Но это уже другая история…Прям, как в телепередаче Леонида Каневского «Следствие вели…». А моя история продолжается. Обед закончился, по часам обозначился «адмиральский час» – время, когда все от низших до высших чинов на флоте предаются послеобеденному сну. Разумеется, кроме тех, кто на вахте и дежурстве. Но не спалось нам с Семеном. После обеда мы захаживали (если в кармане водились «деревянные») в «Матросскую чайную».
Стало быть, нам, матросам, там самое место. Здесь был довольно богатый ассортимент. Хочешь – «набор» военной формы, а хочешь – средства личной гигиены. Но нас интересовали сладости, коих на корабельном камбузе не было и в помине. В самой чайной работала довольно приветливая женщина. И звали мы ее по-простому, по-нашенски – тетя Галя. Сострадание было ей не чуждо и если кому-либо из нас не хватало нашей скромной военной зарплаты, она отпускала сигареты или какой-нибудь рулет взаймы, но с условием, что деньги с зарплаты отдашь. И вот, купив очередную порцию кофе с рулетом, мы садились за стол и старались растянуть удовольствие. А удовольствие-то длилось минут 10. Каждый раз, благодарив тетю Галю и заходя за угол чайной, мы курили по две сигареты. Уставные курить было невозможно и приходилось выкладывать «целковые» за гражданские (на них не было запрета) – например «ПЕТР». Вдали стояли на «дизелях» подводные лодки из соседнего дивизиона да тральщики – очень уж небольшие корабли, даже в сравнении с дизельными подлодками, но весьма нужные на флоте. В такие моменты, сквозь дым сигарет заходил душевный разговор – о жизни на гражданке до службы. Были разговоры и про девушек. Да, да, мы – матросы ведь тоже люди, куда же нам без женского пола. Но вот о чем всегда нравилось говорить, так это о том, как каждый из нас попал на службу в Кронштадт. Ведь как известно, в военкомате не часто спрашивают о желаниях военнослужащих. Случайность это или нет, но в случае с Семеном было все интересно. Здесь, по соседству с нашей бригадой, только с поправкой на …дцать лет когда-то служил его отец или как он говорил «батя». И служил он на подводной лодке. Теперь в Кронштадте оказался и Семён. Но на корабле. На подводные лодки наш призыв уже не набирали. Но я думаю, что мой дружок достойно бы пошел по стопам своего отца. Впрочем, на корабле матрос Зайцев служил хорошо. Здесь впору улыбнуться, мы иногда звали друг друга по званию и фамилии. Но вот что удивительно, во всех советских фильмах про моряков, обращение идет на уровне устава, с соблюдением субординации. В нашей же матросской среде, мы чаще всего обращались друг к другу по имени (или прозвищу), без званий и так далее…
Все имеет свойство заканчиваться. Как заканчивается лето, деньги на счету телефона, отношения людей. Но в нашем случае всего лишь на всего заканчивался «адмиральский час» и ровно в половину четвертого дня весь свободный от вахт и дежурств экипаж строился на юте. И во время построения, как правило, назначали «добровольцев» на выполнение работ в городе. Остальные шагали в недра корабля, где им выдавали задания командиры боевых частей. Задания эти заключались в том, что нужно было что-нибудь настроить или отремонтировать. И как раз в один из дней эти самые задания меня миновали, и я был неизвестно за какие прегрешения отправлен на работы в город. А если конкретно, то на продсклады. Ранее до меня доходили слухи, что эти работы чуть ли не самые лучшие и большей халявы не сыщешь. Еще бы, а вдруг удастся «спионерить» пряник или банку «сгухи» (сгущенного молока). А порой кладовщицы давали «маленькие радости матросов» и сами. Подумаешь, пара пряников и банка сгущенки. Но удача в тот день была не на моей стороне. Была сильная метель, что уже не радовало – это было первое, а второе – поехали я и еще несколько человек с «годками». Собственно, ничего такого в этом и нет, поехали и поехали. А на складе нас «ждала» пара грузовиков «КАМАЗ», загруженных мешками с солью. Вот тебе и сгущенка, вот тебе и кофеек с пряниками. Наверное, все читатели знают значение слов «съесть пуд соли». Обычно этого желают молодоженам. Но у всякого военного существует трудовая повинность и каждый сполна съедает этот пуд соли, разумеется, образно, как и у молодоженов…
— Ефимов, давай-ка я тебе помогу – с ехидной улыбкой прокричал Миша Скворцов.
