Зубков Р.А. О моем 14-летнем труде над историей Таллинского прорыва

Меня часто спрашивают, почему я взялся за написание военно-исторического труда «Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота (август-сентябрь 1941 г.)»?

Да потому, что меня возмутило всё то, что я прочитал в трудах или прослушал в выступлениях ряда историков на эту тему, а именно:

1) не соответствующая действительности оценка этой операции КБФ с использованием терминов «запланированная трагедия», «беспорядочное бегство», «ужасная катастрофа», «позорный разгром» и т.д.;

2) упор на обличение командования флота в несуществующих ошибках, сопровождаемый уничижительными характеристиками типа «бездарность», «несоответствие занимаемым должностям», «преступные действия», «предательство» и т.п.;

3) произвольно назначаемые данные о количестве военнослужащих защищавших Таллин, покидавших его и погибших в ходе прорыва, некорректные сравнения потерь при прорыве с потерями в других операциях и сражениях российского и зарубежных флотов;

4) стремление выпятить трагическую сторону прорыва в ущерб героической и оперативно-тактической сторонам;

5) фактические ошибки, выдумки, мифы при описании событий прорыва;

6) отсутствие анализа различных взглядов на Таллинский прорыв, замена его пересказом устаревших знаний о нем, причем без упоминания фамилий авторов пересказываемых текстов;

7) чрезвычайно ограниченное использование историками архивных документов.

Спрашивают и о том, что же нового я внес в историю Таллинского прорыва по сравнению с другими авторами.

В этой связи у меня возникло желание создать историю Таллинского прорыва, как можно более близкую к реальной. Постараюсь кратко рассказать, что мне удалось для этого сделать.

1. В моей книге утверждается и доказывается, что Таллинский прорыв был одной из крупнейших и сложнейших морских операций советского Военно-морского флота в Великой Отечественной войне. Он был проведен Краснознаменным Балтийским флотом (КБФ) в тяжелейшем первом периоде войны, в самый острый момент Ленинградской стратегической оборонительной операции и в специфических условиях Финского залива, когда оба его берега на всю глубину прорыва были заняты врагом, а также при полном отсутствии опыта проведения подобных операций.

Это был осуществленный по решению Государственного комитета обороны и приказу Военного совета Северо-западного направления отход из Таллина, в связи с исчерпанием возможностей его обороны, в ходе которого решались задачи эвакуации войск и перегруппировки сил КБФ в Кронштадт.

На 225 кораблях и судах из Таллина вышли 42 тыс. человек, в том числе 28,6 тыс. военнослужащих (включая экипажи кораблей, комендантские команды на гражданских судах, штабы корабельных соединений).

Несмотря на большие потери (15 тысяч человек и 62 корабля и судна), в Кронштадт, Ораниенбаум (ныне Ломоносов) и Ленинград прорвались 72% кораблей и судов, которыми были доставлены 64% вышедших из Таллина военнослужащих и столько же гражданских лиц.

На этом основании подтвержден вывод Наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова о том, что итогом Таллинского прорыва является выполнение КБФ поставленных задач.

Безусловно, гибель в море в ходе прорыва многих тысяч людей это – трагедия. Но не надо забывать, что это произошло на войне, которая сама по себе была трагедией для всей страны, а одной из главных целей фашистских агрессоров как раз и было уничтожение десятков миллионной советских людей.

2. В моей книге возрождено название этой операции– «Таллинский прорыв», соответствующее реальному оперативному содержанию действий сил КБФ, вместо получившего ранее широкое распространение названия «Таллинский переход».

Именно возрождено, потому, что еще 30 августа 1941 года из уст наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова в его выступлении в Кронштадте перед командирами соединений флота после прибытия кораблей из Таллина прозвучала оценка «героический прорыв из Таллина». В 1962 году в III томе официального военно-исторического труда «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг»., изданного главным штабом ВМФ, соответствующий раздел был назван «Прорыв флота из Таллина в Кронштадт». Термин «прорыв» использован в мемуарах его руководителей – командующего КБФ адмирала В. Ф. Трибуца и члена Военного совета флота вице-адмирала Н. К. Смирнова.

В самом деле, корабли и суда КБФ, вышедшие 28 августа 1941 года из Таллина в Кронштадт,  в течение 16 часов форсировали Юминдскую минно-артиллерийскую позицию глубиной более 25 миль, погибая от подрыва на минах,  от ударов немецкой авиации  и от огня немецкой полевой артиллерии, отражая атаки торпедных катеров. С утра 29 августа еще в течение 16 часов они подвергались ударам авиации врага и угрозе атак его подводных лодок, несли потери от бомб, продолжали подрываться на минах.  А затем балтийцы еще девять суток в сложных условиях перевозили в Кронштадт людей, высаженных на острова Финского залива с погибших кораблей и судов. Конечно же, это – прорыв!

Истины ради нужно сказать, что термин «переход» был применен в 1942 г. в названии отчета штаба КБФ об этой операции, но в выводах отчета говорится: «Операция флота свелась, т. о., к прорыву в лоб созданной противником минной позиции». Почему-то историки не заметили в отчете флота этих важнейших характеристик 11- дневной эпопеи – слов «операция» и «прорыв».

