Мичман Храмов, распространяя вокруг себя аромат одеколона «Шипр», весь сверкающий, – от надраенных черной ваксой ботинок до белоснежного чехла на фуражке – прибыл в каюту старпома подводной лодки.
Во лбу его, над лаковым козырьком фуражки, красовался шитый «краб» — особый шик военного моряка.
— Что с тобой, Храмов, — даже отшатнулся от него старпом, — никак жениться собрался?
Во лбу его, над лаковым козырьком фуражки, красовался шитый «краб» — особый шик военного моряка.
— Что с тобой, Храмов, — даже отшатнулся от него старпом, — никак жениться собрался?
Саша Храмов улыбнулся до самых ушей.— Попали в самую точку, товарищ капитан 2 ранга! Иду просить руку и сердце у своей девушки.
Девушку Храмов нашел себе уже неделю назад, когда вместе со своим другом Петей Немыкиным гуляли по набережной Владивостока. Рыжая красотка рассеяно ела мороженое и ни о чём плохом не думала.
На неё сразу запал любвеобильный Немыкин, но почему-то серьезный и степенный Храмов девушке приглянулся больше.
Встретиться снова Саня предложил ей через неделю и вот сегодня он собрался на любовное рандеву.
— Твою маму! – изумился старший помощник Долгалёв. – Какой из тебя муж? Что ты умеешь делать, кроме, как с Немыкиным на берегу, пиво лакать?
— Умею, тащ, нежно обращаться с девушками, — ответил Храмов, — и вообще, уже пора мне завести семью.
— А от меня, чего тебе надо? – спросил старпом.
«Шифрик» скромно опустил глаза в палубу, предчувствуя всплеск старпомовых эмоций после своего ответа.
— Дайте мне десять суток отпуска по семейным обстоятельствам, — застенчиво попросил Саша Храмов.
Долгалёв всплеснул руками и забегал по тесной каютке.
— Вы хотите меня убить? Что я вам плохого сделал, враги? Нянчусь с ними, пестую их, донашиваю в утробе, а они ко мне приходят и суют ножик в рёбра! Жениться он собрался, ха!, отрастил женилку, бегает тут! Одеколоном вспрыснулся, завонял мне всю каюту! Лучше бы от тебя мазутом пахло! Бездельник! Вот где вы все у меня! Достали! Все норовят в отпуск, а кто работать будет? Вся команда паёлы драит, соляром механизмы моет безвылазно, порядок в заведовании наводит, выход в автономку через месяц, а он напомадился тут, напудрился и с корабля норовит! Никакого схода с «железа», пока дурь из головы не выйдет! Вон отсюда!!!
Через час, остывший Долгалёв вызвал мичмана Храмова и вручил ему отпускной билет.
— Иди к своей красавице, — мрачно сказал старпом «шифрику», — я очень надеюсь, что после твоего предложения она плюнет тебе в рожу, развернётся и уйдёт.
Не сбылась надежда старшего помощника – Храмов предложил, а Танюша согласилась. Перед самым выходом родимой лодки в автономное плавание у них состоялась свадьба. Старпом тоже был приглашен в качестве гостя и, по- своему оценил выбор Храмова.
— Требовательная и хозяйственная, — сказал Долгалёв, — настоящий старпом семейного корабля. Ну, держись, Храмов!
Глаз у старшего помощника был намётанный, а характер любого человека за время службы в своей должности, он распознавал по отдельным фразам и телодвижениям. Командный голос у молодой жены прорезался сразу же после бракосочетания.
Потом было прощание с семьями, плавание «за три моря» и томительное ожидание встречи с родной землёй.
По прибытии на семейные дела выделили неделю срока, а потом экипаж отправили в подмосковный дом отдыха, для восстановления «живучести» организмов.
— Отдохнёте, восстановите живучесть организмов и «снова в бой, покой нам только снится» — именно так выразился командующий флотилией подводных лодок.