А какой помощи ждать от человека, который служит больше тебя? Правильно, в лучшем случае – подколов или чего еще доброго подкидывания на спину мешка, массой больше 60 кг.
— Ничего, мы и это сдюжим – рассуждал я про себя.
И, правда, с каждым выгруженным мешком сил прибавлялось, хотя должно было быть наоборот. «КАМАЗЫ» становились пустыми и на этом работы заканчивались.
Вообще, многие подумают, что я жалуюсь. Вовсе нет. Про трудовую повинность помните? Вот и получается так, что кто-то работает больше, кто-то меньше. В нашем случае «годки» не спешили и работали в меньшей степени. Им все равно, до увольнения домой остались считанные месяцы. Они, наверное, и рассуждали про себя: «Пусть теперь поработает «молодняк». Про матросов ведь не зря говорят, что:
М – малый
А – автономный
Т – трактор
Р – работающий
О – около
С – суток.
Но если дело касалось больших сборов, учений по разным поводам, то здесь все на равных. Спуску не давали никому. Работы в городе – такие мелочи, это я понял потом. И раз уж я написал про большой сбор, то как раз представляется случай написать об одном из них. Месяц февраль, грядет проверка, которую возглавлял наш любимый комбриг. Любимый абсолютно всеми, начиная от матроса и заканчивая командиром корабля. Разумеется, любимый в кавычках. Кому понравилась новость о проверке? Думаю, что никому. Ситуация была похожа на описанную Н. В. Гоголем в его произведении «Ревизор»: «Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: к нам едет ревизор». Так и здесь. По «каштану» объявили: «Команде большой сбор, построение на юте, форма одежды № 5». И там, на построении, каждому КБЧ (командиру боевой части) был отдан приказ привести всю свою материальную часть в порядок, ничего лишнего быть не должно. А на флоте (в армии также) как – одни командиры отдают приказы другим, и так по цепочке доходит до старшин и матросов, и каждый должен постараться выполнить поставленную задачу. Нам с Семеном достался курсантский кубрик, который располагался на второй палубе. Здесь я, пожалуй, сделаю небольшую паузу. Поскольку относительно недавно, в конце января в нашу боевую часть прибыл новенький, Миша Микаэлян. Не человек, а светлая голова. А почему так, узнаете чуть позже. В курсантском кубрике он был с нами. Остальные были распределены по другим местам. Валя Савелов с Леней Стоговым приводили в надлежащий вид румпельное отделение (аварийное управление кораблем в корме) и помещение ЗИП соответственно. Ильдар наводил порядок в штурманской рубке, Тема в помещении гиропоста. В общем, все были при деле. При проведении таких манипуляций досталось всем довольно много работы. Но того, что было в курсантском кубрике, не было, пожалуй, ни у кого в заведовании. Помещение должно было быть готово для курсантов, причем в короткие сроки. И когда мы туда зашли, оставалось почесать «репу» от недоумения. Там словно Мамай прошёл или как в стихотворении «Разгром» Успенского: «Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко». Столько хлама я лично никогда в жизни не видел. Какое-то время «кубарь» не использовался и сюда тащили все, что можно и что нельзя. Тут были и сломанные баки (столы) и баночки (лавочки), и старая рабочая одежда. В одном углу на палубе была вода – откуда она там взялась, так и осталось загадкой. Наше же дело маленькое, нам сказали прибраться – мы начали выполнять…Причем делали это настолько усердно, что было даже смешно. А почему? Читайте дальше.
В один из вечеров я довольно много набрал в одни руки всяческого мусора и «загруженным» решил подниматься на третью палубу, но, не дойдя пары ступенек до верха, оступился и полетел вниз, успев сесть на кусок «деревяшки». Знатно тогда я прокатился. Как будто с горки. А шуму наделал, что был бы не удивлен, если бы меня сравнили с лягушкой из сказки, которая ехала в «коробчонке». Признаться честно, смешно было даже мне. Вообще, весь этот хлам мы таскали денно и нощно на «лакомку», где уже развел костры боцманенок Ленар Бекмамбетов. А мы все носили и носили, в какой-то момент стало казаться, что конца и края этому не будет. И когда я пишу «таскали», то имею в виду весь экипаж. Барахла хватало у всех боевых частей. Что касается нашего кубрика, то за трое суток в нем стало довольно чисто, оставалось только проверить состояние пространства за одной из переборок. На самой переборке когда-то было что-то вроде люка, сейчас же на том месте «красовался» кусок фанеры, наскоро прибитый кем-то гвоздями и довольно небрежно. Пришлось изрядно повозиться, чтобы его оторвать. Заглянув за переборку, мы обалдели… Там было даже то, что пригодилось бы и обычному человеку на гражданке: зубные щетки, пасты, толчанка (туалетная бумага), мыло, вафельные полотенца, валялись там и носки. Но вот что удивительно, нами были найдены банки со сгущенкой, сигареты, леденцы, мандарины и яблоки (последние уже давно были непригодны для употребления). Теперь была понятна функция того самого куска фанеры. Он был нужен для «маскировки» запаха, исходившего от «райских» яблок и мандаринов. Все содержимое из пространства за переборкой мы извлечь не смогли, и нужно было сделать так, чтобы на месте оторванной фанеры было что-то такое, что зайди сюда комбриг и, увидев «это», он бы подумал, что «так и было», как у Попандопулы из Одессы.
