Русские адмиралы прославились не только в морских сражениях, но и в мореплавании и географических открытиях. Одному из них, известному адмиралу Геннадию Ивановичу Невельскому в этом году исполняется юбилейная дата.
Исследователь Дальнего Востока Г.И. Невельской родился 5 декабря 1813 г по новому стилю в Костромской губернии. Семья дворян, потомственных моряков, дала России известного исследователя нашего Дальнего Востока.
В 1829 г. Невельской поступил в Морской корпус, где тогда начальником был известный мореплаватель И.Ф. Крузенштерн, первым совершивший кругосветное плавание под российским флагом. Естественно, у большинства кадет превалировало желание стать мореплавателями. Ещё в корпусе Геннадий увлёкся Дальним Востоком.
В 1832 г. он получил чин мичмана и в числе лучших был оставлен слушателем для продолжения учёбы в открывшихся Офицерских классах, прообразе современной Военно-морской академии. В 1836 г. успешно окончив курс Офицерских классов и получив чин лейтенанта, был назначен в распоряжение адмирала Ф.П. Литке, который являлся и наставником Цесаревича Константина Николаевича, будущего генерал-адмирала. Это во многом определило судьбу будущего адмирала – исследователя Г.И. Невельского.
Невельской не оставил своей мечты, и в 1847 г. в чине капитан-лейтенанта, став командиром военного транспорта «Байкал», направился к берегам Дальнего Востока.
Летом 1849 г., достигнув устья реки Амур, он доказал, что Сахалин является островом, а в 1850 г. вопреки приказу из Петербурга основал в устье Амура Николаевский пост. Г.И. Невельской, исследуя побережье Дальнего Востока, устанавливал от имени Императора власть России над беспризорными землями. Его спор с русскими чиновниками разрешил сам Император Николай 1, начертав на его деле крылатые слова – «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен!».
В августе 1854 г. «за отличное исполнение особых Высочайших повелений в Нижнеамурском крае…», Невельской был произведён в контр-адмиралы.
О значении личности Г.И. Невельского хорошо сказал ещё в 1849 г. генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьёв: «Сделанные Невельским открытия неоценимы для Росси; множество предшествовавших экспедиций в эти края (Амурский край, Сахалин, Дальний Восток) могли достигнуть европейской славы, но ни одна не достигла отечественной пользы, по крайней мере, в той степени, как исполнил это Невельской».
Но, несмотря на столь высокое покровительство Г.И. Невельской был отозван с Дальнего Востока и определён на научную стезю. Он стал членом Русского Императорского географического общества, которым руководил Ф.П. Литке, где и получил свой очередной чин вице-адмирала в 1864 г. С декабря 1866 г. он стал членом и начальником учёного отделения Морского технического Комитета. Первого января 1874 г. он стал полным адмиралом, а 17(29) апреля 1876 г. он скончался и был похоронен на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга.
Всю жизнь Г.И. Невельской был приверженцем Дальнего Востока. Его активная деятельность, понимавшего важное экономическое и стратегическое значение освоения Восточной Сибири, предопределило учреждение правительством России постоянной Амурской экспедиции для изучения Амура, Приморья, о. Сахалин, Уссурийского края и других районов Дальнего Востока.
Именно, благодаря Невельскому, сегодня мы можем говорить, что «Дальний Восток, хотя и Дальний, но он наш!».
Р. S. Уже тогда многолетние усилия главных морских держав, в давние времена, целенаправленно велись на вытеснение России с Тихого океана и на изменение здесь геополитической ситуации в свою пользу. Между прочим, этот процесс продолжается и в наше время, хотя другими силами и в других формах. Иначе, зачем же тогда многим зарубежным историкам и географам годами и десятилетиями тщательно изучать деятельность России в том же регионе и ту же самую её «слабую способность»? При этом понемногу и без особого шума стирая с карт Мирового океана всемирно известные русские имена.
Из Книги Николая Задорнова «Далекий край»
Разжаловать в матросы с лишением всех прав!
