Щекотихин О. Дела житейские, дела морские

Наш теплоход после длительного рейса пришел в Одессу и стал под выгрузку автомобильного листа из Японии. Причудливы маршруты движения грузов! В Туапсе мы загрузились чугунной чушкой, изготовленной на «Запорожстали», и вокруг Африки, так как Суэцкий канал не работал, отвезли ее в Японию. Японцы щадят свое население, и на металлургических заводах нет доменного производства, которое сильно загрязняет окружающую среду. Отсутствие доменных печей приводит к отсутствию коксохимического производства и агломератных фабрик, опасных для экологии. Там принята только высокотехнологичная переработка готового первичного сырья в высококачественный продукт. А у нас металлургические заводы так загрязняют воздух, что в промышленных районах просто дышать нечем. Но сейчас не об этом.

Вот и везем мы наш чугун в Японию, где из него делают лист высокого качества, идущий на штамповку кузовов для автомобилей в том же Запорожье. Но стоимость листа в три раза дороже, да еще и транспортные расходы на его доставку с другого конца земного шара! Но это уж забота Министерства торговли, а нам важно было получить груз, чтобы его отвезти, и зарплату – желательно вовремя.

Прежде чем зайти с судна домой, на Дерибасовскую, 5, я заглянул в подвальчик к тете Уте, где обычно собирались моряки.

За одним из столиков сидела компания морских волков, половина из которых были моими старыми друзьями по предыдущим рейсам, и один из них – с нашего судна. Мой товарищ рассказывал о нашем рейсе в Японию, о заходах в Сингапур, Гибралтар и другие подробности рейса. Я, сделав заказ, подключился к рассказу со своими добавлениями.

Неожиданно в дверях появился наш второй механик, улетевший накануне вечером в Туапсе к жене.

– Витя, каким ветром тебя занесло к тете Уте? Что, нелетная погода и ты не смог улететь? Или билет не достал? – засыпали мы его вопросами.

Виктор, обычно подтянутый, всегда опрятно одетый в форму или по гражданке, всегда веселый и добродушный, выглядел необычно. Небритый, в помятой запачканной рубахе, с нахмуренным лицом и потухшим взглядом.

Взяв со стола чей-то стакан водки, подкрашенный компотом, он залпом осушил его и, не закусывая, приступил к своему невеселому рассказу.

– Вы же знаете, что жена у меня живет в Туапсе. После выгрузки в Одессе мы должны были идти на Туапсе за чугунной чушкой для Японии. Поэтому я не вызывал ее для встречи в Одессу, а решил подождать пару дней до прихода в Туапсе. И вдруг вчера вечером мастер (капитан) сообщил, что после выгрузки идем в Ильичевск грузиться на Кубу! Я только отстоял суточную вахту, двое суток свободен, собрал вещи – и в аэропорт. Попросил третьего механика, если задержусь, чтоб он меня подменил. Решил отвезти купленное за бугром барахлишко домой, забрать жену, махнуть в Одессу или Ильичевск. Рано утром самолет приземлился в Сочи, оттуда я на такси поехал в Туапсе. По дороге купил большой букет цветов – и домой. Взял букет, два чемодана, таксиста попросил подождать, чтобы съездить на базар за провизией для праздничного стола. Поднялся я на свой этаж, открываю своим ключом дверь, вхожу в квартиру. А навстречу мне идет какой-то мужик в разобранном виде, в моем халате и в моих тапочках. Ну что? Вроде все ясно. Молча вручил ему букет, за чемоданы – и на такси обратно в Сочи. Ну, ладно, когда я на другом конце земли, а ей невтерпеж, могу понять. Но знает же, что я через день-другой приеду домой, а у нее мужик чужой!

Игорь, радист с «Брянского рабочего», тихо запел:

Офицеров знала ты немало,

Кортики, погоны, ордена.