Жёны подводников засуетились – там ведь рядом Москва, а в Москве чего только нет! При нынешнем изобилии смешно представить: на периферии были пустые полки магазинов, что продовольственных, что промышленных.
Молодожены Храмовы попрощались на две недели, и Таня дала своему мужу список товаров, которые необходимо было купить в столице.
— Главное, хрустальные фужеры купи, — наказала Саше супруга, — скоро Новый Год, хочу пить шампанское из хрусталя. Соседей позовём, чтоб обзавидовались.
Мичман Храмов по прибытии в здравницу, моментально забыл о фужерах, колготках и списке парфюмерии. Не до этого было. Коллектив чисто мужской, суровый – флотские офицеры, мичманы.
Поселили Храмова в восьмиместную каюту, в которой уже несколько дней расслаблялись подводники-атомники с Северного флота.
Новые знакомые тут же, разлили по стаканам «рябину на шиле» и полезли чокаться к Храмову.
— За содружество наших флотов!
Застолье продолжилось далеко за полночь…
— Проснитесь, молодой человек, — приятный женский голос приплыл к Храмову из заоблачных, ангельских далей, — пожалуйста, проснитесь!
Мичман Храмов разлепил глаза. За плечо его трясла молоденькая медсестра в коротком белом халатике.
За окнами было совсем темно. «Шифрик» машинально взглянул на наручные часы. Без десяти минут шесть. Одеяло посередине откровенно топорщилось — самое время. Девушка, довольно таки симпатичная, стоит и ждёт у изголовья.
Новые знакомые тут же, разлили по стаканам «рябину на шиле» и полезли чокаться к Храмову.
— За содружество наших флотов!
Застолье продолжилось далеко за полночь…
— Проснитесь, молодой человек, — приятный женский голос приплыл к Храмову из заоблачных, ангельских далей, — пожалуйста, проснитесь!
Мичман Храмов разлепил глаза. За плечо его трясла молоденькая медсестра в коротком белом халатике.
За окнами было совсем темно. «Шифрик» машинально взглянул на наручные часы. Без десяти минут шесть. Одеяло посередине откровенно топорщилось — самое время. Девушка, довольно таки симпатичная, стоит и ждёт у изголовья.
Полусонный Храмов прихватил сестричку за ягодицы и потянул её на себя.
— Ну, хорошо, хорошо, иди ко мне, солнышко!
Медсестра возмущенно оттолкнула Храмова и отскочила от кровати.
— Что вы себе позволяете! Я пожалуюсь начальнику санатория!
Храмов тупо уставился на «солнышко».
— А зачем же ты ко мне ночью пришла? – спросил он.
— Вставайте и идите в процедурную, взвеш…ш…шиваться! Уже скоро ш..ш…шесть! – злобно прошипела медсестра и, вся пунцовая, выскочила из палаты.
Всё военно-морское воинство храпело и видело десятые сны.
«Что за фигня, почему только меня решили взвешивать?» — подумал мичман Храмов.
Щупленький «шифрик» сел на койке, машинально вставил ноги в тапочки и сонно пошлепал в процедурную. Там его взвесили, записали показания – 58 килограммов — в коленкоровую тетрадь и с миром отпустили спать дальше.
Когда все проснулись, напились вдоволь воды от пуза, поскольку сушняк после «шила» давил жутко, Храмов пожаловался обществу на гнусные санаторные порядки.
— Я думал, она ко мне с добрыми намерениями, а она «идите, взвешивайтесь!», скоро, мол, шесть часов! А вас чего не будила?
Саня не знал, что в санаториях в первый день, до завтрака, всех вновь поступивших взвешивают. Потом в последний день перед отъездом тоже. Для чего это делается никто не знает.
Самый толстый из всей компании, капитан-лейтенант оценивающе посмотрел на мичмана Храмова.
