Я – коренной пушкинец, и очень этим горжусь.

          «Отечество нам – Царское Село» для меня не только строка знаменитого стихотворения или фигура речи, а место, с 1950 года, моего рождения, и последующей жизни, вплоть до окончания училища в 1972 году.       Согласитесь, друзья мои, если пацан растет среди такой красоты, как красота города Пушкина, то, воленс-неволенс, какая-то часть этой красоты в нем остается. Во всяком случае, мне так кажется…

      Семья у меня была очень хорошая. Звучит как-то по-детски, но по-другому не получается. Отец, Михаил Николаевич, был оставлен своей матерью в годовалом возрасте на перроне детскосельского вокзала и после этого начались его хождения среди беспризорников и детдомовцев — до тех пор, пока его не взяли воспитанником духового оркестра 6-го военного городка в Пушкине. Вот так он с трубой и прошел всю свою жизнь. На мать свою, кстати, он зла не держал, разве что отказался от её фамилии. Так «Федотов» стал «Лёвушкиным» — это фамилия его крестного.

          Прошел всю войну. Был одним из первых десантников, которых выбрасывали с парашютом в подмосковные леса, в тыл к немцам, с заданием до смешного простым, но, наверное, в то время оправданным: уничтожать всё, что можно уничтожить (линии связи, слады, скопления техники и живой силы противника) и выбираться к своим через линию фронта.

          Из десантировавшейся бригады к своим вышло 17 человек.  Потом у него был Сталинград в самое тяжелое время, и тяжелое ранение – год по госпиталям. Отец после госпиталя искал семью, но получил информацию, что поезд, на котором мама с детьми ехали в эвакуацию в Сибирь, попал под бомбёжку, и все пассажиры его погибли. Вот так он потеря всю семью сразу.    А мать, Зинаида Михайловна, получила на него похоронку. Мама эвакуировалась из блокадного Ленинграда в январе 1942 года через Ладогу, чудом осталась жива – шедшая перед ними полуторка ушла на её глазах под воду в воронку от взорвавшегося снаряда. По дороге в Сибирь, в поезде умерла моя сестра, которой тогда было 1,5 года.  Когда немцев вышибли из Пушкина, мама с сыном Костей, вернулась из Сибири домой – они тогда в Софии жили (это такой район в Пушкине, ежели, кто не знает).

          Отца она «похоронила», хотя и не знала, где его могила.

А свою жизнь так и не устроила, жила как миллионы русских женщин в нашей многострадальной стране, оставшихся без своих кормильцев.

          Но есть место в этой жизни и чуду – ранней весной 1949 года она сталкивается нос к носу с моим батей. Эта встреча произошла на бульваре Киквидзе, как раз возле нашего училища.

          Отец тогда служил в образцовом оркестре у Агапкина (того самого, который написал знаменитый и вечный марш «Прощание славянки»).

          Он в Пушкин приехал из Москвы, в командировку.

          Вот так они нашли друг друга второй раз в жизни, ну а результатом этой встречи оказался я.

          После этого отец окончательно перевелся из столицы в родной для него 6-городок (ПРТУ), в оркестре которого и служил до тех пор, пока Н.С.Хрущев не сократил Вооружённые Силы СССР на 1 млн.200 тыс. человек. В число них и попал мой отец. А мама всю свою жизнь была учительницей младших классов в пушкинских школах.

Мы тогда жили на улице Труда (ранее и ныне улица Леонтьевская) в старом купеческом доме. Этот старина все моё училищное время был нашей штаб-квартирой и основной площадкой, на которой мы собирались по увольнениям, праздникам и прочими серьезным и несерьезным вещам, необходимым в ходе курсантского времяпровождения. Надо сказать, мои родители очень тепло относились к моим друзьям и никогда не влезали в нашу жизнь с докучливыми наставлениями.

Этот Дом, в конечном счете, снесли. Правда, я этого уже не видел, т.к. вовсю бороздил Мировой Океан. От него ныне осталось ровное место и маленький пруд с мостиком у кафе.

Рос я диванным мальчиком, книгочеем и фантазером и так продолжалось до тех пор, когда меня перевели в школу № 488 с продленным днем, в которой учительствовала моя мама. А надо сказать, что в эту школу сдавали хулиганов со всего Пушкина, и я стал равным среди равных, вследствие чего диванные настроения отошли на второй план, а я окунулся в нормальную юношескую жизнь с девицами, драками, коньками, лыжами, танцами и дешевым портвейном за 1 руб.47 коп. Но была одна у меня страсть, которой я не изменял на протяжении всей моей жизни – Её Величество Литература. Читал запойно, много, все подряд – благо сопровождали меня по юношеской жизни люди, знающие в этом деле толк. Да и оказалось, что перо у меня легкое. Учась в старших классах школы, я был внештатным корреспондентом нашей пушкинской газеты «Вперед», кропал заметки о быте студентов Сельхозинститута, беспорядке в садово-парковом хозяйстве города и т.п., вследствие чего меня собирались отправить по корреспондентской путевке в Ленинградский Государственный Университет на факультет журналистики.   Не срослось….

       Это все Серёга Лебедев, друган мой, с которым мы сидели за одной партой в школе № 500.

       «Коля, пошли в училище — кортики, погоны, ордена, глубокое синее и бескрайнее море (а я его и не видел вблизи никогда, за исключением Финского залива), дом рядом. В армию, как ни крути, а призовут и пошлют в Тмутаракань, а так рядом с мамой будешь…».

      Ну, вот и пошли мы с ним, как две пристяжные на этот самый бульвар Киквидзе.

      Кстати, от Тмутараканей отвертеться не удалось.

      Мы с моей женой Татьяной за время службы сменили 29 квартир – это ли не «тмутараканный» показатель!

      Да не виню я Серегу и не обижаюсь на него. Если бы мне предложили отмотать всё назад и оказаться на временной развилке с вопросом «куда идти?», я все равно выбрал бы эту жизнь. Это жизнь настоящего мужика и мне не жаль, что она у меня так сложилась!  Вот на картинке видно, как меня морячило – показано не совсем правильно в деталях, но в целом верно. И это в те времена, когда поездка в Монголию считалась верхом удачливости по жизни, ну да об этом далее…

Училищные годы пролетели для меня птицей-тройкой. Может это мне сейчас так кажется, как писал О.Генри «Это всё вопрос высоты над уровнем моря», но все равно быстро, интересно и по-разному. Правда, иногда время тянулось, как чешская резина – долго, надоедливо и паскудно (это когда я в академии зимней сидел будучи пойман со шпорой на экзамене по математике, век бы её не видеть!). А зачастую всё было бурно и весело, особенно неожиданная практика среди зимы на учении «Океан» с последующим визитом в Шербур и пляжным сезоном в Средиземке. А еще никогда в жизни не забуду защиту диплома на английском языке совместно с Шуриком Ильиным – это было что-то! Ну и самое главное событие в моей жизни произошло в это время – 11.07.1970 г. мы с Танюшей справили свадьбу и уже 44 года живем вместе, за что я благодарен судьбе. Через год у нас родился первенец –Димка. Я в это время был на практике в Севастополе и до сих пор жалею, что не смог встретить их у дверей фамильной Снегиревки

Впрочем, у каждого из нас свое восприятие действительности, и я свою точку зрения поэтому никому не навязываю. Единственно что хочу сказать – тяжеловато мне было постигать инженерные премудрости, т.к. по складу ума и характера я типичный гуманитарий. Поговорить о Ренессансе, загнуть наизусть из Гумилева, Данте или Ростана – это запросто, а вот чтобы носом не травить в аппарате ИДА-47 – это я вам скажу тот ещё бином Ньютона (сколько я в задолжниках просидел из-за этого!). Да и вообще точные науки как-то мне не очень любы были, хотя учился я добросовестно и, в общем-то, неплохо. Кстати, на собственной шкуре убедился, что ученье свет, а неученых тьма. На пятом курсе выпала шара вместо изучения живучести надводного корабля снять красивый фильм из жизни этой самой живучести на тёщину камеру с казенной пленкой – это была песня: на лекции ходить не надо, вместо них подводные и пожарные съемки, экзамен засчитывается автоматом! Только вот потом, уже на флоте мне пришлось по ночам зубрить эту самую живучесть по подаренному учебнику и визжать от радости, что оный у меня есть. Вот так-то, други мои.

          Служить я попал на Северный флот. Надо сказать, что попасть на Севера – это была горячая мечта всех наших курсачей. Посудите сами: час лёту до Питера, полуторный оклад и прочие бонусы. Но желающих было много, а мест было мало. Наш ротный командир на 5-м курсе Готальский вел на огромной простыне хитрую систему учета средних баллов, зачетов и прочих игровых моментов, которые должны были служить объективным поводом для распределения по флотам. Вроде как демократия, открытость и гласность. Но как-то по весне 1972 года в роту прибег посыльный от дежурного по училищу и трясущимися губами сообщил Готальскому, что его к прямому проводу требует Главнокомандующий Вооруженными силами стран Варшавского Договора маршал Советского Союза Куликов. Тот, естественно, мухой влетел в рубку дежурного по училищу, где имел место интересный диалог:

— Товарищ маршал Советского Союза, капитан 3 ранга Готальский по Вашему приказанию к телефону прибыл! (все это по стойке смирно)

— Товарищ Готальский, у вас служит курсант ……?

— Так точно, товарищ, маршал!!! (стойка – еще смирнее)

— Куда он у Вас едет служить?

— На Тихоокеанский флот, товарищ маршал!!!

— Нет, товарищ Готальский, это Вы едете служить на Тихоокеанский флот, а курсант… едет служить на Север. Вам всё понятно?

— Так точно, товарищ маршал, на Северный флот за отличные показатели в БП и ПП и пр. (смирнее стоять невозможно, но ротный умудряется это сделать)

— Вы всё правильно поняли, товарищ Готальский. До свидания. (трубка повесилась до того, как ротный успел выдохнуть).

Так что вот такие пироги с котятами у нас были при распределении. Но я честно свой флот заслужил по очкам, чему был несказанно рад и в конце августа 1972 года прибыл для дальнейшего прохождения службы на Краснознаменный Северный флот, где и был тотчас отправлен командиром трюмной группы (трюменгруппенфюрером, как у нас говорили) на ЭМ пр. 56А «Скромный» 7 ОПЭСК.

Вот он, мой красавец. Согласен с Шурой Ильиным – лучше этих кораблей ничего не было. Старенький, но мореходность – я Вас умоляю! В Бискае и у Фарер так ломало, что думал не выскочим из-под этой водяной горы, а ему хоть бы что! Да и скорость, несмотря на возраст, вполне приличная – 36 узлов давали играючись. Эк я гордо высказался!

А принял меня корабль не очень ласково. Хотя, это, наверное, моё личное мнение. Ну прикиньте: на 5-курсе в училище мы были королями, старше нас никого не было, все преподаватели в высоких флотских званиях (1,2 рангов) – скорее добрые наставники, чем злобные начальники. А тут – командир БЧ-5 в каплейском звании и ставит он меня такого красивого и самоуверенного в своей социально-технической значимости кадра в позу бегущего египтянина, придает ускорение свободного падения в горизонтальной плоскости трюмов и не пускает на берег до момента сдачи на самоуправство. Обидно было до с…, а вот сейчас понимаю, что и нельзя было по-другому с нашим братом. Как ни крути, а называл это всё Александр Грин «отделкой щенка под капитана».

Вот и отделали меня до лучшего командира ТГ на эскадре. Тогда ведь просто было, за что я искренне любил наш СОВЕТСКИЙ Военно-Морской флот. Не жалели денег и ресурсов на боевую подготовку. Утречком флаг подняли, сыграли приготовление корабля к бою и походу – и вперед, на полигон куда-нибудь к Кильдину-Могильному. Стреляем там из пушек полдня, не попадаем никуда и с моря запрашиваем этот же полигон на завтра, что нам и подтверждают.

Приходим на базу, все на сход, а у трюмного Лёвушкина Н.М. интимный акт на всю ночь с подошедшей нефтяной баржой, которая БЕЗЗАЯВОЧНЫМ методом пополняет нам запасы топлива. Во как! А утром всё с начала: подъем флага, приготовление и т.п. Всё равно интересно было. На вахтенного механика на ходу меня допустили уже в ноябре…Это после того, как мы в авральном режиме смотались на Фареро-Исландский рубеж спасать очередную лодку, а топливо мне пришлось принимать там в 9-бальный шторм, но не от переизбытка морской отваги, а от безысходности – мазут оставался в наличии только в расходных цистернах (знающий – поймет). А уж когда в конце ноября спасал карьеру командира, втихую ночью перепиливая под водой в АВМ-3 намотанный на винт трос, о котором он никому не доложил, а кораблю с утра выходить в море – вот уж тут я был тайным народным героем! Температура воды в Кольском заливе в это время +2⁰С и верблюжьей шерсти бельё, одетое под ГК СВУ-А, видимой пользы не приносило.

Ну, конечно, не один я там геройствовал, а на пару со свои инструктором-водолазом, но теплее от этого не было. Потом, в декабре, был случай, навеки вколотивший в меня одновременно любовь и ненависть к приему топлива. Дело было в ночь перед сдачей кораблем задачи К-1 («Организация одиночного корабля»). Это — самая страшная задача для этого самого одиночного корабля, т.к. проверяется при этом как его содержание в целом, так наглаженность шнурков у матросов в частности. Все сияет и блестит, медяшки горят неестественным потусторонним огнем. Всё, что можно покрасить – покрашено. Всё, что можно погладить – поглажено. Постельное белье в кубриках сияет ослепительной белизной (выданы новые комплекты на период смотра). По правому шкафуту старпом с вечера запретил ходить, т.к. там чистота как в операционной.

В 6.00 должен придти штаб бригады в полном составе принимать эту самую задачу.  И вот тут посреди всего этого благолепия я опять в ночи принимаю мазут с упомянутой выше баржи в компании с замученными подготовкой к сдаче К-1 матросами. Ну, естественно, адмиральский эффект на флоте никто не отменял – ровно в 3.00 по окончании бункеровки матрос на последней цистерне приспнул, задвижку не закрыл, и мы ПРЕССАНУЛИ!!! Да ещё как! Я такой красоты 100 лет не видел – оба шкафута по щиколотку в мазуте, последний бурно вытекает из шпигатов в окружающий нас Кольский залив, не забывая при этом окрашивать в соответствующий мазутный цвет свежепокрашенные борта, на барже – немая сцена из бессмертного творения Н.В.Гоголя «Ревизор». Мы, конечно, всё быстренько позакрывали, виновник получил по сусалам даже не от меня, но проблема осталась – через 3 часа к нам тот самый ревизор и прибудет. Пока я со своими пацанами выгребал мазут с палубы совковыми лопатами (он на морозе консистенцию гудрона принимал), разбуженный ширканьем этих лопат к нам из своей каюты поднялся заспанный командир МКГ Витька Шевков. Вот спасибо ему говорю большое и человеческое, нисколько этого не стесняясь. Надоумил хитроумный Витька подать кипяток из деаэратора на верхнюю палубу, что мы немедленно и сделали. С обоих бортов по 4 беседки, на палубе – народу до черта из БЧ-5, поднятых по тихой боевой тревоге, т.к. звуки издавать наверху запрещалось под угрозой бития морды лица. И  в 5.45 мы всё сделали! О последствиях трагедии напоминала только свежепарящая чистая палуба и сияющие невинностью борта эсминца. Ну а то, что вокруг нас плавали нефтяные пятна — так это неизбежные на море случайности, да и «Правила предупреждения загрязнения моря» (ППЗМ) только в 1974 году вышли, ну да это совсем другая история. Поэтому прибывший через 15 мин. на борт штаб бригады воспринял все это как раннюю приборку к их приходу, за что и выказал свою приязнь старпому. Последний, не догадываясь о пролетевшем мимо него катаклизме, не стал отрицать высокую морскую культуру своих подчиненных, но кулак нам с Витькой на всякий случай показал.

А потом был первый Новый год на корабле (конечно, не последний), первый лейтенантский отпуск в январе, последующая сдача задач с кораблем, и подготовка к выходу на БС, которая началась в марте и закончилась в конце ноября 1973 года. Надо сказать, что выход кораблей на боевые службы в акваторию мирового океана было в те времена обычным делом. Причем со сроками БС командование не заморачивалось – служите, мужики, столько, сколько надо. А надо это растягивалось от 5 до 10 месяцев, в зависимости от международной обстановки и наших геополитических интересов. Что это такое, «геополитические интересы», я понял в Конакри (Гвинея), но об этом чуть позже. А пока мы пилили на юг в сопровождении небольшого танкера и постепенно стягивали с себя лишние одежды.

Экватор мы переходили в «нулевой точке», т.е.00⁰Ш и 00⁰Д. Это, конечно, нам свезло, т.к. мало кто из нашей флотской братии этим может похвастаться. Принимая во внимание тот факт, что я салага и перехожу экватор в первый раз, я ждал от судьбы подлянки, но чтобы она оказалась такого размера! Я, по хитромудрости своей, затеял постоять на вахте в момент перехода экватора, но жестокий командир БЧ-5 Юра Савченко пинками погнал меня из ПЭЖа на ют, где, как мне было сказано, меня ждал сюрприз, а сам остался меня подменять. И он таки меня не обманул.

Некие гнусные размалеванные личности из нептунского окружения не только окунули меня в специально вооруженный для этих мерзких целей бассейн, но и поставили мне на грудь огромную печать кузбас-лаком, удостоверяющую мою легитимность в данном вопросе. Я эту печать бензином оттирал до конца вахты. Вот какие тяготы и лишения приходилось претерпевать!

По началу рванули мы с официальным визитом в республику Конго в порт Пуэнт-Нуар. Вот тут-то мне мой английский и аукнулся. С нами был военный переводчик толстого телосложения, но он кроме франкского языка никакого другого не знал, а на борт при подходе к Пуэнт-Нуару к нам поднялся типичный англосакс, который в гробе видел все другие языки кроме родного Великоостровного. А переводить-то его ЦУ надо, не то неровен час впилимся в одиноко растущую пальму на близком берегу.

Вот тут-то они про меня вспомнили, достали из трюма и я, как попка, 1,5 часа переводил его «fifteen degrees to starboard, please», «larboard fifteen degrees», «slow ahead» и прочую ерунду. Но всем понравилось, вследствие чего был приставлен к телу начальника штаба бригады капитана 2 ранга Дымова, впоследствии адмирала, который у нас был старшим на переходе, в качестве личного переводчика, что позволило мне на халяву побывать на официальных приемах с французской кухней и прочих псевдорадостных мероприятиях.

Но ничто не сравнилось по наполненности ощущениями и радостями бытия с экскурсией на филиал пивоваренного завода «Кроненбург», продукцией которого сейчас наводнена вся наша необъятная, а тогда это было что-то. Причем при дегустации выносить ничего не разрешалось, а вот на месте пей –хоть залейся. Вот на этом они, капиталисты гнусные и попались, ибо не знали всей широты русской души и её внутренних потенциалов. Нас с морячилами было человек пятнадцать из коих только 6 офицеров, но флот мы не опозорили и как раз столько ящиков и выпили. Ехали назад на автобусе с трудом и с остановками, т.к. оно, заграничное, наружу просилось, но доехали. А уж как нам старпом-то был рад! У него прямо на лице всё это написано было, а про слова ласковые и упоминать не хочу.

Вот тут-то в этом самом Конго, я впервые столкнулся с африканскими реалиями, которые своей антисанитарией меня глубоко потрясли, а страна была не самая разбитая – французы одни из последних оттуда уходили и кое-какая действующая фановая система там еще наблюдалась, чего не скажешь о других африканских странах, в которых мне пришлось побывать позднее.

Вот так я впервые понял правоту дедушки Чуковского, который ещё в далёком 1942 году предупреждал все прогрессивное человечество «Не ходите, дети, в Африку гулять!». А ведь не вняли, да ещё как ходить начали. Я всю эту геополитику понял в Конакри (Гвинея), в которой мы и проторчали полгода. Сразу эту страну на политической карте мира не найдёшь, но если свободным воображением истинного художника представить себе Африку со стороны Атлантического океана этакой большой женской попкой, то Конакри окажется как раз дыркой в этой физиологии де-факто и де-юре. Но! Возвращаюсь к геополитике. Даже не так. А к ГЕОПОЛИТИКЕ. Сначала краткий экскурс в экономическую физику. Не для кого не секрет, что в этом лучшем из миров электричество правит всем, а электрический ток бежит по проводам. Жилы в этих проводах делают или из меди (что дорого) или из алюминия (что дешево, а значит, хорошо). Поэтому основная коммуникация электрического тока в нашей стране происходила и происходит по алюминиевым проводам. Алюминий у нас в стране добывали из бокситов, ну скажем, в Бокситогорске, а содержание алюминия в этой руде было порядка 20 -25%. Представьте радостное изумление всех жителей нашей страны, которым положено это было знать, когда в этой самой Гвинее наши геологи нашли руду с содержанием этого металла 65-70%. Как говорят в Одессе – почувствуйте разницу.

А посему Советский Союз резко организовал добычу этого стратегического продукта, для чего: построил карьер со всей инфраструктурой, построил обогатительный комбинат с электростанцией дабы не возить домой руду, а возить готовый продукт. Построили ещё железную дорогу, по которой алюминий доставлялся в порт, портовый терминал, на котором алюминиевые чушки перегружались на еженедельно приходящие из Союза сухогрузы. Вот что такое геополитика. Сейчас у нас в стране, наверное, половина проводов из гвинейского алюминия.

Ну а дабы плохие люди не пограбили это изобилие – вот тут-то и понадобился наш флот и его лучший представитель — ЭМ «Скромный». Вот и начались мои суровые африканские будни… Воды с берега не давали – не было её там отродясь, поэтому, стоя у стенки варил воду испарителями ИКВ – 16/2,5, но не более 10 суток, т.к. забортная вода была такая грязная, что в ней дохли даже микробы. Выходили на внешний рейд, где водичка почище, чистили испарители, переходили на другой эшелон, наваривали воды про запас, мылись – и обратно, бдеть, стало быть. Да и не зря: у них там ком.партий и прочих политических заморок не было, а были племена в количестве 3-х штук (может и больше, но крупных точно три). Вот то племя, которое было при власти, кормилось с наших рук, а остальные – от штатников и китайцев. Причем эти аутсайдеры ни на минутку не оставляли попыток прибрать к рукам все это богатство, на котором сидело первое племя, вследствие чего попытки государственных переворотов случались там с регулярностью удивительной. Местные, в принципе, и сами справлялись, но пару раз бабахнуть для страха и солидности нас просили, в чем мы им, как принимающей стороне отказать не могли. А мы всё бдели…

Одна радость была – стояли мы на ананасном причале (это мы его так прозвали). В 20 м от кромки причала стоял ангар 150х50х10 без дверей, в котором хранились сотни тонн предназначенных к отгрузке ананасов. И никакой охраны! Это ведь какое издевательство над советским человеком, который об ананасах в то время знал только из стихов В.В.Маяковского:

 «Ешь ананасы Рябчиков жуй День твой последний приходит, буржуй!»

Ну вот за неимением рябчиков наша корабельная шпана обходилась исключительно ананасами. По той простой причине, что по своему обыкновению, наш матрос необычайно любопытен и чрезвычайно шаловлив.

Вот и ходили все с красными кругами вокруг рта и носа из-за едкого ананасного сока в больших количествах к вящей радости старпома, которому не было необходимости заниматься расследованиями и поисками злоумышленников, покравших в братской Гвинее 12 ящиков фрукта, т.к. у злоумышленников всё было написано на лице. Как там говаривали супостаты при подавлении Парижской Коммуны «Руки в порохе – расстрелять!»

