Нахимов А.П. Морская гордость России. Детство флотоводца

23 июня (5 июля) 1802 года в семье потомственных дворян Степана Михайловича Нахимова и Феодосии Ивановны Козловской родился четвёртый сын, наречённый при крещении Павлом. Это был первый в нашем роду Павел, названный, очевидно, в честь поминаемого 21 июня в день Петра и Павла на Руси  святого апостола.

Месяцем раньше старших сыновей своих, Николая и Платона, Степан Михайлович повёз в Петербург в Морской шляхетский кадетский корпус “определять на открывшиеся вакансии”.

Деревянный, в один этаж, дом родителей Павла в сельце Городке стоял вблизи Бельского тракта. Сонную деревенскую тишину лишь изредка нарушали бубенцы почтового или фельдъегерского экипажа, спешащего с важными бумагами. Чуть в сторону ― дремучий лес, хоть до купеческой Вязьмы всего-то вёрст двадцать. Зимой в деревни нередко заглядывали волки, мог забрести и сам хозяин окрестных урочищ  ― бурый медведь.

Места примечательные, возвышающиеся над уровнем моря более чем на 300 метров. Отсюда с Валдайской возвышенности текут наши великие реки: Днепр, Западная Двина, Волга. Совсем рядом с Городком берет своё начало могучий приток Волги–Вазуза. На полях не редкость валуны, следы доходившего до этих мест десятки тысячелетий назад оледенения.

Отец Павла, гвардии секунд-майор в отставке, в эти годы избирался предводителем Вяземского уездного дворянства. Возвращаясь из своих частых поездок в Вязьму, он обязательно привозил с собой гостинцы: медовые вяземские пряники и бублики из лавки Сабельникова. Старшая сестра Анна, присматри-вавшая за погодками Иваном и Павлом, следила, чтобы младшему Павлушке всего доставалось по справедливости. Вечерами в детской горела свеча, и Анна читала братикам книжки про былинных богатырей, злых волшебников и разных чудищ, которым никогда не удавалось перехитрить и одолеть русских удальцов. Она же научила братьев читать по складам.

А когда в знойные летние дни ребят тянуло поплескаться в соседнем прудике, она приглядывала за ними. Там Иван и Павел с её помощью и  научились дер-жаться на воде.

Рождество было любимейшим праздником в семье. Ёлку наряжали все вместе, вешали самодельные игрушки, пряники, конфетки. На праздничную службу отправлялись в храм Образа нерукотворного соседнего Спас-Волженска.

В доме часто бывали родственники и гости из соседних поместий. Из Волочка повидать своего крестника и взглянуть, как он подрос, регулярно наезжал Николай Матвеевич Нахимов, двоюродный брат Степана Михайловича, с 1806 по 18019 год   дворянский предводитель в соседнем Сычёвском уезде. Он был холост и скоро привязался к сообразительному Павлику.

Летом 1805 года семья пополнилась, родился младший брат Сергей. Феодосия Ивановна теперь всё своё время уделяла маленькому.

Как-то осенью, когда Павлу ещё не было и четырёх лет, в доме заговорили о скором венчании сестры. Братья не понимали, что предстояло сестре и дулись, если она отказывалась играть с ними или читать. Мать обещала обоим непосе-дам взять с собой на венчание в Белый, но с условием, что перестанут шалить и огорчать её.

Казалось, сборам в тот день не будет конца. Но вот всё готово, и семейство съезжает со двора. Старая няня в слезах спешит к экипажу, благословляет и обнимает Анну на прощанье.

На свадьбу в дом Воеводских в сельце Юрьеве, что в 10 верстах от уездного Белого, понаехало родственников и гостей со всех сторон и краёв. Многих мальчики видели впервые, но своего крёстного, прибывшего в Городок на этот раз верхом, Павел заметил издали и побежал к нему, когда тот ещё только привязывал коня.

Ивана и Павла без конца подводили и показывали бесчисленным тётям и дядям. Был даже один поручик из какой-то Ахтырки, долго тискавший их с Иваном и коловший щёки своими прокуренными усами. Ребята быстро утомились, и их определили спать во флигель. А свадьба пела и плясала своим чередом.

Павел удивился, когда Анна не поехала с ними через три дня домой, а вышла просто проводить. Тут оба почувствовали неладное и заревели. Но их любимая Аночек светилась счастьем и, наклонившись к Павлуше, на ушко сказала, что у неё самой с Василием Гавриловичем скоро будут такие же ребятки как они с Сер-геем.

В конце 1806г. старшие братья, по случаю окончания Кадетского корпуса, приехали домой в отпуск. Павел видел Николая и Платона впервые, а старший на год Иван по малолетству запомнить их не мог. Теперь приехавшие гардемарины были в центре всеобщего внимания, а малышей отводили к нянькам, чтоб не путались под ногами. С тех пор Павел и Иван часто слышали в свой адрес, что надо во всём слушаться старших, стараться расти крепкими, а то не примут в кадеты Морского корпуса.

В лето, когда Павлу исполнилось 5 лет, крёстный уговорил Феодосию Ивановну, занятую младшим Сергеем, отпустить с ним Павла в Волочек. Степан Михайлович, попыхивая трубкой, напутствовал сына:

―Поезжай Павлушка, посмотри, как там стало. Помнят ли о нас, ведь мы перебрались в Городок из тех мест, когда тебя ещё не было на свете. Анна, Николай, Платон и Евдокия там родились. Не шали, слушайся во всём крёстного. Вернёшься, обо всём нам с матушкой расскажешь.

Пока ехали, не торопясь в коляске 40 вёрст по большаку, мальчик успел выспаться и глядел в оба на внезапно открывавшуюся перед ними великолепную картину большого села. Над расположившимися в ряд аккуратными крестьянскими избами парили купола с золочёнными крестами высоченного храма. Скоро показался и верхний этаж большого светло-жёлтого дома с колоннами и подступавшим к нему вплотную ухоженным парком. Миновав двух-этажный флигель, лихо подкатили к парадному крыльцу главного дома.

Приветливо встретили Павла родня и брат крёстного дядя Иван. Всё было для Павлуши ново и неудержимо влекло посмотреть, потрогать… Жалко не взяли с собой захандрившего Ивана, вместе они уж ничего интересного не упустили бы.

За обедом в гостиной Павел норовил вскочить и подбежать к окну: со второго этажа виднелась гладь озера, а на той стороне Михайловское и дом, который построил дед Михаил и где, как Павлу сказали, жил отец Степан Михайлович после переезда из Ахтырки.

Крёстный водил Павлушу по многочисленным комнатам и показывал всё, что привлекало его внимание. Почти в каждой комнате имелись часы, но ни одни не повторяли другие. А на печке с открытой топкой, называемой камином, стоял как бы резной ларец, за передней стеклянной дверцей которого виднелся циферблат ещё одних часов. Крёстный сказал, что эти часы привезены из Англии, где, по его словам, недавно побывали гардемарины Николай и Платон по пути в Среди-земное море. Часы показывали также числа текущего месяца, и каждый час раздавался мелодичный бой, как будто внутри кто-то ударял маленьким моло-точком по игрушечному колокольцу.

С первого этажа дома можно было попасть в оранжерею. Здесь было тепло и душно, словно перед грозой, и много кустов и цветов, каких не увидишь в лесу или в поле. У большинства листья глянцевые и жёсткие. Крёстный сказал, что всё тут из жарких стран, а большую шишку с хохолком из листочков наверху, растущую как бы в корзине из узких длинных листьев прямо из земли, назвал ананасом и обещал обязательно угостить, когда она созреет. Потом подвёл к деревцу, сорвал с него два жёлтых бугристых плода и просил их передать отцу и матушке.

Впервые в своей жизни Павел услышал игру оркестра.

― Это не то, что дворовый Пантелей в Городке по вечерам подыгрывал себе на балалайке, у крёстного музыканты дуют в трубы, водят по струнам какими-то палочками. Но играют все слаженно, и мелодия наполняет всю залу на втором этаже и слышна в дальних комнатах.

В кабинете крёстного на стенах портреты. Указывая на один из них, он сказал, что это дед Семён, который приобрёл все нынешние владения Нахимовых в окру-ге и выстроил этот большой дом с великолепным Введенским храмом тридцать лет тому назад.

Быстро пролетели 2 дня в гостях, и пора было возвращаться, хотя Павел, по правде, ещё не успел соскучиться по дому.

― Ну не в последний раз ты у крёстного, говорил загрустившему было Павлику Николай Матвеевич, ― мы с тобой ещё не были на мельнице, в кузне, посмотрим, как в гончарной мастерской из глины делают горшки и крынки.