Правительство состояло из уже дряхлых и жестоких, но молодившихся людей. Эти старцы были своеобразным символом слабевшего, но жестокого николаевского режима. Они не хотели уходить из политической жизни, как бы не желая верить, что они старики. Они глушили и уничтожали все молодое во всех порах жизни.
Но Муравьев не испугался. Он знал этих людей и, хотя пользовался их покровительством, знал и то, что есть другие люди, которые могут стать на их место. За годы жизни в Сибири он привык к самостоятельности. Он почувствовал свою силу, умение действовать и держался тут как равный с равными.
— Экспедиция, посланная на Амур,- говорил он на комитете,- доказала нам, что там нет никого, кроме гиляков! Офицер, отправленный мной, основал там, согласно высочайшему повелению, пост в заливе Счастья. Обстоятельства были таковы, что он вошел в реку и там поставил пост, который мы можем снять или оставить. Но он должен был так поступить, так как английские описные суда подошли к устью… Из этих же причин он оставил объявления иностранцам о принадлежности края России! Прошло полгода. Если бы земля там была нерусская, так были бы протесты. Но их нет. Капитан привез с собой на судне гиляков, которые объявили в Аяне, что они независимы, никогда не платили дани маньчжурам. Они желают, чтобы русские жили у них. Их просьба записана в присутствии губернатора Камчатской области контр-адмирала Завойко и подлинность ее подтверждена также присутствовавшим в это время в Аяне преосвященным Иннокентием, нашим знаменитым миссионером, который удостоил гиляцкую депутацию вниманием и беседовал с ними. Вопросы его преосвященства, равно как и ответы гиляков, я имел честь представить комитету с остальными документами. Из них явствует совершенная подлинность всего того, что представляет нам о своих исследованиях в земле гиляков капитан первого ранга Невельской. Вот действия капитана, которыми он стремился удержать ту страну для России. Эти документы не могут не рассеять недоверие, оказанное ему и его открытию.
— Эти свидетели из гиляков, на которых вы ссылаетесь.- сказал с места тучный Сенявин, вскидывая густые черные брови,- так же не заслуживают доверия, как и сам Невельской.
— Это все дело ваших рук! — раздраженно заговорил министр финансов Вронченко.- Да как это подчиненный вам офицер смел оставить такое объявление самовольно! Вы и должны ответить за его действия!
— Его действия согласны с моими намерениями! — спокойно ответил Муравьев. Он объявил, что все действия Невельской совершил с его ведома. Он шел на риск, инстинктом угадывая, что это вернейший ход.
— Вы памятник себе хотите воздвигнуть! — грубо крикнул Муравьеву военный министр граф Чернышев.
Тут Муравьев вспыхнул…
— А этого офицерика, господа…- заговорил Вронченко.
— Разжаловать! — поджимая губы, вымолвил Берг, глядя вдаль черными колючими глазами, в которых было опьянение собственным величием.
— Разжаловать! Разжаловать! — раздались голоса.
— Под красную шапку! За такие поступки мало разжаловать,- заговорил Сенявин.
Расстрелять! — резко отчеканил Чернышев. Господа… -пробовал возражать Меншиков.
Разжаловать! Разжаловать! — глядя на Меншикова и кивал головой в знак согласия, перебил Нессельроде голосом, в котором чувствовалась любезность к Меншикову и смертельный холод к судьбе офицера.
— Разжаловать! Разжаловать! — заговорили сидевшие по всей комнате в разных позах старики в лентах и орденах.
— Ведь это вторично, господа! Вторично!
— Какое ослушание?
— Да это измена! Ведь его предупреждали!
— Да это что! За ним похуже проделки известны! Он с Петрашевским был знаком. Все един дух! — заговорил Берг, обращаясь к соседям.
— Кяхтинский торг закроется!
— Нельзя, господа, акции торговой Компании ценить дороже всей Сибири,- насмешливо проговорил Меншиков, намекая, что присутствующие тут были пайщиками Компании и участниками прибылей кяхтинского торга. Сам он тоже пайщик…
Муравьев не сдавался. Он встал и заговорил. Он быстро овладел общим вниманием. И чем больше он .говорил, тем очевидней было, что он прав, что ум его ясен, что приходит конец старым понятиям о Сибири и о кяхтинском торге, что настало время выйти на Восток, к океану, заводить флот на Тихом океане, общаться с миром, и с тем большей ненавистью эти старики слушали Муравьева, что им нечего было возразить.
