Другу юности
Николаю Коныгину –
(Нике)
Посвящение
И шли по целине. По мягкой пахоте.
От соли на спине хрустели гимнастёрки.
И вот минуты те,
и вот мгновень те
Минувших дней из памти не стёрты.
Стернын холода, невкусная еда,
Работа (в ней подчас не доходио до сути)
И горькая любовь, мелькнувшая едва…
Ребята, я прошу вас, не забудьте!
Как будто бы вчера.
Шагает по стерне
Вразвалочку – и памятней нет мига –
Идёт навстречу мне,
идёт на помощь мне,
На выручку идёт дружище Ника…
Вот так бы жить всегда.
Вот так бы знать, что есть
НЗ твоей души –
старинный друг надёжный.
И самому беречь товарищества честь,
И к другу в ночь спешить,
когда ему тревожно.
А с другом на земле надежней и верней
(Писать легко слова,
дружить потребна воля)…
Осеннею порой шагает по стерне,
На помощь мне спешит Коныгин Коля…
Строки повести
Людская память – это совесть.
Людская память – это долг.
Чем дальше мчится жизни поезд,
Тем больше знаешь в этом толк
Я случай то не проклинаю
За далью лет. Тогда пришлось
Перегонять из Кустаная
Комбайн в целинный наш совхоз.
Степь, необъятная, как тайна,
Лежала в золотой крсе.
Мы лихо новые комбайны
Вели по старому шоссе.
Оно спокойно в хлебе жёлтом
Вилось усталою рекой.
Я по-студенчески – пижонски
Держал штурвал одной рукой.
Восток и запад, юг и север –
Кругом поля, поля, поля.
И синим воздухом осенним
Облита жёлтая земля.
Ит хлебным выхревшим настоем
Насыщен ветер молодой.
И утро, свежее, густое,
Легко пружинило в ладонь…
Я ехал и в попутном ветре
Домашний слышался мотив.
Вдруг, на проклятом километре,
Комбайн рванулся и затих…
Чёрт побери! Растяпы-люди,
Ну что вам стоит приналечь!
Клгда же мы с дущою будем
Всё, что довереноЮ беречь?!
Какого чёрта. Мавстер-пепка,
Пенёк, раззява, тряпка, псих! –
Сижу и посыпаюсь пеплом
В кругу попутчиков своих–
У, дуролом, великий лапоть,
Студентик, маменькин сынок!..
Да что теперь сидеть и плакать –
Комбайна уберечь не смог!
Ори, ори, от крика легче,
Ругайся, степь слова простит.
А вот машину искалечил –
И метра ей не проползти.
Возьмёт баранку в руки шибздик –
Готовь машину сдать в утиль.
Ну что бы смазать тот подшипник?
Эх, вставить бы тебе фитиль!–
Вот так сидел в пыли, как в саже,
Себя классически браня,
И все красивые пейзажи
Цвели уже не для меня.
Комбайн молчал, огромный, сильный,
Прижав к дороге правый бок.
И как из раны, вился синий
Металла жженого дымок.
Комбайн! Он нужен до зарезу,
Он должен быть в строю, в цепи,
А тут вот грудою железа
Стоит беспомощно в степи.
Элементарно скажет всякий:
Ну что за глупая судьба!
Из-за какой-то железяки
Там осыпаются хлеба!
И я в отчаянье, в бессилье
Придумать ничего не мог.
А он молчал. И вился синий
Металла жженого дымок…
Я наругался вдосталь, вдоволь,
Как дед вреднючий на печи.
Да ругань – это ведь не довод,
Не объяснение причин.
Но где в степи найдешь подмоги?
В полдня к жилью не подойдешь,
А на неезженой дороге
Гвоздя кривого не найдёшь.
Мы перервали все запасы
Из новых приводных ремней –
Комбайн ни с места – будто массы
Ему прибавилось вдвойне.
И вот отсыпали ребята,
Чтоб не скучал, мне сигарет
И попрощались: «Вариатор
С летучкой завтра жди. Привет!
С тобою ночью тут дежурить,
Ты сам пойми, нам не резон.
А завтра всё будет в ажуре!
Не спи – замёрзнешь! Жди! Лимон!»
Стоит комбайн в ковыльном поле,
Пережидает молотьбу…
Когда корабль на море тонет,
С ним делит капитан судьбу.