4. Первый этап прорыва. Говоря о нем, можно было бы ограничиться несколько пафосным, но, по-моему, справедливым утверждением, что форсирование Юминдской минно-артиллерийской позиции противника 225 кораблями и судами в едином походном порядке – беспримерная операция, не имеющая аналогов в военно-морской истории. Ее выполнение потребовало героических усилий от всех участников прорыва.

Но некоторые события этого этапа требуют более пристального рассмотрения.

ПЕРВОЕ. Многие историки утверждали, что нужно было прорываться не по центральному фарватеру, а по прибрежному (южному) или северному фарватерам. Думается, мне удалось доказать, что они неправы.

А) Прибрежный фарватер от полуострова Виймси до Кургальского полуострова проходил в основном в 5-7 километрах от берега, занятого противником. Да, минная опасность на нем была меньше, чем на центральном фарватере. Но нужно понимать главную опасность – опасность  расстрела транспортов с войсками и боевых кораблей буквально в упор батареями полевой артиллерии врага калибров 105, 150 и 170 мм. Для подавления огня батарей и постановки дымовых завес с целью маскировки колонны судов и кораблей длиной около 20 миль в течение не менее 15 часов боевым кораблям могло не хватить ни снарядов, ни дымов. Спасать людей с потопленных кораблей и судов под артиллерийским огнем вряд ли было бы возможно.  Чтобы спасти перевозимых людей, поврежденным судам и кораблям пришлось бы выбрасываться на берег, занятый врагом, где были бы пленены их экипажи и пассажиры. Прорывающиеся силы оказались бы ближе к аэродромам немецкой авиации. Наконец, плавание вблизи берега опасно в навигационном отношении, особенно ночью, а также днем при ограниченной дымовыми завесами видимости.

Вынужден прояснить и неправильно толкуемый многими историками вопрос о запрете плавания по прибрежному фарватеру. Директива на перевод коммуникации Таллин-Кронштадт на центральный фарватер была отдана не Военным советом Северо-Западного направления (СЗН), как они считают, а Военным советом КБФ 10 августа 1941 года. Это было сделано после того, как 7-9 августа в районе Кунда были несколько раз обстреляны артиллерией с берега наши корабли и суда, и при этом погибли два электромагнитных тральщика.

Получив донесение о закрытии для плавания прибрежного фарватера, Военный совет СЗН 11 августа приказал Военному совету флота изыскать и оборудовать новый фарватер вне досягаемости огня артиллерии.

Ни сил, ни времени у флота для этого не было. Да и любой новый фарватер все равно проходил бы через Юминдскую минно-артиллерийскую позицию.

Б) Северный фарватер вообще не существовал. Был, правда, такой в Первую мировую войну, когда Финляндия входила в состав Российской империи. Но он проходил по финским шхерам.

Временный «северный фарватер» (так его называли в обиходе), проходивший примерно в 2-2,5 милях южнее банки Кальбодагрунд или примерно в 7 милях севернее центрального фарватера, был объявлен штабом флота в середине ноября 1941 года в интересах эвакуации ВМБ Ханко. Его официальное название —  маршрут № 2.

Но в августе 1941 года штаб флота не располагал сведениями о сравнительной безопасности «северного фарватера». Кроме того, на этом «фарватере» имеется много мелей, которые были опасны для глубокосидящих судов – участников Таллинского прорыва. Наконец, при движении по нему прорывающиеся силы в течение около 8-10 часов находились бы под огнем 305 мм орудий береговой обороны Финляндии с островов Мякилуото и Куйвасаари и  вдвое дольше – в зоне более высокой, чем на центральном фарватере, опасности атак торпедных катеров и подводных лодок противника.

В) Центральный фарватер был избран для прорыва, во-первых, потому, что минная обстановка на нем была более или менее ясна штабу флота. С 5 по 28 августа по нему прошли за тралами 26 конвоев и отрядов кораблей в составе 262 единиц, осуществив тем самым реальное «разведывательное» траление. Ими были обнаружены 11 линий мин и 5 линий минных защитников. Они уничтожили 47 мин и 11 минных защитников, тем самым несколько снизив минную опасность на этом фарватере.

Во-вторых, центральный фарватер находился вне переделов эффективной дальности стрельбы немецких полевых батарей с южного берега залива и финских батарей береговой обороны с севера.

Наконец, он был дальше, чем прибрежный, от немецких аэродромов.

Ну, а доводы противников центрального фарватера просто смешны. Вслушайтесь: «Как показал послевоенный (!) анализ, выбор центрального фарватера являлся серьезной ошибкой». Или: «Как показала эвакуация ВМБ Ханко (!), «северный фарватер» оказался безопаснее центрального, Таллинский прорыв должен был проходить по нему». Но флоту нужно было прорываться в Кронштадт во время войны, а не после нё, и в августе, а не в ноябре 1941 года.

