Бойко В. Канонерская лодка «Донец». Служба канонерской лодки «Донец»

Задачи флота по обороне Северо-западного района

   Согласно основной Директиве ставки, данной Черноморскому флоту вскоре после начала Первой мировой войны, последнему ставилось задачей не допустить высадки десанта на Черноморское побережье, причем наиболее угрожаемым районом признавались берега северо-западного района Черного моря, то есть район Одессы. С начала Великой войны Одесский округ выделил большую часть своих войск на главный фронт, и, таким образом, побережье оставалось оголенным для борьбы с крупным десантом, если бы таковой здесь высадился. Помимо экономического значения Одессы и ее района, значительные опасения вызывал и Николаев, как судостроительная база флота, где в это время строились линейные корабли дредноутного типа, появление которых в составе действующего флота сразу должно было создать перевес  РИФ на Черном море.

   Помимо недопущения каких-либо десантных операций противника, флот имел также задачей прикрыть и подступы к Одесскому заливу и Днепрово — Бугскому лиману от нападения флота противника, в случае его решения нанести удар тем или иным способом в направлении Николаева. Основным мероприятием к тому считалась постановка минных заграждений в Одесском заливе, и затем дальнейшая их защита специально выделенными для этого боевыми кораблями.

   Для этой цели с момента занятия Турцией угрожающего положения в район Одессы были выделены два минных транспорта («Бештау» и «Дунай») и старый линейный корабль «Синоп». По соглашению с командованием Одесского военного округа, флот брал на себя постановку минного заграждения, насколько это позволяли ему имеющиеся запасы мин. Что касается непосредственной обороны берегов, в случае нападения противника на Одессу, то кроме «Синопа» (замененного вскоре двумя канонерскими лодками), черноморское командование каких-либо других кораблей выделить не имело возможности, и потому эта задача оставалась на армии и ее береговых укреплениях.

Состав сил обороны и организация охраны

   К середине октября для защиты Одессы и ее морских подступов был создан отряд обороны северо-западного района Черного моря, в составе канонерских лодок «Донец» и «Кубанец» и минных транспортов «Бештау» и «Дунай», под общим командованием начальника морской обороны района. Для обслуживания отряда службой наблюдения и связи ему был подчинен Одесский район связи с соответствующими постами. Постановка заграждения у входа в Днепрово — Бугский лиман должна была быть выполнена заградителем «Дунай», стоявшим для этого в Очакове. Охрана этого заграждения лежала на крепости Очакова. Момент постановки заграждения определялся приказанием командования, в зависимости от обстановки. В задачи этого отряда входило:

1) наблюдение за морем и защита подступов к Одессе и Днепрово — Бугскому лиману;

2) противодействие, совместно с сухопутными батареями, высадкам противника;

3) защита минных заграждений при попытках прорыва неприятеля.

   Для их осуществления одна из канонерских лодок должна была находиться у Очакова, другая в Одессе (в период перед непосредственным нападением обе канонерские лодки находились в Одессе).

   В день атаки все три корабля стояли в Одесской гавани:  «Донец»  — у внешнего западного конца брекватера, «Бештау» — за тем же брекватером, у его  середины; «Кубанец» — между Военным и Платоновским молами (все три корабля стояли, ошвартованные кормой к молам и на двух якорях).

   Для связи с наблюдательными постами «Донец» был соединен телефоном с береговой сетью, получая сведения о движении судов в море с постов на Большом Фонтане, — у Днестровского лимана и портовой лоцманской вахты.

Наблюдение за районом в непосредственной близости от Воронцовского маяка велось непосредственно с канонерской лодки, хотя последнее затруднялось наличием на Карантинном молу высокой эстакады, закрывавшей большую часть горизонта.    

   На вестовой оконечности брекватера, кроме того, был выставлен от канонерской лодки дозорный пост, причем, на случай ночной тревоги, часовой был снабжен сигнальными ракетами.

