Спустя почти 170 лет, после очередных испытаний прочности нашей евразийской славянской цивилизации, когда истощённая затянувшимся противостоянием европейская коалиция убралась ни с чем восвояси, мы с трепетом и восхищением пред нашими доблестными предками постоянно возвращаемся к той славной эпохе, чтобы попытаться представить: что сподвигало защитников наших рубежей ‒ начиная с рядовых матросов, солдат и до офицерского корпуса и командования ‒ к самопожертвованию, массовому каждодневному героизму. Где и в чём отыскать истоки такой способности мобилизации лучших духовных и физических качеств, унаследованных от предков и привитых действовавшими тогда глубинной народной моралью и нравственными ценностями?
Фундамент человеческого общества, основная ячейка в его структуре всегда оставалась семья, и эта непреложная истина в современной либеральной трактовке извращена до однополых браков, не имеющих перед обществом никаких обязательств, при этом получающих от него всё сполна…
В России многодетные семьи не были редкостью: семеро по лавкам, а то и дюжина ‒ не было в диковинку.
На селе в крестьянском хозяйстве не было лишних рук и ртов ‒ всем находилось применение по силам и умению.
В барских усадьбах, по крайней мере, в первой половине XIX века, детей также любили, и их звонкие голоса не переставали раздаваться в просторных хоромах…
Многодетная семья часто ‒ нравственная среда, свой мир, где не раскапризничаешься: каждый за всех и все за одного. Именно в ней приобретается умение слышать и воспринимать мнение других и добиваться, чтобы услышали тебя. Отсюда и трогательная взаимопомощь между братьями и сёстрами, как правило, сохраняющаяся при выходе в самостоятельную жизнь.
Поступая на учёбу в Кадетский корпус, недоросли получали на три года новую семью и должны были адаптироваться к непривычным условиям.
И если это им удавалось, то оно свидетельствовало о здоровой нравственной почве, взрастившей его, что гарантировало дальнейшее успешное встраивание во флотскую семью экипажа и команды судна, отправлявшегося в продолжительное автономное плавание или на боевое задание.
Анализ происхождения и дальнейших судеб героических участников Крымской войны прекрасно это подтверждает…
Вот как описывает свои впечатления от общения с бригадным командиром контр-адмиралом П.С. Нахимовым «ютовый офицер» на фрегате «Бальчик» мичман Корчагин из рассказа В.И. Зарудного «Фрегат Бальчик», напечатанного в «Морском Сборнике» № 13 за 1856 год.
“‒ Неужели вы не видите-с, Корчагин, между офицерами и матросами тысячу различных оттенков в характерах и темпераментах?
Иногда особенности эти свойственны не одному лицу, а целой области, в которой он родился. Я уверен, что между двумя губерниями существует всегда разница в этом отношении, а между двумя областями и подавно. Очень любопытно наблюдать за этими различиями, а в нашей службе это легко: стоит только спрашивать всякого замечательного человека, какой он губернии, и после нескольких лет подобных упражнений откроется столько нового и замечательного в нашей службе, что она покажется вам в другом виде.
В этом отношении, действительно, каждая губерния и каждый человек должны иметь свою особенность, зависящую от климатических и других внешних условий, особенность, которую безбоязненно можно назвать оригинальностью.
Павел Степанович обладал в высшей степени подобною наблюдательною способностью, которая развивается житейской практикой. Вследствие чего, Нахимов, как народный юморист, имел доступ ко всякому подчинённому. Кто говорил с ним хоть один раз, тот никогда не боялся общаться с ним и понимал все мысли его и желания. Такие качества составляют не простоту, понимаемую в смысле доступности, а утончённость ума и энергию светлой воли, и объясняет могущественное влияние Нахимова на большие массы разнохарактерных людей. Как специалист и превосходный практик, он быстро достигал своей главной цели: приучить и приохотить подчинённых ему офицеров и матросов к морскому военному ремеслу. Подобные характеры, редкие по своей силе и настойчивости, развиваются не под влиянием надзора товарищей и нравоучений начальников, а, напротив, укрепляются под гнётом зависти и злобы первых и себялюбивых угнетателей последних.
Ничто не в состоянии подавить творческую силу природы хорошо созданного человека, ‒ силу, которая подобно стальной пружине выпрямляется при малейшем облегчении.
В Нахимове могучая, породистая симпатия к русскому человеку всякого сословия не порабощалась честолюбием; светлый ум его не прельщался блеском мишурного образования, и горячее сочувствие к своему народу сопровождало всю жизнь его и службу.