ВТОРОЕ. Совершенно справедливо говорят специалисты о том, что обвехование, то есть обозначение тральными вехами даже одной кромки протраленной полосы, способствовало бы удержанию кораблей и судов в протраленной полосе, чем могло спасти от гибели многие из них и тысячи людей. Не буду касаться отсутствия опыта и сложности организации обвехования и последующего снятия тральных вех (последнее требовалось документами для сокрытия от противника протраленной полосы) в конкретных условиях Таллинского прорыва. Однако отмечу, что, к сожалению,  как мне удалось документально показать в книге, тральных вех, тем более, светящих и автоматически затопляемых, в Таллине не было, а историки, утверждающие обратное, не смогли подтвердить свои утверждения ссылками на документы.

ТРЕТЬЕ. Отдельные историки обвиняют командующего флотом в незнании минной обстановки, из-за чего он якобы приказал всем кораблям и судам с наступлением темноты стать на якоря до рассвета, хотя они, по мнению этих историков, уже вышли за пределы ЮМАП.

Но, во-первых, командующий флотом не приказывал прорывавшимся отрядам кораблей и конвоям становиться на якоря. Он лишь проинформировал начштаба флота (находившегося на лидере «Минск», флагманском корабле отряда прикрытия, следовавшего непосредственно за главными силами), командиров конвоя № 1 (следовавшего за главными силами и отрядом прикрытия) и Кронштадтской ВМБ (откуда были высланы тральщики для усиления охранения конвоев) о том, что главные силы станут на якоря в районе острова Родшер, а с рассветом 29 августа продолжат движение. Решение о постановке на якоря было вызвано опасением подрыва на плавающих минах в темноте, а информация об этом исключала возможность того, что отряд прикрытия и конвой № 1,  шедшие непосредственно за главными силами, примут их за противника.

Во-вторых, в момент постановки главных сил на якоря все остальные группировки кораблей и судов уже стояли на якорях, причем в пределах ЮМАП (его форсирование не было ими завершено). Они стали на якоря либо вынужденно, либо по приказу командиров конвоев, либо по собственной инициативе, опасаясь подрыва на плавающих минах, а также из-за нарушения их походных порядков вследствие потерь, спасательных действий и темноты. Кроме того, удержание судов и кораблей конвоев в протраленных полосах и управление ими в темноте было невозможно.

Всего в ходе форсирования Юминдской минно-артиллерийской позиции было потеряно 40 кораблей и судов. Из них: от подрыва на минах погибли 31 корабль и судно (в т.ч. 15 боевых кораблей), от ударов авиации – четыре небольших судна., от торпеды финского ТКА – одно. от огня береговой артиллерии – один сторожевой катер «МО», из-за аварии – одно, захвачены финскими ТКА – два буксира.. Погибли около 11,5 тысяч, спасено около 3000 человек.

5. Второй этап операции – преодоление прорывавшимися силами противодействия авиации противника (авиационного барьера) – рассмотрены в книге очень подробно, чего нет ни в одной другой публикации.

Главным вопросом, задаваемым теми, кто интересуется Таллинским прорывом, является вопрос о роли кораблей боевого ядра (отрядов главных сил и прикрытия) в ПВО конвоев. Тем более, что некоторые историки даже обвинили командующего флотом в том, что утром 29 августа 1941 года наиболее мощные с точки зрения возможностей ПВО боевые корабли «бросили» беззащитные суда со многими тысячами людей на «растерзание» немецкой авиации и «удрали» в Кронштадт.

Однако, не всё так просто.

ПЕРВОЕ. Нужно знать, что командующему КБФ никто не приказывал охранять конвои силами крейсера, лидеров и эсминцев. Более того, директива Военного совета СЗН об отходе из Таллина гласила: «Организовать движение крупных конвоев в Кронштадт с тральщиками, катерами «МО», авиацией». Все! О том, что делать остальным боевым кораблям в директиве не было ни слова.

Думается, Военный совет флота уяснил эту директиву так: Военный совет направления хочет сохранить корабли боевого ядра, но не хочет открыто говорить об этом, чтобы не быть обвиненным в больших потерях транспортов с войсками из-за слабого их охранения. Впрочем, таким было мнение и самого Военного совета КБФ. Исходя из этого, Военный совет флота решил к охранению конвоев эти корабли не привлекать, взяв на себя ответственность за последствие такого решения.

ВТОРОЕ. После получения директивы об отходе из Таллина Военный совет флота отдал боевой приказ на переход флота из Таллина в Кронштадт, в котором, в частности, говорилось: «3. Главным силам (крейсер, лидер и три эсминца с охранением. – Р.А.) – прикрыть на переходе от мыса Юминда до острова Гогланд первый и второй караваны транспортов. Отряду прикрытия (лидер, и два эсминца с охранением. – Р.А.) прикрыть на переходе от острова Кери до острова Вайндло – второй и третий караваны транспортов. Арьергарду (три эсминца,  три сторожевых корабля и семь сторожевых катеров «МО». – Р.А.) – прикрывать третий караван транспортов с тыла. 4. … Командирам отрядов обратить особое внимание на ПВО, ПМО и ПЛО».