От такой ли жизни ты устала,

Трижды разведенная жена…

А муж твой в далеком море

Ждет от тебя привета,

В суровом морском просторе

Шепчет: где ты, где ты?

– Да, Витя, залетел ты здорово, можно тебе посочувствовать.

– Да что сочувствовать? Завтра подам документы на развод, и в море, оно хорошо лечит в таких делах.

– Дорогой мой, ты советский моряк загранплавания. А такие презренные бабы, как твоя, свое дело знают туго. До суда еще не дойдет, а ее заявление партком начнет разбирать. Не ты первый, не ты последний, попавшийся впросак. А ты уже выплавал плавценз на рабочий диплом первого разряда. У тебя хорошая характеристика, и вот-вот пойдешь «дедом» ( старшим механиком). А после развода и разбора вашего дела в парткоме тебе, как члену КПСС, – строгача за моральное разложение, и не видать должности деда, да и в каботаж можешь залететь. Так что, Витя, думай, как тебе из этой халепы выбраться. Вспомни анекдот: француженка держит мужа страстью, англичанка грацией, а наша – парт­организацией.

– Я все равно с ней разведусь, жизни вместе уже не будет.

– Все это так, но не делай слишком резких движений, обдумай все и действуй наверняка, без тяжелых последствий для твоей морской карьеры.

– А что об этом скажет наш мудрый док? – спросил один из моряков, обращаясь к Жоре, доктору с теплохода «Инесса Арманд».

– Вопрос этот очень сложный, и несколькими фразами на него не ответишь. Человек – это сложнейшая конструкция, аналогов которой нет ни в природе, ни в технике. Любой орган человека устроен очень сложно, и медицина, занимающаяся изучением человеческого организма многие тысячелетия, до конца еще не узнала его тайны… Все настолько сложно, что природа в результате естественного отбора, конечно, не смогла бы воспроизвести такое создание. Создал его Всевышний Творец. Недаром ученые, работавшие над изучением и лечением определенных человеческих органов и проникшие в эти вопросы достаточно глубоко, были поражены сложностью и непознаваемостью до конца их устройства. Это приводило к тому, что они становились глубоко верующими в существование Творца. Примеры – академик Павлов, наш земляк академик Владимир Петрович Филатов, с которым мне посчастливилось встречаться и убедиться в его глубокой вере в Создателя.

Но вернемся к поднятому вопросу. Каждый человеческий орган отвечает за определенные функции, выполняемые организмом. Одна из функций, можно сказать, основная – это продолжение рода. А для этого человек снабжен сложным аппаратом, выполняющим эти функции, и все это совсем не так просто, как в наших морских присказках. А кроме того, есть орган, отвечающий за создание гормона, вызывающего желание совокупляться. А этот орган у каждого работает по-своему. У одного вырабатывается много гормонов, и у него есть постоянное желание, а у другого их очень мало. В результате одна женщина страстная, а другая – фригидная, а кто-то находится в середине этой градации. То же самое и у мужчин. Подобрать свою пару по темпераменту и по ряду других параметров очень тяжело. Какой-то древний мудрец сказал, что если взять тысячу монет, разрубить их пополам, перемешать, а потом вновь сложить, то только одна монета сможет найти свою половинку. Так и в жизни людей. Найти свою идеальную пару практически невозможно. Вот и приходится проявлять взаимную семейную мудрость, чтобы брак оказался крепким. А это очень сложный вопрос, и не всем удается его решить, а отсюда семейные ссоры и даже разводы. Ну, а случай с Виктором – это крайность, которую, понятно, простить нельзя.

 – Веселая история у нас приключилась в том же Туапсе, но действующими лицами были не моряк и его неверная жена, а два любвеобильных моториста, – начал свой рассказ Володя-механик с «Аркадия Гайдара». – Рейс был длинный, и вернулись мы не в Одессу, а в Туапсе. Разрядиться от избытка тестостерона за границей советскому моряку негде, контакт с иностранкой рассматривался как измена Родине, и рейсы дальнего плавания навсегда закрывались.