Дома Павел вручил родителям лимоны и взахлёб рассказывал как в Волочке у крёстного интересно и здорово. Иван слушал брата с раскрытым ртом.

Отец спросил, видел ли он свою двоюродную сестру Машу и её брата Андрея из дома за озером.

― Поезжайте в другой раз в Волочек вдвоём с Иваном, и вас там будет целая компания.

Когда брату Ивану исполнилось семь, наняли семинариста из Вязьмы обучить его правописанию и арифметике. Павел с удовольствием присоединился к занятиям брата. Семинарист приезжал раз в неделю на два дня с ночёвкой, и надо было к его приезду успеть сделать всё заданное. На первых порах без помощи Феодосии Ивановны не обходилось. Но вскоре братья уже состязались, кто скорее и чище перепишет текст из учебника, решит очередную задачу или заучит наизусть место из Святого Писания.

Сама Феодосия Ивановна знала неплохо французский и дала сыновьям начала грамматики и разговорной практики. Позже на лето приглашали гувернёра из соседнего Богородицкого от господ Белкиных, который спуска братьям уже не давал. Он объявлял день, а потом и два в неделю французскими, когда «переставал понимать по-русски», и ребятам волей-неволей приходилось напрягаться и осваивать чужое наречие.

А Павлушу теперь неудержимо влекло к крёстному в Волочек, он, бывало, выс-какивал за ворота ближе к тракту, заслыша приближающийся экипаж. Николай Матвеевич нередко, возвращаясь из Сычёвок, заглядывал в Городок, чтобы обме-няться новостями со Степаном Михайловичем.

А вести приходили всё тревожнее. Русская армия оставила Польшу, французы придвинулись к нашим границам в Восточной Пруссии. Пришлось нашему госуда-рю заключать с супостатом мирный договор…

То с Англией против Наполеона, а теперь с Наполеоном против Англии…

Степан Михайлович служил в гвардии ещё при Екатерине Алексеевне, Николай Матвеевич такой же бывалый офицер, моложе двоюродного брата на 20 лет, службу проходил в Курском мушкетёрском полку. Они оба понимают, что Наполеон, подмявший под себя всю Европу, ринется в подходящий для него момент на Россию.

Тут и матушка сама не своя: получила письмо от Платона из далёкого Триеста на неведомом Адриатическом море. Они с Николаем, проплавав в средиземно-морской эскадре адмирала Сенявина более 4-х лет, вынуждены оставить свои корабли и в скором времени по суше вернуться в Россию. Англия препятствовала нашему флоту уйти на Балтику, и турки не соглашались пропустить суда Черно-морского флота в Севастополь через проливы. К тому же на Балтике самый разгар боевых действий со Швецией…

На днях опять провожали в рекруты. Из Маслова и других деревень забрали троих нахимовских крестьян, провожающие были мрачны, девки громко выли. На тракте можно видеть изувеченных солдат, добирающихся, как придётся, в родные края.

Ребятам передаётся настроение взрослых, но не надолго, юность берёт своё, и им ничего не стоит тут же забыться в своих шумных играх.

Николай Матвеевич в эти годы был самой заметной фигурой среди многочисленной нахимовской родни на Смоленщине и тех, кто оставался на родной Харьковской земле. В сентябре 1807г. он подает прошение на имя дворянского предводителя Смоленской губернии о занесении рода Нахимовых в одну из дворянских родословных книг. На основе представленных им документов, свидетельств соседних помещиков и родословной росписи род Нахимовых был внесен в 1-ю книгу Смоленского губернского дворянства. К выданной в декабре 1807г. Николаю Матвеевичу и его брату Ивану Грамоте прилагалась утверждённая губернским предводителем Родословная роспись, в которой на своих местах оказались дворяне Нахимовы Иван и Павел дети Степановы со всей своей роднёй. Николай Матвеевич учредил герб рода дворян Нахимовых.

Позже, в один из приездов в гости к дяде в Волочек, ребятам будет позволено сделать себе на память гербовые печати, на которых чётко различались лев и грифон, держащие овальный щит с орлом и мечами. Для этого растопленный пахучий сургуч наливался небольшой ярко-красной лужицей на плотную бумагу, и увесистая железная печать ставилась посредине. Оставалось ждать, пока сургуч застынет, и печать с гербом Нахимовых готова.

Одним июльским днём лета 1809г. установилась тёплая погода, и крёстный заехал, чтобы вновь выпросить Павла погостить к себе в имение. Родителей не пришлось уговаривать, они рады были отдохнуть от сорванцов хоть несколько дней. Доехали в Волочек без происшествий, непоседливые пассажиры едва не отвертели свои любопытные головёнки. Ивану и Павлу была выделена своя ком-ната во флигеле и приставлен дядька для порядку. На утро он повёл их в дом к барину.

Николай Михайлович был ещё в халате и засадил ребят в малой гостиной зав-тракать. Здесь он объявил, что забрал их у родителей на неделю и что намерен показать им и кузню, и мельницу, и паром через Днепр: в общем, решительно всё интересное своим замечательным племянникам.

После завтрака, пока дядя принимал доклад управляющего, ребята могли по-бродить по анфиладе помещений второго этажа. Был тот день недели, когда за-водили англицкие часы на камине. Дядя Николай открыл переднюю дверцу, вставил четырёхгранный ключ в правое гнездо и разрешил Ване прокрутить механизм завода, а затем, вставив ключ в левое гнездо, доверил Павлуше завести пружину боя. Братья были в восторге.

Теперь вместе с дядей отправились на мельницу, для чего вначале спустились в парк и по боковой дорожке сбежали к озеру. Когда Ваня подошёл к воде, спокойная до того вода вдруг покрылась маленькими бурунчиками.

― Да здесь полно рыбы, ― доложил он брату, не то, что у нас в Городке.

Уже на подходе к мельнице явно различался шум падающих струй и какое-то невнятное погромыхивание с чередующимся скрипом, словно из-за поворота до-роги вот-вот выкатится гружёная телега. Мальчишки этакую механику видели впервые.

На их громкие возгласы из полуприкрытой двери появился мельник Афанасий, будто пудрой покрытый с головы до ног.

Поклонившись в пояс барину и, одновременно заметив незнакомых барчуков, он сразу же сообразил за чем те явились. Крикнув своему подручному поприкрыть воду, он изъявил готовность пригласить гостей войти внутрь и осмотреть его хо-зяйство. Внутри ребята ощутили себя во власти неведомой им стихии. Всё вокруг было запорошено мукой словно снегом. В центре возвышалось непонятное сооружение, прикрытое кожухом и опоясанное деревянным жёлобом. Под полом ощущалось мерное движение, от которого гулко вздрагивала вся мельничная клеть. Откинув кожух, мельник указал им на два круглых, напоминаюших огром-ные блины, камня, верхний из которых вращался. Мельник назвал эти камни жер-новами, а верхний бегуном, потому что он крутился без остановки. Меж жерновов сверху, в отверстие бегуна, называемого глазом, поступало ссыпающееся зерно, а сбоку деревянный жёлоб отводил помол в постоянно подрагивающий дощатый ящик, служивший в качестве сита для отделения мякины. И всё это приводилось в действие обычной водой, которая казалась застывшей и совершенно невозмутимой в огромном Волочковском озере. А мельник представлялся ребятам каким-то чудодеем из волшебной сказки.

Когда они вышли на свет, то заметили спускающихся с другой стороны плоти-ны девочку и мальчика поменьше. Судя по одежде, это были дети из усадебного дома напротив пруда. Дядя позвал их, и они весело побежали навстречу, оставив сопровождавшую их няньку.

― Вот и ваша сестрица Манюша со своим братом Андрейкой ― отозвался дядя Николай, завидев приближающихся детей. Это были дочь и сын Михаила Михайловича Нахимова, владельца соседнего села Михайловского, приходив-шегося родным дядей Ивану и Павлу. Маша была на три года старше Ивана, а Андрей на два помоложе. Отец их Михаил Михайлович Нахимов артиллерийский поручик, выйдя в отставку в конце 90-х прошлого века, завёл семью и поселился в родовом доме в Михайловском.

Маша нисколько не смутилась прежде незнакомым братьям и стала бойко рас-сказывать, какие у неё с Андреем игры и что в Днепре вода уже совсем не холод-ная, и им сегодня разрешено искупаться. Павлу понравилась эта милая девчонка, сразу признавшая в них своих родных.

