Матвеев А. «Клизма с патефонными иголками»

Ко дню Медика я вспомнил эту поучительную историю и постараюсь сегодня донести ее до вас.

Маленький рассказик, рассказанный мне одним из офицеров, служившим ранее на наших эсминцах.

И так рассказ.

Хотелось вспомнить именно эту историю, произошедшую с нашим корабельным врачом. Но не по вопросу лечения больных, а по вопросу нашей флотской жизни.

К нам на корабль пришел только что закончивший медицинскую академию лейтенант медицинской службы. Подтянутый, стройный, невысокого роста, со значком мастера спорта по спортивной гимнастике на новеньком, наверно первый раз, надетом кителе. Блестящий как новый пятак по сравнению с послужившими уже на флоте офицерами.

— Прошу любить и жаловать нашего нового врача. Он закончил военно-медицинскую академию и любому по желанию или по моей просьбе он теперь может поставить клизму с патефонными иголками — представил офицерам нового врача перед обедом старший помощник командира и сам первым засмеялся своей шутке.

Все офицеры вынужденно заулыбались, как бы поддерживая шутку старпома.

Старпом искренне считал, что кроме, как ставить клизмы врачи на кораблях ни на что не годятся и называл их даже клизмоставами..

Старший помощник был старым, повидавшим виды офицером. Он никогда не подбирал слова, при общении с офицерами, мичманами, матросами, а крыл их матом. Грубость старпома вроде оправдывалась, его, как многие считали, «собачей» должностью.

— На флота матом командиры не ругаются, а разговаривают с подчиненными и руководят ими — говорил он нам в период своих излияний — старпом может все и даже морду набить, если этого требует обстановка и обругать самыми последними словами и ничего ему за это не будет. Это учеба флотской службе. А вы лейтенанты и прочие обязаны терпеть, молчать и еще благодарить старпома и своих командиров за такую учебу.

На многих кораблях ВМФ ругались матом и оскорбляли в изощренном виде своих подчиненных. И во многом это считалось нормой взаимоотношений, своеобразным шиком. До сих пор в Интернете ходят крылатые слова таких начальников, не ставивших своих подчиненных ни в грош, и считавших, что имеют законное право их оскорблять и ругать. а подчиненные обязаны их еще благодарить за такую учебу.

— Ооо послушайте, как мой командир БЧ-2 красиво кроет своих «рогатых». Любо, дорого послушать. Симфония, да и только – хвастался командир проверяющему – пора на орден представить или далее в помощники выдвигать. Хороший командир со временем получиться. Как приятно такое слышать. Какие выражения, какие красивые слова подбирает. Вот виртуоз. Нет вы только послушайте только. Ай молодца.

И командир БЧ-2 краешком уха услышав подобную похвалу и с большей силой, и в более изощренных словах наваливался на своих подчиненных, готовых уже сквозь палубу провалиться от всех этих слов.

Закончив представление нового врача, старпом вспомнил о своих воспитательных обязанностях и накинулся на командира трюмной группы (как это было ежедневно, только жертвы периодически менялись), которой что-то сделал не так или не так сделали его подчиненные, что было одинаково неправильно и заслуживало не просто осуждения, а осуждения в красках и не совсем печатных словах.

Старпом весьма цветастыми выражениями объяснил лейтенанту его ущербность по жизни, здоровью, как он считал самым доходчивым способом, вспомнив всуе всех родственников лейтенанта и даже все их мужские и женские гениталии.

Ругался старпом весьма виртуозно, так что некоторые офицеры даже записывали его выражения и потом применяли их в общении со своими подчиненными — матросами и старшинами.

Если есть пример, то надо брать. Равняться, так сказать, на передовиков этого дела.

— Учитесь лейтенанты общаться с подчиненными, пока я жив – говорил старпом, когда у него было хорошее настроение – меня учил мой старпом. Вот виртуоз был в вопросах воспитания. У него был да что там трехэтажный, четырехэтажный и более. Он еще у боцманов великой отечественной перенимал, а те узнали его из парусного флота. Традиция. Если бы на флоте соревнования проводились по виртуозности воспитания – он непременно первое место во всем ВМФ занял бы.