Так погорел мой друг Витя Коростылев на теплоходе «Тарас Шевченко» за роман с итальянской туристкой.

А в Гаване, когда мы гуляли около Капитолия, ко мне подошла красивая кубинка, попросила закурить. Мы разговорились, и она предложила пойти к ней la cassa – домой. На что я перепуганно ответил: «Но, но!»

Она спрашивает: – Импотентико?  – Нет, говорю. – Сифилитико? – Да нет же! – Так что же? – Советико! Conprenti…Понимаю, – ответила разочарованная красавица и удалилась…

Аэропорта в Туапсе нет, и добираться из Одессы приходилось самолетом до Сочи, а дальше наземным транспортом.

Двое наших ребят после открытия границы вышли в город, причастились родной водочкой с пивом, которых давно не видали, и познакомились с русскими красавицами-аборигенками. А надо заметить, что девушки в Туапсе, как правило, смешанных кровей, кавказской и русской, они необыкновенно обворожительны, сказочно красивы и завлекающи. Так как жены в этот день добраться до Туапсе не могли, а девчата были необыкновенно хороши, да и правила поведения моряка за границей здесь не действовали, то ребята пригласили красавиц на судно. Вечер в угаре любовных утех пролетел незаметно, и дамы, одаренные отрезами сингапурского гипюра, который тогда входил в моду, остались ночевать.

В предрассветной дымке вахтенный на трапе увидел фигуры нескольких женщин, нагруженных тяжелыми сумками, в самом начале причала. Присмотревшись повнимательней, он узнал в рассветных путешественницах жен наших любвеобильных мотористов. Вахтенный быстро сориентировался и сообщил о приближении жен проказникам-мужьям, а сам как умел, стал задерживать их на трапе. Так удалось выиграть несколько драгоценных минут. Туапсинские гостьи быстро собрались и были выведены с противоположного борта, через корму, к опустевшему уже трапу. К этому времени следы ночного пиршества в каютах удалось ликвидировать. Так благодаря мужской солидарности удалось избежать семейных скандалов…

Тут к разговору подключился чиф-мейд (старпом) с «Юрия Гагарина».

– Семейная жизнь – это сплошные потемки, и разобраться постороннему в делах супругов просто невозможно, поэтому не стоит пытаться помочь в этих делах даже самому лучшему другу.

Был день моего рождения, и я пригласил моего друга, электрорадионавигатора с «Пассата» с женой Еленой, и моего друга по парусному спорту Виктора, к тому времени заслуженного тренера СССР, также с супругой. Виктор, красивый парень с атлетической фигурой и хорошо подвешенным языком, оказался в центре внимания компании благодаря интересным рассказам из жизни яхтсменов. Вечер прошел отлично. Но недремлющий Амур успел пустить свои золотые стрелы в сердца Виктора и Елены. С тех пор ко мне домой мог неожиданно зайти Виктор, а следом, также внезапно, нагрянуть Елена. Встретиться где-нибудь в общественном месте они не могли, оба семейные люди, а вот у меня «случайные» встречи им очень нравились.

Бывая дома и в одной, и в другой семье, я не замечал какого-либо раскола или холода в отношениях обеих пар. И в квартирах полный порядок, и дети ухожены, и взаимная теплота в отношениях прежняя. А вместе с тем «случайные» встречи у меня дома не прекращались, а напротив, становились все чаще и чаще. Что делать? Как положить конец ненужному увлечению близких мне людей? И нужно ли вмешиваться в их отношения, если в семьях все в порядке? И решил я делать вид, что ничего не замечаю, пусть сами разбираются. А то вмешаешься и потеряешь двух близких людей, а так время само все расставит по своим местам.