Пройдет время, и у Марии Михайловны с супругом Александром Александро-вичем Кавелиным будет шестеро детей. Старший Лев станет известным духовным деятелем России – архимандритом, отцом Леонидом, закончившим свой земной путь на посту наместника Троице-Сергиевой лавры. Он никогда не забывал свои нахимовские корни и родное Михайловское на Смоленщине, называл себя племянником героя Синопа и Севастополя. Именно отец Леонид Кавелин составит родословную роспись Нахимовых, которую князь А.Б.Лобанов-Ростовский поместит во II томе своей <<Русской родословной книги>>. А Мария Михайловна, вырастив детей, переберется в Оптину пустынь и будет наречена духовной дочерью самого отца Макария.

Наговорившись, ребята распрощались, и Николай Матвеевич направился к Днепру показать братьям паром. Дорога огибала заросший кустами холм, на котором различались остатки деревянного строения. На вопросы ребят дядя объяснил, что это один из сторожевых постов на насыпном кургане, которые наши предки устраивали по берегу Днепра, чтобы всегда быть готовыми  встретить непрошенных гостей из Литвы, иль из Польши, зарившихся на русские земли. Он пообещал по возвращении в дом показать кремниевые наконечники копий и куски кольчуг наших ратников, найденные на этом холме. Свернув налево, они оказались вблизи реки. Спокойное течение неторопливо уносило сухие листики и пух от обступивших Днепр деревьев. Ширина реки в этом месте не превышала и 20 метров, но дна с берега не просматривалось. Вброд здесь реку не перейти, необходим мост, но, как объяснил дядя, каждую весну на реке весной случается ледоход, который сметает всё на своём пути, поэтому разумней иметь переправу на пароме. Паром выглядел как большой, добротно сбитый плот, способный вместить экипаж с лошадьми. Чтобы никто не падал в воду, с двух сторон устроены были ограждения. Паром с берега на берег перетягивался вручную. Здоровенный дядька тянул за толстую верёвку, пропущенную сквозь скобы стоек ограждения и закреплённую своими концами на врытых в землю кряжах на противоположных берегах реки. Ребята принялись помогать двигать плот. Вначале, когда его надо было только стронуть, приходилось упираться всеми силами, а потом он к неописуемой радости ребят передвигался как бы сам по себе, без особых усилий. Братья готовы были оставаться на переправе хоть до вечера и перевозить всех желающих, но наступило время обеда, и дядя повёл их наверх к дому. По пути Павел спросил у крёстного, куда попадёшь в конце концов, если пуститься по течению Днепра.

― Днепр, ребята, великая река, пересекающая девять губерний. Только Волга и Дунай в Европе превосходят его по протяжённости. Течёт он на юг к Чёрному морю, постепенно собирая воду от многих рек и речушек, как от нашей за-пруженной Высоты. У Смоленска Днепр уже в два раза шире, а у Киева разлива-ется на версту и боле. Долгое время нам русским нельзя было показаться на том море, турки не пускали. Но при матушке Екатерине Алексеевне мы присоеденили окончательно к себе Крым и построили флот, чтобы охранять свои южные города и торговые суда. Ваши братья уже выучились и плавают на военных кораблях по морям-океанам. Вот и вы подрастайте им в подмогу. А морская служба не простая, море не наше озеро, там берегов не видать, волны бывают в несколько сажень.

― Пообедаем, поспите, тогда я отведу вас в библиотеку и покажу по карте в атласе Днепр, и куда он впадает. А теперь бегом к дому!

Одна из комнат рядом с кабинетом Николая Матвеевича была заставлена шка-фами, уставленными книгами.

― Да их не прочтёшь и за всю жизнь ― воскликнул Иван на пороге библиотеки.

― Смотря как читать будешь ― отозвался Иван Матвеевич, которому дядя Николай поручил на время ребят.

Вот с полки извлечена на вид самая большая в тёмно-коричневом переплёте книга, и все устроились у стола, чтобы поскорей узнать, куда течёт их Днепр. Книга включала не один десяток карт, испещрённых надписями и текстом на непонятном языке.

― Эта книга называется атлас, в ней карты стран, морей и океанов. Деду Семёну атлас привёз из Голландии знакомый капитан. Наш дед Семён, ребята, был в Петербурге капитан-директором морской таможни, очень уважаемым чело-веком, его знали все моряки и купцы. Ни одно иностранное судно не могло без его ведома привезти и предложить свой товар на бирже в Петербурге ― пояснял дядя Иван.

― Вот глядите сюда, эта карта нашей Российской империи от её границ с Турецкими владениями, с Австрией, Пруссией и Швецией. А вот и наш Днепр впадает в Чёрное море. Теперь, если подниматься вверх по течению, проходим Киев, дальше Смоленск, Дорогобуж. Смотрите, как извивается русло Днепра, вот он снова повернул на север, и на этом изгибе Волочек, где мы с вами сейчас находимся.

― Дядя Иван, а паром здесь тоже можно увидеть?

― Наш паром вот в этом месте, где начинается изгиб Днепра, но на карте такие маленькие детали не рисуют. Здесь наносят большие реки и города Смоленск, Вязьму, Москву, ну и Петербург, где живёт наш государь император Александр Павлович с императрицей Елисаветой Алексеевной.

― Ну что, уяснили себе, какие у России просторы? Есть у нас и Сибирские земли за Уральскими горами.

― Дядя Иван, а ты видел Чёрное море, сколько дней плыть в лодке до него?

― Нет, мне не довелось бывать в тех краях, но мой отец Матвей и наш с вами дед с прадедом ходили туда со своим Ахтырским полком и бивали там турок не однажды. Давным-давно это море, ребята, звалось Русским, потому что плавали по нему русские долблёные лодки-челны и струги. В Крыму, который вы видите на карте, обосновались греки ещё до Рождества Христова. У них позже в Корсуне, нынешнем Севастополе, крестился и принял православие Великий князь Киевский Владимир. Вслед за князем и вся Русь стала православной. С тех пор минуло 800 лет с лишком.

Но пришли на Русь татары, захватили Киев и сожгли дотла, поубивали многих, а других погнали в полон как рабов. И тянулось их иго на Руси почти два века. За это время в Крыму и по побережью осели турки, разрушили православные храмы и перекрыли нам выходы к морю. И только при матушке Екатерине Великой мы снова вернулись на берега Чёрного моря. Теперь у нас на нём свой военный флот и главный порт Севастополь. Турки сейчас за Днестром и в Тамани, и на карте это можно увидеть. И опять война с ними, чтобы защитить единоверцев сербов, болгар, румын и молдаван. И не видно конца этой войне. Теперь и французы стянули свои войска к нашим границам, и дружба с Наполеоном России может обойтись дорогой ценой. Доверять этим безбожникам никак нельзя. Вырастайте, ребята, сильными и смелыми, чтобы было кому постоять за родное отечество, веру и царя. Лучше учите свой французский, может статься и пригодится ещё.

А плыть к Чёрному морю по Днепру вниз по течению придётся недели три, если под парусом, то – побыстрее.

― А какой он парус?

― Извольте, кажется вон в той книге на полке имеются рисунки разных парусников, которые мы сейчас обязательно поглядим,― с готовностью отозвался дядя Иван.

Мальчики впервые видели на рисунках диковинные корабли, все опутанные верёвками и увешанные рядами неохватных полотнищ ― парусов.

― Налетит ветер, наполнит паруса, и понесётся корабль со своей командой по морю в дальние страны. Ваши братья Николай и Платон уже выпустились из  Морского корпуса, умеют управлять парусами и теперь плавают на таких кораблях. Быть может и паруса на тех кораблях из наших мест: в Волочке из нашего льна и пеньки ткут полотно, из которого потом и кроят паруса.

Мальчишки явно утомились от обилия увиденного и услышанного в уютной библиотеке, но всё это было так интересно, и они уже уносились на волнах своей пылкой фантазии далеко от родных мест. Видели себя сражающимися с неведо-мыми злобными турками, притесняющими православный люд…

В библиотеку заглянул крёстный и забрал ребят на прогулку верхом. У парадного подъезда уже стояли конюхи, держа в поводьях трёх лошадей. Ивану и Павлу приводилось ездить верхом, но на пару с отцом. Крёстный для них выбрал самых спокойных верховых из своей конюшни, а конюхи помогли им усесться в удобных сёдлах. Николай Матвеевич ехал впереди, постоянно оглядываясь и подбадривая робевших по началу братьев. Сейчас они направились к трём прудам, каскадом спускавшихся к берегу Днепра, где в проточной воде вымачивалось множество снопиков льна. Эти небольшие прудики звались здесь Монашьими.

Неподалеку крестьяне мяли просушенный, ровным слоем расстеленный на току лён специальными деревянными ступнями. А у риги несколько крепких пар-ней заправляли снопики в специальное приспособление―трепальню, где волокна льна окончательно очищались от оболочки стебелька. Всё это поведал ребятам управляющий имения, наблюдавший вместе с ними за сноровистыми крестья-нами.