— Может быть, вырезать кусок ДСП и просто вставить в отверстие? – предложил я.
— Ага, комбриг зайдет, увидит и сразу оторвет – задумчиво протянул Семён.
— Да, здесь нужно какое-то кардинальное решение – подтвердил Миша.
Ходили вокруг да около этого отверстия. Но особо не расходишься. И тут Мише пришла в голову блестящая идея.
— Парни, а что если сделать нишу в этой переборке, обшить сверху, снизу и по бокам? Тогда и отрывать ничего не нужно будет и комбриг ничего не заметит.
Так и сделали. И надо сказать, задумка Миши настолько понравилась комбригу (мы даже удивились), что при проверке всех помещений, в том числе и нашего кубрика, он сказал: «Хитро, хитро». И с этими словами удалился. Ну а Мишу я не случайно назвал светлой головой, в той ситуации он нас выручил и не подвел. После проверки отлегло на душе и у всего экипажа. «Ревизию» мы прошли успешно, по заведованиям всех боевых частей был если не полный, то близкий к идеальному порядок… Служба продолжалась. Я отмечал дни в календаре. И совсем скоро ко мне должна была приехать мама. До сих пор не написал о ней ни слова, и это будет неправильно. За время всей службы я убедился, что только сердце мамы может любить чисто и искренне.
Любви достойна только – мать!
Она одна умеет ждать…
Жена найдёт другого мужа
Невестка – жениха
А мать уже другого сына
Найти не сможет никогда…
Я видел, как бросали девушки и жены наших матросов. И будет не лишним, хоть немного, но написать, как прошла у меня с ней та встреча в Кронштадте. Сразу скажу, что встретиться было очень непросто. Комнат для посещений, как в сухопутных частях тут не было. Мама ждала за КПП. Все, чего я смог тогда добиться, так это увольнения, хотя бы на два часа. И получается так – «Близко локоть, да не укусишь». Но мама терпеливо ждала, на улице ведь не май месяц, а февраль и с ее стороны это был подвиг. Зима была тогда холодная…И вот, наконец, сход на берег разрешен. Бежал до КПП сломя голову…
— Как ты похудел, сын – только и сказала она мне, когда я подошел к ней.
На самом деле, мама давно не видела меня. А по письмам, которые я писал, разве могла она видеть мое состояние? Конечно же, нет. Те два часа, которые были отведены на ту встречу, пролетели быстро, даже не заметил…Сердце сжалось и перед расставанием я впервые за все время, сколько был на службе, понял, как тяжело ей дома, на работе и она ни о чем другом и думать не могла, как о своем сыне. И когда я зашел за КПП, она еще долго стояла и махала рукой вслед. Не думаю, что я кого-то этим разжалобил, но мама – святое. И спасибо ей за то, что она есть на этом свете.