 Вскоре мне надо было уходить в рейс, отпуск кончился, и мое судно возвращалось в Одессу. Виктор, смущаясь и заикаясь, что было ему несвойственно, попросил оставить ему ключи от квартиры. Я не смог отказать другу и выполнил его просьбу. Рейс оказался длинным, и почти через полгода я снова пришел в Одессу. В квартире был полный порядок, а Виктор от души благодарил меня за дружескую услугу. Побывав в обеих семьях, я не заметил каких-либо изменений. Все было по-прежнему, обе семейные пары были счастливы в своей совместной жизни, и никакие признаки семейной непогоды не омрачали их горизонт. Прошел еще год, и в один из заходов в Одессу Витя отдал мне ключи. На мой вопрос, что случилось, он ответил, что все в порядке, но, как говорится, «промчались годы, страсти улеглись»…

Мы с Еленой по-прежнему поддерживаем дружеские отношения, можем изредка встретиться, но это уже не то. Встречались мы очень аккуратно, и наши половинки ничего не заподозрили, на семейных отношениях наш роман не отразился.

Вот так-то, а начни я вмешиваться, кто знает, чем бы все это закончилось…А так обе семьи остались целыми, и я не потерял никого из друзей.

После окончания рассказа чифа за столом наступило молчание. Каждый из присутствующих задумался, осмысливая услышанное и вспоминая прожитые годы, сравнивая различные ситуации, в которых каждому из них пришлось побывать.

Молчание нарушил сидевший в конце стола Анатолий, внимательно слушавший рассказываемые друзьями пережитые семейные ситуации.

– Никому я не рассказывал ту печальную историю, в которую я попал. В отличие от большинства из вас, мой путь на флот был тяжелый и длительный. Вы жили в нормальных семьях, окруженные теплом любящих родителей, вовремя пошли в школу и закончили ее. Затем поступили в мореходку и после ее окончания попали на флот.

Мой путь в моря оказался намного сложнее. Отец оборонял Одессу в частях армии генерала Петрова. Забежал попрощаться со мной и с мамой перед отплытием в Крым, когда оставляли Одессу, и больше мы его не видели. После войны его друг и однополчанин рассказывал, что отца ранило при втором штурме Севастополя, и он лежал в госпитале в Инкерманских штольнях. Выздоровел – и снова оборона Севастополя, снова передовая. Последний раз его видели после третьего штурма Севастополя на мысе Херсонес. Как вы, может, знаете о трагедии защитников Севастополя, преданных своими командирами, многие из них погибли, а 90 тысяч попали к немцам в плен. А немцы, оказавшиеся в таком же положении, не были брошены своими командирами, сумели организовать эвакуацию, и в плен попало только 30 тысяч.

Командующий флотом адмирал Октябрьский удрал на подводной лодке, командующий армией Петров улетел на «Дугласе» вместе с сыном, оставив командовать армией генерала Новикова, который отплыл на морском «охотнике» и попал под Ялтой в плен к немцам. А на мысе Херсонес в казематах 35-й батареи были собраны командиры и политработники со всех обороняющихся частей. Эвакуироваться им было не на чем, так как корабли с Кавказа не пришли. Немцы легко смогли сломить сопротивление солдат, оставшихся без командиров, и окружить последний участок сопротивления – 35-ю батарею. Чтоб не сдать батарею немцам, ее взорвали. Погибло много командиров и политработников. А оставшиеся в живых, без боеприпасов, обнявшись с ранеными, шли на немцев в последний рукопашный бой. В этом аду последний раз видели моего отца.

Мы с мамой попали в оккупацию. Жизнь в Одессе, по сравнению с немецкой оккупационной зоной, была намного лучше. Одесская область была отдана союзникам немцев – румынам и стала частью Румынии.

Два года мы с мамой прожили терпимо. Досаждали только румынские солдаты, которые придумали оригинальный метод грабежа. Солдат старался попасть в квартиру и начинал искать «партизан», а вернее – копаться во всех углах. Где-нибудь он «находил» свою гранату или обойму патронов, начинал кричать на хозяина, что он партизан, а на активные возражения мог заехать в зубы. Забирал вещи, которые ему приглянулись, и уходил. Искать управу на грабителей было бесполезно. Поэтому при появлении румынского солдата во дворе все двери квартир тотчас запирались на замки.