Пучки очищенного льна состояли теперь из множества почти неосязаемых на ощупь тончайших волокон. Далее им предстояло попасть на прядильный станок и превратиться в бесконечную нитку, толстую или тоньше, в зависимости от того, какой материал собирались из неё ткать.

Крёстный рассказал, что дед Семён раньше держал в здешнем селе парусную фабрику, где ткали полотно и кроили паруса для кораблей Российского флота и продажи в Европу. Сейчас на местных станках вырабатывают тонкие и грубые полотна, которые поставляют на флот и в свободную продажу. Позже в доме ре-бятам показали красивые скатерти, тонкие платки и салфетки, выработанные в Волочке и других деревнях имения Николая Матвеевича.

― Ну что, ребята, увидали из чего вам порты и рубашки шьют?

― Наша земля кормит и одевает, только не ленись приложить руки. Трудом каждого, и помещика, и крестьянина, крепка наша необъятная Русь. Но первое де-ло и призвание дворянина, ребята, ― защита отечества, нашей православной веры и честная служба государю ― императору! И в этом нас Бог не оставит!

― Братья ваши Николай и Платон, которых я помню такими как вы, уже офицеры флота и, надеюсь, достойно служат, а если и придётся им участвовать в сражениях против англичан или шведов, то не уронят чести нашей фамилии. России теперь приходится воевать и со шведами, и с турками на юге. Вон сын соседа, приятеля моего, князя Лодыжинского, месяц как с турецкой войны, потерял руку, георгиевский кавалер. Сражался в тех местах под Браиловым, Букарештом и мой отец, ваш двоюродный дед Матвей Нахимов, прапорщиком Ахтырского гусарского полка в армии Румянцева в кампанию 1769 года.

Дворянину стыдно не служить, мы присягали государю и должны быть готовы отдать свои жизни за отечество.

― Завтра мне будет не до вас, погуляете с дядькой Сидором. Можете сходить в Михайловское к Маняше с Андрейкой и вместе искупаться. Небось плавать ещё не научились?

― Немного умеем и воды не боимся, нас сестра приучила окунаться в прудике у дома―наперебой отвечали Иван с Павлом.

― А через день мне ехать в уездное собрание в Сычёвки, и я вас заодно быстро домчу до родителей.

― Слушайтесь Сидора! Он только с виду такой строгий, зря не зашумит и не нашлёпает, получше иной няньки. Верный человек, служил мне ещё в Курском мушкетёрском и был со мной во всех ученьях и походах.

Следующий день ребята провели на Волочковском озере. Здесь была устроена купальня и можно было спуститься в воду по специальной лесенке. Дядька Сидор стоял по пояс в воде, чтобы в любой момент выхватить в случае чего заигравшихся мальчишек из воды. Но братья быстро освоились и спокойно оплывали кругом купальни, уже не касаясь дна ногами.

Сейчас, спустя два века, это озеро, где юные Нахимовы учились плавать и не бояться глубины, заметно заросло в своём верховье, но неугомонные ключи и речка Высота все также питают его водой. Мельницы не стало в начале лета 1937г., когда разразился небывалый ливень, и незадачливый мельник упустил момент увеличить сброс воды. Озеро переполнилось водой, мельничная пло-тина не выдержала, а стремительный поток унес все в Днепр.

От усадьбы Николая Матвеевича сохранился лишь флигель, восстановлен-ный  после попадания фашистской бомбы. Сейчас в нем сельский клуб, правление фермерского хозяйства, телефонная станция и сельский краеведческий музей. До сих пор по правому берегу озера хорошо различимы террасы спускавшегося к воде некогда большого парка с редкими патриархами―неохватными дубами, лиственницами, вязами и липами. Днепр по-прежнему упрямо подмывает обрывистый правый берег с ласточкиными и стрижиными гнездами, все дальше и дальше отступая от Волочка.

Село Волочек в 1952 году в дни празднования 150-летия со дня рождения адмирала П.С.Нахимова было переименовано в Нахимовское. А родное Павлу сельцо Городок во второй половине XIX века пришло в запустение, и в конце XX не удалось обнаружить даже следов фундамента усадебного дома Нахимовых.

Лето 1809 г. кончалось. Пошли дожди, раскисли дороги, и ребята всё больше оставались дома. Пора было возвращаться к учёбе, вспоминать пройденное и постигать неизведанное.

Ивану и Павлу теперь приходилось, словно пестунам, смотреть за младшим 5-летним братом, отвечать на его бесконечные вопросы. Сергею тоже хотелось уметь читать, писать и ни в чём не уступать старшим.

Снова дни французского, когда и отец старался меньше говорить с сыновьями на родном.

Приближалась пора долгих осенних ночей, когда Городок и округа словно за-сыпали среди безмолвия в ожидании снежного покрывала и зимней стужи.

В начале ноября неожиданно в родном доме объявился мичман Платон На-химов, решивший завернуть в родовое гнездо по пути из Адриатического Триеста в свой флотский экипаж в Кронштадте. Платон появился столь неожиданно, что ни мать с глазами, наполнившимися слезами радости и восхищения, ни отец не мог-ли вымолвить ни слова. Тогда Платон шагнул от двери им навстречу и бодро доложил о прибытии в краткосрочный отпуск, завершив его непривычно:

― Мичман Платон Нахимов 2-ой.

Так тогда в Российском флоте различали одновременно служивших братьев и родственников, носящих одну фамилию. Поэтому старший Николай в документах писался: Нахимов 1-ый.

Затем он обнял Феодосию Ивановну, и, троекратно поцеловав её, обратился к Степану Михайловичу. Ребята в сторонке ожидали своей очереди, осматривая старшего брата с головы до ног…

Платон первым схватил в охапку курчавого, светловолосого Сергея.

― Вот какой ты, Серёжка, ведь мы с Николаем видели тебя совсем маленьким. А вы, ребята, так подросли, что и не узнать. Признавайтесь, готовитесь в морской корпус или нам с Николаем одним стоять на вахте и бороздить моря?

Платон пробыл дома с неделю. Он уверил родителей, что и Николай, служив-ший на фрегате «Москва» во французском Тулоне, непременно объявится вскоре в Городке, подолгу беседовал с отцом, интересовавшимся делами в Европе и отношением местного населения к русским морякам. Платон с восторгом рассказывал о смелом и решительном адмирале Сенявине, любимце моряков и солдат, заставившего англичан и французов считаться с российским флотом.

И в самом деле, только проводили Платона, как явился Николай, такой же смуглый и обветренный с дороги. Снова хлопотала Феодосия Ивановна накормить старшего сына любимыми им с детства пирожками и прочей домашней вкусняти-ной.

На Ивана и Павла братья ― мичманы произвели неизгладимое впечатление. Они как-то неожиданно для себя поняли, что скоро и им придётся расстаться с беззаботным детством и родимым домом. Вот старшие к своим двадцати годам выучились в Петербурге на моряков, обогнули по морям всю Европу, побывав во многих странах. Оба флотские офицеры.

―Они смогли, должны и мы смочь,―решил каждый для себя Иван и Павел.

Наступивший 1811 год осложнил отношения с Францией Наполеона, нашим временным союзником по Тильзитскому мирному договору. Становился очевидным неминуемый разрыв. Россия несла невосполнимые убытки от прекращения экспорта своих традиционных товаров на внешний рынок. Курс рубля катастрофически падал, теперь за серебряный целковый просили четыре бумажных. Россия вынуждена была отвечать на вызовы наполеоновской Европы. Увеличился рекрутский набор, к западным губерниям срочно стяги-вались дополнительные полки.

Смоленщина жила в ожидании надвигающейся грозы. Наполеон и не собирался отказываться от своих намерений. Россия ему была нужна только как полностью подчиненный его политике партнёр, с тем, чтобы ввязать нас в свое противостояние с островной Англией, как это уже случалось при императоре Павле I, направившем было войско Донских казаков через Среднюю Азию в Индию.

И виделась Наполеону скоротечная победная кампания, в ходе которой он разобьет наголову основные силы русских. Последняя континентальная евро-пейская держава будет повержена, и Александр I будет вынужден принять лю-бые условия мирного договора…

Появлявшийся в Городке Николай Матвеевич теперь подолгу беседовал со Степаном Михайловичем. Из кабинета доносился его твёрдый голос:

― Никуда из уезда я не тронусь, пусть только сунутся к нам.