Итак, корабли боевого ядра флота должны были не охранять, но прикрывать конвои. Причем только от надводных кораблей и береговой артиллерии противника, и то не на всем маршруте прорыва. Почему не от авиации? Да потому, что такой формы ПВО конвоев, как их прикрытие надводными кораблями, не существовало, так как оно не представлялось возможным и поэтому никакими руководящими документами не предусматривалось. Для этого существовала истребительная авиация. Но о ней – позже.

ТРЕТЬЕ. Тем не менее, понимая недостаточность сил охранения, указанных в директиве Военного совета направления, Военный совет флота включил в состав охранения конвоев два эсминца и три канонерские лодки.

ЧЕТВЕРТОЕ. Принимая утром 29 августа решение о дальнейших действиях кораблей боевого ядра (главных сил  и отряда прикрытия), Военный совет флота должен был учитывать следующее.

А) Корабельный устав ВМФ (статья 379) указывал: «Важнейшим  условием безопасности плавания от атак подводных лодок является большой ход». Поэтому корабли в светлое время суток должны идти возможно большим ходом». Угроза же атак подлодок противника в Финском заливе восточнее меридиана 26° считалась реальной. Радиоразведка систематически обнаруживала работу их радиопередатчиков в Нарвском заливе и в районе о. Гогланд. Именно здесь погиб в июле 1941 года атакованный финской подлодкой транспорт «Выборг». Здесь же обнаруживались поставленные финскими подлодками мины.

Вступив в непосредственное охранения конвоев, корабли главных сил и отряда прикрытия были бы вынуждены идти со скорость конвоев, то есть 5-6-ю узлами.

Б) Боевой устав Морских сил РККА (статья 118) требовал, чтобы в районах постоянной минной угрозы эсминцы плавали только с поставленными параванами. Опасным же от мин считался весь Финский залив.Известно, однако, что параваны подсекали мины только на скорости хода большей 12-13 узлов.

Но, будучи в охранении конвоев, эсминцы должны были бы следовать их скоростью, 5-6 узлов, не позволявшей использовать параваны, и по той же причине не могли бы  проводиться за параван-тралами базовых тральщиков.

В) Этот же устав (статья 111) устанавливал, что «Маневр уклонения от бомбометания выполняется… на полных ходах. Лучшим приемом уклонения от бомбометания является описание коордоната…» (выполняемые последовательно повороты сначала от назначенного курса в заданную сторону на заданное число градусов, а затем без задержки в обратную сторону на прежний курс)

Понятно, что выполнение такого маневра при движении  скоростью 5-6 узлов в протраленной полосе шириной 1 кабельтов невозможно.

Г) В соответствии с требованиями флотского  Наставления по ПВО эскадры крейсер и эсминцы не должны были находиться в море без прикрытия их истребительной авиацией, а если это все же происходило, им предписывалось в кратчайшее время следовать в зону прикрытия.  Это, кстати, свидетельствует о признании слабым зенитного вооружения кораблей боевого ядра флота.

Д) 10 августа была издана директива Военного совета КБФ, предписывавшая при плавании в конвоях тихоходные транспорты (имевшие скорость хода менее 13 узлов. – Р.З.) с быстроходными не объединять, обеспечивая их соответственно проводкой тихоходными или базовыми тральщиками.

По существу, главные силы и отряд прикрытия сами являлись быстроходными конвоями, поскольку в их состав входили и ими охранялись подводные лодки и вспомогательные суда..

Это также требовало их следования отдельно от конвоев, состоявших из тихоходных транспортов.

ПЯТОЕ. Безусловно, Военный совет КБФ понимал, что вступление кораблей боевого ядра в охранение конвоев привело бы к нарушению всех названных выше (в пунктах ПЕРВОЕ и ЧЕТВЕРТОЕ) требований. Это резко повысило бы для них опасность от подрыва на минах, были бы уменьшены их возможности по собственной ПВО. Их вступление в общий строй для усиления ПВО конвоев  увеличивало бы длину кильватерных колонн, проводимых за тралами, чем повышало опасность от мин для концевых судов. Наконец, Военный совет знал, что зенитное вооружение кораблей боевого ядра (кроме, пожалуй, крейсера «Киров») было недостаточным даже для их самообороны. Более или менее надежно можно было отразить атаки авиации лишь зенитными средствами группы из 2-4-х кораблей – лидеров и эсминцев.

 Но к утру 29 августа в боевом ядре полностью боеспособных кораблей, не считая крейсера «Киров», осталось слишком мало для  выполнения задачи ПВО не только трех, но даже одного конвоя. Это были лидер «Ленинград» и эсминцы «Сметливый» и «Свирепый». Лидер «Минск», эсминцы «Славный» и «Суровый» при подрыве на минах получили повреждения корпусов, существенно снизившие их непотопляемость (от взрывов 1-2 бомб даже у борта, они могли потерять ее окончательно), но сохранили маневренность и зенитную артиллерию. На первых двух кораблях, кроме того, были выведены из строя гироскопические и магнитные компасы, поэтому исправный «Ленинград» лидировал эту группу кораблей. Эсминец «Свирепый» буксировал эсминец «Гордый», потерявший ход из-за подрыва на мине. Эсминец «Сметливый» охранял крейсер «Киров».