‒ Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов крепостными людьми. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудие на неприятеля, матрос бросится на абордаж, ежели понадобится, всё сделает матрос, ежели мы начальники не будем эгоистами, ежели не будем смотреть на службу, как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчинённых, как на ступени для собственного возвышения. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбцы, а действительные слуги отечества”. ¹
Здесь нельзя не отметить поразительную наблюдательность и цепкую память 20-летнего мичмана, служившего на фрегате «Кагул» в кампании 1846 г. у кавказских берегов под флагом контр-адмирала П.С. Нахимова. И какой поразительно правильный для публикаций того времени и благозвучный для нас в XXI веке его русский язык!
Позже Виктор Иванович получит заслуженную известность главного гидрографа Чёрного моря, в сотрудничестве с близким приятелем Нахимова вице-адмиралом М.Ф. Рейнеке.
Героическая гибель Нахимова в июне 1855 г. потрясла В.И. Зарудного и побудила тут же взяться за перо, чтобы донести из первых уст всем, скорбящим по утрате достойного сына Отечества, свои непредвзятые впечатления, вынесенные из личного общения с адмиралом, благодаря чему мы имеем возможность ознакомиться с бесценным его свидетельством.
Могучая натура адмирала Нахимова взросла на героической Смоленской земле в дружной многодетной семье отставного секунд-майора Степана Михайловича Нахимова, переселившегося с родителями в конце 1770-х в Волочек Сычёвского уезда Смоленской губернии из Ахтырки Харьковской губернии, и смоленской дворянки Феодосии Ивановны Козловской. У Павла было две сестры и 4 брата: капитан-лейтенант Николай, капитан 2-го ранга Платон, капитан-лейтенант Иван и вице-адмирал Сергей.
Иван и младшие его братья Павел и Сергей впитают с юных лет атмосферу необычайного подъёма национального русского духа, развернувшего вспять нашествие «Евросюза» 1812 года.
Во главе партизанского сопротивления оккупантам в Сычёвском уезде губернии окажется крёстный Павла ‒ дворянский предводитель Николай Матвеевич Нахимов, перебивший и взявший в плен со своими соратниками в августе‒октябре 1812 г. до 4,5 тысяч солдат и офицеров армии Наполеона, рискнувших зайти на территорию Сычёвского уезда.
| Поместите здесь ваш текст |
И во многих других дворянских семьях Смоленщины подрастающие юноши усваивали примеры мужества своих отцов и родственников, отличившихся в победоносной войне с Наполеоном, включая и тех, кто изберёт для себя флотскую службу и будет поступать в Морской кадетский корпус в Петербурге, и которым выпадет доля отстаивать рубежи России уже в войне 1853‒1856 гг.
Весьма характерно, что ещё в корпусе закладывались морские династии, прославившие свои рода в истории России, где нередко одновременно училось на разных курсах по нескольку братьев.
Подобная семейственность прослеживается и на действительной службе в дальнейшем.
При М.П. Лазареве на ЧФ служили два его племянника: К.А. Лазарев ‒ сын старшего брата, а также сын сестры.
У вице-адмирала А.П. Авинова только сыновей было семеро, из которых двое служили на ЧФ.
У вице-адмирала М.Н. Станюковича, выходца из Дорогобужского уезда Смоленской губернии, остававшемся на посту командира Севастопольского порта и военного губернатора Севастополя до апреля 1855 г., семья с 7-ю детьми переберётся в Симферополь. Старший сын Николай ‒ капитан-лейтенант сражался на 4-м бастионе.
Из сыновей вице-адмирала Л.М. Серебрякова капитан-лейтенант М.Л. Серебряков погиб в марте 1855 г. на подступах к Камчатскому люнету, а капитан-лейтенант Егор Серебряков прошёл в Севастополе всю оборону.
Три сына капитан-лейтенанта в отставке А.А. Шестакова, имевшего с супругой 12 детей, участвовали в Восточной войне: Пётр погиб при штурме Селенгинского редута в марте 1855 г., Иван и Дмитрий участвовали в отражении при нападении союзного флота на Кронштадт (Краснинский уезд Смоленской губернии).
Шестаков И.А. о долге перед Отечеством в послании А.В. Головнину: “Долг совести побуждает меня помнить, что я, прежде всего русский, а потом уже русский моряк”. ²
Эти слова выдающегося флотского военачальника XIX века можно целиком отнести и к Павлу Степановичу, его земляку по Смоленской губернии.
В начале 1854 г. в Севастополь на имя Нахимова придёт письмо со Смоленщины от отставного капитан-лейтенанта Алексея Антиповича Шестакова.