Ему отвечал рассудительный Степан Михайлович:

― Ты Николай холост и свободен, а мне как быть с семьёй, с детьми малыми? У нас с Феодосией трое, у брата Михаила в Михайловском, что рядом с твоим Волочком, двое: 13-и и 8-и лет; у брата Ивана в Воскресенском под Холмом 4-х и 5-и лет, да и у Николая рядом с ним трое: 3-х, 4-х и 7-и лет. Если французы придут сюда, то непременно разграбят, а то и подожгут всё. Прежде чем собирать силы надо решить, куда отправить при необходимости малолеток и женщин. Я недавно навещал дочь Анну, у неё уже трое мальцов, живёт с Василием Гавриловичем душа в душу. Сельцо Юрьево у них небольшое, в глухом месте, кругом леса и болота, после дождей непросто добираться. Дом деревянный, крепкий и просторный, есть и флигель для приезжих. До Белого от них вёрст 15 будет. Василий Гаврилович будет рад послужить своей родне.

― Пожалуй, это неплохое решение для нашей молоди, надо только со всеми переговорить предварительно. Мне тоже видится, что в такой медвежий угол наших непрошенных гостей не затянешь и на аркане, и там спокойно можно переждать какое-то время. Ну а если будет угроза захвата Белого, я бы предложил разместить наших ещё дальше, в моём недавно приобретённом селе близ Осташкова, только вот дом там, по докладу старосты, требует починки.

 

Весной 1812 Наполеон стянул до 620 тысяч войска в Польше и Восточной Пруссии, большая часть из которых были полки из стран–протекторатов Франции. Наши армии на северо-западных рубежах едва насчитывали 240 тысяч. 12 (24) июня <<Великая армия>> начала переправу через Неман.

1-я и 2-я наши армии вынужденно отступали, ведя весь июль арьергардные бои, и только под Смоленском им удалось соединиться, чтобы дать первое сражение.

Два дня 4 и 5 августа защитники Смоленска отбивали атаки превосходящих сил противника. В ночь на 6 Смоленск был оставлен. Французы потеряли у его стен более двух десятков тысяч своих солдат.

После нашего ухода из Смоленска могло показаться, что русская армия небое-способна, и дорога на Москву открыта. Но еще в конце июня, до манифеста Александра I, в Смоленской губернии в различных её уездах стало формиро-ваться дворянское ополчение, оказавшее значительное содействие армейским частям в строительстве оборонительных сооружений, снабжении и охране обо-зов, конвоировании пленных. Одновременно широкое распространение получил сбор пожертвований на содержание ополчения. По имениям и деревням ездили уполномоченные уездные сборщики, и каждый мог в силу своих возможностей участвовать в этом праведном деле.

В сохранившихся с того времени списках жертвователей можно найти имена Нахимова Николая Матвеевича и его брата Ивана Матвеевича. По Смоленской губернии было собрано более 10 миллионов рублей, это значительно больше, чем в других губерниях европейской России.

Из Смоленска французы выступили по старой дороге на Дорогобуж, наши от-ходили по ней же, ограничиваясь до Вязьмы отдельными стычками. Корпус Витгенштейна от Смоленска двигался одновременно севернее к Белому, затем к Сычевкам и на Москву, прикрывая пути врагу на Петербург. Ополченцы отходили вместе с отступающей армией. 14 августа полки Витгенштейна проходили Белый а на следующий день ночевали в Сычёвках.

Николай Матвеевич размещал офицеров по домам горожан, а генерала поместил в Дворянском собрании. От него он узнал, что произошло в Смоленске и где теперь наша армия и французы. Генерал подтвердил сведения о продвижении основных сил неприятеля по Смоленской дороге, и становилось очевидным, что большинство уездов Смоленской губернии скоро окажутся в глубоком тылу противника.  Николай Матвеевич, не мешкая, извещает население о возможном вступлении французов в пределы Сычёвского уезда. Рекомендует прятать хлеб, имущество, уводить скот в леса, женщин с детьми отправлять по возможности в соседнюю Тверскую губернию. Лично объезжает усадьбы родственников из Нахимовых, помогая их семьям перебраться в более безопасные места.

Степан Михайлович, не ожидая от французов ничего хорошего и опасаясь за свою семью, вывозит Феодосию Ивановну с тремя сыновьями к дочери Анне в сельцо Юрьево под Белый.

Николай Матвеевич не дожидался появления неприятеля в уезде, заручив-шись поддержкой городничего Сычёвок и уездного исправника, решает организо-вать защиту края своими собственными силами. В то время губернатор Аш покинул Смоленск в неизвестном направлении, и какое-либо управление в губер-нии было утрачено. Сычёвское дворянское ополчение отступило вместе с армией. Уезд оказался один на один с подступающим неприятелем.

По распоряжению дворянского предводителя Н.М.Нахимова в каждом поселении уезда создавалась группа вооружённых крестьян и прочих обывателей для отражения нападения отрядов неприятеля, а в селах, имевших церкви с высокими колокольнями, учреждались наблюдательные посты, следив-шие за перемещением на дорогах. В случае появления вооружённых отрядов объявлялась тревога и сбор местных дружинников. Условный сигнал и бой в колокол предупреждал соседние посты, поднимая тревогу до самих Сычёвок.

В короткое время по селам и помещичьям усадьбам собрались вооружённые крестьяне, дворовые люди, бывшие солдаты, отставные офицеры и городские обыватели. Николай Матвеевич снабжал порохом и свинцом тех, кто разжился ружьем или пистолетом. Таким образом, по всему уезду при необходимости могло собраться до тысячи партизан.

16 августа наши войска вынуждены были оставить Вязьму и уже 18 захват-чики появились у Сычёвок. Нахимов со своими помощниками организовали обо-рону и успешно отбивали в течение двух дней атаки конного отряда непри-ятеля, перебив и захватив в плен значительную его часть.

И в дальнейшем сычёвцы не позволяли врагу разгуляться в своём уезде, вся-кий раз неожиданно и решительно нападая на их отряды. На всё время наполе-оновского нашествия уезд оставался свободным от оккупантов, все попытки насадить свою администрацию с чуждыми нам префектами и мэрами, побудить жителей сотрудничать с ними, снабжать их армию продовольствием и фура-жом заканчивались ничем. Это при том, что уезд выходил своей южной границей на Старую смоленскую дорогу между Вязьмой и Гжатском в районе Царёва-Займища.

Опыт народной войны в Сычёвском уезде был распространён при содей-ствии губернатора Тверской губернии Л.С. Кологривова на другие северные уезды Смоленщины, и неприятель дорого платил за попытку раздобыть какие-либо припасы, разграбить имения и храмы к северу от Смоленской дороги.

Зима в тот год выдалась ранняя, в конце октября местами лег снег, а в ноябре ударили морозы, покрыв реки льдом и облегчив преследование отступа-ющего неприятеля. Голодные, одетые во что попало, солдаты <<Великой армии>> Наполеона разбредались в стороны от Старой Смоленской дороги в попытках раздобыть хоть что-нибудь съестное и фураж для лошадей. Здесь они встречали организованный отпор крестьян, так что редкому удавалось уцелеть, а оказаться в плену считалось чудесным избавлением.  

Наконец война откатилась. Наполеон ещё 13 ноября, бывший в Смоленске, 14 в Красном, а 17 уже в Орше. Армия развалилась, кампания в России была окон-чательно проиграна.

Беженцы потянулись в родные места. Возвратился и Степан Михайлович с семьёй, пробыв все эти три беспокойных месяца у старшей дочери Анны в Юрьеве. К счастью, дом Степана Михайловича уцелел, хотя хозяйство было разорено непрошеными постояльцами. Позже он оценит понесённый усадьбой ущерб в 22 т. р. серебром.

Крестьяне каким-то чудом уберегли скотину и собрали, что выросло на полях, не смотря на то, что не однажды из Вязьмы являлись представители оккупацион-ной власти в сопровождении вооружённых фуражиров. Но крестьяне быстро нау-чились надёжно прятать зерно и скотину в лесных чащобах, куда грабители не отваживались даже показаться.

Николай Матвеевич, чьё имение не пострадало во время нашествия, многим помог возвратиться и наладить заново жизнь. Он предоставлял своих лошадей, делился зерном, ссужал деньгами без каких-либо процентов.

Как только семья Павла возвратилась в конце ноября в Городок и начала обу-страиваться в срочно покинутом в августе доме, крёстный вновь стал наезжать в гости. Он даже завёз с десяток книг из своей библиотеки, помня страсть Павла к чтению историй морских путешествий и географических открытий.

Теперь имя Николая Матвеевича Нахимова было известно во многих уездах Смоленской губернии и соседней Тверской.

Нахимовы и прежде честно служили на благо отечества, участвуя в боевых походах русско-турецких войн в составе Ахтырского казачьего полка, но первым особо отличившимся и сделавшим фамилию Нахимовых известной на русской земле стал Николай Матвеевич.

Собственно ручно подписанным Рескриптом Императора Александра I от 7 ноября 1812 года Николай Матвеевич был награждён орденом Святого Владимира 4 степени с бантом.

Благодарные за <<сохранение имущества и спокойствия в уезде>> дворяне уезда обратились к императору с просьбой разрешить им преподнести шпагу своему предводителю, на которой можно было прочесть слова признатель-ности за верность долгу и храбрость, выказанные Николаем Матвеевичем.

Позже Николай Матвеевич был высочайше произведен из прапорщика в подпоручики.

В октябре 1814г. Н.М.Нахимов в своём ходатайстве губернатору о награждении участников Народной войны в уезде в 1812г., сообщал: <<действиями партизан Сычёвского уезда против неприятеля в период с 19 августа по 25 октября>> было истреблено свыше 3 тысяч человек и до тысячи пленено.

Партизанское сопротивление французской Великой армии на территории Сычёвскокого уезда Смоленской губернии в августе-октябре 1812 г. оказалось единственным, документально подтверждаемым, проявлением Народной войны в 1812 г.  в тылу наполеоновских полчищ. Среди отличившихся партизан Сычёвского уезда Василиса Кожина не значится. Легенда о её подвигах всплывёт в журналистике накануне празднования 100-летия изгнания Наполеона с терри-тории Российской империи и будет вознесена до небес ангажированными историками советской эпохи.

В возведённом в честь нашей исторической победы над Наполеоном Храме Христа Спасителя в Москве (1883 г.) имена героев войны 1812-1814г, были прописаны золотыми буквами на внутренних стенах, Была в главном храме России и особая доска с именами отличившихся в Народной войне с захват-чиками в Смоленской, Калужской и Московской губерниях. В их числе дворянский предводитель Николай Матвеевич Нахимов, городничий Павел Карженковский, исправник Петр Богуславский, 10 крестьян и других жителей Сычёвского уезда.

Эти памятные перечни героев были полностью восстановлены в заново отстроенном храме.

В 1912 г. в дни, когда в России всенародно праздновали 100-летие победы над наполеоновской Европой, в селе Волочке на его северной околице учащиеся местной школы и их учителя высадили аллейку из нескольких десятков елей в память Николая Матвеевича и других участников партизанского сопротивления Сычёвского уезда.

На приближающееся 200-летие в селе наметили продолжить традицию и подсадить к вековым исполинам молодые ёлочки, чтобы защитить старожил от северных ветров. 28-29 апреля 2012 года жителями села, с участием специально прибывших гостей из Москвы, Вязьмы, Смоленска было высажено 50 ёлочек, 15 дубков и 10 сосенок.

 

Весной 1813 г. Павел отпросился у родителей съездить к крёстному отвести прочитанные за зиму книги и взять новые. Николай Матвеевич в последнее своё посещение взял слово с Павла, что он сам приедет в Волочек, когда дороги подсохнут. Павлу выделили коляску, на которой обычно Степан Михайлович выезжал по делам, а в качестве сопровожатого приставили дворового Алексея.

К вечеру без происшествий доехали до Волочка. Крёстный, к счастью, оказал-ся дома и принимал гостей. Это были его помощники и соратники по недавним бо-евым стычкам с французами.

Павел с радостью принял приглашение дяди присутствовать в большой зале дома, где за общим столом расположилось десятка два незнакомых ему мужчин различного возраста. Так вот они, какие защитники русской земли, легендарные сычёвские партизаны, о которых так много интересного рассказывал отец!

У дяди Николая на левой стороне груди был прикреплён на красном в полоску банте крест красной эмали. Павел обвёл присутствовавших взглядом и заметил, что у и многих из них можно было заметить награды. Среди гостей крёстного Павел угадывал по выправке бывших офицеров из местных помещиков, одежда выдавала сельских старост, кряжистых крестьян с натруженными руками, горожан в цивильном платье.

Николай Матвеевич вспоминал, как два дня отряд неприятеля пытался захва-тить Сычёвки, но вынужден был отступить, оставив на подступах своих убитых и раненых. В память об этих днях Николай Матвеевич оставил себе саблю драгун-ского офицера, захваченного тогда в плен. Сабля переходила из рук в руки и каждый при этом рассказывал о том, что ему особенно запомнилось в недавних боевых стычках с французами.

Продолжить рассказ о боевых действиях партизанского отряда уезда Николай Матвеевич предложил земскому исправнику Петру Богуславскому. Исправник вспоминал, как с утра 6 октября к нему прискакал связной с просьбой срочной помощи отряду донских казаков полковника Чернозубова, ведущему неравный бой на Московской дороге в районе деревни Фёдоровской. Незамедлительно на подмогу казакам был выслан конный отряд и выдвинуты пешие вооружённые дружины из ближайших сёл во главе с отставным лейтенантом Тимашёвым. Помощь подоспела вовремя. Подойдя незамеченными к позиции французов лесом, партизаны обрушились на их левый фланг и обратили противостоящих им егерей в бегство. На следующий день, получив подкрепление, французы вновь попытались прорваться в направлении Гжатска, но были ещё раз биты. В том двухдневном сражении французы потеряли несколько десятков убитыми, 3-х офицеров и 147 рядовых пленными.

Поздним вечером в завершение встречи Николай Матвеевич пригласил присутствующих к ужину, на котором предложил тост за здравие Государя Императора Александра I, за здравие всех присутствующих. Помянули светлой памяти благодетеля князя Смоленского Михаила Кутузова, героев сычёвцев, кто пал в стычках с оккупантами или скончался от ран. Пожелали также скорейшего победного завершения войны и благополучного возвращения наших войск из заграничного похода.

К тостам было подано шампанское, хранившееся в имении ещё с довоенных пор. Пока слуги обносили стол, хозяин поведал своим дорогим гостям, что это вино вместе с другими ценностями было на всякий случай надёжно спрятано в одном из потайных подземных ходов, проложенных из дома еще при его строительстве.

Крёстный предложил Павлу на следующий день сопровождать его в поездке к Николаю Николаевичу Нахимову в село Воскресенское-Щербатовщину. По слухам отступающие французы обокрали и осквернили местную церковь. Храм этот в честь Преображения Господня был заложен дедом Семёном и достроен его бра-том Николаем Мануйловичем. В нём же, в приделе святых Эммануила и Стефаниды, был устроен родовой склеп Нахимовых. Само село и прилегающие деревни Бельского уезда были благоприобретены, как тогда говорили, Семёном Мануйловичем Нахимовым одновременно с другими имениями в различных уездах Смоленской губернии в 1764 году.

Рано утром крёстный проводил заночевавших гостей и послал Сидора будить Павла к завтраку. Он также послал горничную в Михайловское предупредить двоюродную сестру Павла Машу, что через час они с Павлом заедут за ней.

Маша давно хотела побывать в Воскресенском и самой увидеть известную в тех местах чудотворную икону Николая Мирликийского, о которой не однажды рассказывала ей мать. И Николай Матвеевич с согласия родителей Маши обещал захватить её с собой в давно намеченной поездке к своему двоюродному брату Николаю Николаевичу Нахимову.

Маша обрадовалась, заметив в подъезжающей коляске вместе с дядей брата Павла. Устроившись поудобней в экипаже, спустились к озеру, переехали плотину и направились к паромной переправе через Днепр. В разговорах с сестрой, которую Павел не видел два года, незаметно добрались до села Николы-Немощённого. В селе Николая Матвеевича всюду узнавали и, кланяясь, величали не иначе как: наш барин-защитник и спаситель.

И вот коляска подъехала к сельскому храму, ребята тут же соскочили, чтобы осмотреться на новом месте. Николай Матвеевич стал беседовать с поспешив-шим к нему старостой.

Внимание ребят привлёк в первую очередь храм, его массивный барабан был мастерски расписан в простенках окон по всей окружности. Павел никогда прежде не видел такого великолепия и несколько раз обошёл церковь вокруг кованой изгороди. Маша объяснила ему, что там представлен апостольский чин и пои-мённо перечислила всех 12 апостолов Христа.

Крёстный дал поручение старосте села и, подойдя к ребятам, спросил:

― Не хотят ли они зайти в храм.

Павел и Маша с радостью согласились его сопровождать. Маше пришлось перед этим сбегать к коляске и сменить свою весёленькую шляпку на скромный светлый в горошек платок, так украсивший её аккуратную головку. Павел отметил про себя, что сестрёнка у него весьма славная.

Внутри храма было тихо и покойно. Осенив себя крестным знамением, они, не спеша, осмотрели его убранство. Маша и здесь шёпотом поясняла Павлу, какой сюжет из Евангелия изображён на стене, какие святые заполняли иконостас. Николай Матвеевич роздал ребятам свечи и предложил поставить их перед иконой Богородицы за здравие родных и близких.

Крёстный поведал Павлуше, что он решил возвести этот каменный храм на месте сгоревшего деревянного, выстроенного 15 лет тому назад Степаном Михай-ловичем, отцом Павла.

Село Никола-Немощённый с деревнями Бельского уезда досталось отцу Павла по разделу имущества Семёна Нахимова в конце 80-х XVIII века . Поэтому в прошении на зачисление  в кадетский корпус недорослей Ивана и Павла Нахимовых сообщалось, что их отец “воспомещен” в Бельском уезде Смоленской губернии.

Через несколько лет село Никола-Немощённый перейдёт во владение Николая Матвеевича Нахимова.

Садясь в коляску, Павел ещё раз оглядел небольшой, но такой ладный храм.

― У нас в Спас-Волженске церковь Нерукотворного образа тоже с невысокой колокольней.

― Да, Павел, у этих церквей, колокольни всего в два яруса, а в Волочке ― в три. Волочёк, как вы, ребята, помните, к тому же стоит на холме. Спасибо деду Семёну, построившему Волочковскую Введенскую церковь, с её колокольни далеко видать вокруг. Это нам очень пригодилось, когда в наши края стали наведываться французы. Их отряды можно было заметить заранее и успеть подать сигнал в соседние сёла, где на колокольнях для этого дежурили выделенные люди. По тревоге в условленном месте собирался вооружённый народ и выдвигался навстречу незваным гостям.

― Павлуш, а ты у нас не боишься высоты? Хочешь мы с тобой по возвращении подымемся на Волочковскую колокольню с подзорной трубой деда Семёна? Когда дед служил директором морской таможни в Петербурге, то завёл себе английскую подзорную трубу, без какой не обходится ни один капитан дальнего плавания.

― Дядя Николай, наверное, высоты я не боюсь. По деревьям мы с дворовыми мальчишками всегда лазали, а морскую трубу я ещё ни разу не видал.

По пути в Воскресенское-Щербатовщину Николай Матвеевич решил навестить Уваровых в их усадебном доме в Холме. В уютном двухэтажном каменном доме оказалась сама хозяйка графиня Д.И.Головина-Уварова, приехавшая из Москвы несколькими днями ранее. Гости были радушно приняты, поскольку дед Семён был дружен с семейством Головиных ещё по Петербургу.

В усадьбе было заметно запущение военного времени. Французы наведыва-лись в Холм лишь однажды в конце сентября, когда их отряд не дошёл до уездного центра городка Белого вёрст тридцать. Тогда они спешили и ограни-чились грабежом пропитания и фуража.

Расспросив графиню о её сыновьях, Николай Матвеевич продолжил путь. До Воскресенского оставалось ещё с десяток вёрст, только к вечеру добрались до дома Николая Николаевича.

Деревянный, одноэтажный усадебный дом чудом уцелел, хотя стоявшие поодаль постройки обозначались торчащими над пожарищем печными трубами. Семья Николая Николаевича возвратилась из Тверской губернии, где находила приют у родственников жены, уже в наступившем 1813 г.. Глава семьи был старше крёстного, и у него уже было трое детей: Николай, Дмитрий и Елизавета. Все трое моложе Павла. Николай и Дмитрий Нахимовы будут учиться в Морском кадетском корпусе и станут морскими офицерами.

Заночевали путешественники в крестьянской избе. В доме Николая Никола-евича продолжался ремонт и большинство помещений было непригодно для про-живания.

Утром после завтрака Павел с Машей захотели взглянуть на Днепр, какой он ниже по течению на 40 вёрст от Волочка. Здесь река, восприняв по пути воду от малых рек и ручейков, казалась на треть пошире.

Вернувшись в село, ребята в сопровождении старших направились к храму. Пока, не спеша, компания продвигалась к своей цели, Николай Матвеевич и Николай Николаевич предались воспоминаниям о своём детстве в родных им местах под Харьковом в Ахтырке, где братья проводили время на рыбалке и спасались от полуденного зноя в прохладной воде Воркслы. Братья увлеклись и не замечали, с каким интересом Маша и Павел ловили их слова налету.

― А помнишь?― говорил старший из Николаев, как брат Степан уже поручиком приезжал в отпуск и учил тебя с Иваном и меня фехтованию, показывал, как правильно наносить удар саблей. А потом по очереди сажал нас на своего коня, и тот по его команде выполнял всё, чему был обучен. И разворачивался кругом, и двигался боком, и вставал на одно переднее колено, чтобы мы могли легко с него соскочить…

― Да, – отвечал крёстный,― мы и теперь дружим со Степаном Михайловичем. У него до войны родился пятый сын Сергей, а вот погляди, каким молодцом растёт его предыдущий Павлуша.

Внешне каменная церковь не пострадала и выглядела как недавно постро-енная. Капитан-директор морской таможни в Петербурге Семён Нахимов, а затем и его брат Николай, отец Николая Николаевича, щедро тратили свои средства при строительстве и внутреннем убранстве церкви.

На паперти пришедших встречал местный священник отец Сергий. Сравни-тельно просторная внутри церковь имела три придела. Батюшка оставался в селе и был свидетелем святотатства этих западных христиан-раскольников. Удирая, французы укрывались на ночь в церкви, разводя здесь для согрева костёр. Всё, что могло гореть, кидалось в огонь. С икон предварительно сдирались серебряные и золочёные оклады. Исчезла вся церковная утварь, антиминс, ризница и деньги. Николай Матвеевич тут же предложил отцу Сергию деньги на приобретение самого необходимого для возобновления службы.

― Ребята, ― тихо позвал Павла и Марию дядя ―, давайте пройдём в придел Св. угодника Николая, поклонимся деду Мануилу и Стефаниде, деду Семёну и его брату Николаю. В полу придела лежала большая чугунная доска, на которой крупными углублёнными буквами были прописаны имена похороненых здесь Нахимовых. Ребята замерли в раздумье…

― Если поднять эту доску, то под ней откроется лаз в гранитный склеп. Там навеки уснули наши предки. Они были уважаемые люди и много сделали для нас. Будем, ребята достойны их памяти…

Маша не решалась спросить батюшку, сохранилась ли та икона Николая Чудотворца, которую она так стремилась увидеть. За неё это сделал Николай Матвеевич. И какое счастье загорелось в глазах истой поклонницы святого угодника, когда отец Сергий, отвечая на вопрос, сказал, что наиболее ценные иконы, книги он заранее спрятал в надёжном месте, и Николая Чудотворца Маша сможет увидеть в одной из изб сельца. И когда, наконец, она предстала перед ликом святого, то вся светилась и, не спеша, шептала своё сокровенное, доверить которое могла лишь ему.

Возвращались в Волочек затемно. Переправились через Днепр у Глушкова.

Вскоре слева по дороге в свете луны стал различима колокольня храма в селе Каменец, и вот они уже у дома Маши в Михайловском. Николай Матвеевич сдаёт её полусонную с рук на руки матушке. Лошадь лёгкой рысцой катила седоков знакомой дорогой. Вот и миновали гулко отозвавшийся мельничный мост, и оставалось подняться наверх к дому.

Переполненный яркими впечатлениями Павел спал как убитый. Проснулся с предчувствием чего-то чрезвычайно важного для его пытливой мальчишеской натуры… Да, конечно, крёстный обещал сводить на колокольню. Неужели можно будет подняться на верхний ярус? Расскажу дома ― так не поверят, а Иван с Серёжкой будут просить, чтобы я уговорил крёстного дозволить и им побывать на колокольне.

Крёстный не забыл вчерашнего разговора, за завтраком он испытующе глянул на племянника и как бы, между прочем, спросил:

― Ну что, Павел, полезем на колокольню?

И, не дожидаясь ответа, вышел из столовой, чтобы через пару минут вернуться с продолговатым кожаным футляром на длинном ремешке. Вдвоём они спустились во двор и, не доходя до калитки в ограде, остановились и оглядели снизу доверху, словно в первый раз, высоченную колокольню.

В храме шла служба. Священник Давыд Соколов крестил малютку молодой крестьянской семьи из Герасимова, что напротив за Днепром. Павел не первый раз с интересом наблюдал таинство крещения, и его всякий раз удивляло, как самые беспокойные младенцы затихают в храме и терпеливо воспринимают всё, что с ними происходит…

По окончании службы дядя и племянник подошли к батюшке за благосло-вением. Затем Николай Матвеевич поведал отцу Давыду, что желал показать племяннику Павлу место на колокольне, где с августа по ноябрь прошлого года был устроен тревожный пост на случай появления французов в уезде.