Лейтенанты слушали старпома широко раскрыв рты, и учились военному делу «настоящим образом».

Повторять на корабле старпома считалось высшим шиком. Все считали такое общение нормой, и никто, и никогда даже не возражал против подобного поздравления или пожелания перед завтраком, обедом или ужином — то есть приятного аппетита от старпома.

Закончив воспитание командира трюмной группы, когда увидел, что у того на глазах проступили слезы (ну не привык лейтенант к подобному обращению), старпом внимательно оглядел всех (отыскивая кому еще надо преподнести воспитательную пилюлю) и не найдя в этот раз, произнес фразу, которой всегда закончил воспитательный процесс:

— Общие вопросы и объявления есть?

Обычно ни у кого вопросов не было. Этот вопрос старпома был пустой формальностью. Но он был всегда, подчеркивая как бы демократичность старпома.

А в это раз, вдруг пошло, что-то не так. Молодой лейтенант — будущий корабельный врач вдруг покраснев, робко поднял правую руку и тихо, но твердо сказал старпому:

— У меня есть общий вопрос, касающийся всех офицеров.

Старпом широко открыв глаза презрительно, но внимательно посмотрел на нового врача, усмехнулся, чем-то своему и скривив лицо коротко бросил:

— Ну что там у вас еще? Давайте быстрее, не задерживайте нас, а то всем обедать пора. Одна минута вам.

— Я справлюсь – заверил старпома лейтенант медицинской службы.

Старпом не мог понять, что хочет сказать полезного для всех только, что пришедший на корабль лейтенант. Про крыс что ли или тараканов. Что еще может быть у врачей на кораблях? Но порядок есть порядок, и он предоставил слово.

И лейтенант, обращаясь прежде всего к старпому громко и разборчиво сказал:

— Товарищ капитан 3 ранга! Прошу в моем присутствии больше не выражаться матом, тем более в офицерской кают-компании. Я вам не позволяю в своем присутствии оскорблять последними словами офицеров и позорить высокое звание офицер советского военно-морского флота. Вы должны помнить, всегда, что вы прежде всего коммунист, а не подзаборный пьяница, не проспавшийся после ночного похмелья и не уголовник какой-нибудь! Вы должны быть примером для всех нас, и я хочу в дальнейшем брать с вас пример. А как? И чему? Вы, как старпом просто обязаны быть положительным примером для всех нас морских офицеров — ваших подчиненных. И я предупреждаю всех товарищи офицеры, что не потерплю ни от кого выражений матом по отношению к своим подчиненным и тем более офицерам и особенно в кают-компании. Нельзя так позорить честь советского офицера — коммуниста. Я закончил товарищ капитан 3 ранга – сказал лейтенант, сохраняя спокойное выражение лица и улыбнувшись добавил — уложился в отведенное вами мне время.

В кают-компании внезапно стало тихо. Было слышно лишь как работают корабельные механизмы. Наступила мертвая тишина. Как будто жизнь мгновенно умерла.

Командир БЧ-5 вдруг сильно закашлялся, и командир БЧ-2 успокаивая его сильно ударил по спине. Замполит наклонив голову резко почесал затылок.

Все офицеры сразу поняли, что случилось что-то такое, что выходит за рамки простой предобеденной «палки чая» (так называли предобеденное напутствие к столу старпома).

Все молча ждали, что старпом сейчас растерзает, разорвет, порвет на молекулы «зарвавшегося лейтенанта» и переживали за него неразумного, посмевшего посягнуть на самое «святое» на корабле.

А у старпома не было слов. Он стоял как в столбняке, раскрывая и закрывая от изумления рот, быстро моргая маленькими глазками. Он хотел видимо, что-то сказать, но слов не было. Челюсть его отвалилась вниз, и он глубоко задышал, видимо соображая, что ему сделать с этим зарвавшимся лейтенантом. Он никак не мог понять, как этот только что «вылупившийся из сперматозоида» лейтенант посмел такое сказать «ЕМУ» — грозе всего эсминца, старшему в кают-компании офицеров, единовластному владыке всего и вся, второму человеку по значимости на корабле. Сделать ТАКОЕ замечание в присутствии всех подчиненных? Как? И кто какой-то лейтенант, еще не прослуживший на корабле еще ни одного дня. Да еще в такой момент, когда он выполнял свой непосредственный долг – учил офицеров службе. В его мозгах не сходились крестики с ноликами. Ведь это он должен делать замечания, а не ему. И как он посмел дать ему такую выволочку при всех подчиненных, даже командир себе этого не позволяет. Сейчас бы наверно сказали, что его внутренняя программа дала сбой.

— Приглашаю к столу, — внезапно сказал, усмехнувшийся замполит – врач прав и прошу всех офицеров задуматься над его правильными словами. Партия поддерживает его. Честь советского офицера превыше всего.

Старпом сразу, как бы весь осунулся, внезапно погрузнел от свалившейся на него напасти и молча первым пошел к столу, злобно поглядывая на замполита, непонятно почему поддержавшего не его старпома, а этого мальчишку – врача.

За столом в кают-компании лейтенанты с восхищением смотрели на будущего начальника медицинской службы, осмелившегося в первый день пребывания на корабле бросить вызов самому СТАРПОМУ. А на конце командиров боевых частей, многие из них с жалостью смотрели на старпома, подвергшегося обструкции со стороны аж лейтенанта.

Командир БЧ-3 хихикал, так чтобы не увидел старпом и повторял слова врача командиру БС-4 — Вы должны помнить, всегда, что вы прежде всего коммунист, а не подзаборный пьяница, не проспавшийся, после ночного похмелья, и не уголовник какой-нибудь!

Весь обед старпом молча ел и лишь закрыл глаза, иногда что-то шевелил губами, но ни одного слова от него не вырывалось. Глаза его периодически отыскивали начальника медицинской службы и найдя уходили в сторону.

Сидевший рядом со старпомом командир БЧ-5, внезапно оторвавшись от тарелки с улыбкой подколол старпома:

— А врач тебе первому поставил клизму с патефонными иголками, как ты и просил. И как красиво поставил, можно только позавидовать, что никто раньше этого не сделал. Как говориться устами младенца глаголит истина. . И правильно сделал. Хватит позорить себя и всех нас перед лейтенантами.

Старпом бросил громко ложку в тарелку с первым, встал и быстро вышел из кают-компании, что-то бормоча про себя.

Те кто сидели ближе к выходу слышали, как он шептал:

— Я ему покажу Марлезонский балет.

На его глазах сверкали слезы. Все смотрели вслед ему — кто с сочувствием, кто с жалостью, а кто и с улыбкой.

Но старпом все же изменился в дальнейшем. Конечно полностью измениться ему было наверно уже просто невозможно. Он искренне не понимал, что он делал раньше неправильно и как надо вести себя дальше с подчиненными, особенно с такими как этот врач он просто не знал.

Теперь на любом собрании офицеров или перед строем, прежде чем кого-нибудь выругать даже за дело, он каждый раз спрашивал:

— Врач здесь?

И если врача не было, то он улыбнувшись, вспоминал себя прежнего и материл всех на чем свет стоит.

Но! Но если врач был среди офицеров, то его речь была более продуманной и не содержала ненормативной лексики.

Потом старпом конечно стал командиром корабля и крейсера, а потом даже адмиралом, но врачей после этого случая он органически не переносил, почему-то искренне считая. что они его за что-то ненавидят.

И он уже на более высоких должностях продолжал нести и сеять в офицерские головы свою систему воспитания подчиненных, правда теперь уже с некоторой опаской и оглядкой на врачей.

Картинки взяты из базы данных Яндекс