Зимой 1943–1944 года мама сильно простыла, у нее было тяжелое воспаление легких, с которым ослабленный оккупационной жизнью организм не справился. После смерти мамы я остался один. Помогали соседи, подрабатывал на Привозе, поднося что-нибудь торговцам, иногда стаскивал то, что плохо лежало…

И вот наступил удивительный день – 10 апреля 1944 года, день освобождения Одессы. Но для меня лично освобождение оказалось не совсем счастливым.

В Одессу хлынули «защитники третьего фронта» – эвакуированные из Ташкента. Квартиры, оставленные когда-то ими, оказались занятыми, и чтобы побыстрее освободить их, нанимали за хорошую плату каких-нибудь военных в форме, которые просто выбрасывали жильцов на улицу.

Хорошо, если это были настоящие хозяева квартир, но появились и недобросовестные «защитники Ташкента», которые высматривали хорошие квартиры в центре города, нанимали вышибал и выбрасывали настоящих хозяев из их собственных квартир. Защититься от них было сложно, поскольку они считались людьми первого сорта, эвакуированными, а хозяева были бесправными оккупированными.

В один из летних дней 1944 года ташкентские ребята выбросили меня на улицу. В милиции я защиту не нашел, поскольку там эти люди первого сорта уже давно решили все вопросы в свою пользу. Так я стал беспризорником.

Ночевал в подъездах, откуда меня часто выгоняли на улицу. Однажды на Канаве (спуск Кангуна) я познакомился с таким же беспризорным Женькой по кличке Зубатый. Получил он ее за то, что никому не давал спуска. Он отвел меня на ночлег в один из подвалов в развалке на Канаве, это было между лестницами на Дерибасовскую и Ланжероновскую. С Зубатым мы быстро подружились. Он научил меня проникать через известные ему лазы в порт. Там, во взорванном немцами холодильнике на Новом молу (где нынче располагается Одесский морской вокзал), осталось много консервов, которыми питались многочисленные портовые беспризорники. В бухте гремели взрывы глубинных бомб и детонирующих мин, восстанавливались причалы, разбирались развалины взорванных складов. Сотни «Студебеккеров» вывозили остатки разрушенных зданий, которые разбирали тысячи военнопленных немцев, венгров и румын. Порт готовили к приему американских караванов с помощью по ленд-лизу.

Наступил день, когда первый караван из четырех сухогрузов типа «Либерти» пришел в Одессу. За ним последовали и другие. В порту выросли огромные штабеля продовольствия – свиной тушенки, солдатских рационов и т.д., а также различного оборудования для восстановления разрушенного войной народного хозяйства. Охрану порта, ВОХР, которая не могла справиться с хищением продовольственных рационов, заменили конвойными частями, которые жестоко расправлялись с пойманными расхитителями. Но справиться с армией портовых беспризорников не мог никто. Грузы охранялись со стороны, противоположной воде, поскольку считалось, что грабители появлялись именно оттуда, а вот со стороны моря подходов не было. Мы же под бревенчатым настилом причалов подбирались к нужному штабелю, вылазили на причал и опускали несколько ящиков под настил. Потом под настилом же перетаскивали их к развалинам холодильника. Так мы довольно неплохо питались.

В порту милиция устроила облаву и отловила несколько десятков беспризорных, посадив их в КПЗ. Отделение милиции находилось напротив Потемкинской лестницы. Зубатый от ментов ускользнул, а я попался. Чтоб меня освободить, Зубатый придумал такой план. Со стороны порта в КПЗ была железная дверь, заваренная наглухо электросваркой. Открыть ее было невозможно. Женька нашел стальной строп, один конец которого привязал к двери, а второй – к одному из железнодорожных вагонов состава, который формировался в порту к отправке рядом с этой злополучной дверью. Когда поезд начал движение, дверь оказалась вырванной вместе с дверной коробкой и частью стены КПЗ, а все беспризорники – на свободе.