Сам чистосердечный герой Синопа со свойственными ему добродушием и скромностью отвечал на поздравление отца с Синопской победой: “Лестное внимание, оказанное Вами мне в письме от 28 декабря, обязывает меня принести вам искреннюю мою признательность и даёт мне право выказать чувства, к большому моему удовольствию согласные с Вашими мыслями о заслугах покойного друга Вашего, благодетеля нашего флота Михаила Петровича. Не только я и прочие ученики его, но весь флот наш сознаёт, что его именем обязаны мы настоящим состоянием материальной и нравственной силы Черноморского флота. Это общее сознание выразилось принесением на могиле покойного адмирала нашего благодарения Богу за его великую помощь нам при исполнении велений царя и мольбой об упокоении души благодетеля нашего. Потерю его мы чувствуем более, чем когда-либо. Сколько благих намерений его остались неоконченными! Скольких необходимых советов лишились мы! Но и с тем наследством, которое он оставил нам, не трудно было исполнить повеления царские у Анакрии при высадке десанта для Кавказа и в Синопе при истреблении турецких судов. Напрасно по Вашей снисходительности приписываете это лично мне. Всё это есть следствие трудов Михаила Петровича. Если бы Вы видели суда наши и бодрые команды, то уверились бы в справедливости слов моих; в искренности их, надеюсь, не усомнитесь и заочно. Нам осталось только следовать наставлениям нашего незабвенного начальника и пожать плоды, посеянных им семян.
Щедроты же милостивого царя и общее сочувствие соотечественников превосходит наши заслуги и ставят нас (разумею весь наш флот) в неоплатный долг перед ними.
Душевно жалею, что Иван Алексеевич (старший сын капитан-лейтенант ЧФ) в то время на чужбине, недоброжелательной нам”. 3
Дежурным офицером у Павла Степановича, с назначением его 18 февраля Начальником гарнизона Севастополя, стал его родной племянник капитан 2-го ранга П.В. Воеводский. Он был младшим из четырёх сыновей и четырёх дочерей Анны Степановны Нахимовой и её супруга Василия Григорьевича Воеводского. Старший брат Степан Васильевич, будучи Главным правителем РАК, в эти дни готовился отразить возможное нападение английского флота на Ново-Архангельск у побережья Аляски.
Двое старших братьев дослужатся до чина адмирала, Платон ‒ до вице-адмирала, младший Сергей выйдет в отставку лейтенантом. (Бельский уезд Смоленской губернии).
О моряках ‒ пяти братьях Истоминых должна быть написана отдельная книга! Контр-адмирал Владимир Иванович ‒ герой Синопа и обороны Севастополя и его старший брат адмирал Константин Иванович прошли школу Лазарева в Наваринском бою и на Чёрном море.
Интересно отзывался о Константине Ивановиче, старшем из братьев, адъютанте при М.П.Лазареве его сослуживец Д.В.Ильинский: “Истомин был человек особенного типа и воззрений; он был честолюбив, но не чинолюбив и вознаграждал себя за то правом говорить, ничем не стесняя себя, про всех и каждого. К чести его надо сказать, что он в суждениях своих хотя и был оригинален, но всегда правдив и никому намеренно не старался вредить в мнении искренне любимого им адмирала Лазарева”. 24
Именно Константину Ивановичу будет поручено возглавить в 1857 г. военно-судную комиссию по расследованию злоупотреблений Интендантской части Черноморского управления, которую возглавлял обер-интендант контр-адмирал Н.Ф.Метлин, успевший к этому времени получить чин вице-адмирала и перебраться в кресло Управляющего Морским министерством.
Комиссия обнаружила ряд коррупционных схем, действовавших во время Крымской войны с целью личного обогащения обер-интенданта и его покровителей в Петербурге. За что Константин Иванович был награждён орденом Св. Анны 1-ст… Но мстительный Н.Ф.Метлин тут же удалит контр-адмирала К.И.Истомина на год в Средиземное море командовать эскадрой.
Наступает 1860 год, генерал-адъютант вице-адмирал К.И.Истомин и морской министр вице-адмирал Н.Ф.Метлин сошлись на Высочайшем приёме в Петербурге. И как следует из семейного предания Истоминых, сообщённого Олегом Игоревичем Филимоновым-Истоминым, между Метлиным, попытавшемся публично оспорить недавние выводы комиссии, и К.И.Истоминым, возник конфликт. И Константину Ивановичу, чтобы заткнуть фонтан вздорных обвинений в свой адрес, пришлось приблизиться к министру и объять его горло своими крепкими руками…
Метлина в этом же году удалили в отставку, а К.И.Истомин получит назначение на Архангельскую флотилию, он сменит доблестного Адмирала С.П.Хрущёва на посту командира Архангельского порта и Военного губернатора и славно послужит России на этом посту.