Прибыв на корабль, я помчал на нашу 6-ю палубу с пакетами, которые заботливо собирала дома мама. На 6-й палубе был наш учебный штурманский класс. Меня уже ждала вся наша немногочисленная боевая часть и несколько человек из БЧ-2/3. Такая уж традиция – делиться со своими товарищами. Да и вообще, жадность – это плохая черта любого человека, но я был воспитан в ином ключе и всегда старался делиться с ближним. В пакетах было много всякой всячины, все содержимое которых было тут же накрыто на одном из баков. На таком должны бы лежать штурманские карты, но пусть это «пиршество» будет нашей минутной слабостью. Минутной она и была в прямом смысле – мы быстро приговорили «скатерть-самобранку». День завершался под хруст вафель, печенья. Впереди по обыкновению была вечерняя поверка…Она проходит с зачитыванием фамилий всего экипажа. В том числе тех, кто несет службу на вахте. После поверки было еще время покурить и лишь потом идти «отбиваться». Готовиться к отбою на корабле довольно просто, но с некоторыми нюансами. Разделся до нательного белья, аккуратно сложил вещи на баночке и можешь идти в умывальник. Но была и еще одна «фишка», неведомо, когда и кем придуманная – навести уборку в своей «спальне». По всем правилам – с мыльной пеной и умудриться все убрать до обхода дежурным по кораблю всех кают и кубриков на 3-й палубе…И ведь успевали. Заслышав шаги дежурного, «ныряли» каждый в свою люльку, а Семен с Ильдаром «взлетали», поскольку оба спали сверху. Ровно в 22.00 наступала тишина. Отбой…У солдат и матросов сладостный сон. Восемь часов, отведенных для него, теперь были драгоценными. Ведь служба на корабле полна неожиданностей…
Ровно в 6.00 раздается команда…Но что это? Нет ни привычного «Команде вставать», ни «Приготовиться к…», а звучат лишь три коротких звонка и один непрерывный, передающийся один раз (согласно КУ ВМФ).
Это сейчас легко об этом писать, а тогда, спросонья, в голове лишь перебирались все сигналы и находились ответы. Звонки означали, что играется «Учебная тревога», но, не смотря на это, все действия отрабатывались вовсе не по-учебному. По «каштану» звучали слова старпома: «Корабль к бою и походу приготовить». По сути, для нас начались первые отработки навыков по выходу из базы в море. По боевому расписанию все бежали на свои боевые посты (БП). На все про все не более одной минуты…За это время нужно одеться и добежать до своего заведования (дальше будет БП)… Наш с Ильдаром БП находился в штурманской рубке, БП Миши с Леней находился на ГКП (главном командном пункте) – на седьмой палубе, БП Вали в румпельном отделении (первая палуба). И, наконец, БП Темы с Семеном находился в гиропосту, который также располагался на первой палубе. От меня требовалось получить доклады ото всех, кто прибыл на свой боевой пост. Почему именно от меня, а потому, что временно я был старшим электриком штурманским. И по «каштану» принимал доклад от каждого, кто прибывал на боевой пост. И уже по прибытии командира боевой части или лица его замещающего, докладывал, что-то вроде: «Товарищ капитан-лейтенант (лейтенант), личный состав БЧ-1 находится на боевых постах…» Но и это еще не всё. Каждый, если требовалось, запускал оборудование. Гиропост – гирокомпАсы, ЛАГи, в штурманской пускалась в работу вся остальная навигация, рулевые на ГКП условно выводили корабль из бригады…И лишь после всех докладов и тренировок, вплоть до тренировочного выхода из бригады объявляли «Отбой учебной тревоги, от мест отойти, материальную часть привести в исходное». И раз уж я упомянул про «лицо, замещающее командира», то замолвлю и о нем словечко. Был у нас командир электронавигационной группы (КЭНГ) Мельницын, в звании лейтенант. Характерами мы не сошлись почти сразу. Обоим было по 23 года. Он офицер, я матрос. И иногда казалось, что между нами нет никакой разницы. Но я еще вернусь к этому, а пока день продолжался по распорядку. Привычный режим был «нарушен» учебной тревогой. Что могу сказать? Без утайки. Это была первая учебная тревога, и я волновался, был немного не собран. Да и вообще это свойственно для меня. И здесь все было по-суворовски – «тяжело в учении». Настоящий выход в море будет позже. А пока наш «ЧОНГАР» стоял, затершись во льдах, и никуда не выходил. И надо сказать, готовили нас хорошо. Правда, тревоги были часто и они порядком изматывали. От чего и сон был хорошим, пожалуй, я даже на