Комитет решил Николаевский пост снять, Невельского за самовольные действия, противные воле государя, лишить всех прав состояния, чинов и орденов и разжаловать в матросы.
Довольный Нессельроде вышел, сопровождаемый секретарями и Сенявиным.
Вельможи стали расходиться, оживленно разговаривая в предвкушении поездки домой и обеда. Вид у всех был таков, что славно потрудились и теперь можно подумать о себе.
В тот же день Нессельроде пригласил к себе Сенявина с журналом комитета, сам все прочитал и чуть заметно улыбнулся.
Сенявин знал, что означает эта легкая саркастическая улыбка. Перовский и Меншиков вынуждены смолкнуть, Муравьев получил пощечину. Это была не только победа над противной партией. Это победа определенного принципа в политике.
— Не касаться Востока! — всегда говорил Нессельроде.- Как только мы коснемся Востока, мы потеряем своих союзников
на Западе, так как европейские державы ведут на Востоке колониальную политику…
Поэтому не только вражда к не «немецкой», к «русской», партии заставляла его желать уничтожения Невельского. Эти чиновничьи «партии» иногда назывались «немецкой» и «русской», но у «немцев» были свои русские, а у «русских» свои «немцы», и разницы по сути дела не было.
Действия на Амуре, если их признать, были бы первой весточкой, началом новой политики на Востоке, а за ними начались бы другие действия, а это означало решительный поворот к совершенно неизвестной и страшной для Нессельроде сфере жизни, которая была .столь нова и далека, что казалась ему чем-то вроде полета на луну.
Для Нессельроде традиции дипломатической жизни в Европе конца XVIII и начала XIX столетия, изученные им в тонкостях, были вершиной вершин человеческой мудрости.
Муравьев сидел крепко под охраной Перовского. Для начала надо было разжаловать посланного им чиновника особых поручений. А с Муравьевым и его покровителями пока сделать вид, что согласен на компромисс.
И в то же время Нессельроде очень боялся, что взгляд Муравьева дойдет до царя.
Государь может потребовать действий там». А «там» еще не было ни священных, ни тройственных союзов. Где не было традиций, где чужой ум нельзя было выдать за свой, канцлер был бессилен.
Нессельроде подал журнал Сенявину и велел сделать дополнение после слов «комитет постановил: капитана Невельского за допущенные им самовольные и преступные действия, про-тивные воле государя, разжаловать в матросы с лишением всех прав»…
Он закусил губу, прищурился. Глаза его поднялись на плафон и сверкнули злым огоньком.
— Напишите так,- велел он: — «Генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев, приглашенный в комитет, с этим постановлением вполне согласился». Отправьте журнал к Муравьеву с надежным человеком, дайте ему подписать…
Глава 29 НЕВЕЛЬСКОЙ У ЦАРЯ (из капитанов 2 ранга в матросы и из матросов в капитаны 1 ранга)
Взволнованный, капитан в сопровождении офицера поднялся по широкой дворцовой лестнице и прошел мимо громадных гренадеров. Он не знал, что с Муравьевым. Он шел, ожидая, что сейчас все решится, что сильные руки государя могут сорвать с него погоны и он выйдет обратно опозоренный, под взглядами сотен этих величественных, разнаряженных бездельников и живых манекенов, но в то же время таилась надежда, что его могут и помиловать, ведь подняты все хоругви, за него хлопотали Муравьев, Меншиков, Перовский, Петр Волконский и великий князь Константин.
Его провели в маленькую приемную, где занимался флигель-адъютант. Оттуда налево дверь вела в покои наследника — Александра Николаевича.
Капитана ввели в другие двери — направо, в кабинет царя. Он увидел перед собой вставшую из-за стола огромную фигуру, страшную в этот миг. Но лицо царя не было свирепым, как показалось капитану. Он знал, что царь грозен, жесток, знал его роль в разных допросах и вынесении беспощадных приговоров, знал, что ему доставляет удовольствие, когда его страшатся, ему даже льстили хитрецы, делая вид, что пугались
его взора.