Но самое для меня поганое было со времен училища — это подводные спуски. Ну не люблю я этого дайвинга, уши у меня всю жизнь закладывало, а тут на внешнем рейде каждый день отдай и не греши: осмотр винторулевой группы и забортных отверстий дабы гнусный подводный диверсант туда чего не подвесил. А в Гвинейском заливе кроме акул, приноровившихся пастись у транца кормы, на котором висел рукав для сбрасывания пищевых отходов, никаких диверсантов нет. Вот и делил я с ними акваторию полюбовно, чего не скажешь об акульих спутниках – рыбах-прилипалах, которым без разницы- к акуле прилепиться или к лейтенанту Лёвушкину Н.М. Но всё когда-нибудь заканчивается… В октябре мы засобирались домой. Нам на смену пришел ЭМ с Балтики. Но увы! На траверзе Гибралтара нас резко шифровкой повернули в Средиземку и мы, опережая звук собственного визга, полетели принимать участие в октябрьской Войне судного дня или 4-й арабо-израильской. Не хочу писать и вспоминать об этом, скажу только, что седина моя благородная образовалась там, воином-интернационалистом я не стал, т.к. нас на эту войнушку загнали не боевым приказом, хранящимся вечно, а шифровкой, которая хранится 1 год.

А в довершение политработники в Североморске поспешили сообщить нашим семьям, что нас утопили, правда вскорости прибежали с извинениями – но представьте реакцию наших родных на такую новость! Могу сказать, что не все с этим справились…

Потом всё было хорошо до ввода в действие «Правил предупреждения загрязнения моря (ППЗМ-74», о котором я уже упоминал выше. Как-то летом мне, уже старлею, пришлось остаться на борту за всех сразу, и тут сработал столь нелюбимый мной, но вполне подтверждаемый законами Мерфи «адмиральский эффект».

— Товарищ вице-адмирал, ВРИО командира БЧ-5 старший лейтенант Лёвушкин по Вашему приказанию прибыл !!! (вот честное слово- столько восклицательных знаков и было

— Старлей, Вы сегодня за свой сраный борт смотрели?

— Никак нет, товарищ вице-адмирал! (а чего я там нового увижу, по большому счёту?)

— Это чьё дерьмо в таком количестве плавает у Вашего правого борта? (ну вот почему им всё время интересно интересоваться классовой принадлежностью этого самого дерьма? Посмотрел, конечно. Там плавала какая-то коричнево-рыжая с проблесками заката субстанция из кинофильма «Солярис»)

— Не моё, товарищ вице-адмирал! (а что я – самоубийца?)

— Старлей, ты ППЗМ-74 читал, или ну на худой конец Ваш сраный зам.Комэска по ЭМЧ Феоктистов читал его тебе на ночь?

— Так точно, товарищ вице-адмирал! Изучил, законспектировал и сдал зачет по его знанию заместителю командира 7 ОПЭСК по ЭМЧ капитану 1 ранга Феоктистову!

— Ну, коли ты такой умный и подкованный, выбирай из предложенного тебе Уголовным кодексом варианты: Статья 252 УК. Загрязнение морской среды — 3 года строгого режима за потраву окружающей среды или 10 тыс.руб.штрафу. Выбирай, лишенец! (с момента подачи вопроса до моего ответа прошло 3,5 секунды)

          — Выбрал, товарищ вице-адмирал!

          — Ну?

          — Тюрьма!

          — Это ты с чего, засранец, так себя и жену не любишь?

          — Так ведь 10 тысяч рублей у меня всё- равно нет, и даже если наши мужики со «Скромного» скинутся и меня откупят, так ведь в долгах ходить не приучен. А Таня моя будет мне сухари сушить и носить. Вот как-то так.

          — Ну ты и наглота, как тебя…, Лёвушкин. Ладно, два часа тебе времени – найти откуда гадость эта и мне лично доложить. Как понял?

          — Есть два часа времени, товарищ вице адмирал! ( а сам себе думаю – и как я эти концы с субстанцией найду? Тогда сериала про Шерлока с Ливановым в главной роли ещё не было).

          Ну, Волобуев упылил, явно довольный тем, как командование флота ППЗМ-74 в жизнь претворяет, а я, понурый, поплелся на борт этого «сраного и нахального корыта». Правда, долго я в унынии не сидел и, подстегнутый элементарным страхом за свою тонкую старлейскую шкуру, развил буйную деятельность: взял анализы той апокалиптической субстанции, что прибилась к нашему борту, взял понемножку от всяких ГСМ, что были у нас н борту, произвел органолептический анализ, т.е. всё обнюхал и облизал, и понял – ну не моя эта гадость. Заактировал сие псевдонаучными словами. Сходил к соседям на другую сторону пирса и под крестное знамение вырвал у них аналогичный акт. Время прошло уже много, и оно постоянно уменьшалось. Был отлив   и я с добровольцами ломанулся на осушку (кто из гражданских не знает – это такое место у уреза воды, которое образуется, когда вода отступает во время отлива). Есть Бог на свете! Нашел я эту трубу, которая впадала из города Североморска в Кольский залив и выплёвывала из себя эту трагедию. Весело звеня пробиркам и потрясая актами я, с неимоверной гордости выражением лица, вторгся в кабинет Волобуева к указанному сроку.

          — Нашел, товарищ вице-адмирал!!! (вот опять три восклицательных знака)

          — Ну и дурак. Так бы я тебя посадил в тюрьму, расписал бы в приказе по всему флоту какой ты гад и какие мы законопослушные, дабы другим неповадно было. А теперь придется опять искать крайнего… Пошел отсюда!

          Сказать, что я вылетел оттуда как пробка из бутылки Шампанского – это бледное сравнение!

В ноябре 1974 года мой «Скромняга» встал в СРЗ в Росту на текущий ремонт, и, как оказалось впоследствии, плавно перешедший в капитальный. Из всех этих заводских будней особенно запала в память моя первая постановка в док. Вообще-то, постановка в док для любого механика – это сильная головная боль, плавно перетекающая в поседение (выпадение) волос на маковке. А всё это из-за того, что нужно чистить топливные цистерны. А не чистить их нельзя по той простой причине, что нужно выполнять сварочные работы на корпусе и внутри этих самых цистерн. И представьте себе картину маслом: пьяный по определению сварщик завода прикасается электродом с благими намерениями в сугубо износившийся кингстон в ТЦ № 23, в которой по недосмотру и недомыслию трюмного Лёвушкина Н.М. осталось чуть-чуть мазута (а уж про пары топлива в воздухе и не говорю) и тут происходит БАДА-БУМ (как это было трогательно сказано Милой Йовович в «Пятом элементе»). Надо сказать, что хоть этот шедевр Люка Бесcона еще даже и не планировался к съёмке об это время, но наши отцы-командиры четко знали, что такое вставать в док с грязными цистернами. Поэтому, чистка цистерн перед доком – дело всенародное. И это, товарищи, правильно. Но, маленькое моё трюмное «НО!». Принимать-то работу у всех должен был я, т.е. не было такого места во втором дне, которое я не пропахал на своем пузе. А принимая во внимание тот факт, что мы, по ряду причин, с чисткой цистерн не успевали к постановке в док, нам пришлось продолжать это неблагодарное занятие уже стоя в осушенном доке СРЗ. И вот тут я должен вам, други мои, сказать, что началась та самая «не всё коту масленица», ибо одно дело ползать по цистернам, когда в ноябре месяце корабль на плаву (+2⁰С за бортом–помните?), и совсем другое дело, когда корабль висит на свежем воздухе в доке и температура за бортом – 20⁰С. А температура корпуса «Скромняги» внутри цистерн точно такая, как и снаружи. Застудился и поморозился тогда страшно, но жив, курилка! (это такое выражение — не курю уже 6 лет).

А потом, в 1975 г., они ко мне и подкатили… Ах, Николай Михайлович, да что Вам на этом «Скромном» делать, В.Н.Шевков только назначен командиром БЧ-5, Вам его не пересидеть, корабль здесь сгниет в вечном ремонте (как оказалось, они были правы), давайте-ка   командиром дивизиона живучести на тяжелый авианесущий крейсер «Минск»! Я, конечно, покочевряжился, но потом согласился. И началась совсем другая история…

Продолжение следует