   Никакой непосредственной защиты гавани от прорыва кораблей противника в ночное время, в виде бонов или сетей, не имелось, так как, по разъяснению командования,  считалось, что корабли достаточно защищены стенками молов и брекватера. Что касается «Бештау» и «Кубанца», то они какой-либо телефонной связи с постами не имели и извещения о происходящем в море получали от «Донца». Маячные и входные огни Одесского порта были потушены, но освещение волнолома, всех набережных и молов большими дуговыми фонарями поддерживалось всю ночь, причем ночной вход и выход торговых судов оставался беспрепятственным. В этом отношении ни на один из военных кораблей не было возложено никаких обязанностей — задерживать или не пропускать суда в гавань. Отсутствовала также какая-либо внешняя служба по охране рейда и со стороны лоцманской вахты.

   Таким образом, охрана рейда базировалась: днем — на наблюдении за морем с постов и кораблей; ночью же она отсутствовала совершенно, так как для встречи и опознания подходящих судов с моря не было принято никаких мер — ни высылки сторожевых портовых катеров, ни установки на оконечностях входных молов прожекторов. Не имелось и какой-либо инструкции для несения рейдовой охранной службы.

   В своем рапорте уже после нападения и гибели «Донца» его командир пишет, что по прибытии 27 октября из Очакова начальника морской обороны района он доложил последнему о принятых им мерах по охране, и они были признаны вполне достаточными. Все эти меры сводились к установлению телефонной связи с постами и учреждению дозорного поста на оконечности брекватера. При этом последний, находясь лишь на несколько метров дальше канонерской лодки, мог заметить что-либо подозрительное только после того, как прорывающийся противник уже обогнет Воронцовский маяк, то есть не более как за один кабельтов расстояния до канонерской лодки. На этот пост выводились моряки в порядке общей очереди, то есть без специальных наблюдательных навыков, не снабженные ночными биноклями, и прочим.

Боевая готовность кораблей

   Из следственного материала по делу о гибели «Донца» ясно вырисовывается и система, которой определялась боевая готовность кораблей на случай необходимости действовать ночью.

   Распорядок службы на кораблях отряда велся в зависимости от того или иного «Положения», объявленного командованием. При установлении, на каком положении находиться кораблям, играли роль те данные об обстановке, которые по радио сообщались командованием флота. В данном случае корабли находились на положении «четвертом», когда не предвиделось выхода в море и вообще наличия тревожных обстоятельств. В течение дня команда небольшими партиями увольнялась до темноты в город, а двое из офицеров (из пяти) находились до 24 часов на берегу. Несмотря на получение в течение дня радио о наличии турецких кораблей в море, а затем, около 23 часов, уведомления о серьезности положения, никаких мер для усиления охраны и наблюдения за морем не принималось.

   С заходом солнца на кораблях производилась тревога — отражение торпедной атаки, причем делалась проверка плутонгов. С орудий снимались чехлы и пробки, но ввиду ненастных погод накатные части пушек покрывались чехлами и надевались надульники. К орудиям подавалось в кранцы по два снаряда. После проверки отдавалось приказание «Погреба закрыть!», прислуга отпускалась, и у орудий оставались дневальные (не из комендоров). Барбетные и пушечные порты оставались открытыми.

Ключи от погребов оставались на руках у заведующих. Таким образом, требованиям мгновенного перехода в боевое положение данная организация не удовлетворяла. На кораблях не имелось дежурных орудий, наличие же дневального никоим образом не создавало скорейшей готовности орудия к огню. Более того, на «Кубанце», по существовавшей организации, «ввиду нахождения канонерской лодки близко от берега» снаряды к орудиям не выносились, а лишь заготовлялись в беседках, в погребах.

   Несмотря на показания командиров кораблей, что прислуга спала, у орудий и, таким образом, могла мгновенно быть на местах при тревоге, из показаний отдельных комендоров видно, что большая часть их находилась или внизу или в отдалении от орудий.