Ну что же, парень, раз заело,
Так слюни всякие – ни-ни,
Тепрь ты что угодно делай,
Но всю машину сохрани.
Терпенья только бы хватило
Пересидеть такой простой.
И стал комбайн мне штаб-квартирой
И наблюдательным постом.
* * *
Как всё смешно, как всё нелепо:
Простой советский гражданин
Без табака, воды и хлеба
Три дня в степи сидит один.
Нет, здесь злодейством и не пахло,
Не преднамеренность, не месть.
Такие же, как я растяпы
Ещё, увы, на свете есть.
Сейчас, когда давно всё в прошлом,
Подтруниваю над собой,
Но в тот момент мне было тошно,
Хоть кверху голову и вой.
Матчасть оставить? Нет, нечестно.
И я из бункерной дыры
На невеселую окрестность
Глядел, как суслик из норы.
И солнце жаром жгло железо,
Студила инеем луна.
Меня томила неизвестность
И угнетала тишина…
Кто утра ждал осенней ночью
В степи холоной и стальной,
Тот первый солнышка кусочек
Умеет чувствовать спиной.
В дневном тепле я отсыпался
И ждал, дорогу сторожа,
А ночью Анатоля Франса
Читал, тихонечко дрожа,
И грелся у походной лампы,
И про Пингвинию читал,
А ночь своей лешачьей лапой
Скреблась снаружи о металл.
Судьбы не шуточки, а штучки –
Три дня в степи перелистал.
Я ждал помощницы летучки,
Как люди веры ждут Христа.
Конечно, прежние красоты
Уже не задевали глаз,
Хоть осень многие фасоны
Меняла в эти дни не раз.
И был пейзаж одннодразен:
Трава, траваа, трава, трава…–
Как в неудавшемся рассказе
Невыделанные слова.
Ни поселегья, ни деревни –
Степь, степь и степь – предел тоски.
И только мелкие деревья
Сбегались в редкие лески.
Но степь меня не позабыла
И равнодушной не была.
В округе степь тревогу била,
Людей на помощь мне звала.
Она собой не любовалась
Под шалью небы голубой.
Она жила, переплеталась
С людскою сложною судьбой.
Пусть телефонограммы мчатся
И телеграммы без конца,
Она умеет достучаться
Не в аппараты, а в сердца.
Связист-учёный. Вот задача
Для длиссертации тебе:
«Пути мгновенной передачи
Известий о людской беде».
Чекрез тавинки, через листья,
От деревца до деревца
Степь доставляет свои письма
Не в ящик с почтой, а в сердца!
Кончался день сиденья третий,
Пропал в неведенье, потух.
И в сумерках я вдруг заметил:
К комбайну подошёл пастух.
– Что, сын, такое приключилось?
Ты, говорят, тря дня стоишь?
Намаялся, поди?
– Да, было.
В машине век не просидишь.
Эх, дед, кусок мне выпал горький,
А тут вот нечего курить.
– Ну, на-ка вот тебе махорки.
Бери всю пачку, так и быть.
Да ты, видать, голодный, хлопец?
– Нет, что вы, что вы. Только вот
Комбайн пока еще не топят,
Конструктор допустил просчет.
Дед посочувствовал, поохал,
Начальство крепко вслух ругнул:
– Заботятся о людях плохо…
Потом:
– А ты бы завернул
К нам в гости? Верно? В теплой хате
Не то что здесь, на холоду.
Старуха напечёт оладий…
– Спасибо, дед, я не пойду.
Останусь здесь. Придёт же помощь
Когда-нибудь!
– Ну что ж, сиди.
А коль замёрзнешь, деда вспомнишь,
Так не стесняйся, приходи.
И он ушёл с овечьим стадом.
А время медленно текло.
Мой дед ушёл. Осталось рядом
Его степной души тепло…
Степрные краски потеплели,
Чуть-чуть оттаяла душа.
И в этом вынужденном плене
Я посвободней задышал.
И стала веселей окрестность,
А человеческая степь
Из мест далёких, неизвестных
Мне присылала тёплый хлеб.
Прошла военначя машина,
И парни, шутками перча.
Селёдки дали поларшина
С пюре – содатского харчá…
… На новеньком вкелосчипеде
Приехал старенький казах,
Привёз кумысу, всякой мснеди,
А на прощание сказал:
– Зачем комбайн спала? Холодный.
В деревню ночевать пойдёшь?
На степь нельзя ходить голодный:
Замёрзнешь, а потом помрёшь…
… Под вечер кто-то по комбайну,
Как в дверь соседям, постучал:
– Эй, парень! Слышь-ка, где ты, парень?!
Ты тут один не зскучал?
Держи-ка вот, моя старуха
Тебе гостинце испекла.
Ты всё один? Да, вот ведь штука,
Твою дивизию, дела…
Ну, завтра же я к депутату.
У нас в селе есть депутат.
А ты валяй-ка в нашу хату –
Никто не тронет агрегат…
Я не забуду эти лица
И не забуду имена.
Как жеребёнка кобылица.
Меня кормила целина…
* * *
Я забегу вперёд немного…
Дружище Ника, всё кляня,
Бродил по вызженным дорогам,
Четыре дня искал меня.
Пытался возвращаться дважды
И снова (в третий раз, увы!)
В степь уходил, в селенье каждом
Искал студента из Москвы…
Из местного леска степного
(Их называют здесь «колки»)
На сутки пятые (не много?)
Идёт мой друг под взмах руки.
Я разглядел его нескоро,
И потому вначале злость
Меня взяла: идет, бесспорно,
Не зря к комбайну ранний гость.
В степи людей не встретишь пеших –
Кто б ни был, все – «на колесе»,
А этот, знать, крадется, леший,
Чтоб поживиться по росе.
Я монтировку сжал стальную,
Надулись в скулах желваки…
И вдруг походочку родную
Узнал по розмаху руки.
И – порх из бункера, как птица,
И к другу с криком, грудью в грудь…
Такому в жизни не забыться.
Молчим. И влажные ресницы
Дрожат от радости чуть-чуть.
Вдвоём нам стало веселее,
Быстрей пошёл соображать –
Решил в ближайшее селенье
До телефона добежать.
А друг – с попуткою на базу
Добыть подшипник на запчасть…
Всё как-то прояснилось сразу,
И солнце, весело лучась,
Мне грело спину понемногу,
И степь красивой стала вновь.
Я шёл и пыльную дорогу
Терзал стихами про любовь…
Дед говорил, что пару с гаком
Тут километров до села,
В котором почта с телеграфом
И телефонами была.
Такое испытал не всякий,
А я на собственных ногах
Узнал, что значит эти «гаки»
Пройти в кирзовых сапогах…
… По проводам над степью рыжей
Мчал нелитературный стиль:
Мой бригадир меня чекрыжил,
А я его в ответ костил.
Потом, назвав координаты
И передав «привет толпе!»,
Потопал я к себе обратно
На штаб-квартиру, на эНПэ.
* * *
Степь подготавливалась к ночи:
Притихли, сжались ковыли,
И звёзд неясный робкий почерк
Уже заметен был с земли.
И синей сумерчной шалью
День закрывался не спеша.
Поля спокойствием дышали,
Хлебами спелыми шурша.
Диск солнца уходил на запад
И вдруг упал за край полей…
Так вечер наступал внезапно
В краях волнистых ковылей.
И в звезды в эти, в этот вечер
Степь погрузилась, развернув
Могучие, крутые плечи,
Закутанные в тишину.
Ночь опустилась мягким пледом.
Плыл месяц, как садовый нож.
И зёрна звёзд с планьаций неба
Пригоршнями стекали в Ковш…
Назад я шёл довольно долго –
Ждала не тёплая постель,
Да и не знал дороги толком,
И мерил потихоньку степь.
Я знал, что вот за перелеском
У деревянного моста
Свернёт дорога влево резко
И по столбам считай до ста.
Я отсчтал, наверно, двести
И не поврил ерунде:
Комбайна не было на месте
И рядом не было нигде.
Вот это новенькое дело!
Всё ясно – никаких чудес
Спина моя похолодела –
Комбайн украли! Всё. Исчез!
От злости в темени ломило.
Я по дороге побежал.
Остановился.
Снова было
Рванулся.
Сел.
И задрожал.
А прдоржав, заснул от горя
У телеграфного столба…
…и мне приснилось солнце, поле
И… пулемётная стрельба(?),
И я какой-то рваной сетью
Хочу поймать в степи комбайн…
… Открыл глаза: в лицо мне светят
Две ярких фары.
– Эй, вставай!
Простуду схватишь, непутёвый.
Скорей давай в машину лезь.
Ну, познакомимся?
– А кто вы?
— Я депутат районный есть…
Комбайн твой нынче на буксире
Мы к пастуху на двор свезли.
Видать, перепугалс сильно?
Небось, закусывал слезьми?
Чего сидел один медведем?
Народу надо доверять!
Ну, ладно, залезай, поедем.
У деда будем вечерять.
* * *
Стою посередине хаты.
Большая дедова родня
И суетится, и вздыхает,
И охает вокруг меня.
Ой, братцы, хорошо, как дома!
В уютной зале на полу
Перина пышная готова.
И приглашение к столу
Официально произносит
Мой милый дед. И депутат
Смеётся и хозяйку просит:
Подай-ка зеркало сюда.
Я в зеркало смоторю; картина
Такая не встречалась мне:
Раст1т рыжейшая щетина
На закоптевшем чугуне.
А в кухне ждёт в большом ушате
Давно нагретая вода…
Нет, подождите, не мешайте –
Не повториться никога!
Нежнее. Мягче. Чище воду
Я не встречал потом нигде.
Поэты! Посвятите оду
Святой колодезной воде!
… Умытый. Чистый, сытый, сонный…
Ведём в потёмках разговор,
А месяц в прорези оконной
Льёт середро в ночной простор.
Беседуем по всем вопросам:
Про урожай и обмолот,
Эрозию, посевы проса,
Хлеба и севооборот
Про то, как на раздельный способ
Здесь реагирует народ…
И разговор тот откровенный,
Не приукрашенный, мужской
О жизни здешней, деревенской,
О жизни нашей, городской…
… Тепло, уютно, тихо в хате.
Стекает дремота со стен.
– Ну, вы ложитесь, отдыхайте… –
И я сдаюсь перине в плен…
* * *
Встал новый день – пропали тучки:
Чинил комбайн, шутя, смеясь –
Механик прибыл на «летучке»,
Доставил нужную запчасть.
И вот пришла пора прощаться.
– Что ж, до свидания, сынок.
На комбайнёрскую площадку
Мне положили узелок:
– Бери, бери, в пути сгодится.
Так заезжай ещё когда…
Смотрю, смотрю на эти лица,
Чтобы запомнить навсегда…
Комбайн тихонько тронул с места,
Махнул рукой:
– Всего, дедусь!
Я обещаю тебе, честно,
Когда-нибудь сюда вернусь!
Ещё, ещё раз оглянулся
Потом на топливный рычаг
Нажал сильней. Комбайцн рванулся,
Помчался, дизелем фырча.
И в солнца яркой позолоте
Хлеба нахлынули волной.
Желтей вангоговских полотен
Лежала степь передо мной…
* * *
Запоминается невольно
Не то, что с легкостью далось,
А что трудом, борьбой и болью
В душе твоей отозвалось.
Нм даже радости свеченье
Снижает реостатом лет
И больше видится значенья
Ы переплетенье давних бед.
Нет, здесь не зло на неудачи
И неоправданность затрат:
Борьба – решение задачи,
А радость – это результат.
Ты прожил сложный миг на нервах,
И выше на него тариф.
(Чапй крепким должен быть, во-первых,
А сладким – эьо во-вторых).
Уж так сложилось в механизме
Психологических весов:
Важнее, видимо, для жизни,
Не сахар всё-таки, а соль!
* * *
Людская память – это совесть.
Людская память – это долг.
Чем дальше длится жизни повесть,
Тем долше знаешь в этом толк. 1
Пройдя назад по жизни следу,
Я обещание даю.
Что снова в степь свою приеду
И все стихи ей подарю.
1967
P.S.
Жизнь не бывает без помарок,
Чего бы впрок ты ни копил.
Я не приехал. И подарок,
Обещанный им, не купил.
«Юркеш, пришли китайску скатерть?» —
Вот как вчера – стоит в ушах…
Да я б на десять их потратил,
Но замотался в мелочах.
Жизнь полетела как-то лихо,
С подхватом молодых чертей.
Когда опомнился, где их-то
Найдёшь, китайских скатертей…
Потерян адрес, стёрлись лица
Из пёстрой памяти моей.
А сердце взрогнет, словно птица
В руке зажатая. Но ей
Ещё возможен миг полёта,
А мне… Куда лететь, к кому?
Всё надо делать в срок. Да что там
Ты к оправданью своему
Ни приторочь – всё будет мало.
Покайся в храме. Может быть,
Степь, что тебя тогда спасала,
Теперь намерится простить.
26 января 2010