Оба брата, Константин и Владимир ‒ участники Восточной войны: Владимир на Чёрном море, а Константин на Балтике, начальником штаба гарнизона Кронштадта. Его сын Владимир оставит замечательный очерк о походах яхты «Ориадны» под командой лейтенанта И.С. Унковского вокруг Европы, в Адриатику, и получившего в последствии широкую известность как капитан фрегата «Паллада» в её плавании к берегам Японии с дипломатической миссией вице-адмирала Е.В. Путятина.
Севастопольского героя Владимира Истомина отличало жёсткое неприятие лгунов и лихоимцев, что не раз с удовлетворением отмечал адмирал М.П. Лазарев.
Так с 1843 г. капитан-лейтенант В.И. Истомин находился в распоряжении Наместника Кавказского ‒ князя М.С. Воронцова, неоднократно подчёркивавшего действенную, чёткую координацию капитан-лейтенантом Истоминым операций флота и армейских отрядов на суше.
В Севастополе на оборонительной линии он, как и Нахимов, оставался в повседневном вицмундире, в то время как его подчинённые неукоснительно следовали приказу Меньшикова, изданному накануне Альминского сражения, ‒ переодеться в солдатские шинели.
Владимир Иванович, видимо, был солидарен в этом отношении с Павлом Степановичем, отвечавшим при случае на недоумённые вопросы и советы поберечься: “Право, на моём месте всякий делал бы то же. Хожу же я по батареям в сюртуке и эполетах потому, что, мне кажется, морской офицер должен быть до последней минуты пристойно одет, да как-то это даёт мне больше влияния не только на наших, но и на солдат”. 4
Ошибаются те, кто связывает ранение Павла Степановича 28 июня (11 июля) 1855 г. с блеском на солнце его эполет ещё на прежнем вице-адмиральском кителе. В этот летний вечер в 18.30 солнце, уже близко к горизонту, светило в спину адмирала, и стрелок целился по его тёмному силуэту, независимо от того был ли Павел Степанович в мундире или в шинели.
Корнилов появлялся на оборонительной линии исключительно в солдатской шинели, которая экспонируется в Историческом музее Москвы с 1872 года. На ней, действительно, малозаметные погоны генерал-адъютанта с вензелями НI. Но известно, что его в поездках постоянно сопровождал, также верхом, казак, несший на своей пике красный флаг с синей полосой вдоль. 25 А позже флаг был заменён на специальный знак, чтобы все видели, на какой оборонительной дистанции в данный момент пребывает начальник штаба ЧФ. Но ведь его перемещение могли наблюдать и отслеживать и с вражеских позиций…
Неужели Корнилов этого не понимал? Или это служило ему оберегом на отведённый неприятелем период. Во всяком случае, солдатская шинель его не спасла.
Владимир Иванович Истомин был настойчив в достижении поставленной цели: так он, не согласившись с предлагаемым подполковником Тотлебеном местом изгиба бруствера, возводимого на Малаховом кургане укрепления, добивается от Корнилова отстранения того от инженерных работ на IV и V дистанциях оборонительной линии…
Свидетели вспоминали, как Владимир Иванович настойчиво добивался от командира Севастопольского порта вице-адмирала М.Н. Станюковича выделения материалов для устройства блиндажей на вверенной ему IV дистанции, что престарелый адмирал воспринимал как вмешательство в его размеренные дела и пытался осадить молодого и раннего словами: «Вы забываетесь, я ваш начальник!» На что Владимир Иванович отвечал: «К сожалению, это так».
Павел Иванович, младший из семи братьев и сестёр Истоминых, сражался в Восточной войне на Балтике с английским флотом в Рижском заливе, а с 1863 г. командовал винтовым линейным кораблём «Синоп», построенным в Николаеве и переведённым на Балтийский флот.
Братья Белавенцы Николай и Иван Петровичи также среди участников обороны Севастополя.
Когда Николай 24 октября 1854 г. погиб на 6-м бастионе, то вернувшийся посуху с Дальнего Востока после последнего плавания «Паллады» в Петербург Иван принимает решение незамедлительно следовать в сражающийся Севастополь.
Его сын лейтенант флота Пётр по указанию главного командира ЧФ вице-адмирала С.П. Тыртова составит к 100-летию адмирала П.С.Нахимова посвящённую его жизни и флотской карьере брошюру, которая будет отпечатана в Петербурге массовым тиражом и распространена в июне 1902 г. по всем флотам бескрайней России. (Поречский уезд Смоленской губернии).