— Тебя каждое утро до шести утра будут водить на взвешивание, пока не наберёшь человеческий вес. Кушай плотнее в столовой, чем быстрее поправишься, тем быстрее медперсонал от тебя отстанет, — сказал толстячок и загрустил, — а вот меня никогда нежная медсестричка не разбудит на рассвете лёгким касанием нежной руки.
Храмов рвал и метал.
— Это что, отдых? Это реабилитация? Лучше бы я под боком у жены восстанавливался! На хрена я сюда приехал? В шесть утра, на весы! У…у…у…
Слушая его причитания, все катались от смеха. Потом сознались, что пошутили.
— Мы, ведь, раньше приехали, и нас в первое утро тоже взвешивали, — сказал толстый каплей Серёга, — ты случаем пульку не пишешь, Саня?
Храмов когда-то учился играть в преферанс и имел некоторые навыки.
Две недели за картами и «рябиновкой» пролетели очень даже быстро.
Москва со всеми её культурными прелестями, ГУМами и ЦУМами была забыта напрочь.
Пришло время и просвистели два зеленых свистка: «С вещами на выход!».
Крепко сдружившиеся с Храмовым атомщики – северяне тепло попрощались с ним, разлив остатки «шила» на посошок и уехали в аэропорт. Им – на Мурманск, а Храмову – на Владивосток.
И только сейчас «шифрик» вспомнил наказ молодой жены: без хрустальных фужеров не возвращайся! Он вытащил из кармана помятую бумажку с перечнем необходимых покупок, прочитал и весь вспотел.
До самолёта оставалось четыре часа времени. Регистрация объявлялась за час. А ещё в Домодедово из санатория не меньше часа. Короче Саня понял: не успевает он! Не успевает добежать до «хрустального» магазина и купить заветные фужеры, не говоря о духах, кремах, пудре, пищевых деликатесах, которые водятся только в столице и в провинции не показываются.
Деньги, тоже, вроде особо и не тратил, закончились.
В голове промелькнуло спасительное решение. Хотя бы что-то надо привезти. Саня Храмов оставил вещи в фойе у дежурной и побежал в санаторную столовую.
До обеда было еще далеко, но столики были уже сервированы. Храмов прошмыгнул в столовку и, воровато озираясь, покидал за пазуху шесть граненых стаканов.
Зайдя за угол, он нашел два камня. На один он ставил стакан, а другим бил. Расколошматив все «гранчаки», Храмов сложил осколки в полиэтиленовый пакет и, довольный, пошел за вещами…
— Санечка! Милый! Приехал! – радостно встретила его Танечка.
После крепких поцелуев и жарких объятий, жена накрыла на стол.
Мясо в кляре, кусочки палтуса горячего копчения, салат «Оливье» и запотевшая бутылка «Советского шампанского».
— Ну, хорошо, хорошо, иди ко мне, солнышко!
Медсестра возмущенно оттолкнула Храмова и отскочила от кровати.
— Что вы себе позволяете! Я пожалуюсь начальнику санатория!
Храмов тупо уставился на «солнышко».
— А зачем же ты ко мне ночью пришла? – спросил он.
— Вставайте и идите в процедурную, взвеш…ш…шиваться! Уже скоро ш..ш…шесть! – злобно прошипела медсестра и, вся пунцовая, выскочила из палаты.
Всё военно-морское воинство храпело и видело десятые сны.
«Что за фигня, почему только меня решили взвешивать?» — подумал мичман Храмов.
Щупленький «шифрик» сел на койке, машинально вставил ноги в тапочки и сонно пошлепал в процедурную. Там его взвесили, записали показания – 58 килограммов — в коленкоровую тетрадь и с миром отпустили спать дальше.
Когда все проснулись, напились вдоволь воды от пуза, поскольку сушняк после «шила» давил жутко, Храмов пожаловался обществу на гнусные санаторные порядки.
— Я думал, она ко мне с добрыми намерениями, а она «идите, взвешивайтесь!», скоро, мол, шесть часов! А вас чего не будила?