гражданке так не спал. И пусть постепенно, но я привыкал к новому режиму. Уж во всяком случае, сигналы и команды освоил неплохо. Но в один из дней я заболел. Причем болел уже с учебки. Сначала кашель, а потом высокая температура. Как сказал медик на корабле: «Началось осложнение». А затем и воспаление легких, и слег я в лазарет на 10 суток. И скажу честно, эта «лежка» даже надоела. Казалось бы, лежи себе и ничего не делай. Но такое было в школе, там хоть наверстать можно было, на корабле же иначе. Пропустишь что-то, нужно догонять остальных. И «догонять» пришлось однажды на деле. После выписки, в один из дней сыграли учебно-аварийную тревогу и весь экипаж «тушил» условный «пожар». Всё как обычно – прибытие на боевой пост, только по условиям учений вся боевая часть находилась в штурманской рубке, доклады поступали на ГКП. По команде мы разматывали пожарные рукава (ПР), каждая из групп нашей боевой части находилась по левому и правому борту соответственно. Здесь все было относительно просто. Только повторяли все действия несколько раз, пока всё не дошло до автоматизма. И оно понятно, во время настоящего пожара или аварии времени на раздумье будет ничтожно мало и действовать нужно четко и быстро. И я думаю, что всем этим описанием ни для кого не сделал открытия. У всех были такие учения. Кто-то из вас ими руководил, кто-то исполнял приказания. Были и проверяющие. По таким учениям мы справлялись на оценку «хорошо». Хотя, нам всегда казалось, что мы делали лучше, но это только казалось. «Отлично» по всей видимости, на флоте никто не ставит, но впереди нас ждали отметки и похуже. Вообще, оценка любого проверяющего выглядит примерно так: «Все действовали отлично, даже, можно сказать, что хорошо, но если вдуматься, то удовлетворительно, а вообще-то плохо. Надо повторить». Как видите, не всегда бывает гладко. А между тем, на горизонте возникла другая проверка, которую назначил наш, ставший уже любимым для всех комбриг.
Строевой смотр. Простому обывателю эти слова ни о чем не говорят, но зато о них знает каждый военный. Так называемый смотр начинается весьма неожиданно и заканчивается довольно непредсказуемо. Будет ли качестве наказания оргпериод или сдача курсовой задачи, не знает никто. Не знали и мы – от первого до последнего человека на корабле. Началась жуткая суета – у кого-то не хватало расчески, у кого перчатки, а кто-то не запасся нитками (черной и белой) под шапкой. Постигла подобная участь и меня. Кто-то, простите за это слово, стырил мою расческу. Причем в последний момент. Выручил командир БЧ. Отдал свою запасную. Не офицером был командир, а человеком, прежде всего. Тогда только одна расческа могла все запороть. Ибо каждый, как я уже писал, является неотъемлемой частью большого механизма.
Строились мы уже не на корабле, а на причальной стенке. Вот построился экипаж корвета «УМНЫЙ», чуть дальше от нас экипажи МПК «ТАТАРСТАНЕЦ», «НОЯБРЬСК» и «КАНАШ». Экипажи тральщиков и подводных лодок прибыли чуть позже. Им до нашего расположения еще и топать надо было. Комбриг любил собирать всех вместе. Но где же сам комбриг? Терпение и спокойствие – скоро он появится. Ведь на флоте (в армии) те же начальники, что и на гражданке. Они тоже любят задерживаться. И вот, наконец, показался штабной «УАЗик», мчавший на всех парах комбрига со своей «свитой». Без помощников ему никак нельзя. Нас было много для него одного (более пятиста человек). Это, конечно, если собрать всех, как в этом случае. Выйдя из машины и бегло осмотрев каждый из экипажей, комбриг громко поприветствовал нас: «Здравствуйте, товарищи военные моряки!» Мы не заставили себя долго ждать и, набрав полную грудь воздуха, также громко ответили: «Здравия желаем, товарищ капитан 1-го ранга!»
Далее каждый из командиров экипажей и помощников комбрига получал «инструкции» по смотру и начиналось «веселье». В феврале, на самом ветру. Проверяли всё – от военного билета до нательного белья (кальсон). Дошла очередь и до меня. Были недочеты конечно, и пусть это покажется странным, но они коснулись моего военного билета. В нем я носил фотографию. Девушки? – подумаете вы. Нет, в военном билете я носил фото деда, отдавшего службе на флоте 5 лет жизни.
— Это что еще такое, товарищ матрос? – спрашивает один из проверяющих.
— Фотография.
— Вижу, что фотография. Что она здесь делает?
— Так служится легче, тащ капитан третьего ранга.