Чтобы выделить для усиления ПВО конвоев группу кораблей в  составе лидера «Ленинград», эсминцев «Свирепый» и «Сметливый», потребовалось бы выполнить ряд мероприятий.

Во-первых, расформировать отряд прикрытия, поврежденные лидер «Минск», эсминцы «Славный» и «Строгий», а также две подлодки передать в состав главных сил, затем как можно быстрее вывести главные силы в зону истребительного прикрытия.

Во-вторых, эсминец «Сметливый» вывести из охранения крейсера «Киров»

В-третьих, эсминец «Гордый», затопить, чтобы высвободить эсминец «Свирепый».

Выполнение этих мероприятий требовало значительного времени, вызвало бы увеличение продолжительности нахождения главных сил вне зоны прикрытия истребительной авиацией под ударами авиации противника.

Представляется, что в сложившейся к утру 29 августа обстановке выполнение перечисленных мероприятий вряд ли было возможно, а их эффективность, в случае выполнения, чрезвычайно низкой, притом способствующей увеличению потерь боевого ядра флота.

ШЕСТОЕ. Перед Военным советом КБФ возникла дилемма.

То ли, руководствуясь принципом «Сам погибай, а товарища выручай», отказавшись от своего решения о самостоятельном прорыве боевого ядра флота, бросить все сохранившиеся надводные силы, на защиту конвоев от атак вражеской авиации, нарушая приведенные выше требования директивы Военного совета СЗН и руководящих документов и не страшась возможного разгрома боевого ядра и ответственности за это.

То ли, реализуя принцип «Никто никого не ждет», требования руководящих документов и собственное решение на самостоятельный прорыв, продолжить движение оставшейся на плаву части боевого ядра флота в Кронштадт с целью ее сохранения, надеясь на успех спасательных действий развернутого на острове Гогланд отряда прикрытия и сил дополнительно вызванных из Кронштадтской ВМБ. К такому варианту действий подталкивало еще и то, что главные силы, и отряд прикрытия находились вблизи от назначенных им рубежей окончания прикрытия конвоев – острова Гогланд и острова Вайндло. Нужно было считаться и с тем, что своего командующего в районе Кронштадта – Ленинграда ждала большая часть флота, управлять которой с моря он не мог. Кроме того, на крейсере находились ценности Госбанка Эстонской ССР. Наконец, на крейсере «Киров» и лидере «Минск» находились Военный совет, основной оперативный состав штаба  и документы боевого управления силами КБФ.

Военный совет КБФ решил действовать по второму варианту, полагая, что капитаны судов, командиры кораблей, спасательные силы конвоев и усиленный гогландский отряд прикрытия  справятся со своей миссией.

СЕДЬМОЕ. Авиацией противника для ударов по прорывавшимся силам КБФ в районе от острова Вайндло до  острова Сескар 29 августа было выполнено 195 самолетовылетов бомбардировщиков, торпедоносцев и тяжелых истребителей.  В отдельные периоды в воздухе в районе о. Гогланд находилось одновременно до 30 самолетов, количество самолетов, наносивших удары по одному судну, достигало 15 единиц.

Наша истребительная авиация – 50 самолетов – для прикрытия прорывавшихся сил совершила 29 августа 122 самолетовылета. При этом прикрытие началось лишь от рубежа, проходившего в 25 км восточнее острова Гогланд.

В результате ударов немецкой авиации в районе о. Гогланд 29 августа были уничтожены девять и повреждены столько же судов и кораблей. Пять из поврежденных судов были добита немецкой авиацией 30 августа, одно – 2 сентября, но после того, как с них были сняты все люди, а один транспорт, канонерская лодка и торпедный катер после устранения повреждений своим ходом прибыли в Кронштадт. Погибли около 3,5 тысяч человек. С  погибших судов было спасено около 13 тысяч человек, причем около 2000 человек спасенных были доставлены непосредственно в Кронштадт, а  еще около 11000 человек были высажены на острова Гогланд, Вайндло, Лавенсаари.

Боевые корабли потерь от ударов авиации не имели. Балтийские летчики сбили один бомбардировщик противника.

ВОСЬМОЕ. А что же делала истребительная авиация ВВС КБФ?

А) Основным типом истребителей ВВС флота были устаревшие самолеты И-16, И-153, имевшие малый радиус действия, который с аэродромов ленинградского узла позволял им начать прикрытие прорывавшихся сил лишь восточнее острова Гогланд с использованием подвесных топливных баков, а без баков – от острова Сескар. Некоторые историки пытаются рассчитывать этот радиус без учёта времени патрулирования над прикрываемым объектом и времени ведения воздушных боев и заявляют, что прикрытие можно было начать гораздо западнее.  Необходимо также отметить, что истребительная авиация флота не была подготовлена к масштабным действиям с использованием подвесных баков. Кроме того, в ВМФ в целом отсутствовала система спасения летчиков, с самолетов, подбитых над морем.