   Корабли стояли с закрытыми огнями, причем с полночи прекращалось электрическое освещение и разносилось масляное, чем прежде всего исключалась возможность открыть боевое освещение в случае экстренной надобности распознать входящее судно. Вместе с тем, усиленное освещение портовой территории и молов дуговыми фонарями в достаточной степени позволяло ориентироваться в расположении стоящих в гавани судов, что видно из того, что один из неприятельских миноносцев свободно прошел вдоль всей гавани и вышел остовым проходом в Нефтяную гавань, легко обойдя здесь группы стоящих в беспорядке парусных судов, а второй — столь же легко развернулся на траверзе уцелевшей канонерской лодки и, обстреляв «Бештау», угольную баржу и стоящие рядом пароходы, вернулся тем же путем, каким вошел.

   Таким образом, пребыванием канонерских лодок без освещения достигалось лишь фиктивное выполнение требований не обнаружить места своей стоянки каким-либо случайным огнем.

   Вахтенная служба неслась в обычных условиях, при наличии на мостике одного сигнальщика и без какого бы то ни было усиления службы наблюдения. Что касается поста на оконечности брекватера, то, как уже было сказано выше, он не сыграл никакой роли ввиду того, что в смысле наблюдения был лишен всякой возможности установить (так же, как и сигнальщик на мостике), чьим судном является входящий в гавань корабль — своим ли пароходом или неприятельским миноносцем.

   В рассказах вахтенных начальников имеются указания на то, что все входящие ночью в гавань суда опрашивались голосом: «Что за судно?» Ввиду того что такой опрос мог происходить, по условиям стоянки «Донца», лишь при появлении судна на его траверзе, то ясно, что такая предосторожность не могла иметь никакого реального значения для предупреждения нападения.

   Как состояние боевой готовности кораблей, так и меры предосторожности и охранения создавали самые благоприятные условия для наиболее успешного действия решительного и подготовленного противника.

Нападение турецких миноносцев на Одессу 16 (29) октября 1914 года

   Для проведения «операции против Одессы» были назначены два наиболее крупных и современных в османском флоте эскадренных миноносца из числа построенных немецкой фирмой «Sheehan» — «Gayret-i Vataniye» под командой кидемли юсбаши (капитана III ранга) Семаила Али и «Muavenet-i Milliye» под командой бинбаши (капитана II ранга) Ахмета Саффета. Однако фактически на миноносцах распоряжались германские офицеры: на «Muavenet-i Milliye»  находился командир 1-й полуфлотилии капитан-лейтенант Рудольф Фирле, а на «Gayret-i Vataniye» понял свой брейд-вымпел командир флотилии корветтен-капитан Рудольф Мадлунг. Кроме того, артиллерийские и торпедные расчеты идущих к Одессе кораблей были укомплектованы немецкими моряками с двух однотипных эсминцев, технически неисправных и поэтому отставленных от участия в операции. Германскими матросами были усилены и машинные команды «Gayret-i Vataniye» и  «Muavenet-i Milliye», что, как показали последующие события, сослужило им хорошую службу

   Как и предусматривалось первоначальным планом, миноносцы шли на буксире угольщика «Inmingard», однако, как выяснилось, скорость этого «каравана» не превышала шести узлов. Поэтому с рассветом 15 (29) октября Р.Мадлунг, опасавшийся срыва графика развертывания, принял решение дальше идти своим ходом, и отослал  «Inmingard» обратно в пролив. Турецким эсминцам, котлы и механизмы которых было далеко не в безукоризненном состоянии, впервые за их службу предстояло совершить 700-мильный поход. «Мы были загружены углем до предела, такого турки ни разу не видели», — свидетельствует германский командир «Muavenet-i Milliye».

   Суточный переход вдоль побережья Болгарии и Румынии сопровождался лишь незначительными поломками механизмов, которые были тотчас исправлены германскими машинными командами под руководством флагманского механика флотилии.

   Несмотря на спокойную погоду, скоро вышли из строя почти все кочегары-турки, пораженные морской болезнью и обессилевшие от постоянного недоедания.

    «Особенно сказывалась при свежих погодах на Черном море непривычка турецких кочегаров к большим ходам, — напишет впоследствии Р.Фирле. — Трудно было и требовать много от турецкой команды, питавшейся почти исключительно хлебом и бобами… Часто немногочисленные немецкие кочегары и матросы в продолжение целого дня исполняли все обязанности, в то время как непривычные к морю, полуголодные турки кучками грелись у дымовых труб». Как с удивлением узнали немецкие командиры, при наборе в оттоманский флот рекрутов не учитывались ни крепость телосложения, ни привычка новобранцев к морю — матросы в большинстве своем набирались из «анатолийских сухопутных оборванцев».

   На борт «Muavenet-i Milliye» было взято десять немецких нижних чинов с однотипного миноносца «Hymyne-Hamiet» во главе с его командиром капитан-лейтенантом бароном Вильгельмом фон Фирксом, временно назначенным вахтенным начальником идущего в операцию эсминца. Как свидетельствует Р.Фирле, из своих матросов  Фиркс сформировал импровизированную десантную партию и вынашивал не лишенный экстравагантности план — «сразу же высадиться в Одессе и захватить русского губернатора…, забрать его прямо из постели во дворце и в качестве пленного привести с собой», а также «вывесить на соборе Одессы турецкие флаги». Искать упомянутый «дворец губернатора» и вообще ориентироваться в незнакомом городе отважный диверсант предполагал путем опроса местных жителей, для чего усиленно штудировал туристический разговорник. Это популярное среди путешественников издание служило немцам единственным источником информации об Одессе, ибо содержало «подробный план гавани с точным описанием города». Более никаких сведений об объекте своей экспедиции на «Gayret-i Vataniye»  и «Muavenet-i Milliye» не имели: «Никто из нас никогда не видел Одессы. Закрыта гавань или открыта, занята или свободна, готовятся ли там к обороне? Луны в те дни не было, поэтому мы пришли в совершенно неизвестный район, в полном смысле слова в логово льва, поскольку Одесса, крупнейший русский порт в Черном море, был хорошо защищен»

   Около 2 часов 30 минут сигнальщики наблюдательного поста Большой Фонтан заметили в море сквозь мглу неясный огонь, который долгое время держался на одном месте. Старшина поста сообщил об этом в каботажный отдел порта, откуда ответили, что в данный момент из Одессы вышли два парохода и, вероятно, огонь одного из них и был виден постом. Несмотря на то, что сигнальщики были склонны приписать замеченный ими огонь шлюпке или низкобортному судну, старшина не придал значения этому явлению и удовольствовался ответом каботажного отдела, почему ничего на «Донец» не сообщил.

   Около 3 часов 20 минут из-за Воронцовского маяка показались силуэты двух судов, шедших со всеми установленными ходовыми огнями. Ввиду того что ночь была мглистая, силуэты судов обрисовались яснее только при приближении к брекватеру. Фактическое опознание, что это были миноносцы, произошло лишь в момент, когда последние уже вошли в гавань и проходили траверз «Донца». Едва вахтенный начальник последнего послал предупредить о том командира и сам бросился к левому 152-мм орудию, как один из миноносцев, «Gayret-i Vataniye», выпустил по «Донцу» с расстояния полукабельтова торпеду, которая взорвалась в носовом котельном отделении, образовав пробоину около одного квадратного метра, с сильным разрывом прилегающих листов обшивки. Взрыв произошел в 3 часа 25 минут. Канонерская лодка быстро осела носом, и, накренившись на левый борт, стала погружаться настолько быстро, что выскочивший наверх личный состав уже лишен был возможности оказать какое-либо сопротивление и должен был заботиться о своем спасении.

   Как только взрыв был услышан и послышались крики о помощи, с «Кубанца» и «Бештау» были отправлены к «Донцу» наличные шлюпки для спасения людей.