Саня не знал, что в санаториях в первый день, до завтрака, всех вновь поступивших взвешивают. Потом в последний день перед отъездом тоже. Для чего это делается никто не знает.
Самый толстый из всей компании, капитан-лейтенант оценивающе посмотрел на мичмана Храмова.
— Тебя каждое утро до шести утра будут водить на взвешивание, пока не наберёшь человеческий вес. Кушай плотнее в столовой, чем быстрее поправишься, тем быстрее медперсонал от тебя отстанет, — сказал толстячок и загрустил, — а вот меня никогда нежная медсестричка не разбудит на рассвете лёгким касанием нежной руки.
Храмов рвал и метал.
— Это что, отдых? Это реабилитация? Лучше бы я под боком у жены восстанавливался! На хрена я сюда приехал? В шесть утра, на весы! У…у…у…
Слушая его причитания, все катались от смеха. Потом сознались, что пошутили.
— Мы, ведь, раньше приехали, и нас в первое утро тоже взвешивали, — сказал толстый каплей Серёга, — ты случаем пульку не пишешь, Саня?
Храмов когда-то учился играть в преферанс и имел некоторые навыки.
Две недели за картами и «рябиновкой» пролетели очень даже быстро.
Москва со всеми её культурными прелестями, ГУМами и ЦУМами была забыта напрочь.
Пришло время и просвистели два зеленых свистка: «С вещами на выход!».
Крепко сдружившиеся с Храмовым атомщики – северяне тепло попрощались с ним, разлив остатки «шила» на посошок и уехали в аэропорт. Им – на Мурманск, а Храмову – на Владивосток.
И только сейчас «шифрик» вспомнил наказ молодой жены: без хрустальных фужеров не возвращайся! Он вытащил из кармана помятую бумажку с перечнем необходимых покупок, прочитал и весь вспотел.
До самолёта оставалось четыре часа времени. Регистрация объявлялась за час. А ещё в Домодедово из санатория не меньше часа. Короче Саня понял: не успевает он! Не успевает добежать до «хрустального» магазина и купить заветные фужеры, не говоря о духах, кремах, пудре, пищевых деликатесах, которые водятся только в столице и в провинции не показываются.
Деньги, тоже, вроде особо и не тратил, закончились.
В голове промелькнуло спасительное решение. Хотя бы что-то надо привезти. Саня Храмов оставил вещи в фойе у дежурной и побежал в санаторную столовую.
До обеда было еще далеко, но столики были уже сервированы. Храмов прошмыгнул в столовку и, воровато озираясь, покидал за пазуху шесть граненых стаканов.
Зайдя за угол, он нашел два камня. На один он ставил стакан, а другим бил. Расколошматив все «гранчаки», Храмов сложил осколки в полиэтиленовый пакет и, довольный, пошел за вещами…
— Санечка! Милый! Приехал! – радостно встретила его Танечка.
После крепких поцелуев и жарких объятий, жена накрыла на стол.
Мясо в кляре, кусочки палтуса горячего копчения, салат «Оливье» и запотевшая бутылка «Советского шампанского».
Храмов с ужасом смотрел на шампанское, предчувствуя беду.
— Санечка, доставай московские подарочки и фужеры, обновим с тобой хрусталь, — сказала Храмову жена.
Несчастный «шифрик» полез в сумку и фальшиво запричитал.
— Ой, беда-то какая, проклятый аэрофлот, побил все мои фужеры, бросают багаж как попало! Я так и знал, что это произойдёт!
Супруг издали предъявил ошеломлённой молодой хозяйке пакет с осколками своих стаканов.
— Ну-ка, ну-ка, — недобро протянула она, — дай мне сюда свой пакет.
Убедившись, что осколки восстановлению не подлежат и это совсем даже не хрусталь, Таня со всего маху надела пакет с останками «хрусталя» на бестолковую храмовскую голову, после чего избила Саню деревянной шваброй.
Настоящий старпом семейного корабля!