Мы с Женькой не просто сдружились, а стали как настоящие братья. Все между нами делилось пополам, мы как могли помогали друг другу в многочисленных распрях между беспризорниками, защищали друг друга.

Приближалась зима. В подвалах холодильника жить стало холодно. В один из дней в порту устроили облаву, в которой помимо портовой милиции участвовала милиция всего города. Меня и Женьку поймали и отправили в детский дом, где условия пребывания были намного лучше, чем на воле. Детей погибших военных, которые отличались хорошим здоровьем и были крепкого сложения, отобрали в Одесскую школу юнг. Так мы с Женькой стали юнгами, облаченными в настоящую морскую форму. Нам это очень понравилось, и мы с усердием стали проходить школьную программу с добавлением морских наук, которые должен знать матрос. После нескольких лет в школе юнг, где наша дружба с Женькой стала еще крепче, нас направили матросами на каботажные суда Черноморского морского пароходства. Мы добились при распределении, чтобы попасть на одно судно. И вот я со своим названым братом, вместе с другими матросами второго класса стал бороздить воды Черного моря. Нелегка матросская жизнь, но когда рядом крепкое плечо друга, любые жизненные невзгоды нипочем.

Вскоре в ЧМП открылись курсы повышения квалификации – флоту нужны были грамотные специалисты, которых после военных потерь было мало. Мы к этому времени были уже матросами первого класса и уверенно стояли на руле. Начали проходить оформление на открытие визы для выхода за рубеж. Так мы попали в Академию Розенблюма – как моряки шутливо называли эти курсы. После штурманских курсов судьба-злодейка разлучила нас с моим лучшим другом. Флот получал с советских и зарубежных судостроительных заводов новые танкеры и сухогрузы. Двух младших помощников капитана на одном судне не бывает, поэтому мы оказались на разных судах.

Встречи моряков, сами понимаете, бывают редко. То я в рейсе, а Женя в отпуске, то наоборот. Если повезет и встретишься в каком-нибудь порту, то встреча короткая, и поговорить как следует не успеешь. Писать длинные письма некогда, да и не склонны мужчины к эпистолярному жанру, связь поддерживается, в основном, радиограммами. В одной из радиограмм Женя сообщил, что собирается жениться и чтобы я, если смогу, был на свадьбе. Да уж куда моряку прибыть на свадьбу с другого конца шарика, это же не на гражданке! Вскоре я получил известие, что он расписался, от жены в восторге, семейная жизнь налаживается.

Когда я сошел в отпуск, Женя был в рейсе. Мой отпуск неожиданно затянулся, мое судно не заходило в наши порты, а идти на другой пароход я не хотел, потому что экипаж был дружный и психологический климат на борту отличный. Сидел на бичу (так называют моряки неоплачиваемый отпуск), с деньгами напряженка. Где провести время холостяку? Конечно, в парке Шевченко на танцплощадке. В один из вечеров мое внимание привлекла девушка, которую я раньше на танцплощадке не видел. Пригласил ее на танго, потом еще и еще. Весь вечер танцевали вместе, я от нее не отходил. Среднего роста, с хорошей фигурой, блондинка. Нельзя сказать, что броская красавица, но что-то привлекательное было во взглядах ее голубых глаз, что упешно компенсировало не очень выразительные черты ее лица. Особенностью старых танцев – вальса, танго и фокстрота – было то, что ты чувствуешь свою партнершу по прикосновению, пожатию руки и по ответу на это пожатие, по как бы случайному более тесному прижиманию к ее телу, по ее реакции и ряду других еле заметных признаков молчаливого объяснения в танце. В скоростных современных танцах, мне кажется, эта безмолвная сигнализация, такая обворожительная, не происходит.