Николай Павлович всех принимал стоя. Он требовал от всех дисциплины и сам ей подчинялся. Он нахмурился.
— Так это ты сочиняешь экспедиции и изменяешь высочайше утвержденные инструкции? — с гневной иронией произнес он.- Как ты смел ослушаться меня? Ведь я запретил тебе появляться на устье Амура?
— В-в-ваше вел…- глядя ясно и чисто, начал капитан.
— Ты матрос! — грубо перебил его царь.- Комитет министров постановил разжаловать тебя!
Николай желал наказать офицера, видеть страх и раскаяние на его лице.
Но взгляд Невельского не дрогнул. Не было на свете никого, кто мог бы разубедить его или отменить его открытие. Он верил себе и готов был ко всему.
— Я согласен с комитетом министров! — грозно повторил царь.- Ты матрос! Говорят, ты убеждаешь всех, что порт, которому я повелел быть на Камчатке, должен быть на Амуре?
Теперь он посмотрел на Невельского, как будто перед ним был не ученый, а ловко пойманный и выдранный за уши давно известный всем проказник.
— Но ты…- громко сказал царь и выдержал паузу, испытующе глядя на офицера и ожидая, что его стеклянный, как бы помертвевший взор начнет оживать,- описал устье Амура. За это ты мичман! Подойди сюда! — быстро сказал царь, сверкнув голубыми глазами, и, не давая опомниться офицеру, показал на стол.
Невельской увидел там карту, на ней что-то сверкало. Это была знакомая, вычерченная им самим карта устьев Амура. На самом устье лежал Владимирский крест.
Сердце его болезненно дрогнуло и разжалось, словно отнялась давившая его рука.
— Ты открыл и описал пролив между Сахалином и Татарским берегом,- быстро сказал царь,- и доказал, что Сахалин остров! За это ты лейтенант!
Невельской побледнел. Глаза его горели.
— Ты основал Петровское зимовье! За это ты капитан-лейтенант! — быстро продолжал царь.- Ты вошел в устье реки и действовал благородно, молодецки и патриотически, за это ты капитан второго ранга.
— Ты поднял русский флаг на устье Амура! За это ты капитан первого ранга,— продолжал царь.- Ты был тверд и решителен, желая утвердить истину науки, за это ты… контр-ад…
Государь поднял руку и сказал медленно:
— Ну, впрочем, контр-адмиралом тебе еще рано!
Царь взял со стола Владимирский крест и, глядя строго и серьезно прямо в глаза офицера, приложил ему к груди. И тут же протянулись чьи-то любезные, услужливые руки и укрепили крест на мундире; оказалось, что присутствуют люди, которых, в страхе или в ярости, капитан до сих пор не видел.
Царь взял Невельского за плечи и, огромный и тяжелый, обдавая каким-то особенным, едва слышным запахом, трижды поцеловал, чуть касаясь губами.
— Больше не смей самовольничать и прекрати там основывать города без моего ведома,- сказал он дружески.
— В-ваше величество!..- воскликнул капитан.
Вся душа его и мозг пришли в движение. Он понял — тут надо высказать все, нельзя было упустить случая. Он желал высказать самому государю несколько важных мыслей, суть которых можно объяснить кратко. И он стал говорить. Он стал излагать все быстро и ясно.
Невельской сказал, что прежде всего надо сохранить Николаевский пост.
— Но Муравьев не просит этого. Он вместо поста желает брандвахту…
— В-ваше величество! Это ош-шибочно…
— Ты полагаешь? Ты хочешь большего? Ведь твой губернатор довольствуется… Что же, ты хочешь учить губернатора? Ты учишь его и меня тоже? Говори дальше…
— Хорошо,- ответил царь, выслушав Невельского.— Николаевский пост не будет снят! Но комитет соберется снова и все обсудит. Да помни,- сказал он,- что сейчас всякие дальнейшие действия в той стране должны быть прекращены!