Не знаю, дрогнуло у офицера того что-то или нет, по идее он должен был наказать меня каким-то образом или вывести перед строем, чтобы другим неповадно было, но он простил мою этакую оплошность и сказал: «На первый раз прощается, в следующий раз пеняй на себя». У меня словно груз с плеч упал. Но фотографию я так и не убрал. Носил до конца службы, но уже не в военном билете, а во внутреннем кармане «робишки», в книжке «Боевой номер». А что же смотр? Проверяли нас битых 2 часа. Ходили строем, до песен дело не дошло. И результатом этого всего стала оценка «Удовлетворительно». Не так уж плохо, но могло быть и лучше. Но ничего не поделаешь, еще был далеко не последний «удар» лицом об стол. Главные проверки были впереди…
Впереди намечались учения, при которых для нас было все по-походному: корабль условно в море (естественно никакого схода на берег), все на своих местах по вахтам, я же со своими товарищами поочередно стоял и на камбузе. Повторяться не буду. На камбузе был уже не первый раз, небольшая сложность была в том, что весь экипаж шел сменами, и посуду нужно было мыть гораздо быстрее. В остальном на камбузе было все вполне обыденно с повторяющейся цепочкой событий. На протяжении всех учений были разные тревоги – «Радиационная опасность», «Химическая опасность». И при последней мы ходили в противогазах. Исполняли некоторые из заданий и даже немного в них спали. Но никогда не забуду, как я писал вахтовый журнал в этом самом противогазе. Не очень весело и тем более удобно, но что делать, снимешь – ты «труп». Эти учения продлились почти до конца февраля и закончились в аккурат к празднику Советской Армии и Военно-Морского флота или иначе ко Дню Защитника Отечества. На флоте праздник 23 февраля – особый день. Корабли и подводные лодки красивы, как никогда. А все потому, что на каждом корабле в этот день присутствуют флаги расцвечивания.
Экипаж надевает парадную форму. Официально был объявлен выходной день. И мы его проводили за просмотром фильмов, торжественными построениями. Некоторым товарищам по службе было досрочно присвоено воинское звание – старший матрос или по-нашему – «стармос». Часть экипажа отправилась в город на концерт, посвященный Дню Защитника Отечества. В общем, было небольшое затишье перед «бурей». После праздника, на следующий день, отрабатывали учения по БЗЖ на стоянке корабля в пункте базирования. Для непосвященных, БЗЖ (борьба за живучесть корабля) – комплекс мероприятий по ликвидации боевых или аварийных повреждений, проводимых личным составом с целью сохранить боеспособность корабля: откачка воды, тушение пожаров, предотвращение взрывов боеприпасов в погребах, восстановление общекорабельных систем и энергоснабжения. Все это, конечно же, было условно и лучше пусть будет так всегда. Но все прекрасно понимают и понимали, что это невозможно. И не лишним будет привести пример, который произошел в Балтийске с МПК «УФА» в феврале 2007 года. А случился пожар. Началось все с отсеков, где хранилась сухая провизия, а закончилось на верхней надстройке. В результате пожара никто из экипажа не пострадал, но МПК, как боевая единица уже не существует. Вот собственно, что стало с кораблем (по центру).
Могло быть и хуже, но все обошлось. И этот случай еще раз очень хорошо напомнил, что все правила и мероприятия написаны кровью. Пусть и не в тот раз. Эта же фотография висела в коридоре пятой палубы у рубки дежурного на нашем корабле, и каждый матрос знал, что бывает, когда вовремя не предпринимаются меры к устранению первых признаков возгорания. Но, тогда ни я, никто еще не мог судить тот экипаж, ибо не зря говорят: «Не суди да не судим будешь». Каждый мог лишь учиться на ошибках других и не допускать их в будущем. И мы старались, как могли. В особенности доставалось кормовой и носовой аварийным партиям. Они «заделывали» пробоины в корпусе специальными щитами, либо «тушили» пожар в артиллерийских погребах или на корме. Но вот у боевой части под номером «5» все было похлеще. Матросы из этой БЧ ходили в штаб бригады и занимались тренировками на УТС (учебно-тренировочной станции).
Там их топили по-настоящему, причем, как слепых котят. Т. е. в отсеке, где происходило все «действие», не было света и подавалась вода. Хочешь того или не хочешь, нужно было заделывать пробоины в условиях, приближенных к реальным. И парни, приходившие оттуда, говорили, что было тяжело. Слова Суворова все хорошо помнят? Они на века записаны в историю нашей армии и работают на все 100 % в наше время. Где бы ни был военный – в армии или на флоте. Что касается учений, то они заканчивались. Много задач было отработано. Закончился февраль…Календарь помните? В нем я отметил последний день зимнего месяца, впереди была долгожданная весна…
А почему мы ее так ждали, узнаете в следующий раз…