Поведение моей партнерши было загадочным. То она реагировала положительно на мои призывы, то вдруг старалась отстраниться подальше от партнера, как бы устанавливая барьер между нами. Провожая девушку домой, я почувствовал какую-то отчужденность в ее поведении, словно в ней происходила какая-то непонятная борьба. Так прошло еще несколько встреч. Наконец, настал день, когда неприступная крепость пала, и я добился нашего сближения. Какие это были чудесные мгновения! На твои нежные объятия ее руки отвечают крепким объятием, а трепещущее прекрасное юное тело взрывается нежностью и страстью. Милое лицо прижато к моему лицу, я не вижу, но чувствую каждый изгиб дорогого профиля. В ответ на мои ласки слышно ее тяжелое прерывистое дыхание. Всесокрушающая страсть, как ураган, налетает на нас, и наши тела сплетаются в вечном танце любви, дающей неземное наслаждение каждому…

Проходит еще несколько таких же незабываемых встреч, и я ловлю себя на мысли, что вот я и нашел свою половинку и пора подумать о создании семьи.

А жизнь идет своим чередом. Каждое утро я иду в бич-контору (отдел кадров), которая находится по улице Суворова, левее Потемкинской лестницы, а потом на Дерибасовскую, чтобы встретиться и пообщаться с друзьями-моряками.

Как-то раз после проведенной накануне прекрасной ночи с моей новой подругой я вышел на Дерибасовскую, на фрайер-штрассе. И вдруг среди гуляющих моряков вижу моего драгоценного Женю, а рядом с ним мою подругу. От неожиданности я остолбенел и ничего не мог понять, а Женька бросился ко мне, стал обнимать, потом, обернувшись к своей спутнице, представил ее: это моя жена, о свадьбе с которой я тебе сообщал…

Наверное, порази меня гром и молния в эту минуту, я был бы меньше впечатлен услышанным и увиденным. Глаза Евгения излучали столько радости и тепла, адресованного как мне, так и ей! Наверное, в Одессе тогда не было человека, более счастливого, чем он. На его взгляд ее глаза отвечали таким же радостным блеском, а при встрече с моими я читал в них ужас и страх. Она встала между нами, взяла нас под руки, и мы несколько раз прошлись от Карла Маркса до Гаваной и обратно. Женя рассказал, что рейс оказался длительным, несколько раз приходилось в разных портах загружаться и разгружаться, и еще совершенно неожиданно дали заход из Англии в Ленинград, вот почему он сегодня утром внезапно, без предупреждения, прилетел на пару дней в Одессу…

Я слышал родной голос друга, но сосредоточиться на его рассказе не мог, так как вихрь мыслей проносился в моей голове. По законам беспризорной Канавы предательство было самым страшным преступлением, за которое соратники сурово карали. В школе юнг тоже царил закон «Один за всех и все за одного». Услышав клич «Полундра, наших бьют!», мы бросались на выручку своим, попавшим в беду, не обращая внимания на то, сколько было врагов. И благодаря такой сплоченности всегда одерживали верх. А как поступить в создавшейся ситуации?

Моего друга предала его горячо любимая подруга. Он так ждал встречи с ней, что вырвался на пару дней и прилетел из Ленинграда, а она в это время изменяла ему. И с кем? Со мной, лучшим его другом… Ну можно ли тут промолчать и не раскрыть другу глаза? Нет, молчать нельзя!

В эти минуты я позабыл, как долго добивался близости с ней, как она, почти пойдя на сближение, вдруг становилась неприступной и неожиданно бросала меня, как видно, вспоминая любимого Женьку и супружескую верность. По сути, ведь это я склонил ее к измене, длительное время используя все свое мужское обаяние и способности Дон Жуана, которыми я виртуозно владел.

С другой стороны, нет! Надо сообщить другу, что он пригрел на своей груди неверную змею, которая и в дальнейшем будет ему изменять, пока он будет ходить в дальние рейсы. А может промолчать и дальше встречаться с ней?

Я взглянул на нее. Ее прекрасные глаза с такой любовью смотрели на Женьку… А на меня смотрели холодно и с испугом, хотя еще вчера дарили мне такое тепло! Жгучая волна ревности пронзила все мое тело. Надо сообщить Женьке правду, окончательно решил я.

– Что ты такой задумчивый, у тебя неприятности? – обратился ко мне друг.

– Да нет, все в порядке.

– Тогда идем в ресторан «Волна»! (Это был знаменитый ресторан, носивший до революции название «Фанкони» и расположенный на углу Ланжероновской (Ласточкина) и Екатерининской (Карла Маркса). Да и начнем отмечать нашу встречу, я из рейса, денег хватает, а завтра устроим настоящую гулянку!

И вот мы за столиком с хорошими закусками и графинчиком «огненной воды». Женя продолжает рассказывать про перипетии затянувшегося рейса, а я никак не могу придумать, как сообщить другу о неверности его жены. Я встаю и говорю, что иду в мужскую комнату и глазами незаметно показываю, чтобы он тоже шел за мной. Там я все рассказываю Женьке и оправдываюсь, что понятия не имел о том, что это его подруга.

– Спасибо, друг, что ты рассказал мне правду, – услышал я в ответ.

Посидев немного в «Волне», мы расстались, договорившись встретиться завтра.

Оставшись один, я отправился на Приморский бульвар и, сидя на скамейке, попытался разобраться в том, что произошло. С одной стороны, я выполнил долг друга, открыв Женьке глаза на его неверную половинку. Наверное, это хорошо и правильно.

С другой стороны, где-то в глубине души шевелилось какое-то другое чувство, подсказывавшее мне, что я предал ставшую дорогой мне женщину. Предал человека, который подарил мне столько радостных незабываемых минут и которого я же и склонил к измене…

На следующий день Женька не пришел на встречу. Встречаться с женщиной, которая оказалась женой друга, но была уже горячо любима мною, я не мог. Вскоре пришло мое судно, и я ушел в далекий рейс. Радиограммы от Женьки не приходили, да и я не отваживался выходить с ним на связь, чувствуя себя перед ним без вины виноватым.

Однажды во время очередного захода в Одессу я повстречал подругу Женькиной жены, и она сообщила, что моя любимая женщина серьезно заболела и уехала куда-то из Одессы.

Прошло несколько лет, и в далекой Находке я неожиданно встретил Женьку. Зашли мы с ним в какой-то кабак, и за очередной рюмкой друг рассказал мне, что было дальше после нашего расставания.

Он не подал виду, что знает о ее неверности. Вечером он отправился в вендиспансер, вызвал какую-то женщину, больную сифилисом, хорошо ей заплатил и уговорил, к ее удивлению, провести вместе время.

После этого он пошел домой и провел ночь с женой, естественно, заразив ее. Утром ему пришлось вернуться в известное заведение в Купальном переулке, принять необходимые лечебные меры, а потом, не возвращаясь домой, улететь в Ленинград и продолжить курс лечения. Слава Богу, моряка благополучно пронесло. И вот что получается: после того, что случилось, Женька не может ее забыть, потому что продолжает любить и одновременно не может простить. За прошедшие годы он встречи с ней не искал, и как сложилась ее жизнь, не знает. А искать новую подругу не собирается.

Мы сидели за столом. Я смотрел на своего друга и чувствовал в душе, что в наших отношениях, в нашей дружбе что-то изменилось навсегда. Неожиданно Женька встал и сказал, что спешит на судно. Я не стал его задерживать.

Прошли годы. Я женат, у меня уже взрослый сын. Но той близости и радости, того счастья, которое я испытывал при встречах с Ней, я больше ни с женой, ни с кем другим не испытывал, а друга, ставшего дороже родного брата, потерял.

Вот и судите, правильно я поступил или нет…