Б) Из-за недостаточного количества истребителей  планом боевых действий ВВС КБФ предусматривалось осуществлять прикрытие ими только прорывавшихся отрядов боевых кораблей, а прикрытие конвоев – лишь при отсутствии отрядов боевых кораблей в зоне прикрытия.

В) Накануне начала Таллинского прорыва, 27-28 августа  1941 г., войска Ленинградского фронта отошли на правый берег р. Луга, и флот лишился самых западных своих аэродромов Липово и Купля, базируясь на которые, наши истребители могли бы прикрыть прорывавшиеся силы от меридиана острова Вайндло.

Кроме того, из-за сложной обстановки под Ленинградом, Ленинградский фронт не смог в порядке взаимодействия усилить авиацию флота запрошенными для этого 18-ю современными истребителями МиГ-3. Ленфронт не смог и поддержать флот нанесением бомбовых ударов по аэродромам немецкой авиации, а также отказался передать в подчинение флоту на 28-29 августа его бомбардировщики, находившиеся в оперативном подчинении ВВС фронта, хотя их передача предписывалось директивой Военного совета СЗН.

ДЕВЯТОЕ.  Ну а зенитная артиллерия кораблей и судов?

Г)Корабли и суда были вооружены недостаточным количеством зенитных огневых средств, имевшими к тому же низкие тактико-технические характеристики. 80% из них являлись орудиями типа 21-К калибра 45 мм. Это были, по существу, армейской противотанковой пушкой, переставленной с колес на качающуюся палубу. Наконец, к 16-17 часам 29 августа на 50% кораблей  были израсходованы все снаряды, на остальных осталось по 15-20 снарядов на ствол, т.е. на 1-2 минуты стрельбы.

Для справки рассмотрим, как могло усилить ПВО конвоев назначение в их охранение дополнительно лидера, двух эсминцев с четырьмя катерами «МО».

а) 132 единицы кораблей и судов, нуждавшихся в усилении ПВО, были вооружены (не все) 130 зенитными огневыми средствами, что составляло в среднем около одного, точнее 0.98, ствола на единицу.

б) Семь боевых кораблей, которые могли прийти на усиление, имели 41 зенитное огневое средство, то есть шесть, точнее 5,85, стволов на один корабль. Это позволяло им, следуя в компактной группе, более или менее надежно защитить себя.

в) Но на 139 единиц кораблей и судов (с усилением) в этом случае имелось бы 171 зенитное огневое средство, то есть опять один, точнее 1,23, ствола на единицу, причем растянутых в кильватерном строю на 20 км и неизвестно, как сгруппированных вооружённых и невооружённых единиц.

6. В книге в самостоятельный параграф выделены спасательные действия 127 кораблей и судов в ходе первого и второго этапов операции. Всего были спасены 15994 чел. – 59,5% доставленных из Таллина людей.

Спасательные действия балтийцев при прорыве, без всякого сомнения, – их бессмертный подвиг.

О них не говорится  ни в одной другой публикации.

7. В книге подробно и также в отдельном параграфе описан каждый из девяти дней третьего этапа прорыва – действия 87 кораблей и судов по перевозке в Кронштадт высаженных на острова Финского залива 11-ти тыс. спасенных людей.

Об этих действиях тоже не говорится ни в одной другой публикации.

8.В книге предложен новый взгляд на масштаб операции.

А)Показано, что морская операция, называемая Таллинским прорывом, длилась фактически не два дня, 28-29.08.1941г., как указано в отчете о ней, а 11 дней, с 28 августа по 7 сентября, когда с островов в Кронштадт были доставлены последние спасенные защитники Таллина.

Разве можно было считать операцию завершенной, пока все спасенные люди не были доставлены в Кронштадте, если флоту была поставлена задача эвакуировать их именно туда, а не на острова?

Б) Помимо 225 кораблей и судов, вышедших из Таллина, в операции приняли участие 35 кораблей и судов гогландского отряда прикрытия и 45 кораблей и судов, дополнительно высланных из Кронштадта. Они усилили охранение конвоя № 1, участвовала в спасательных действиях в районе о. Гогланд, перевозили высаженных на острова людей в Кронштадт. Таким образом, в морской операции, называемой Таллинским прорывом, участвовали в общей сложности 305 кораблей и судов.

9. В книге приведены результаты исследования, позволившего установить количество людей принятых на корабли и суда в Таллине и Палдиски, доставленных в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград и погибших  в ходе прорыва (в число погибших включены и попавшие в плен). Притом удалось вычленить из общих цифр количество военнослужащих армии и флота (по отдельности в экипажах кораблей, вспомогательных судов, в комендантских командах гражданских судов и в штабах корабельных соединений), а также гражданских лиц (по отдельности жителей Таллина,  членов экипажей гражданских судов, вольнонаемных служащих флота).

Вот такая получилась картина

Около 90% цифр, использованных при расчетах, взяты из архивных документов, а еще около 10% – из литературных источников.

С помощью названных выше расчетов удалось также доказать несостоятельность данных о потерях военнослужащих в ходе Таллинского прорыва, «гулявших» много лет по разным публикациям (5000, 12000, 14000, 18000 человек) и найти принципиальные ошибки или намеренные искажения их авторов.

1-я ошибка – неучет численности экипажей боевых кораблей и вспомогательных судов с военными командами, комендантских команд на гражданских и вспомогательных судах, штабов корабельных соединений при расчёте количества людей, вышедших из Таллина.

2-я ошибка – введение в научный оборот, невесть откуда взятых цифр или «выборочное» использование данных из архивных документов. Например, один из историков назначил неизвестно как рассчитанное, кого включавшее и к какому моменту обороны Таллина относившееся количество защитников Таллина – 50 тыс. военнослужащих. Он же, несмотря на то, что отчет о прорыве говорит о приеме на корабли и суда для эвакуации 20400 военнослужащих, называет без объяснений произвольные цифры принятых: 27 тыс. или 30 тыс. человек. Другой историк, зная, что в отчете о прорыве, утверждённом в 1942 г., указано о доставке из Таллина 18233 военнослужащих, использует цифру из предварительного доклада об итогах прорыва, сделанного наркомом ВМФ Верховному главнокомандующему 30 августа 1941г., – 12225 человек, притом не учитывающую экипажи кораблей и судов, комендантские команды, штабы корабельных соединений. И делает это лишь для того, чтобы из произвольно назначенной цифры 30 тыс. эвакуировавшихся вычесть предварительную и неполную цифру 12 тыс. доставленных и получить 18 тыс. погибших. Некоторые историки «доигрались» с цифрами до того, что их расчеты оказалось возможным представить уравнением: 20400 человек приняли ─ 10000 человек погибли ═ 16000 доставили!

3-я ошибка – отказ от глубокого статистического исследования результатов Таллинского прорыва с целью получения объективных данных для обоснованной его оценки и анализа ранее приводившихся цифр. К сожалению, до сих пор от отдельных историков можно услышать: «В разных источниках называется количество погибших при прорыве от 5 до 18 тысяч». И эти историки никак не хотят сказать, за «красных» они или за «белых», за 5 тысяч, или за 18 тысяч, или, наконец, за 15,1 тысяч погибших, рассчитанных мною. А пора бы!

В книге названы наименования всех 305 кораблей и судов, участвовавших в операции, и всех 62 погибших, – от крейсера «Киров» до рейдового катера Ш-1 типа КМ, чего нет в других публикациях.

10. Отдельный параграф в книге посвящен критике ряда авторов, опубликовавших множество спорных, ошибочных, неправомерных положений и мифов. Коснусь лишь одного.

Так, один из военно-морских историков сравнивает итоги 2-го Роченсальмского (1790 г.) и Цусимского (1905 г.) сражений русского флота, в которых наш флот потерпел поражения, с итогами Таллинского прорыва (1941г.) КБФ. При этом итог Таллинского прорыва считается самым крупным поражением. Критериями для названия итогов этих боевых действий «поражением» являются лишь потери. Но ведь потери – не единственный критерий успешности морских операций. В конечном счёте, результаты той или иной операции должны оцениваться 1) по критерию выполнения или невыполнения поставленной боевой задачи и 2) по степени нанесенного противнику ущерба или понесенного от него поражения.

Ни вице-адмирал Нассау-Зиген (во 2-м Роченсальме), ни вице-адмирал Рожественский (в Цусиме) поставленных им задач не выполнили, а вице-адмирал Трибуц (в Таллинском прорыве) поставленную ему – выполнил.

Нассау-Зиген в течение 5-часового боя потерял 62 из 152 (40%) кораблей и 7369 из 14 тыс. человек (53%) личного состава (погибших, раненых и пленённых). Для галерного флота это – разгром.

Рожественский менее чем за сутки потерял 34 из 38 кораблей и судов (89%) и около 14 тыс. из около 15 тыс. человек (93%) личного состава (погибших, пленённых и интернированных). Результат – уничтожение 2-й и 3-й тихоокеанских эскадр.

Трибуц почти за полтора суток активных действий противника в операции потерял 62 из 225 кораблей и судов (28%) и 15,1 тыс. из 42 тыс. людей (36%), прорывавшихся на этих кораблях и судах из Таллина в Кронштадт. В итоге силы КБФ и 10 ск – были лишь ослаблены и частично утратили боеспособность.

Факты и цифры – явно в пользу КБФ! 

Но дело не только в цифрах.

Не понятна также сама идея сравнения совершенно разных по задачам и содержанию операций. Нельзя забывать и о разнице в составе участвовавших в них сил и применявшегося оружия.  

11. В заключительной главе книги сформулированы уроки из опыта Таллинской оборонительной операции и Таллинского прорыва, подтвержденные опытом боевой деятельности военных флотов в Великой Отечественной и Второй мировой войнах, в послевоенных конфликтах, а также опытом оперативной и боевой подготовки советского (российского) и зарубежных флотов. Рассмотрены проблемы строительства ВМФ России на современном этапе, управления его деятельностью в мирное время и в боевых операциях, подготовки к минной и воздушно-космической войнам.

В этой же главе высказано соображение о том, что состав и боевые возможности ВМФ, как и в целом Вооруженных сил России, должны соответствовать поставленным им задачам, а не возможностям страны. Зато задачи, поставленные военно-политическим руководством страны перед Вооруженными силами, в т.ч. перед ВМФ, должны соответствовать возможностям страны по обеспечению их выполнения материальными, финансовыми, людскими и другими ресурсами.

Такого заключения нет и в одной ранее опубликованной работе, посвященной Таллинскому прорыву.

12. Большое внимание при работе над книгой было уделено обеспечению максимальной архивной и литературной документированности, а также наглядности представления описываемых и анализируемых событий, чем она отличается от других публикаций о Таллинском прорыве

Описательно-аналитическая часть книги содержит 191 фотографию участников прорыва – людей, кораблей, судов, памятных знаков, а в приложении библиографию из 320 наименований литературных источников, использованных при ее написании, извлечения  из шести руководящих документов ВМФ, действовавших в 1941 году и 132 информационно-справочных таблицы.

Под задней обложкой книги помещено электронное приложение на СD, содержащее копии 1326 архивных документов и 89 малоизвестных или неизвестных печатных и рукописных материалов, на которые даются ссылки в тексте книги, 281 комментарий к документам. Там же вложены три бумажные карты-схемы прорыва.

13. Описательную часть книги завершает послесловие, посвященное проблеме увековечения памяти о Таллинском прорыве, его героях и жертвах, о чем ранее почти никто не писал.

Во время работы над книгой  удалось узнать немало интересного об истории усилий многих людей по решению этой проблемы.

В 1980 г. на мысе Юминда в Эстонии силами личного состава полигона связи ВМФ по инициативе и замыслу его начальника – ныне здравствующего контр-адмирала Меркулова Ивана Ивановича – был сооружен памятный знак в честь героического Таллинского прорыва. К сожалению, в 1991-1993 гг. это сооружение было разграблено. Но в 2001 г. эстонскими властями оно было восстановлено в виде памятного знака жертвам Второй мировой войны.

В 2001 г. председатель совета ветеранов одного из подразделений ЦАГИ Кирилл Васильевич Захаров, брат которого погиб в Таллинском прорыве, обратился в российский оргкомитет «Победа» с письмом, предложив провести ряд мероприятий, направленных на закрепление в народном сознании памяти о Таллинском прорыве. Наиболее значимым являлось его предложение о создании в Санкт-Петербурге памятника погибшим в ходе прорыва.

В 2012 году таллинским режиссером Олегом Бесединым при активном участии контр-адмирала Меркулова на основе книги «Таллинский прорыв Краснознаменного Балтийского флота» создан 54-минутный видеофильм «Прорыв», заслуживший признательность зрителей в Прибалтике, России, Украине и приз Амстердамского международного фестиваля видеофильмов.

В 2016 году, к 75-летию Таллинского прорыва был проведен целый ряд мероприятий по увековечению памяти об этой операции и ее участниках.

Так, по инициативе председателя организации «Морская военно-историческая экспедиция «Во славу Отечества» капитана 2 ранга в отставке Василия Николаевича Проворова, при активном участии ветеранских организаций, администраций и депутатского корпуса Ленинградской области, города Сосновый Бор и командования ЛенВМБ создан по проекту архитектора Соколова и установлен на острове Гогланд простой, но выразительный народный памятник героям и жертвам Таллинского прорыва.

А в Эстонии по инициативе и под руководством контр-адмирала в отставке Ивана Ивановича Меркулова осуществлена модернизация памятного знака жертвам Второй мировой войны на мысе Юминда, добавившая ему утраченную ранее функцию мемориала в честь Таллинского прорыва.

В Санкт-Петербурге по инициативе и под руководством Марии Сергеевны Инге-Вечтомовой — председателя общественной организации «Память Таллинского прорыва» и директора музея балтийского поэта Юрия Инге (ее деда,  погибшего во время Таллинского прорыва) была проведена конференция, посвященная 75-летию Таллинского прорыва.

Аналогичное мероприятие было проведено в таллинском Клубе ветеранов флота.

Но в нашей повестке дня остается создание монументального сооружения по типу находящихся в Санкт-Петербурге памятника героям миноносца «Стерегущий» или морского храма «Спас на Водах» в память о погибших в Цусимском сражении. Нужен памятник монументальный и, условно говоря, «в шаговой доступности» для людей, поскольку на остров Гогланд попасть не просто.

Создание памятника Таллинскому прорыву в Санкт-Петербурге особенно важно потому, что имена многих тысяч погибших при прорыве неизвестны, места их упокоения находятся на дне Финского залива. Из-за этого общий символический памятник можно поставить только на суше, но не на их малых родинах, и скорее всего в том месте, куда они прорывались – в Ленинграде (Санкт-Петербурге). Вокруг этого предложения было много бумажного шелеста, а затем оно где-то «зависло».

Приложение: карта-схема Таллинского прорыва на 1 листе.

Фотографии взяты из базы данных Яндекс

В 2018 г. статья была опубликована в рижском журнале «Baltfort» № 1 (33),