― Ваше благородие верно поступает, наши дети обязаны знать, какой ценой мы защитили родную землю и разгромили врагов православия. Знать была на то воля Божья.

― Я вам на это благое дело выделю в провожатые пономаря.

И вот они уже поднимаются на площадку второго яруса звонницы, ведомые пономарём, по едва различимым с яркого света ступеням лестницы. Вслед за пономарём на площадку осторожно вступает Павел и за ним Николай Матвеевич. Не задерживаясь, они восходят на третий ярус, где располагалась звонница храма, включавшая большой набатный колокол и с десяток колоколов поменьше, или будничных.

На верхний ярус вела узкая железная лестница, повторяющая изгиб стены с закреплённым на ней прочным железным поручнем. Крёстный молча взглянул на племянника.

― Дядя Николай, мне брат Платон признавался, как они в Морском корпусе ещё волонтёром в первом своём плавании учился быстро подниматься на реи по канатным вантам на 8-10 сажень. Без привычки было страшно, но потом это прошло. Я, как старшие братья, буду поступать в Морской корпус. Мы с Иваном уже подписали прошение на имя Государя об определении нас с Иваном в Морской корпус и батюшка месяц назад отослал его в Петербург. Братья смогли, одолею и я.

Поднимались на самый верх в том же порядке. Крёстный следил, чтобы левая рука Павла не отпускала поручень, а глаза были уставлены в лестницу. Так они достигли круглого отверстия в своде, выводящего на верхний ярус, и выбрались на небольшую площадку, вспугнув хозяйничавших здесь птиц. Ярус, над которым возвышался шпиль, увенчанный крестом, имел четыре окна на все стороны света. Знакомое уже село Волочек выглядело для Павла необычно, хорошо проявлялись изгибы Днепра, вот и Михайловское с парком и домом Маши как на ладони. Павел был в восторге, да и старшие не могли насмотреться.

― Теперь давайте-ка приладим трубу, а то мы совсем про неё забыли ― произнёс Николай Матвеевич, вынимая её из тесного футляра.

Здесь оказалась небольшая лавка со специальным ложем на подставках под трубу, приспособленная прошлой осенью для наблюдения за расходящимися вдаль дорогами. Дядя закрепил трубу, выставил её в южное окно, прильнул правым глазом к её торцу и стал медленно раздвигать, вытягивая из неё трубу потоньше.

― Вот Богородицкое Белкиных попалось, правее церковь Казанская в Хмелите, теперь ты, Павел, найди-ка свою Нерукотворного Образа в Спас-Волженском. Иди сюда, пристройся правым глазом, а левый зажмурь, постарайся руками не сбить настройку.

Павел впервые взглянул в окуляр трубы, и о чудо! То, что он видел невооружённым глазом, представлялось почти сплошным уходящим за горизонт лесом, а через трубу смог различить лоскуты полей с озимой рожью и под паром, изумрудные полосы льна; тут и там крестьянские избы, сельские храмы. Хорошо просматривалась знакомая Павлу Хмелита господ Грибоедовых, дом и приуса-дебный храм на возвышении. Где-то рядом должен быть родной Городок и Павел потихоньку поворачивает трубу влево, и его взор скользит по верхушкам деревь-ев, временами полностью скрывающих Бельский тракт. С нескольких попыток удаётся заметить над лесом голубые маковки и поблёскивающие золотом кресты приходской церкви Нерукотворного Образа в Спас-Волженском селе в версте от нахимовского Городка. Сам Городок и невысокий родительский дом скрывается буйной майской зеленью. Николай Матвеевич глядит в трубу и соглашается с Павлом.

― Молодец Павлуша, быстро освоился и засёк храм аж за тридцать с лишним вёрст! В нём отец Георгий крестил тебя, а я стал тогда твоим восприемником. Нам бы прошлым годом таких зорких наблюдателей, небось не разорили бы французы ни одной церкви в уезде ― добавил дядя, оглядываясь на пономаря.

Затем они переместились в западное окно, и крёстный отыскал Воскресенское и дом Николая Николаевича, а Павел с его помощью ещё раз любовался неза-бываемым храмом в Николе-Немощёном.

― Дядя Николай, а по што французы к нам явились? Мне теперь и язык их противно учить, верно, надо было какой-то другой знать…

― Нет Павел, французский понимают многие в Европе, и чем ты будешь его лучше знать, тем это будет полезней для тебя. Мне вот не довелось в Ахтырке иметь учителей, и я об этом не раз жалел.

― А о французах непростой ответ. Их император возмечтал управлять если не всем миром, то Европой уж точно. Он привёл с собой разбойников со всех завоёванных им стран, и это разноплеменное войско объединяли жажда добычи и ненависть к православию. Ты знаешь, Павел, что они устраивают в наших храмах конюшни, сдирают с икон серебряные и позолоченные оклады, забирают всю церковную утварь, учиняют грабежи имений. Наполеон хотел навязать России неправый мир и втянуть нас в войну с Англией, а нам это совсем не нужно. Европа жиреет за счёт грабежа своих колоний, а Россия должна рассчитывать на свои силы. Ты у нас, Павлуша, парень любознательный и скоро сам всё об этом узнаешь, и поймёшь прав ли твой крёстный.

― Теперь давай постараемся вернуться без происшествий…

Осторожно спустились и вышли на паперть. Здесь крёстный дал волю своим чувствам. Он поднял племянника на руки, обнял и три раза по-русски расцеловал любимого крестника.

― Какой сын растёт у Степана Михайловича! Павлуша, ты поступишь в Морской корпус и станешь моряком, будешь командовать боевыми кораблями и никогда не подведёшь ни своего крёстного ни наш Нахимовский род.

Вечером крёстный позвал племянника в свой кабинет. Всё так же спокойно горела лампада, едва подсвечивая небольшую икону в медном окладе, трофейная сабля вернулась на своё место.

― Павлуш, а ты знаешь, кто на этой иконе? Преподобный Нил Столобенский, основатель Ниловой пустыни на Селигере. Образец верности обету и стойкости в православной нашей вере. Сколько раз он укреплял меня, когда сомнения приходили ко мне, и казалось, что нет уж сил отстоять правое дело. Изгнали французов, поправим хозяйство, и я непременно женюсь. Если у меня будет сын, назову его Нилом. У тебя Павел тоже должен быть кто-то к кому можно обратится за советом и поддержкой в час испытаний. Помни, что написано на гербе нашей родной Смоленской губернии: <<Несгибаемый дух всё превозможет>>. Нет больше таких гербов и таких крепких духом русских, как из Смоленской губернии!

В 1816г. Николай Матвеевич женится на Екатерине Михайловне Белкиной дочери Михаила Фёдоровича Белкина, владельца имения в соседнем Богоро-дицком. Своего первенца 1817г. рождения они назовут Нилом. Икона Нила Столобенского была в революцию вывезена из Волочковского дома, хранилась у потомков Николая Матвеевича и находится в настоящее время у праправнука в его московской квартире.

Настало время возвращаться домой. Дядя Иван помог выбрать в усадебной библиотеке интересные книги, среди которых Павел взял две на французском, чтобы попрактиковаться летом в своих знаниях языка.

Вот коляска подана к парадному крыльцу, книги и гостинцы погружены, возни-ца на своём месте. Домашние во главе с Николаем Матвеевичем выходят проводить Павла. Павел, напоследок, решается спросить: о каких таких подзем-ных ходах упоминал крёстный своим гостям, и куда они ведут?

― Ходы эти идут в разных направлениях от дома, ими давно никто не Пользовался. Подрастай, и может через годок другой, с дозволения твоих родителей, мы с тобой проверим все ходы и выходы из них. А пока никому не рассказывай о них. Не приведи господь на землю нашу недруга…

Поклон и наше почтение матушке и батюшке твоим, счастливо добраться до дома.

Иван и Павел, что бы ни делали теперь, ни на минуту не забывали о том, что вот придёт вызов из Петербурга и прощай родимый дом, любимые мать и отец. Они быстро взрослели, старались подучить то, в чём чувствовали слабинку. Феодосия Ивановна следила, чтобы непоседа Сергей не мешал братьям во время их занятий.

Весной 1815 г. в Городок пришёл, наконец, вызов недорослей Ивана и Павла Нахимовых для «определения» в Морской корпус. Степан Михайлович в это время хворал, и везти сыновей в Петербург пришлось Феодосии Ивановне, она надеялась также повидать старших Николая и Платона, которые не были дома уже 5 лет.

Кончилось безмятежное детство в родовом поместье, юные барчуки теперь вверили свою судьбу Императорскому флоту и должны были быть там, куда долг позовёт.

2008 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *