Храмов В. «Татарские крейсера» корабельные были и хроники (окончание)

Сирийский «СКР-2« («2-508«)

Далее началась эпопея с передачей кораблей этого проекта Сирийской Арабской Республике. «Изюминка» состояла в том, что корабли нужно было перегонять в Сирию, и при этом часть команды должна была остаться на них  в качестве военных инструкторов. Наряду с нашим, 196-м, был сформирован ещё один экипаж, который принял и в начале лета 1975 года погнал туда первый СКР («94-й заказ»).

Формирование группы военных инструкторов:

                Началось и у нас формирование инструкторской группы. Ажиотаж был необыкновенный – экспортный СКР воспринимался многими, как Ноев Ковчег. Предполагалось, что устроившись на него в качестве члена инструкторской группы, можно будет впоследствии каким-то образом слинять «с края Ойкумены», которым для многих казался Дальний Восток, в более цивилизованные края…

Экипаж основательно перетрясли и часть офицеров заменили. Инструктором командира БЧ-5 был назначен ПНЭМС по ЭЧ (помфлагмеха) 202 БПК Саша Дмитриев. Я зацепился за должность инструктора ТМГ, взамен выторговав себе у кадровиков (по возвращению) должность командира БЧ-5 БПК пр. 61, о которой давно мечтал.

Следом начался процесс оформления загранпаспортов. Мы сдавали бесчисленные анализы и делали прививки, неоднократно  переписали свои автобиографии, сдали по 12 фото (6х9) и оформили целую кучу других бумажек. В конечном итоге, мой синий служебный паспорт гражданина СССР мне, не давая в руки, показали, и я за него расписался. Второй раз я с ним встретился уже при убытии из Сирии – нам выдали их на руки в Аппарате Главного военного советника, а по прилёту в Москву я сразу сдал его в 10-е ГУ Генштаба.

В завершение процесса на складах военторга мы были  обмундированы «гражданской формой одежды» (шляпа, плащ, костюм, рубашка, галстук и туфли).

Прием-передача корабля:

                По уже отработанной схеме мы выехали в Хабаровск, приняли  новый СКР   («95-й заказ») и перегнали его  во Владивосток, где был проведён  необходимый объём  морских испытаний. Затем мы встали на 33-й причал.

В ноябре во Владивосток прибыла группа сирийских офицеров и старшин, которые приняли материальную часть. Прошло это достаточно формально, так как  опыта самостоятельной эксплуатации кораблей этого проекта они еще не имели.  Оба сирийских экипажа прошли подготовку в учебном центре г. Поти  на СКР-27 Черноморского флота – домодернизированного (как и СКР-41) под проект 159АЭ. Кстати, командиром ТМГ на нём был мой однокашник  по училищу Юля Васильев.

Переход в Сирию:

              Из Владивостока мы вышли в канун Нового 1976 года. Старшим перехода был капитан 1 ранга П.И. Довбня, командиром экипажа (старшим инструкторской группы) – капитан 3 ранга В.А. Нонкин. Офицеры экипажа (инженеры-инструкторы): капитан-лейтенант-инженер Саша Дмитриев, старшие лейтенанты  Володя Измайлов, Витя Гуляев, Миша Брагин, Боря Иванов, Юра Внуков и я, старший лейтенант-инженер. Было также три мичмана (техники-инструкторы): Женя Меркурьев, Коля Морковчин и Валера Блищ.

Старшины и старшие специалисты срочной службы тоже проходили, как техники. Из них особенно хорошо запомнились родные «маслопупы»: Коля Анипер, Коля Цукрей, Володя Маслаков, Саша Шома и – «лучший старший моторист всех времён и народов» – Толя Павленко (светлая голова и золотые руки).

Обеспечивали боеспособность корабля на переходе и шли с нами только до Тартуса:

—  весь личный состав 196 экипажа, не вошедший в состав инструкторской группы, включая нашего замполита старшего лейтенанта Лёню Козловского;

— назначенный на переход корабельный врач капитан м/с Саня Целищев, отличнейший парень, награждённый орденом Красной Звезды за участие в разминировании Суэцкого залива.

С нами шли в Сирию и гражданские гарантийные специалисты (человек восемь) – старший сдаточный механик ХСЗ Владимир Александрович Лебедев, Паша Вальков и «Не надо печалиться» (помню только прозвище) – тоже с ХСЗ, Витя Зуев с «Русского Дизеля» и ещё несколько человек… На переходе было несколько арабских офицеров и старшин. Командир корабля – мукаддам бахри Шаабан Хаттаб, штурман – райт бахри  Ахмед,  командир БЧ-3  –   райт бахри Булас Фарах,    начальник РТС   –    райт бахри  Исам,

Январь 1976 года. Цусимский пролив – на переходе в Сирию

командир БЧ-5 – райт бахри Мухаммед-Али Шамаа и командир ТМГ – накиб бахри Талал Абу-Бакар, двое последних, как и я, выпускники ЛВВМИУ (спецфак).

             Переход длился три месяца – нас «за ноздрю» тянули два морских буксира, приписанных  к Ильичёвску. Крались мы кривыми путями в стороне от проторённых морских маршрутов, так как боялись израильской диверсии, о возможности которой предупредила разведслужба.  Арабы чувствовали себя неспокойно,  так как в Ливане наступила самая кровавая фаза начавшейся около года назад гражданской войны.

На подходе к Аденскому заливу мы получили «кулацкую пулю в спину» –  Египет в одностороннем      порядке       разорвал   с  СССР   заключенный ранее договор о дружбе и

взаимопомощи. Проблемы начались на рейде Суэца – шли мы под Советским флагом, и египтяне  не хотели пропускать нас через канал. Проторчали мы там несколько суток, пока Сирия не договорилась…

После череды арабо-израильских войн канал был открыт для прохода судов незадолго до описываемых событий. Суэц стоял в руинах, по обеим сторонам канала – разбитая боевая техника. На восточном берегу, вдалеке, работали какие-то бульдозеры и экскаваторы, а по всему западному берегу были оборудованы, обложенные мешками с песком, огневые позиции «Шилок».

Чувствовалось, что договор египтяне разорвали «не понарошку», и это можно было понять из их дурацких шуточек – они наводили на нас стволы  своих «Шилок» и далее, сопровождая, разворачивали их вслед за нами по ходу движения… Также врезались в память надстройки и мачты затопленных судов, которые  в большом количестве торчали из воды в районе Больших Солёных Озёр (г. Исмаилия)…

                                      Прибытие в Сирию и обустройство:

К Тартусу мы подошли 2-го апреля. На подходе к  базе из воды торчали останки советского теплохода «Академик Мечников», потопленного израильской ракетой в последнюю военную кампанию.  Внешний рейд был забит стоящими на якорях торговыми судами. Как потом выяснилось, это были последствия гражданской войны в Ливане – в результате боевых действий морской порт в Триполи сгорел, и теперь его грузооборот  свалился на торговый порт Тартуса.

На берегу нас встретил личный состав предыдущей инструкторской группы (по памяти): старший группы – Пронин, инструкторы – Злобин, Лузгин, Андрюха Верещагин, Юрка Стрижак, Серёга Калашников… Пересеклись с ними ненадолго  – уже через несколько дней они убыли в Союз, оставив на наше попечение свой СКР и прибившегося к ним пса Абусиена…

Часть нашей группы – Измайлов, Гуляев, Брагин, Иванов и я – поселились  на втором этаже трёхэтажного дома, расположенного рядом с отелем «Даниель» на живописной улочке, сбегающей к морю. Нонкин, Дмитриев и Внуков поселились на соседней улице.

Наши мичмана и л/с срочной службы поселились  в казарме на территории военного порта, а гарантийщики – на припортовой улице, недалеко от въезда в торговый порт – в те годы улочка эта была почти не застроена, дома стояли поодаль друг от друга.

В день прихода офицерам выдали по отрезу  материи песчаного цвета на военную форму («хабирку», как мы её потом называли), а остальным выдали уже готовую форму. Вечером мы пошли к портному, а следующим утром, к большому нашему  удивлению, форма всем была уже готова – портняжка (тейлюр), примерил её на нас, подколол, где надо, булавочками и тут же (в течение 10-15 минут) подогнал.

Мы надели сирийскую военную форму без знаков различия и прибыли на корабль уже полноценными «хабир руси» (русскими специалистами). Так началась наша служба в качестве военных инструкторов на кораблях ВМС САР.

Подчинялись мы главному военно-морскому советнику капитану 1 ранга Терещенко («малому Терещенко», которого так называли в отличие от «большого Терещенко» – советника Министра обороны Сирии  Мустафы Тласа, генерал-лейтенанта Терещенко). Аппарат «малого Терещенко» дислоцировался в Латакии.

Кроме нас в Тартусе было трое русских:

—  представитель ГИУ КЭС капитан 2 ранга Овсянников, задачей которого было принимать прибывающие сюда военные грузы;

—  советник по ПВО ВМБ Тартус  подполковник Касьяненко;

—  гражданский специалист по телевизионным тралам Николай Сидоренко, также как и мы, прибывший сюда по военному контракту от 10-го ГУ ГШ ВС СССР.

Примечание:
             1.  Наши гарантийщики прибыли в Сирию по контрактам с ГИУ КЭС при СМ СССР. При этом необходимо отметить, что по военным контрактам платили гораздо больше.

  1. В отличие от гарантийной команды, у нас не было на руках никаких документов. Единственный безотказный пропуск, которым мы располагали, это –  наши славянские фэйсы и слова «Ана хабир руси» («Я русский специалист»), которыми мы отвечали на  вопросы, смысла которых не понимали. Отношение к нам, русским (советским) людям, в Сирии было великолепнейшее. «Руси, араби  сава-сава», – улыбаясь говорили сирийцы и параллельно потирали друг о друга указательные пальцы, это означало, что русские и арабы – одно и то же.
  2.    На момент нашего прихода кроме сирийских боевых кораблей (1-й СКР, тральцы, ракетные и торпедные катера)  в военном порту Тартуса  находилась также и советская плавмастерская, которая несла там боевую службу.  Там же находилась  советская ПЛ  641-го проекта  и плавсклад ПСКЛ-16, которые (в ходе разрыва договора о дружбе и взаимопомощи) незадолго до этого были изгнаны  египтянами из Александрии.

                                           Первые проблемы и нестыковки:

Ещё на переходе  у нас возникла проблема с главным дизелем – на улитке газотурбонагнетателя была обнаружена «прогрессирующая трещина длиной 320 мм, проходящая через три ребра жесткости, возникшая, вероятнее всего, в результате дендритной ликвации». Именно такую заумную формулировку мы ввинтили в рекламационный акт, который запулили в Москву сразу по прибытии в Сирию.

Насчёт «дендритной ликвации» мы, конечно, слукавили – трещина имела явное механическое происхождение. Вероятнее всего, по ГТН чем-то грохнули (при  монтаже или погрузке), а затем заварили,  аккуратно зачистили и покрасили. Сварка разошлась ещё в Малаккском проливе, который мы проходили своим ходом.

Этот фактор наложил свой отпечаток на всю дальнейшую «хабирскую» деятельность мотористов-инструкторов и мою, как инструктора командира ТМГ,  – без нашего присутствия на борту корабль от стенки не отходил. Заменили ГТН уже после нашего убытия в Союз силами гарантийной группы, которую для этого там и попридержали.

Почти сразу после нашего прибытия в Тартус  был отправлен на докование в Одессу первый СКР, а с ним «для поддержки штанов» пошли: наш командир – В.А. Нонкин, Саша Дмитриев, Витя Гуляев, Женька Меркурьев и Коля Цукрей (инструктор командира отделения мотористов).

Не всё обошлось гладко – при оформлении прохода Проливной зоны в обратном направлении сирийцы что-то напутали,  СКР был задержан турками и четыре дня (до решения вопроса) стоял у ВМБ Чанаккале.  Так как харчей у них было впритык – только на переход, то пришлось им ещё и поголодать. Когда они вернулись, мы пугали их тем, что теперь они должны указывать в своих автобиографиях факт пребывания в турецком плену.
Ввод сирийских войск в Ливан:

Событие, непосредственно связанное с процессом ввода сирийских войск в Ливан (как я потом понял), запомнилось мне особенно ярко. В тот день весь офицерский состав нашей «хабирской» группы выехал в Латакию на какое-то мероприятие, проводимое в аппарате «малого Терещенко», а я остался со старшинами, так как был дежурным по группе.

Точной даты я не помню – по-моему, это было где-то в самом начале июня. Было прекрасное солнечное утро. Старшин я послал на корабль, а сам решал какие-то вопросы с гарантийщиками под навесом их береговой «кандейки». Вдруг в небе раздались какие-то гулкие удары (это, как потом оказалось, проходили звуковой барьер сирийские истребители-перехватчики), а по пирсу побежали к кораблям арабы, они показывали руками в небо и кричали: «Ягуди! Ягуди!..» («Евреи! Евреи!..») Приглядевшись,  я увидел, что высоко над морем с юга шла большая группа реактивных самолётов…

Я  рванул на корабль и последняя картина, которую я запомнил, обернувшись уже на трапе, это – бегущие с причала мои гражданские друзья-гарантийщики. Впереди, поднимая пыль, бежал старший группы Володя Лебедев, за ним весело подпрыгивал наш приёмный пёс Абусиен, а уже за ним – остальные специалисты. Рядом поднялись голубые клубы дыма, загудели дизеля  ракетных катеров. В груди, честно говоря, зародилось что-то тоскливое…

Подчиняясь внезапно возникшему  интуитивному чувству,  я выхватил из ближайшего палубного кранца спасательный жилет и закинул его в станцию ЖС, ключ от которой у меня был (пловец я был аховый, и мысль о том,  что у меня «заныкан» личный спасательный жилет, здорово согревала  душу и на всех последующих выходах в море).

Заскочив в ПЭЖ, я увидел там только двоих наших – мичмана Женю Меркурьва и старшего моториста Толю Павленко, из арабов никого не было (как потом выяснилось, микроавтобус, на котором сирийские офицеры ехали из Латакии в военный порт, поломался в дороге). На корабле был только командир Шаабан Хаттаб и штурман Ахмед.

По трансляции шли какие-то команды на арабском. Я послал Павленко в КМО запускать оба ДГ-200 и экстренно готовить к запуску главный дизель, отдал команду в ЗКУ на запуск ДГ-400, а Женьку послал к ГРЩ переходить на бортовое питание.

По «каштану» доложил на мостик обстановку и попросил команды подавать на русском языке.  «Дэгэшки» замолотили,   Женька перешел на бортовое питание, подал питание на боевые потребители и побежал на мостик к пульту управления подруливающим устройством   «П-159».   Наверху с характерным звуком закрутились артустановки, телеграф «Товсь» – запуск главного, и мы порулили в море…

Я сидел за пультом управления главного дизеля, выполнял команды телеграфа и в обстановке полной неизвестности  напряженно прислушивался к звукам, доносящимся сверху.  Вскоре  в ПЭЖ вернулся Женька и доложил, что мы уже выходим  за брикватер. Продолжалось всё это минут тридцать-сорок.

Затем последовала команда: «Даркиталь стираха» («Отбой боевой тревоги»). Я вышел на палубу, самолётов в небе поблизости не усматривалось, мы возвращались в порт, по внешнему рейду мельтешили сирийские корабли, а по курсу из воды маячили останки  «Академика Мечникова». На душе стало легко и спокойно…

                                                          Заявление ТАСС:

С этого дня наступило какое-то тревожное затишье, после чего начались всякие непонятки. Дело в том, что на территории Ливана Сирия вступила в войну на стороне правохристианских сил и стала вести боевые действия против национально – патриотических сил (НПС) Ливана и палестинского движения сопротивления (ПДС).  Так как НПС и ПДС поддерживались Советским Союзом, то эти действия с самого начала получили официальную негативную оценку советского руководства, озвученную в Заявлении ТАСС от 10 июня 1976 года. В нём, в частности, говорилось:

«…В последние дни развитие событий в Ливане приобретает трагический характер. Братоубийственная война, в которой арабы сражаются против арабов, становится все более кровопролитной. Растет число жертв  среди мирного населения – женщин, стариков, детей.

Происходящее в Ливане перерастает внутриливанские рамки. Об этом свидетельствует, в частности, заявление Франции насчет возможности посылки в Ливан контингента французских войск. Военно-морские силы США по-прежнему курсируют вблизи берегов Ливана…

Со стороны Сирийской Арабской Республики неоднократно делались заявления о том, что миссия введенных ею в Ливан войск состоит в том, чтобы оказать помощь в прекращении кровопролития. Тем не менее, обращает на себя внимание, что и сегодня в Ливане льется кровь и льется еще более широким потоком…»

                                              О рекомендациях командования:

Первоначально никто ничего не понимал, даже сирийские офицеры,  и в их среде шло глухое брожение. А о наших отцах-командирах из Аппарата Главного военно-морского советника и говорить нечего – как воды в рот набрали. Правда,  через некоторое время в Тартус приехал из Латакии наш главный советник по разведке.

Ничего не  разъясняя, он порекомендовал нам ориентироваться в обстановке самостоятельно, анализируя доступную информацию. Нам было велено распределить между собой вражьи русскоязычные радиоголоса, каждому постоянно слушать «свой», а вечером делиться услышанным и вырабатывать какую-то общую точку зрения.

Лето 1976 года. Тартус, военный порт, на фоне родного СКРа – товарищи по оружию (слева направо): Зияд, Брагин, .Храмов, Булас, Иванов.

                Также он посоветовал по возможности не выходить в море с арабами, а уж если вышли, то не иметь при себе ничего говорящего о нашей государственной принадлежности, например – писем. Гладко было на бумаге – по крайней мере,  нам, механикам, в связи с аварийным состоянием главного дизеля не выходить в море было невозможно.

Таким образом, наша инструкторская группа оказалась в крайне двусмысленном положении – её как бы не было…

                                                            Развитие обстановки:

                    Тут еще осложнились взаимоотношения с Ираком, который потребовал пропустить его танки по сирийской территории в Ливан. Сирия отказала, после чего обе страны оказались чуть ли не на грани войны.

В дальнейшем, с августа, общая картина выглядела даже так, как будто Сирия ведёт боевые действия совместно с Израилем. При этом трудно поверить в то, что ввод сирийских войск в Ливан и их дальнейшие действия не были согласованы с Советским Правительством –  буквально за несколько дней до ввода  состоялся дружественный визит в Сирию Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина, и было опубликовано советско-сирийское коммюнике.

Таким образом, оказалось нарушенной привычная логика ближневосточных взаимоотношений – друзья стали выглядеть, как враги, и наоборот…  Перестали работать старые причинно-следственные связи, взамен сложились какие-то новые, но их трудно было понять «с налёту». Ситуация развивалась так, что в любой момент можно было ожидать всего, чего угодно, в том числе,  и от 6-го американского флота, который навис у  морских границ Сирии…

Сирийские офицеры потом (когда сами разобрались) разъясняли нам, что  Сирия вынужденно выступила против НПС и ПДС на стороне правохристианских сил, сделав это во имя высших военно-политических целей. Указанные цели заключались в том,  чтобы лишить  правохристианские  силы убедительных оснований просить страны Запада об оказании им прямой военной помощи (т.к. таковая им уже оказана Сирией) и тем самым предотвратить ввод их войск на территорию Ливана. И цели эти были достигнуты.

Судя по тому, что каких-либо конкретных дополнительных разъяснений и указаний от наших старших начальников не поступало и в дальнейшем, создавшаяся обстановка не противоречила интересам советского государства, которое было против военного вмешательства стран Запада в гражданскую войну в Ливане.

                                                   Действия  ВМС Сирии:

«Полоскуха» в Ливане шла изрядная – сирийцы долбили там палестинцев, а те, в ответ, совершали теракты на территории Сирии. Пальба и взрывы в сирийских населённых пунктах гремели в те времена достаточно часто. Сирийские ВМС участвовали в этой войне  самым непосредственным образом – помогали блокировать с моря окружённые приморские группировки противника, никого не пропуская ни туда, ни обратно.

Корабли по очереди выходили к ливанским берегам на патрулирование (особенно в тёмное время суток). Как-то мы (Витя Гуляев, Юра Внуков, Женя Меркурьев и я) зависли в море на несколько суток – вышли на ненадолго, но обстановка изменилась и пришлось поторчать. Обстановка усугубилась тем, что на сирийских кораблях не было предусмотрено наличия запасов продовольствия – каждый выходил со своим «тормозком». Хорошо, что в кают-компании была кока-кола – на неё мы и налегали…

По закону подлости, СКР, минуя Тартус, сначала пошёл в Латакию. Изголодавшись на выходе, я и мои товарищи рванули на берег – в ресторан дома офицеров, чем-нибудь подхарчиться. Но правильно говорят: «Где тонко, там и рвётся…» Необходимо отметить, что указанное событие происходило в разгар месяца Рамадан, когда правоверные мусульмане начинают есть только после захода солнца и обязаны закончить это приятное занятие перед восходом. На этом мы и погорели –  ДОФ был открыт, но в ресторане еду не подавали.

Мы сидели на открытой террасе ресторана, втягивая ноздрями необыкновенные, одурманивающие запахи, идущие с ресторанной кухни,  перед нами расстилалось Средиземное море и в него, как-то особенно медленно, опускалось большое красное солнце…

После этого случая по нашей инициативе на кораблях стали хранить продовольственный НЗ (неприкосновенный запас).

                                    Особенности сирийского воинского воспитания:

На территории военного порта кроме моряков было дислоцировано подразделение коммандос. Занимались они «без дураков». Физическая и специальная подготовка длилась у них с утра до вечера. Рядом с их казармами были оборудованы специальные, засыпанные песком площадки,  на которых они занимались приёмами рукопашного боя и прочими специальными упражнениями (это то, что мы видели).

По окончании курса специальной подготовки у них проводился зачёт – с фляжкой воды и ножом их поодиночке  сбрасывали с парашютом в центре сирийской пустыни. Все, кто добирался до назначенного пункта живым, этот зачёт получали…

Наказывали их тоже оригинально – голые, в одних трусах,  проштрафившиеся коммандосы с набитыми камнями рюкзаками за спиной по-пластунски ползали среди кишащих змеями и прочими тварями колючих кустарников…

        Лето 1976 года. Тартус, военный порт – техники-инструкторы  нашей группы.

 Вообще, офицеры, закончившие советские военные училища, в своих  методах воспитания здорово отличались  от выпускников, допустим, египетских училищ, и не  занимались воспитательным мордобоем, хотя другими воспитательными мерами пользовались достаточно успешно.

Как-то, наблюдая за душеспасительной беседой, которую я проводил с подчинённым, Таляль со мной поделился:    «А вот я, товарищ Храмов, могу  сразу  привести  в   порядок

любого сирийского военнослужащего,  не являющегося офицером, так как могу арестовать его на 45 суток…».

Офицер в Сирии, даже приговорённый к смерти, имеет привилегии по сравнению с простыми смертными.  Офицеров расстреливают, всех остальных – вешают.

В Сирии тех лет я не заметил какого-либо наглядного исламского фанатизма (по крайней мере, среди военных) – только пару  раз я видел, как, расстелив на баке торпедного катера молельный коврик, совершал намаз один и тот же пожилой ракыб (старшина).

По рассказу Таляля, наш командир Шаабан Хаттаб был очень верующим мусульманином, но внешне это почти не проявлялось. Знакомые  офицеры-мусульмане, как правило, имели по одной жене. Исключением был Мунир, командир БЧ-2 первого СКРа, у которого было четыре жены.

Большинство офицеров тоже были  мусульмане, но, достаточно многие, исповедовали и другие религии. Командир БЧ-3 Булас Фарах был католиком. Таляль – друзом. Но между ними  не замечалось каких-либо трений – они были очень дружны. Хотя, должен отметить, в общении с нами и Булас, и Таляль были более открыты и контактны…
Завершение  спецкомандировки:

Вообще-то ранее мы были сориентированы, что нашей инструкторской группе продлят контракт ещё на один-два года, но что-то не срослось (скорее всего, из-за двусмысленности создавшейся военно-политической обстановки)…

Утро отъезда было серым и мглистым. Из Тартуса нас провожали гарантийщики,  боевые товарищи – сирийские офицеры и пёс Абусиен, дальнейшую заботу о котором мы перепоручили экипажу советской плавмастерской. С друзьями – сирийцами мы крепко

   Справка ГУ МВС МО РФ

обнялись, прекрасно осознавая, что вряд ли нам ещё придётся свидеться. Абуську же, на прощанье, каждый старался приласкать…

В Дамаске нас заселили  в гостиницу «Карнак» и прикрепили к нам офицера из Аппарата «большого Терещенко», который сопровождал нас по городу. Мы  походили по магазинам, съездили на «Сук Хамедие» (крупнейший крытый рынок Дамаска) – тратили оставшиеся лиры  (сирийские фунты).

Особенно запомнился находящийся недалеко отель «Семирамис» – здание было здорово поковыряно пулями, особенно в районе верхних этажей, так же следы пуль были видны на стволах соседних с отелем пальм. Буквально за несколько дней до этого постояльцы  отеля  были взяты  в заложники  палестинскими боевикиами. Операцию по их освобождению возглавил сам президент Сирии Хафез  Аль-Асад. Заложников быстро освободили,  а захваченные  боевики были  незамедлительно  повешены  напротив центрального входа в гостиницу.

Перед отъездом нашу группу собрали в конференц-зале военной миссии и нам что-то говорили. Почему-то запомнились только слова генерал-лейтенанта Терещенко, который (по памяти) сказал примерно следующее: «Спасибо вам не за то, что вы чему-то научили арабов – разве что материться по-русски, а за то, что вы сохранили свои жизни».

Авиатрасса проходила над Тартусом – в иллюминатор был хорошо виден и город, и наш СКР у пирса… Стояло начало октября 1976 года  и Москва  встретила нас редким ночным снежком.  После расчёта в 10 ГУ ГШ ВС СССР (в/ч 44708) наша спецкомандировка была закончена, и экипаж был отправлен на родной Тихоокеанский флот…

Кстати, гражданская война в Ливане была официально прекращена недели через 2-3 после нашего убытия, и это, прежде всего, заслуга сирийских военных…

Сирийская ностальгия:

После Сирии я так и не попал служить на БПК –  сначала немного послужил командиром БЧ-5 на СКР-78 и СКР-135, затем, в 1978 году, был переведён в структуру военных представительств УРАВ ВМФ,  откуда в 1997 году  и вышел в запас…

Много лет минуло с той поры.  Но,  несмотря на то, что моя последующая служба была ещё долгой, интересной и хлопотной, сирийский период на её фоне остался особенно ярким ностальгическим  пятном.

В 2000 году я переехал на ПМЖ в Севастополь. Хорошо зная о моей «сирийской» ностальгии, мой училищный друг,  Виктор Красников – стармех уходящей на боевую службу в Сирию ПМ-56, «сосватал» меня на немудрящую должность завскладом технического имущества ПМ-56 и «замолвил  словечко».

Я почти не колебался и, плюнув на свою «непыльную» работёнку инспектора морского судоходной компании, рванул в подзабытый мир звонков, тревог и построений. Хотел взглянуть на места юношеских похождений только «одним глазком», но, затянуло, и я отбарабанил в Сирии подряд две боевых службы  –  7 и 6  месяцев (с 01.08.08 по 07.03.09 и с 09.11.09 по 25.04.10)

.Встреча с родным СКРом:

               Из Севастополя мы вышли  первого августа 2008 года и к Тартусу подошли утром шестого.  День стоял распрекраснейший – из лёгкой дымки постепенно стали проступать уже достаточно подзабытые очертания города и окрестностей. А если говорить честно, то совсем не знакомые – за прошедшие 32 года всё рукотворное радикально изменилось. Тартус разросся и количественно, и качественно  – и вширь, и ввысь, и вглубь. На виде с моря это был уже совершенно другой город.

Когда мы вошли в гавань, я сразу увидел свой СКР – он был ошвартован в том же месте, где мы его и оставили. В груди защемило. Родной корабль изменился, на первый

взгляд, только самую малость – на турелях по правому и левому шкафуту появились пулемёты ДШК, всё остальное было по-прежнему.

На своём месте стоял и первый сторожевик, а всё остальное было не узнать. Число боевых кораблей выросло в разы,  сразу за военным пирсом возник  огромный торговый порт с современной инфраструктурой, а там, где стоял плавсклад, появился военный судоремонтный завод.

Пээмка  наша ошвартовалась к плавпирсу почти напротив родного СКРа –  теперь я  имел счастье  любоваться им постоянно. У нас эти проекты уже давно пошли «на иголки». Оба сторожевика находились в хорошем боеготовом состоянии – лихо срывались по тревоге, а вернувшись с морей, так же лихо швартовались.

Характерный свист  их главного дизеля (особенно на запуске) вряд ли спутаешь с какими-либо другими звуками. И не было для меня музыки приятней, особенно, когда в море выходил именно мой, родной СКР, который я принимал ещё на Хабаровском судостроительном заводе.  А один раз, когда мы временно ошвартовались на их причале, я даже подержался за поручень его берегового трапа.

                                             О старых сирийских друзьях:

С поиском  своих сирийских друзей-офицеров всё обстояло гораздо сложнее. Не раз я задавал этот вопрос встречавшимся в городе русскоговорящим сирийцам, но всё безуспешно – как-никак, прошло уже более тридцати лет…

Удача пришла внезапно. Как-то в одном из магазинов я разговорился с хозяином, в своё время получившим образование в Днепропетровске. Услышав из моих уст имя Булас (наш сирийский командир БЧ-3),  он оживился и сказал, что это адмирал Булас Фарах, и он его хорошо знает. Совсем недалеко у Буласа был свой шоколадный магазинчик, который он завёл «для души» на пенсии.

Осень 2008 года.  Тартус, военный порт – родной СКР возвращается с моря

            Встреча была радостной.  В добрые старые времена я неоднократно бывал у него в гостях, и мы сразу узнали друг друга. Находясь в городе, я стал частенько к нему заскакивать на 5-10 минут. От него я разузнал о старых товарищах.

Таляль жил в Сувейде, но в то время находился в Венесуэле  у родных. Пересёкся я с ним только раз по телефону – в конце второй боевой службы, и не от нас это зависело…  Зато встретился в его магазинчике с Али (командиром БЧ-5), который тоже дослужился до адмирала. Там же встретил Зияда – командира БЧ-2.

Узнал и об остальных – все живы и уже давно на пенсии.  Кроме нашего командира Шаабана Хаттаба, который был в своё время арестован и расстрелян за принадлежность к организации «Братьев мусульман». Честно говоря,  мне его искренне жаль – это был хороший моряк и очень обаятельный человек. С Буласом  далее мы общались часто и плодотворно.
О Сирии периода 2008-2010 годов

Тогдашняя – довоенная Сирия  напоминала СССР в «догорбачевские» годы – мощные стройки,  прекрасные, прорезающие пустыню автомобильные дороги и уходящие за линию горизонта высоковольтные ЛЭП.

По сравнению с 70-ми годами прошлого столетия,  Сирия в своём промышленном развитии совершила огромный  скачёк. Большое развитие получили лёгкая, пищевая, химическая  и нефтехимическая промышленность, а на полках магазинов  – большое количество разнообразных и качественных сирийских товаров.

Личный состав Вооружённых сил производил очень хорошее впечатление своей дисциплинированностью,  аккуратной и единообразной формой одежды, что говорило о высокой степени воинской организации. Военнослужащие кораблей и частей в течение дня были заняты постоянной специальной и физической подготовкой – и это было заметно даже на неискушённый взгляд.

Много детей, много школ – повсюду весёлые и ухоженные ребятишки. Цены были  стабильны, строилось много доступного жилья. По существу, Сирия – настоящая социалистическая страна, у руководства стоит Партия арабского социалистического возрождения («Баас»), исповедующая идеи арабского социализма.

Сирийцы, в основной своей массе, не изменились – удивительно спокойный и неторопливый народ, в ночь-полночь можно  было в одиночку идти хоть из города в город – никто и пальцем не тронет.  Улицы пропитаны ароматами кофе и дымом кальянов.  Невозможно было даже и  подумать, что страна уже  не один десяток лет находится в состоянии войны с Израилем, мирный договор с которым  не подписан.

Государственный бюджет пополняется просто и эффективно – наряду с нефтяными доходами, мощным потоком шли в сирийскую казну деньги от посреднической деятельности государства – иных (кроме государства) посредников в Сирии нет, а весь навар идёт в казну…

Ничто,  казалось,  в те годы не предвещало тех ужасных  событий, которые развернулись в этой спокойной стране в ближайший год. Хотя был один звоночек…

Тревогу у меня вызвали, если так можно выразиться, некоторые изменения качества сирийской молодёжи, которая, как мне представляется, уже частично попала под влияние западной пропаганды. Как-то в Маалюле, где мы были на экскурсии, меня окружила  группа молодых сирийцев (видимо, признав во мне русского). Они улыбались и, подняв кверху большие пальцы (как и у нас), наперебой повторяли мне «Горбачёв – квайс!» («Горбачёв – хорошо!)…

Мне враз  поплохело, так как я  врубился: для Сирии, которую я считал бастионом стабильности, это достаточно хреновый признак. И откуда только в памяти всплыли нужные арабские слова. Услышав от меня, что: «Горбачёв –  …!!!», парни в ответ  стали  что-то  возмущённо высказывать, а потом отошли в сторону…

О сирийском национальном менталитете:

Что касается национальной ментальности, то  «Восток – дело тонкое», и европейские рецепты решения различных специфических проблем там попросту  не работают. Предыдущий президент Сирии Хафез Аль-Асад был умным, смелым и решительным человеком, а также, в необходимой степени, жестоким –  это именно те качества, которые необходимы  для успешного управления типичным восточным государством. Именно поэтому «Раис Асад» и пользовался уважением и любовью сирийского народа.

Здесь ценят только сильных и решительных лидеров – всякое излишне мягкое поведение воспринимается, как слабость, и ведёт к хаосу. Очень большой популярностью у сирийцев пользовался старший сын Хафеза Аль-Асада  профессиональный военный Басиль. Именно его старший Аль-Асад готовил себе на смену. Когда Басиль трагически погиб (существует версия, что это – дело рук  израильских спецслужб), нарушился запланированный ход  сирийской новейшей истории, и в управление страной вынужденно вступил  младший брат, врач по образованию,  Башар Аль-Асад.

Таким образом, и отец, и брат установили для ныне действующего президента Сирии Башара Аль-Асада очень высокую планку. И младший Аль-Асад оказался достойным своего исторического предназначения, о чем ярко свидетельствуют проявленное им  мужество, государственная мудрость и несгибаемая политическая воля.
Критикам  Вооруженных сил Сирии:

В настоящее время раздаётся немало «диванных» критических высказываний по поводу  низкой боеспособности сирийских войск. В связи с чем  считаю необходимым обратить внимание на следующие обстоятельства.

Перед  началом гражданской войны  весной 2011 года Сирия обладала прекрасно обученными  и дисциплинированными Вооруженными силами, высоко мотивированными и профессионально подготовленными к выполнению поставленных задач.

Это подтверждает тот факт, что САР, обладая ограниченными ресурсами и ведя боевые действия против внутренних врагов и внешних агрессоров,  за спиной которых стояли

 

Весна 2018 года Тартус, военный порт – переоборудование СКР «1-508» в корабль-мишень

ресурсы стран Запада и аравийских режимов, почти в одиночку смогла продержаться четыре с половиной года –  до  начала поддержки российскими ВКС 30 сентября 2015 года.

Представляется,  что на  30.09.2015 года  Вооруженные  силы  САР  были уже  предельно истощены,  в том числе в значительной мере выбит кадровый  старшинский и офицерский состав нижнего звена (рота – батальон),  качество которого определяет боеспособность и дисциплинированность подразделений. Также  были утрачены  мобилизационные ресурсы захваченных врагом территорий, что значительно сузило возможности качественного восполнения понесённых боевых потерь.

Достаточно очевидно, что перед началом действия российских ВКС пополнение Вооруженных сил  САР вынужденно шло уже  прямо «с колёс» –   слабо обученным личным составом.

Таким образом, в тяжелейшей ситуации Армия Башара Асада на протяжении четырёх с половиной лет не развалилась и сохранила практическую  боеспособность, тем самым, совершив почти невозможное.  Так что не надо её осуждать – ею надо восхищаться…

Заключение:

Но, наконец, вернёмся к нашим СКРам.  Я навсегда запомнил высказывание Валсы Кумара о кораблях проекта 159АЭ: «На них очень хорошо воевать, но плохо жить». Насчёт «плохо жить» – о вкусах не спорят,  и здесь я индусам  не судья. По-видимому, сказались  унаследованные  ими  от англичан представления  о корабельном комфорте.  Мы же – народ неизбалованный, и нам было на них вполне удобно. А что касается «хорошо воевать», то мнение индусов можно считать вполне авторитетным, так как повоевать на них с пакистанцами они уже успели.

Последние из кораблей всей линейки этих проектов  были выведены из состава отечественного флота в 1994 году, не осталось их в Индии, Сирии и Эфиопии. Что касается пяти кораблей (2 – 159АЭ и 3 – 159А) из состава ВМС Вьетнама –  с 2016 года  какая-либо информация о них отсутствует (наверное, уже списаны)…

СКР-112, угнанный в 1992 году в Одессу, в ВМС Украины – U132, списан в 1996 году.

СКР-16, переданный Азербайджану (G-121 «Гусар»), прошел глубокую модернизацию  с изменением состава ГЭУ  и  вооружений –  убраны 400-мм торпедные аппараты, а за рубкой установлены два 30-мм автомата АК-230, значительно изменился даже силуэт корабля. После модернизации  это уже  корабль другого класса.

Таким  образом,  сирийские фрегаты советского проекта 159АЭ, в марте-апреле месяце достойно завершившие свои боевые биографии, скорее всего, являлись последними классическими представителями семейства небольших, но грозных «татарских крейсеров»…

Приложение:

            Расшифровка приведённых в тексте  аббревиатур и специфических выражений,  использовавшихся (в том числе) на кораблях ВМФ СССР в 60-70-е годы прошлого столетия:

—  БП – боевой пост (1),  боевая подготовка (2);

— БЧ  – «бэче» – основное организационное подразделение  корабля, предназначенное для выполнения определенных задач (БЧ-1 – штурманская; БЧ-2 – артиллерийская;  БЧ-3 – минно-торпедная;  БЧ-4 – связи; БЧ-5 –  электромеханическая);

— «бычок» – командир БЧ (военно-морской сленг);

— БСРК – бригада стоящихся и ремонтирующихся кораблей;

— ВМБ – военно-морская база;

— ВРШ – винт регулируемого шага;

— ВФШ – винт фиксированного шага;

— ГАС – гидроакустическая станция;

— ГД – главный дизель;

— ГКП – главный командный пункт корабля – место,  откуда его командир в боевой (боевая рубка) или походной (ходовой мостик) обстановке управляет действиями экипажа.

— ГТУ – газотурбинная  (энергетическая) установка;

— ГТН – газотурбонагнетатель;

— ГЭУ – главная энергетическая установка;

— ГИУ КЭС – Главное инженерное управления Комитета по экономическим связям Совета Министров СССР (вопросы военных поставок за рубеж);

— ДГ – дизель-генератор  – ДГ-100 (100 кВт),  ДГ-200 (200 кВт),  ДГ-400 (400кВт) и.т.д.;

—  ЗИП – запасные части, инструменты и принадлежности;

—  ЗКУ – запасная кабина управления (на СКР пр. 159 – запасной командный пункт БЧ-5  и пост управления ГТУ);

— «кандейка» – небольшое помещение для хранения инструментов и пр.

— КМО – кормовое машинное отделение (кормовая машина);

— «маслопупы» – личный состав БЧ-5 (военно-морской сленг);

— МПК – малый противолодочный корабль;

— НМО – носовое машинное отделение (носовая машина);

— особист – офицер военной контрразведки;

— ПКБ – проектно-конструкторское бюро;

—  ПЛК – противолодочный корабль;

—  ПТА – пятитрубный торпедный аппарат;

—  ПУГ – поисково-ударная группа;

—  ПВО – противовоздушная оборона;

—  ППО и ППР – Планово-предупредительные осмотры и ремонты;

—  ПЭЖ – пост энергетик и живучести – командный пункт БЧ-5;

—  ПЛ – подводная лодка;

— ПМ-56 – плавучая мастерская Черноморского флота России;

— ПНЭМС по ЭЧ – помощник начальника электромеханической службы по электрочасти, т.е помощниек ЗЭМЧа  (по старым понятиям — помфлагмеха);

— РБУ – реактивная бомбомётная установка;

— РГБ – реактивная глубинная бомба;

— Сагиб  – индийское название высшего низшим (хозяин-господин)

—  РТС – радиотехническая служба (радиолокация, гидроакустика):

— СКР  – сторожевой корабль;

— ССЗ  – судостроительный зав;

— тайфун – по-китайски «сильный ветер» – сильный  тропический ураган со скоростью ветра от 33 до 100 м/сек;

— ТАСС — Телеграфное агентство Советского Союза было создано 10.07.1925 г. Постановлением ЦИК и СНК СССР. ТАСС имело статус центрального информационного органа и (в том числе)  обладающего исключительным правом озвучивать официальные заявления Советского Союза по различным международным вопросам;

-ТМГ – турбомоторная группа;

— флагманский специалист — должностное лицо штаба соединения кораблей, возглавляющее соответствующую  службу соединения (штурманскую, артиллерийскую и.т.п.) и  руководящее деятельностью  специалистов этих служб;

— флагмех – (флагманский инженер-механик) должностное лицо штаба соединения кораблей, возглавляющее электромеханическую службу соединения и руководящее деятельностью специалистов электромеханических боевых частей, в начале 70-х годов прошлого столетия статус флагмехов был повышен — они стали   заместителями  командиров соединений кораблей  по электромеханической части (ЗЭМЧ) и наделены  соответствующими должности правами и полномочиями;

— «хабир» –  на арабском  языке «сведущий, обладающий знаниями; тот, кто извещает… »  (в нашем случае  — «военный инструктор»);

— ходовой мостик – «ходовой», «мостик» – ограждённая часть  верхнего яруса надстройки, на которой  находится  основной пост управления кораблём  на ходу;

— «хотелки» – (жаргонное) желание получить что-нибудь, документами не предусмотренное;

— ХСЗ – Хабаровский судостроительный завод;

— ЦОР – ценробежный ограничитель раскрутки;

-«шило»– (военно-морской сленг) спирт этиловый, пригодный для внутреннего употребления;

— «шильдики» – маленькие металлические таблички с гравировкой;

— ЭМ – эскадренный миноносец;

— ЮТЗ – южный турбинный завод (г. Николаев) – завод-изготовитель корабельных ГТУ;

— 202 БПК – 202-я Бригада противолодочных кораблей (бухта Абрек залива Стрелок)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *