что на палубе около АРМа, Иванишин увидел то, чего он никак не ожидал встретить на суперсовременном большом противолодочном корабле, и то, к чему он так привык в своей повседневной службе.

Он увидел большую ребристую, очень удобную на вид и поэтому такую манящую ПЕДАЛЬ!!! Да-да, именно педаль – такую же, как педали в грузовых автомобилях и под ногами механика-водителя любого танка – от самых первых до самых последних и наисовременнейших! Ну или, может быть, их родная или двоюродная сестра. Педаль использовалась для облегчения работы оператора – наколов цель на визир и нажав педаль, он выдавал целеуказание находящимся на несколько палуб ниже ЦКП операторам стрельбовых комплексов. Но танкист-то этого не знал! «Что делает здесь, здесь, на корабле эта такая милая и знакомая педаль?» – напряжённо думал полковник. Но он уже точно знал – он в любом случае, невзирая ни на что, нажмёт её! Чего бы это ни стоило! И академик стал прогуливаться по КП-2, усиленно делая вид праздношатающегося офицера и в то же время в готовности улучить момент для исполнения заветного желания. Так как не только вахтенные офицеры на «Кулакове» обладали способностью смотреть в разные стороны, а практически весь экипаж, за исключением молодого пополнения, прибывшего из учебного отряда, то на ЦКП и в БИЦе повисла такая наэлектризованная атмосфера, что великий Тесла мог бы несколько лет обеспечивать Землю электричеством. Все находившиеся на своих боевых постах моряки одним глазом контролировали обстановку на экране, вторым – наблюдали за полковником, а третьим – за скрывающимся за шторкой командиром корабля.

«Сейчас что-то будет!» – подумал Владимир Афанасьевич Зудин, – «точнее, не так – сейчас будет ЧТО-ТО!»

Слушатель Академии Генерального Штаба полковник танковых войск, грудь которого украшала планка из многих рядов разноцветных ленточек, показывающих посвящённым обилие наград, заслуженных их носителем, неотвратимо шёл к своему ПОСТУПКУ – исполнению мгновенно возникшего неотвратимого желания нажать эту манящую педаль. Он в крайний раз украдкой оглянулся, понял, что он здесь никому не нужен, что все заняты своим делом и решительно поставил правую ногу на педаль.

Кулик поднял руку!

Полковник мягко, но с силой нажал на педаль. По едва уловимому движению его корпуса и по ожидающему выражению лица танкиста Кулик понял, что педаль лишилась девственности, и махнул рукой. Вахтенный офицер мгновенно переложил рукоятки телеграфа назад, затем вперёд до упора, потом опять назад до упора. ГКП, ЦКП и БИЦ наполнились яростным звоном колоколов машинного телеграфа. Командир БЧ-5 щёлкнул кнопкой секундомера! Отлаженный, как швейцарские часы, расчёт ПЭЖа мгновенно выполнил все необходимые действия и дал реверс – два большущих, диаметром более 6 метров винта, толкавших до этого почти восьмитысячетонный корабль вперёд со скоростью 30 узлов (около 56 километров в час) начали раскручиваться в обратную сторону, посылая вперёд две чудовищно мощные струи воды – целые ниагары воды – и мгновенно тормозя корабль. Только газотурбинные корабли могли похвастаться такой способностью – за несколько десятков секунд сделать полный реверс! Встречающиеся под кормой и корпусом корабля невообразимые силы стали подбрасывать корму корабля, все ощутили, как их по инерции бросило вперёд и заставило ухватиться за что попало под руки и начать удерживаться. «Кулаков» трясло мелкой дрожью, дрожали под подволоком на своих пружинных амортизирующих подвесах светильники аварийного освещения, в жилых помещениях по щитам зашивки подволоков затарабанили и зацокали коготками сотни лап встревоженного крысиного семейства. Мирно дремавший прямо перед ходовым мостиком на крыше второй артустановки баклан, не успев ничего сообразить, нелепо взмахнул крыльями и сверзился вперёд с башни на палубу. При падении он повернул голову в сторону иллюминаторов ходового мостика, и вахтенный офицер в короткое мгновение явственно прочитал дикое недоумение в глазах баклана: «Вы что там – с ума сошли? Я же отдыхаю!» Воющие турбины вышли на свои номинальные обороты и корабль стал подпрыгивать, как будто автомобиль на испытательном полигоне при прохождении полосы искусственных неровностей. На всех боевых постах (кроме ЦКП, ГКП, БИЦа и ПЭЖа) все без исключения несущие вахту моряки вопросительно посмотрели наверх (как будто они могли сквозь металл палуб увидеть – что там вытворяет высокое начальство?). Зашхерившийся (то есть – спрятавшийся от своего начальства) в фотолаборатории старшина 1 статьи Деревянко был разбужен прохладным душем вплеснувшегося из кюветы на столе приготовленного для печатания фотографий проявителя.

Лицо полковника посерело и мгновенно покрылось бисеринками пота.

Обычную рабочую тишину ГКП, ЦКП и БИЦа разорвал дикий, пробирающий до глубины подкорки головного мозга и его спинного собрата, вопль. В ярко освещённом прямоугольнике проёма открытой двери на ходовой мостик стоял маленький и ужасный в своём гневе, потрясающий крепко сжатыми кулаками, поднятыми выше головы, брызгающий разноцветно переливающейся в лучах света (как в замедленной съёмке) слюной, яростно топающий ногами  и надрывно кричащий КОМАНДИР: «Сволочи! Кто нажал ГЛАВНЫЙ КОРАБЕЛЬНЫЙ ТОРМОЗ?»

Дальнейшее плохо поддаётся описанию. Серо-зелёной тенью мелькнула и исчезла за шторой уменьшившаяся в разы фигура полковника. Закрылась дверь на ходовой мостик, вновь зазвенел машинный телеграф на «самый полный вперёд» — «Вам оценка отлично, командир БЧ-5, норматив снят!» — корабль стал опять набирать ход, Кулик от души хохотал, выскочив на крыло сигнального мостик левого борта, на ЦКП обстановка напоминала ситуацию после взрыва вакуумной бомбы – за всеми экранами и на всех боевых постах сидели абсолютно красные люди, крепко сжавшие челюсти и губы в ниточку, не дыша и только временами тихо всхрюкивающими. Штурман молча бился в истерике в штурманской рубке, распластавшись на автопрокладчике и уперевшись лбом в навигационную карту. Старпом вцепился руками в подлокотники кресла до побелевших ногтей на пальцах, отвернулся к плакату «Циклограмма ПРО» и только нервно бесконтрольно сучил ногами, сохраняя на лице полную невозмутимость. Командир БЧ-7 нырнул за штору планшета дальней воздушной обстановки, упал на диванчик и там зажал себе рот обеими руками. Где-то через минуту, когда уже не было сил у окаменевших на своих постах матросов, старшин, мичманов и офицеров, через ЦКП решительной целеустремлённой походкой проследовал полковник Иванишин, открыл дверь в тамбур на выход из ЦКП, аккуратно, но быстро закрыл её, а потом все услышали, как он горохом ссыпался вниз по трапу со скоростью хорошо подготовленного матроса второго года службы.

Моряки, как известно, народ тактичный и воспитанный. 10 секунд, пока сыпался горох, на ЦКП царила мёртвая тишина. И только тогда, когда все поняли, что полковник уже точно ничего не услышит, раздался взрыв. Нет, не так – ВЗРЫВ! Никто не смеялся – все ржали навзрыд! Текли по щекам слёзы, кто тёр кулаками глаза, кто-то схватился обеими руками за живот и, согнувшись напополам, повизгивал и трясся, как в лихорадке. Хохот бросал моряков на переборки, опоясывающим спазмом блокировал диафрагму и не давал вздохнуть, и только через сопли со слезами через какое-то время раздавалось счастливое «А-а-а…х!» и в лёгкие врывался-таки глоток воздуха, а затем всё начиналось сначала. Владимир Афанасьевич сначала украдкой кусал косточки сжатого кулака – ну не солидно старпому ржать вместе со всем несознательным личным составом! – но потом махнул рукой и влился во всеобщую вакханалию безудержного веселья своим счастливым смехом. Трясся от хохота «Кулаков» — не моряки, команда, а сам большой противолодочный корабль – знай читатель, что любой корабль – это живое существо со своей уникальной душой, характером, повадками и капризами. А за бортом корабля смеялось Баренцево море, внезапно покрыв до того стекольную свою гладь пятнами быстро перебегающей ряби. На миг даже показалось, что «Лесоруб», будучи не в силах совладать с собой от смеха, погасил экраны АРМов. За кормой, прямо над кильватерным следом, раздавался непередаваемый и неподражаемый хохот чаячей стаи, сопровождающей корабль. Ржали, смеялись, хихикали до икоты и только совсем обессилев, стали с выражением абсолютного счастья переглядываться друг с другом. Но через секунду то в одном, то в другом месте кто-то не выдерживал и начинал поскуливать, запуская эпидемию всеобщего веселья по новому кругу. Вспышки хохота ещё долго разрывали болью мышцы брюшного пресса, внезапно выжимая из глаз радостные слёзы. По кораблю, как зараза, стала распространяться, обрастая всё новыми подробностями, история о Главном корабельном тормозе, и веселье захватывало новые палубы, боевые посты, командные пункты, каюты и кубрики. Только в каютах с полянами все продолжалось своим чередом.   

Больше в этот день о полковнике не было ничего слышно. Кулик даже разволновался, но потом, вспомнив о солидной орденской планке полковника, успокоился. Только иногда внезапно заливался счастливым искренним смехом.

Весь морской театр оперы и балета в тот день прошёл с необычным эмоциональным подъёмом экипажа. Сценарий показа боевых возможностей флота был исполнен безупречно. Зелёные и синие собратья наши восхищённо цокали языками, качали головой и поднимали большие пальцы рук вверх, выражая максимальную степень ошеломления выучкой моряков-северомоцев, а также североморских сталинских соколов во всех их ипостасях – вертолётных, противолодочных, истребительных и иже с ними. Все сочли своим долгом пожать руку командиру и Леонтий Вакулович, временами не к месту хихикающий, по очереди пожал множество рук настоящих и будущих генералов и адмиралов. Во флагманской каюте мирно дремал выпивший пятый стакан чая по-капитански генерал-лейтенант, разбудить которого не могли даже сдвоенные залпы автоматических стомиллиметровых артиллерийских установок АК-100. Много он уже в своей жизни грохота слышал! Рассыльный, как положено, раз в два часа будил его и получал новое приказание разбудить через 2 часа.

«Кулаков» стремительно ворвался в Како-Земля, оставил остров Сальный по левому борту и лихо ошвартовался на старом месте, откуда утром вышел на «Кумжу». На берег быстро сошла стайка громко оживлённо шумящих академиков. Первым практически бегом на берег проскользнул наш знакомый полковник. Последним – под команду «Смирно» неторопливо проследовал генерал-лейтенант.  Академики стояли на причале, приложив правую руку под козырёк. Открылись двери автобуса, и Иванишин сразу же скрылся внутри. Подошедший к командиру, всё ещё стоявшему около сходни на юте, Начальник медицинской службы корабля изрёк: «И как это с таким здоровьем их в Академию берут?» Кулик немедленно заинтересовался: «Это, понимаете ли, кого?». Начмед подробно и с удовольствием рассказал, что посреди дня, ещё до входа в полигон, к нему в амбулаторию прибыл танкист-полковник и потребовал валерьянки. Выпил положенную дозу, а потом так посмотрел на начмеда, что тот сразу же налил ему полстакана спирта, накапал туда двойную порцию валерьяны и вместе со вторым стаканом с питьевой водой пододвинул к пациенту. Тот медленно, сквозь зубы, высосал лекарство, запил глотком воды и, сморщившись и закрыв глаза, удовлетворённо крякнул. «Как он с таким сердцем служит?» – задал риторический вопрос доктор и удалился к себе. «Да, – подумал Леонтий Вакулович, – «страшно далеки они (это про начальника медслужбы) от народа!»

— Ну что, старпом, – привычно сказал в пространство Кулик, – рыбку замучили, начальники ушли, а посему и я домой отправлюсь!

— Есть, – привычно ответил появившийся из неоткуда Владимир Афанасьевич. Кулик, прощаясь, пожал ему руку и встал на верхнюю площадку сходни.

— Сми-и-ррр-на! – скомандовал Зудин, дежурный по кораблю, вахтенный офицер и командир вахтенного поста на юте приложили руку к головному убору, одновременно повернулись кругом – лицом в сторону причала, колокола громкого боя прозвонили три длинных звонка – командир убыл!

— Вольно! – ступив на плетено-набивной матик на причале, ответил Кулик.

— Вольно! – повторил старпом и, опустив руку, стал смотреть вслед командиру, убывающему в город. Сам старпом не видел своей жены – Ирины – уже больше месяца. Коротко вздохнув, он развернулся и пошёл в сопровождении помощника командира и Главного боцмана по верхней палубе на обход корабля, придирчиво осматривая всё въедливым старпомовским взглядом.

В Корабельном Уставе ВМФ СССР есть такая замечательная статья: «Частое оставление корабля старшим помощником командира несовместимо с исполнением его ответственных обязанностей».

Всем командирам, которые командовали нами в пору нашей лейтенантской юности, посвящается. Автор.

Рассказ впервые был опубликован на сайте www.goarctic.ru