   Оба миноносца, закрыв при входе все огни, прошли средним ходом в глубь гавани. Не дойдя несколько десятков метров до «Кубанца», второй из миноносцев, «Muavenet-i Milliye», открыл огонь по «Кубанцу» и начал обстреливать его с носа. Затем, обогнув группу парусных судов, быстро вышел через остовые ворота в Нефтяную гавань, где стал обстреливать стоящие там суда и портовые сооружения. В это время «Gayret-i Vataniye», пройдя до середины гавани, не мог сразу ориентироваться в расположении судов и потому первоначально огня не открывал. Только подойдя к Военному молу, он остановился и, открыв прожектор, стал освещать им пространство вдоль брекватера, отыскивая «Бештау». Убедившись, что он прошел дальше места стоянки «Бештау», миноносец медленно развернулся почти на траверзе «Кубанца» и, подойдя вплотную к заградителю, открыл по нему огонь, временами освещая прожектором. Всего им было выпущено 10–12 снарядов, которыми на «Бештау» было убито двое и ранено трое моряков. Опасаясь обнаружить себя, командир «Бештау» огня не открывал в надежде, что противник примет «Бештау» за коммерческий пароход и прекратит обстрел, так как всякий попавший в трюмы снаряд мог вызвать взрыв мин. Молчание «Бештау» сыграло свою роль, так как «Gayret-i Vataniye», отойдя вскоре задним ходом на середину гавани, развернулся носом к западному выходу и, утопив двумя выстрелами баржу с углем, вышел из гавани. В дальнейшем, прикрывшись брекватером, этот миноносец некоторое время обстреливал порт и вскоре после открытия «Кубанцем» огня скрылся в море.

    Миноносец     «Muavenet-i Milliye», закончив обстрел Нефтяной гавани,  около 4 часов 10 минут снова вернулся и, проходя с внешней стороны вдоль брекватера, попал под огонь «Кубанца», причем были замечены два попадания. Однако, ввиду того что часть брекватера закрывалась стоящими у него судами, «Кубанец» мог стрелять только в открытые промежутки между ними и успел выпустить самое незначительное количество снарядов. После второго попадания на миноносце обесточилось электричество. Продолжая на ходу обстреливать порт, «Muavenet-i Milliye», также скоро скрылся во мгле в 4 часа 45 минут.      Стоя в глубине участка гавани между Военным и Платоновским молами, «Кубанец» был до некоторой степени скрыт от неприятельских миноносцев. Когда на нем был услышан взрыв, то первоначально он был принят за несчастный случай с «Донцом» или каким-либо пароходом. Ввиду того что сейчас же послышались с «Донца» крики о помощи и присылке шлюпок, с «Кубанца» были отправлены шлюпки для спасения моряков. Но едва шлюпки отвалили, как из-за Платоновского мола показался двухтрубный миноносец, который открыл огонь по «Кубанцу». Первым же снарядом, попавшим в барбет правого 152-мм носового орудия, заклинило поворотный механизм, и, таким образом, единственное крупное орудие, в зоне обстрела которого находился миноносец, не могло действовать.

Миноносец «Muavenet-i Milliye», имел намерение пустить торпеду Уайтхеда в «Кубанца», но этому помешало случайное событие, заставившее миноносец отказаться от торпедной атаки и поспешно уйти из гавани. В момент взрыва «Донца» находившийся у пристани Каботажной гавани портовый катер №-2 полным ходом направился к Воронцовскому маяку. На пути, на траверзе Нового мола, катер со всего хода наскочил на незамеченный им неприятельский миноносец, шедший  без огней. Удар пришелся по касательной: катер, «прочертил» по правому борту «Muavenet-i Milliye», задевая за шлюпбалки и другие выступающие части. Турки закидали  барказ ручными гранатами, а затем, когда он вышел из «мертвой зоны», поразили выстрелом из кормового орудия. Неприятелям показалось, что барказ затонул в результате взрыва котла, однако в действительности снаряд угодил в рубку, убив одного и ранив двоих членов команды и перебив штуртрос. Повреждения, были скоро исправлены, и катер успел принять участие в спасении моряков «Донца».

   Торпеду в «Кубанец» турки выпустили, но промахнулись вследствие резкого маневрирования эсминца. Мина взорвалась, однако попала не в «Кубанец», а в причальную стенку. Утром следующего дня мину Уайтхеда с поврежденным боевым зарядным отделением обнаружили в акватории порта,  в начале 1915 года передали в Морской музей имени Петра Великого (ныне Центральный военно-морской музей).

   Столкновение с катером было понято неприятелем как поступок активного характера, с целью нанесения таранного удара или для абордажа. Опасаясь наличия других таких же средств обороны, противник отказался от пребывания в гавани, и, таким образом, дальнейшая часть его плана была сорвана, что можно видеть из относительно бесцельного ночного обстрела Нефтяной гавани. Минут через двадцать, «Muavenet-i Milliye», с целью прикрытия отхода второго миноносца, снова подошел к брекватеру уже с внешней его стороны и здесь попал под обстрел Кубанца.

   Снарядами неприятеля, кроме «Кубанца» и «Бештау», были повреждены пароходы «Витязь», «Whampoa» (английский), «Portugal» и «Oxus» (французские). Попадания большей частью носили характер случайный. Кроме того, двумя снарядами была разбита и утоплена угольная баржа вблизи «Бештау». Что касается порта и города, то огнем неприятеля были повреждены: станция трамвая, сахарный завод на Пересыпи, один из нефтяных резервуаров в районе Нефтяной гавани, причем нефть разлилась, но не воспламенилась. Случайно избежали огня противника стоявшие в гавани несколько барж с фугасами и пироксилином, предназначавшимися для Сербии.  

Потери в личном составе исчислялись: на «Донце» погибло 12, ранено 12, на «Кубанце» ранено 2, на «Бештау» убито 2, ранено 3, на портовых судах убито 3, ранено 3; кроме того, были убитые и раненые на пароходах и на портовой территории.

   Обстоятельства гибели «Донца», в связи с распространившимися слухами об отсутствии со стороны личного состава судов необходимой бдительности, вызвали, по приказанию командования, расследование. Последнее, ограничившись выяснением фактической стороны несения внешней службы, установило, что «все меры предосторожности, зависящие от командиров, были приняты, офицеры и команда были на судах, орудия были приготовлены к отражению атаки, вахта неслась с полной бдительностью».

   Намного позднее, при производстве Морским министром специального расследования об обстоятельствах начала войны на Черном море, на вопрос, «почему не были поставлены заблаговременно мины у подступов к Севастополю, Одессе и другим пунктам», командование дало следующее объяснение: «Постановка минных заграждений была подготовлена, план заграждений создан, но мин не ставили, имея ввиду опасность их для собственных кораблей и неизбежность потери большей части их во время осенних и зимних бурь еще до начала войны, которая по многим данным ожидалась только к весне. Постановка мин у Одессы была так же подготовлена, как у Севастополя, для чего в Очакове держался минный транспорт «Дунай» с пироксилиновыми минами, а в Одессе «Бештау» с тротиловыми».

   На вопрос, «почему не были приняты меры для заграждения бонами или как-либо иначе входов в Одесские гавани, где стояли «Донец», «Кубанец» и заградитель, и была ли организована какая-либо охранная служба ворот Одесских гаваней или мористее их», командование сообщало: «По плану операций предполагалось все пароходы Черного моря перевести в Николаев и Азовское море, у Одессы же поставить заграждение, которое прикрывалось бы двумя лодками. Бон возводить не считалось нужным, имея лодки за брекватерами. Для охраны ворот был дозорный пост на внешнем брекватере».

   Имея основной задачей оборону Одесского района, отряд, в силу данных ему командованием директив, считал, что его активная роль начинается лишь с момента  постановки заграждения, а до того он находится в «потенциальном» состоянии. Соответственно этому командование отрядом и кораблями, не имея ясного представления о своих задачах, не предпринимало никаких мер для соответственного оборудования порученного ему района.

   Результатом набега на Одессу, который немцы назвали «успешной и счастливой первой операцией под турецким флагом», стало потопление канонерской лодки «Донец» и угольной баржи; повреждения получили наряду с «Кубанцем» и «Беш-Тау» пароходы «Витязь», «Whampoa» (английский), «Portugal» и «Oxus» (французские). Перечисленные грузовые суда пострадали от нескольких случайных попаданий, не причинивших серьезного вреда. Остались невредимыми несколько барж с боеприпасами, предназначавшиеся для отправки по Дунаю в Сербию. В порту и городе от огня противника пострадали трамвайная станция, сахарный завод на Пересыпи и один из топливных резервуаров в Нефтяной гавани. По версии немцев, там начался большой пожар, зарево которого еще долго освещало отходившие турецкие миноносцы, однако, по отечественным данным, нефть из поврежденной цистерны разлилась, но не воспламенилась. Кроме потерь команды «Донца» было двое раненых на «Кубанце», двое убитых и трое раненых на «Беш-Тау», трое убитых и трое раненых на портовых плавсредствах. Имелись потери на грузовых судах и на территории порта.

   Причины гибели канонерской лодки «Донец», а также разнообразные слухи об обстоятельствах ночного нападения турок вынудили командование флота учинить расследование, которое ограничилось выяснением деталей организации обороны порты и установило, что «все меры предосторожности, зависящие от командиров, были приняты, офицеры и команда были на судах, орудия были приготовлены к отражению атаки, вахта неслась с полной бдительностью».

   Очевидно, что меры, необходимые для обеспечения безопасности крупнейшего порта Черного моря в угрожаемый период, лежали не в компетенции «командиров и команд» стоявших в Одессе кораблей. Дерзкое и безнаказанное нападение противника и гибель «Донца» стали следствием просчетов вышестоящих инстанций — прежде всего, командования флота, которое накануне вечером — с получением информации об агрессивных намерениях Порты — не привело флот в готовность к отражению удара противника, отложив перевод сил на «положение первое» до рассвета 16 (29) октября.

   Все происшедшее было результатом той общей системы управления и руководства, которой держалось морское командование, централизуя у себя все управление флотом и его частями, не давая частным начальникам необходимой самостоятельности и приучив их быть только слепыми исполнителями. Факты, имевшие место во время операции крейсера «Goeben» у Севастополя, свидетельствуют о пониженной самодеятельности частных начальников. О том же говорит и вся обстановка одесского нападения. Меры охраны, принятые на кораблях одесского отряда и одобренные командованием, своей примитивностью и наивностью с особенной выразительностью свидетельствуют о неумении местного морского командования учесть обстановку и найти нужное решение. И в Севастополе и в Одессе части флота оказались совершенно неподготовленными к установлению простейших видов охранения себя и своих баз.  Вместе с тем, оба эпизода показали с очевидностью совершенную несогласованность действий флота и берега в деле совместного использования своих средств для обороны баз и портов.

   Один из ответов командующего Черноморским флотом адмирала Андрея Августовича Эбергарда при упомянутом расследовании обстоятельств, сопровождавших начало войны, дает характеристику господствовавших в этом направлении взглядов: «Флот ставит минное заграждение, остальное берет на себя армия».

   Нападение турецких миноносцев в ночь на 29 октября на Одесскую гавань и потопление ими канонерской лодки «Донец» является одним из эпизодов общей операции одновременного нападения частей германо-турецкого флота на важнейшие пункты Черноморского побережья, перечисленные  в предыдущей главе.

   Вся эта операция в целом, имевшая целью нанести внезапным ударом некоторый материальный ущерб противнику, а главным образом, произвести моральное впечатление, по своим результатам превзошла самые большие ожидания. И если успеху «Muavenet-i Milliye» у Севастополя до некоторой степени помешало противодействие со стороны дозорных миноносцев и крепостных батарей, то нападение на Одессу и корабли обороны северо-западного района Черного моря, стоявшие в Одесской гавани было выполнено при условиях исключительного отсутствия бдительности и принятия каких-либо мер предосторожности со стороны  кораблей Черноморского флота и их командования. Нет никакого сомнения, что в данном случае противник изучил заблаговременно и использовал ту благоприятную обстановку, которая была создана всей системой охранной службы, установленной в этом районе. Только этим можно объяснить, что в течение более часа два турецких миноносца, войдя свободно во внутреннюю гавань порта, с расстояния пол кабельтова взорвали торпедой Уайтхеда одну канонерскую лодку, обстреляли вплотную вторую и минный заградитель, ряд стоявших пароходов, нефтяную гавань, а после продолжительной перестрелки, безнаказанно вышли разными проходами из гавани и ушли в море.

   В описанных выше эпизодах флот заграждений не поставил, а все остальное неожиданно оказалось лежащим на том же флоте, так как армия, то есть крепости и вообще береговая оборона, оказались совершенно непосвященными в те задачи, решения которых ожидало от них морское командование.

   21 марта 1915 года, в ночь на Страстную субботу, отряд турецких военных кораблей, под командованием немецких офицеров, скрытно подошел к Одессе, пытаясь совершить вторую попытку нападения на Одессу. Чтобы не обнаружить своего присутствия корабли шли  вдали от берега и имели намерение в Страстную субботу накануне праздника Пасхи бомбардировать Одессу.

   Турецкие корабли двигались через песчаные отмели, нанесенные Днепром. В бинокль неприятель уже видел Одессу, когда в восемь часов утра 21 марта головной турецкий корабль — крейсер «Medgidiye» левым бортом своего носа наскочил на мину, выставленную на глубине одиннадцать метров. Поэтому крейсер сразу не затонул, а только сел носом на грунт, в то время как корма корабля еще несколько часов оставалась на поверхности воды. Это дало возможность турецким миноносцам спасти уцелевший экипаж «Megidiye», снять секретные документы, кассу и т.п.  Погибло тридцать моряков, находившихся в носовой части крейсера (в том числе в носовом машинном отделении), которые не сумели выскочить наверх, так как через полученную от взрыва мины пробоину хлынула вода. Турецкая команда пыталась спасти свой корабль, о чем впоследствии можно было судить по пластырям, оставленным на верхней палубе, а также найденным на дне моря, но спасти «Medgidiye»  не удалось. 

   Чтобы «Medgidiye»  легко не достался русским, около четырех часов дня он был полностью потоплен торпедой, выпущенной одним из миноносцев, — торпеда попала в правый борт крейсера под кормовой надстройкой и проделала пробоину размерами 8,5х7,25 метров.

   Вода затопила крейсер, который сел на грунт почти прямо, причем главная палуба оказалась на глубине 1,5 метра, а борта доходили почти до поверхности воды. Надстройки, мачты, трубы, вентиляторы, а частично — и орудия выступали из воды, и их было видно издалека. После этой неудавшейся попытки нападения на Одессу больше в Одессу германо-турецкий флот набегов не совершал.

   Через несколько дней после потопления «Medgidiye» приступили к подготовительным работам, чтобы поднять турецкий крейсер как военный трофей, который являлся боевым кораблем. Работы по подъему крейсера продолжались два месяца и прерывались на день-два по причине плохой погоды, а также радиотелеграфного приказания командования Морской обороны Одессы в случае приближения неприятельских кораблей.    25 мая в два часа пополудни «Medgidiye» был поднят и после ремонта в ДОКе и замены орудий на большего калибра (десять 130-мм) под наименованием «Прут» вошел в состав Черноморского флота и принял участие в бомбардировке Анатолийского побережья. Когда германские войска в 1918 году заняли Крым, они увели «Прут» («Medgidiye»)  из Севастополя в Константинополь и вернули его прежним владельцам — туркам.