Князья Леонид Алексеевич и Эспер Алексеевич Ухтомские, имевшие ещё братьев и сестёр, участвовали в обороне Севастополя с первых дней. Леонид Алексеевич состоял в гарнизоне Малахова кургана, а с марта 1855 г. при Нахимове старшим адъютантом. Вёл подробный дневник, опубликованный позже в различных томах журнала «Русская Старина». Князь Эспер Ухтомский состоял в штабе В.А.Корнилова по особым поручениям, в частности, конвоировал в Севастополь захваченного накануне Альминского сражения полковника французского штаба. (Юхновский уезд Смоленской губернии).
Также из многодетных семей происходили обладавшие несгибаемым духом: капитан-лейтенант Пётр Афанасьевич Чебышев, уроженец Калужской губернии, будущий вице-адмирал; и, конечно, потомственный моряк,
Вот что писал своей супруге в Сухиничи в июне 1855 г. П.А. Чебышев: “… Корнилов нас оставил ещё в младенчестве, когда мы ещё ему верили на слово, что оставленные гарнизоном в Севастополе 10 т. матросов, вооружённых ружьями и частию топорами, могут и должны удержать 100 т. неприятелей. Теперь Нахимов оставил нас, когда окончательно решается участь Севастополя и Черноморского флота, который ему обязан своею славою и всеми наградами. Он сделал, что мог сделать человек: кроме того, что он добросовестно работал всю жизнь, последние года он умирал по 100 раз в день и умер только раз. Но главное, ‒ он не только сам, но и нас от офицера до последнего арестанта приучил на это смотреть не так, как на заслугу, но как на долг, на обязанность. Вот будут рады турки, когда узнают, что он убит, и ошибутся, потому что дух его не убит, а надолго остался с нами.
Отстоим Севастополь и тогда с чистой совестью уйдём на отдых. Трудно на это рассчитывать, но Богу всё возможно!”. 5
Героический капитан-лейтенант Пётр Александрович Карпов сын капитана-лейтенанта, переселившегося из Калужской губернии в Ялту, последний командир Малахова кургана, будущий контр-адмирал.
Он также из многодетной флотской семьи, имел твёрдый характер и отличался умением отстоять своё мнение.
С 8 августа он на IV дистанции обороны, заступает на дежурство, чередуясь понедельно с капитаном 2-го ранга Ф.С. Керном.
Был раненым захвачен в плен французами в числе последних защитников Малаховой башни 27 августа. Содержался с другими пленными на Принцевых островах в Мраморном море.
После освобождения, возвратившись в Россию, был вместе с другими героями обороны Севастополя торжественно принят Александром II.
“Государь, желая почтить храбрых слуг своих, позвал их в Петергоф на царственный пир, где участвовали только члены императорского дома.
После обеда, Его Величество, желая представить своих витязей Императрице, велел мне, знакомому с личностями, быть церемониймейстером.
На представлении защитник Малахова кургана П.А. Карпов, услышав замечание Государя, что на курган напали неожиданно, возразил самым диким, в придворном смысле, образом, ‒ brutalement ‒ как говорят французы, что распущенные слухи несправедливы, что он давал знать по начальству и даже помимо его, самому Горчакову о приготовлениях французов к приступу.
Государь милостиво улыбнулся, и церемония прошла со всей пристойностью, несмотря на совершенное неведение дворцовых обычаев представлявшимися и на неопытность мою в должности». 6
Да, начальник штаба Севастопольского гарнизона генерал-адъютант, генерал-майор князь В.И. Васильчиков, снявший за неделю до штурма на отдых половину гарнизона, насчитавшего до того 3,5 тысяч человек, не обеспечил ему восполнение. Именно он позже, в своё оправдание, будет распространять небылицы, что французы бросились на штурм неожиданно, когда защитники расположились на обед!
Виктор Илларионович лично признавался, что не имел никакого опыта штабной работы и был отправлен в Севастополь к Меншикову по прихоти свиты царя, державшего при себе его отца генерала от кавалерии И.В. Васильчикова, убедившего Николая Павловича 14 декабря 1825 года приказать гвардии разогнать мятежников с Сенатской площади.
С первого до последнего дня обороны оставался в Севастополе контр-адмирал, а после гибели П.С. Нахимова и занятия его поста вице-адмирал Александр Иванович Панфилов.
Чрезвычайно авторитетный и любимый всеми на III дистанции оборонительной линии командир. Родился он в Кронштадте, отец был судостроителем. К началу обороны Александр Иванович уже имел семью. Супруга Любовь Марковна с дочерями Елизаветой и Софией проживали в тыловом Николаеве, свояком у него оказался вице-адмирал Ф.М. Новосильский, женатый на Евгении Марковне, сестре супруги А.И. Панфилова.
Александр Иванович прошёл боевую закалку в Наварине, морскую школу Нахимова на должности старшего офицера корвета «Наварин» и фрегата «Паллада». Вместе с Нахимовым перевёлся на ЧФ и вырос там до командира 1-й бригады 4-й флотской дивизии.
Командуя отрядом пароходов, участвовал в Синопском бою на заключительной его стадии.
Как ни пытался Корнилов включить его в свою орбиту, Александр Иванович оставался верен своим принципам и не встраивался в сонм его почитателей.
На оборонительной линии Корнилов ему выделил оказавшуюся с первых же дней обороны самую незащищённую от вражеского артиллерийского обстрела III дистанцию. Почти напротив, на удалении около 1200 сажень (около 2,5 км), и выше на 15 м размещалась английская батарея на Зелёной горке, на которой будут установлены дальнобойные нарезные орудия. Левее на Воронцовской высоте была англичанами устроена получившая у обороняющихся название «пятиглазой» батарея, имевшая также нарезные Ланкарстерские пушки.
Только после бомбардировки 5 октября защитники точно узнали, что на позициях англичан находилось 9 батарей. Всего на Зелёной горе и Воронцовой высоте оказалось 6 Ланкастерских (8 дм. и 10 дм.), а с другими всего ‒ 73 орудия. Вот какая убойная мощь была направлена на Севастополь и в первую очередь на 3-й бастион, располагавшийся для неприятеля, словно на ладони, на склоне Бомборского возвышения!
Ланкастерские пушки ‒ это доведённые до серийного производства стальные нарезные орудия, использовавшие цилиндрические заострённые снаряды, взрывавшиеся, в отличие от бомб, имевших трубки, установленные на определённое время подрыва, от непосредственного контакта с препятствием. Возрастала начальная скорость полёта снаряда, а, следовательно, и дальность. Но главное ‒ обеспечивалась удовлетворительная точность поражения, в то время как стрельба ядрами и, особенно бомбами, на расстояние более 1000 сажень имела разброс на десятки метров.
Англичане могли с этих позиций поражать любую цель на Малаховом Кургане, на всей Корабельной стороне, Городской стороне, а также и по берегу Северной стороны. Оставшиеся на плаву корабли, фрегаты и пароходы должны были скрываться от поражения Ланкастерскими пушками за высотами Корабельной стороны и Килен-балочными высотами.
К счастью, снаряды для Ланкастерских пушек обходились заметно дороже бомб и ядер, используемых гладкоствольными пушками, и главное ‒ ресурс нарезных орудий был, видимо, незначителен, что вынуждало англичан ограничивать их использование.
Корнилов, расставлявший после 12 сентября 1854 г. вдоль оборонительной линии бастионы и назначая ответственных из своих подчинённых, был озадачен, как организовать оборону в вершине Южной бухты, переходящей в увлажнённую лагуну, стеснённую с двух сторон подступающими кручами.
Здесь Владимир Алексеевич решил использовать плавучую батарею. Его выбор пал на двухдечный 84-пушечный линейный корабль «Ягудиил». Часть его 24-фунтовых пушек правого борта были сняты на береговые батареи, а ему самому надлежало стать левым бортом к Пересыпи и препятствовать своим огнём попыткам штурма со стороны Зелёной горы и Сарандинакиной балки.
Контр-адмиралу А.И. Панфилову, как начальнику III отделения оборонительной линии, Корнилов предписал находиться на «Ягудииле» !?
Первая же бомбардировка 5 октября покажет, что «Ягудиил» станет излюбленной мишенью англичан. В тот день он получит более 70 серьёзных повреждений. Команда неоднократно тушила возникавшие пожары и едва успевала под неприятельским огнём вырубать калёные ядра, застревавшие в борту.
Доставалось и двум блокшивам, стоявшим у Морского госпиталя, с населявшими их арестантами.
Через несколько дней Меншиков разрешил отводить «Ягудиил» на ночь к мосту, устроенному ранее Нахимовым из мелких судов через Южную бухту у старого Морского госпиталя.
Страшно, как никакой другой, страдал от обстрела английскими батареями 3-й бастион. Бруствер из сухой земли по всему периметру бастиона обвалился, большинство орудий были выведены из строя или оказались без станков и помостов.
Взрыв порохового погреба привёл к мгновенной смерти около ста защитников этого рубежа, включая командира батареи капитан-лейтенанта Е.И. Лесли, которого не удалось предать земле, поскольку не могли обнаружить ни одного фрагмента его тела.
С большим трудом в дальнейшем собственными силами возвели несколько блиндажей, в которых удавалось пережидать яростные бомбардировки английских пушек и навесной огонь их мортир.
Инженер-подполковник Э.И.Тотлебен, возведённый Корниловым в ранг Начальника инженеров Севастополя, считал наиболее угрожающее Севастополю направление атаки ‒ 4 бастион на Городской стороне, где нам противостояли французы. На Корабельную сторону и Малахов курган он систематически выделял неоправданно малое количество рабочих.
Изготовление туров начнётся только в конце ноября 1854 года.
Упустит Тотлебен, несмотря на требования В.И. Истомина, благоприятное время для закладки передовых укреплений перед Малаховым курганом и при Килен-балке. Опоздает на два месяца с контрминными действиями против подземных работ французов на бастионе № 4, а затем и на Малаховом кургане…
Вот причины колоссальных, часто неоправданных наших потерь от непрофессионализма и безответственности деятелей, прибывавших, по словам старшего адъютанта Нахимова князя Л.А. Ухтомского, в Севастополь за наградами и чинами.
“… Вот родная, Любонька, 6-го числа в 3 часа утра неприятель предпринял штурм на левую сторону Севастополя, т.е. на 1-й и 2-й бастионы, на Малахов курган и на все три отделения и на Пересыпку. Мы были совершенно готовы и по первому появлению открыли ружейный и пушечный огонь. Неприятель три раза на все пункты бросался и везде был отбит. Какая радость и восторг после отбития!
Неприятель только прорвался на батарею Жерве, но через четверть часа прилетел Хрулёв и выбил его. Много тел их осталось на месте. Вчерашний день начали убирать, и у нас тишина, нет пальбы. При уборке тел уже совсем не тот тон, что был после захвата ими в конце мая Камчатского и двух других редутов, они сговорчивее были на перемирие” 8
“Родная моя, неужели ты думаешь, что у меня не болит сердце, и мне тяжелее всего не видеть вас, но что же делать, и кто будет защищать Севастополь, в особенности теперь. На 3-м бастионе из офицеров остались: я, Деливрон и мичман Яновский; остальные вновь поступили, и то и дело, за ранами, контузиями, уходят в госпиталь по серьёзным болезням. Что же, если я ещё могу служить и исполнять обязанности, крайне необходимые, уйду, и я уйду? Что же тогда я буду думать о себе? А присяга, мною принятая, где я клялся не щадить жизни до последней крайности! Не соблазняй и не искушай, а подкрепи меня своими утешениями к защите Севастополя и к исполнению своего долга. С каким счастьем увидимся, ежели Господь поможет окончить эту войну и отстоять Севастополь! Твёрдо уповаю на Бога, молюсь и прошу Его исполнения своей обязанности точно и неукоснительно, работаю и хлопочу по исправлению своего бастиона и батарей, а теперь ещё улаживаю между собой армейских, у которых столько вздорных претензий и жалоб одного на другого, которые надо разобрать и удалить. Мне дали на отделение командовать сухопутными войсками генерал-майора Лисенко, командира 9-й дивизии, и теперь по счёту у меня четыре полка и два батальона, которые стоят все безотлучно по батареям и готовы каждую минуту вскочит на бруствер и отразить нападающих…”
“…5 часов пополудни. Сию минуту приехал верхом из города; обедал у Нахимова. 2-я дивизия пришла уже к Горчакову”.
“На счёт моей раны не беспокойся: совсем зажила, только синева ещё осталась, но и ничего не чувствую и не ожидаю никаких последствий. Родная моя, как можно теперь, в настоящее время, думать оставить Севастополь, если здоровье и силы позволяют. Что делать! Долг Отечеству сильнее долга семейству, а без важной причины оставить свой важный пост ‒ грех и противно присяге!”. 9
“Нахимов умер сегодня в 7 минут двенадцатого утра, а в 3 часа его перенесли с Северной стороны в его дом, отслужили панихиду, а теперь читают священники евангелие. Я назначен Горчаковым на место Нахимова помощником Сакена, военным губернатором и командиром порта. А вчера вечером я перебрался в дом Нахимова на время, пока не приготовят квартиру в Николаевской крепости.
Слишком большой ценой я избавился от III отделения, а прошедшую ночь провёл спокойно в доме Нахимова.
Накануне в 6 вечера я проходил с Нахимовым под страшным огнём по всему III отделению. Меня ударила пуля в левую сторону груди и ничего не сделала, а Нахимов поехал на Малахов курган» 10’
“Поклонись Ф. Мих. и Е.М., поцелуй и благослови Лизу и Соню, будьте все здоровы, сохрани вас Господь для моего счастья и меня для вас” 9
Панфилов передаёт поклон Фёдору Михайловичу, заведующему с начала обороны II оборонительным отделением и отсутствующему на своём боевом посту по причине недомогания вот уже третий месяц. Если доверять письмам из Николаева, то Фёдору Михайловичу возле супруги легче не стало, и участливый свояк советует ему запланировать лечение на водах.
Но уже в июле вице-адмирал Ф.М. Новосильский назначается Главным командиром Севастопольского порта и Военным губернатором Севастополя на освободившееся от Нахимова место и без проблем возвращается в Севастополь, чтобы безвылазно сидеть в одном из казематов Николаевской батареи, переоборудованной под жилое помещение.
“Кого ни пошлют в Николаев, все и остаются. У меня на бастионе два молодых офицера, и ещё армейский прапорщик и ежедневно выбывают. На многих бастионах уже унтер-офицеры батареями командуют. Сегодня в 7 часов вечера нарочно посылается курьер к М. (Н.Ф. Метлину), чтобы выслать праздношатающихся офицеров из Николаева. Решительно офицеров морских нет ‒ все уехали: кто ранен, кто курьером. Баумгартен и месяца не пробыл на 4-м бастионе, уехал лечиться в Россию” 10 (из письма жене 17 июня).
Нельзя не упомянуть в предлагаемом перечне героев защитников Севастополя и трёх офицеров Скарятиных, уроженцев Тамбовской губернии.
3 июня 1854 г. в виду Севастополя произошло сражение 4-х неприятельских пароходов с 6-ю нашими. С нашей стороны окажутся раненые и убитые. Мичман Скарятин, раненный в плечо, скончался позже, его хоронили 23 июня. Его брат Николай Дмитриевич Скарятин лейтенантом участвовал с морским батальоном в Альминском сражении, затем в обороне Севастополя на Селенгинском редуте.
Был неоднократно ранен и контужен, награждён орденами Св. Анны 3 ст. с бантом, св. Георгием 4 ст., золотой саблею с надписью «За храбрость», выйдет в отставку в чине капитана 2-го ранга.
Ещё один из рода Скарятиных состоял флаг-офицером при В.А.Корнилове.
Героические уроженцы Пензенской губернии князья братья Александр Петрович Максутов, лейтенант фрегата «Аврора», отражавший вместе со своим младшим братом лейтенантом Дмитрием Петровичем нападение превосходящих сил англо-французской эскадры 20 августа 1855 г. на Петропавловск-Камчатский, достойно представляли Российский флот на наших Дальневосточных рубежах в Восточной войне 1854-56 гг.
Александр Петрович, командовавший в тот день «расстрельной батареей» № 3, умело поражал французский фрегат. Большая часть прислуги его батареи была выведена из строя, он самостоятельно заряжал орудие, наводил его и производил выстрелы. Фрегат вынужден был оставить свою позицию и выйти из боя. Сам лейтенант А.П.Максутов был ранен в плечо и скончается через три недели в госпитале от воспаления лёгких. Награждать погибших героев в России в то время не было принято, но имя князя Александра Петровича Максутова присутствует среди героев Восточной войны 1854-1856 гг. на внутренней стене Свято Владимирского собора в Севастополе, наравне с героями ‒ орденоносцами, также, как и позднее в Главном Морском храме на Якорной площади в Кронштадте.
Брат Дмитрий, командовавший в тот день батареей № 2, за личную храбрость был удостоен ордена Св. Георгия 4 кл., Св. Владимира 4 ст. с бантом и досрочно произведён в капитан-лейтенанта.
В 1859 г. Дмитрий Максутов помощник Главного правителя Российско-Американской Компании на Аляске капитана 1-го ранга Степана Васильевича Воеводского, любимого родного племянника П.С.Нахимова. Примет в 1860 г. от Воеводского должность Главного Правителя РАК. Службу завершит контр-адмиралом, членом военно-морского суда.
Адмирал Степан Васильевич Воеводский (1805-1884). П.С.Нахимова. В 1853-1854 гг. совершил с супругой и 15-летней дочерью Анной (А.С.Савицкой) переход на корабле «Ситха» из Гамбурга в Ново-Архангельск. С собой в Русскую Америку они перевезли портрет П.С.Нахимова анфас с натуры, исполненный художником Hagen Shiwary в 1850-х годах.
На этом портрете рукою Павла Степановича было написано: «Любимому своему племяннику и бывшему товарищу Стёпе Воеводскому», как звала его тогда родня, и как вспоминала Анна Степановна Савицкая, урождённая Воеводская. Этот портрет П.С.Нахимова, по её свидетельству, постоянно висел над письменным столом в рабочем кабинете Степана Васильевича. По уверению Анны Степановны, она дважды временно предоставляла портрет для снятия копии Петербургскому Морскому и Севастопольскому музеям. (РПБ Отдел рукописей Ф. 124 ед. жр. 2998, Л. 1). 12
Продолжение следует