Пришли
Напиться б, матом заорать,
Кляня проклятое “железо”,
Штабы, главкома
тупость, власть,
Но понимаешь – бесполезно…
(Vityaliy 073, мичман. Сайт www.FLOT.com)
В базе ошвартовались к стационарному причалу, в стороне от остальных лодок дивизии. Первыми на корабль прибежал встревоженные физики. Как это вы не могли ввести реакторы? А мы вам сейчас докажем!
Вместе с ними на борт торопливо спустился заместитель флагманского механика Калисатов. Причал был оцеплен автоматчиками и сход личному составу на берег запрещен.
— До прибытия из Москвы комиссии Особого отдела и Технического управления флота! -объяснил заместитель командира дивизии Устинов.
Прибежал начальник штаба Марков, вернувшийся из командировки — это же его родной экипаж. Он вызвал на причал Шарого и, отведя в сторону, выслушал его рассказ, как все было. Хотел знать всю ситуацию из первоисточника, которому доверял. Андрей рассказал — и про прием корабля без ввода ГЭУ и про замечания по материальной части, и про пожар, и как погибли ребята, все до мелочи …ничего не утаивая.
Старпом Пергамент построил экипаж, моряки замерли в оцепенении и сердца их щемила незнакомая для многих боль утраты. На соседних причалах стояли матросы дивизии. Коллеги…
В машину скорой помощи, стоявшую у самого трапа, на носилках вынесли доктора Ревегу, Славу Соломина, Колю Донцова. За ними матроса Большакова. Из-под накинутой простыни видны желтые пятки его больших крестьянских ног.
Удивительно тихо и жутковато было в это прохладное и ясное сентябрьское утро. Как хрустальный колпак повисло над бухтой равнодушное полярное небо. И стремительные чайки, как вечные души погибших моряков, пролетая над самой водой, сегодня не кричали. Чувствовали беду…
Снова Север
А помнишь город заполярный
романтику больших морей…
(Н. Седой)
В иллюминатор уже видны сопки и озера. Бескрайняя тундра. Настя поежилась –каким неприветливым кажется этот край! Самолет снижался для посадки. Вот уже под ним знакомое озеро. Сейчас оно кончится и начнется посадочная полоса. Интересно — встретит или не встретит? Телеграмму она все-таки дала! Андрей уже не лейтенант и может отпроситься. Ему должны пойти навстречу. Приятно, когда тебя встречают, особенно если возвращаться не очень хочется – опять длинная полярная зима, снега, метели. Снова в четырех стенах и – ожидание, ожидание. И о чем говорить, как разрешить этот душевный разлад?
Cамолет мягко приземлился на единственную взлетно — посадочную полосу военного аэродрома и вырулил к аэропортовскому бараку. Видно небольшую группу встречающих за оградой, но Андрея там, кажется, нет. Настроение упало. Как ни бодрилась на перелете, как ни поднимала его сама себе, а оно все равно вдруг резко испортилось. Осталось тревожное ожидание…
Из Мурманска два с половиной часа на “Икарусе” и вот уже мост через реку Лицу, вертолетная площадка, пушка, огоньки жилых домов. Темно и немного прохладно. Удивляться нечему — это Север и уже сентябрь. Короткое полярное лето закончилось. Дома – никого! Легкая пыльца на полировке мебели, столах, но в общем — чисто. Проверила — бутылка водки в холодильнике полна, значит не пьянствовал. Постучала к соседке.
— Ой, ну наконец-то, — открыла дверь Анжела с вечной сигаретой во рту, — а Андрея нет уже недели две-три, — сообщила она, — заходи.
Знаешь, по-моему они сегодня пришли, но какие-то слухи ходят. Вроде у них там что-то случилось. Только ты не волнуйся, ничего страшного и Андрей, наверное, завтра появится, — поспешила она успокоить Настю!
— Боже, как же все это надоело, — подумала Шарая,- неужели вот так всю жизнь? Возбуждение нарастало. Настя нервно ходила из комнаты в комнату в ожидании Андрея, но, открыв дверь, увидела Наталью. Исхудавшая и печальная, со слезами на глазах, она окончательно повергла Настю в уныние и безысходность.
— Как ты, Наташенька, что у тебя и почему ты в слезах? – спросила, обнимая Крапивину Настя, — что-то случилось?
— Саша умер! – едва сдерживая рыдания, выдавила подруга, — Мотался по госпиталям, устанавливал инвалидность. Тянули, тянули…Квартиру с трудом получил, но пожить в ней успел всего месяц и неделю. Как же я теперь? Кому я…
— Милая ты моя… Жалко Сашу, сколько ему было – тридцать пять? И что ты собираешься делать? Уедешь? А у нас тоже неладно в экипаже, что-то у них случилось и мы пока не знаем…
— Ты не волнуйся, Настя! У них там, правда, не все в порядке
— Но твой Шарый жив и здоров! Это уж я знаю точно.
— А кто же… не здоров? — сжалась Настя.
— Кажется, доктор! Ну, этот – Ревега…. Еще кто-то… не знаю. Но это под большим секретом! Никому ничего не говори, пока начальники сами не скажут. А то…Особисты уже пресекают всякие разговоры!
Поговорили о Натальиных делах, о дочке. Инна никак не может прийти в себя после смерти папы — очень его любила, они были большими друзьями.
— Сашка хороший семьянин, я даже не ожидала от него, потому что вообще-то был баламут, ты же знаешь, — вот так, Анастасия Владимировна, — а твоего Андрюшу я видела перед самым его уходом в море. Они как-то быстро–только приехали и сразу…
Засыпала Настя с трудом. С мыслями обо всем – о себе, о сыне, об Андрее, о Саше Крапивине. Вообще о жизни. Беспокойный ее сон был наполнен видениями – мелькали чьи-то лица, как тени, волновалось темное море, один за другим катились его свинцовые валы и из них всплывала черная подводная лодка. Это был тяжелый полусон.
Настя слышала, как беснуется осенний ветер и, как раненая птица, бьется в оконное стекло телевизионный кабель.
