Дементьев Ю. «Самарканд»

Большой ракетный корабль «Самарканд» он же «Неудержимый»

1977 год. Осень. Ленинград. Военно-морская академия. В редкий вечер я случайно оказался на самоподготовке. Наверное, была моя очередь дежурить по группе. Это святое. Обычно это время я проводил на спортплощадке. Первый курс Военно-морской академии, первый семестр, но я уже пренебрегал. Время близилось к девятнадцати. За окном давно темно.  Все уже куда-то слиняли: кто домой, под благовидным предлогом, тем более что кафедра, наконец, устала проверять присутствие слушателей на сампо, другие уходили бесконечно курить, третьи шли в столовку.  Остались в классе мы вдвоем. Мы еще не привыкли к изменившейся ситуации: жизнь в большом культурном городе, нет корабля и прелестей «корабляцкой» жизни, вежливое обращение, демократичный распорядок, отличное снабжение, комната в общаге.

Даже воинская честь не отдается в Академии, а рабочий день (вообще, с ума сойти!) начинается в полдесятого. Рай, да и только. Я втайне чувствовал себя бездельником, не имеющим право на такую роскошь. Но что уж поделаешь: приходится купаться в роскоши.

Итак, сампо и только два офицера-тихоокеанца, два каплея в классном помещении. Играем в нарды или, по-морскому – в кошу. Я в прежней жизни – командир боевой части, он – флажок бригады противолодочных кораблей. Т.е., по-научному, — флагманский связист бригады противолодочных кораблей, что базировалась в бухте Стрелок.            По службе — сосед, когда мы из Владика переходили в Стрелок. Стрелок – это просто бухта с пирсами и боевыми кораблями, окруженная сопками и приморской тайгой.    Его бригада стояла между Свинячьим и Новым пирсами. А флагманским пароходом у них был вечно привязанный к пирсу модернизированный бывший большой ракетный корабль 56м проекта «Неудержимый». Его в простонародье почему-то называли «Самарканд».

На флоте принято каждому кораблю давать свое название. Так, например, большой ракетный корабль «Прозорливый» назывался «Тещей» за самое хорошее питание.

Да, вчера — залив Петра Великого, бухта Стрелок,  бетонный пирс, тайга кругом. Сегодня – красивое здание на берегу Малой Невки, метро, библиотека, спортзал, магазины, полные продуктов, размеренная жизнь и культурная программа. От такого фонтана излишеств в этот вечер учиться не хотелось, и мы убивали время, кидая кости.

Разговор зашел о том, кто и как пришвартовался в Академии. Сошлись на мнении, что жизнь моряка в советском ВМФ – игра случайностей и ирония судьбы.

Мой товарищ, назовём его, Валера, лет через пять после училища, вел жалкую и ничтожную жизнь опального старшего лейтенанта – командира БЧ-4 «Самарканда».      Старпом, командир и бригадир драли его каждый день и по восходящей и по нисходящей. Валера мужественно терпел. Но условия существования ввиду отсутствия перспектив становились все мрачнее. Он начал помалу зашибать, замазывать, принимать на грудь,  вздрагивать.

А поскольку сход у него был в лучшем случае раз в квартал, когда отсутствовало начальство или, когда, одурев от лейтенантской крови, оно проявляло невиданное милосердие, то в период несхода и ввиду отсутствия альтернативы вздрагивал Валера исключительно казенным шилом. А это — продукт крайне опасный: вечером принял на грудь полстакана, а утром водички выпил – и опять – хорош. В том смысле, что целый день свободен. Я, например, знавал людей, спившихся от шила в считанные месяцы.

А начальство:

— Мы Вас на парткомиссию!

— Мы Вас с говном съедим!

— Старший лей-те-нант, Вы никогда не сойдете на берег!

— Ты никогда не получишь каплея!

— Мы тебя на Русский остров отправим. Ты позоришь корабль!

И все в таком ключе.

— В общем, Юра, жизнь пошла на конус. Я уже думал, что пропаду, и меня спишут на Русский остров командиром взвода служебных собак. Но как-то ночью, я задумался: неужели эти …….., …… схавают меня вместе с ботинками и загубят мою молодую и очень дорогую мне жизнь?

Стало так обидно и за себя, и за свое слабоволие, и свою тупость, и за пьянство, и за жену с детьми. Ну что их ждет при такой обстановке и с таким папой? Я же их единственная опора и, так сказать, — надёжа. И твердо решил я всех моих врагов ……. и поступить в академию!

Да, вот так, поставил себе задачу максимум! Для меня это было, как олимпийскую медаль завоевать! Не больше и не меньше, и, как видишь, «И небывалое возможно»!  Думал, что неужели выпускник ВВМУРЭ не найдет выхода в окружении этих …. из Фрунзы или ТОВВМУ!

— И, понимаешь, я придумал!

Наш разговор продолжался между бросками костей. Я уверенно проигрывал, мне грозили марсы. Секретные чемоданы стояли не распакованные, зато кости стучали по доскам исправно. Вот партия закончилась естественной победой Валеры.

-Учись, студент!

И он продолжил свою поучительную историю.

— Я стал искать причину неудач, кернзетце (основной закон, основной принцип – примечание автора), как говорят немцы.

А причин было две – физическая и психологическая. Все в физическом смысле упиралось в пару стального полевого телефонного кабеля, полёвки, япона мать, которая была брошена на бетон пирса от телефонной коробки к кораблю. Каждый день кабель рвался по нескольку раз, и я узнавал об отсутствии основного канала связи посредством громкого мата начальства. О психологической стороне догадаешься сам.

И так, я начал боевые действия! Один против всего мира! И еще никто об этом не знал! Я начал войну без объявления войны! Вот так, япона мать! Банзай! И начал я с тактического проигрыша, с форы начальству, ожидая момента нанести смертельный удар.

Прибегает как-то ко мне в каюту рассыльный и передает, что меня вызывает комбриг. Ух, как я ждал этого момента!

— Ага,- думаю, — опять нет связи, сейчас комбриг ебать будет. Да и на роже рассыльного все давно написано:

— Сейчас уконтропупят старлея.

Он же, холуйская морда, полгода у каюты комбрига рассыльным терся.

Я так лениво тяну:

— Хорошо сейчас приду.

А как только рассыльный ушел, вскочил я с койки, присел раз десять и с максимальной скоростью добежал метров пять до трапа, слетел по нему с грохотом на палубу ниже, стукнул громко пару раз в дверь и уже в каюте комбрига. Потом задыхающимся голосом и преданно в глаза:

— Товарищ капитан первого ранга…

— Старший лейтенант, я Вас арестую…Вы – неисполнительный офицер, почему у тебя, старший лейтенант, никогда нет связи? Сколько можно говорить одно и тоже…

Прямо скрежещит зубами, съесть меня без соли желает. Ебал он меня так несколько минут, а я не огрызаюсь, стою по стойке смирно, молчу и, не мигая, смотрю на него преданно. Сам ……., думаю, а как сил не хватит! Но креплюсь. Когда он выдохся, я:

— Разрешить исполнять?

— Идите!

Я по трапу вверх как на 100 метров, грохот от ботинок мертвого разбудит. Потом опять бегом по коридору до каюты. Там я лег в койку, выдохнул резко: первый раунд за мной! И вызвал по громкой дежурного телефониста. Я, чтобы по пустякам не мотаться, «Каштан» себе в каюту  установил. («Каштан» — в то время громкоговорящая связь на кораблях ВМФ, — примечание автора)

— С этого дня, — говорю ему,- я пересматриваю свое отношение к телефонной связи. Никто из БЧ-4 в отпуск не поедет, пока не наладится связь. Стальная полевка рваться не должна. Думайте, что делать, вашу ….., а сейчас исправить! Срочно исправить, доложить, а вечером ко мне с предложениями.

Матросик убежал, потом доложил об устранении. Я, как только докладик получил, опять десять раз быстро присел и бросок к каюте комбрига повторил. Стучу два раза, одновременно дверь открываю и уже стою в каюте. Делаю два шага четким строевым и на одном дыхании громко и быстро:

— Товарищ капитан первого ранга! Старший лейтенант Сахаров. Разрешите доложить!

— Ну? —  ревом утробным комбриг меня встречает

И смотрит на меня как солдат на вошь.

— Ваше приказание выполнено, неисправность устранена. Прошу разрешить мне доложить Вам предложения по нормализации телефонной связи.

Комбриг уже смотрит на меня как удав на бандерлога. И ничего не понимает. ,,,,,,. объелся, что ли, этот лейтенант старший?

— Ты же сам знаешь, Юра, что старший лейтенант самая ненавистная категория для начальства.

— Завтра после обеда доложишь.

— Есть доложить!

Я опять четкий поворот кругом сделал, строевым вышел, бегом изо всех сил по трапу и опять в койку. Поспал часок, потом выбрался на пирс и посмотрел, что там можно сделать. Смотрю, мои ………. так бросили пару, что как раз едет хлебовозка и элементарно рвет провода  вновь. Ну не ёперный театр! Я к кораблю. А там уже рассыльный мечется, как в …… ужаленный, меня ищет. Я опять к комбригу на всех парах.

И все опять повторилось: комбриг опять меня …., я терплю, молчу, потом с …… вослед выхожу строевым, гоню по трапу и шлепаюсь в койку. Вызываю телефониста. Прибегает телефонист. И все повторяется. Но теперь я уже прилично отодрал телефониста за тупость, неисполнительность, форму одежды и выражение лица. Только на этот раз, когда я повторно доложил комбригу об устранении, он уже так не орал.

Ночью мои телефонисты спионерили где-то кусок водопроводной трубы. Мы её в БЧ-5 аккуратно обрезали по ширине пирса, протянули в трубе эту несчастную пару и еще две других, завели их на телефонную коробку, а с нашей стороны пирса уложили так, чтобы по этим долбанным парам топтались минимально. Трубу же втиснули в щель между бетонными плитами пирса. Раньше у меня был всего один телефонный номер: параллельно у комбрига, дежурного, командира и старпома. Конечно, как порвется кабель, и все без связи. И все, естественно, меня …….. А я один. Но сейчас я кардинально менял картину бытия. У меня на юте выгородка была с телефонной коробкой, я быстренько три пары по каютам скоммутировал, только старпома и дежурного на одной оставил: не …. баловать. А комбригу и командиру – индивидуально, конечно.

Потом позвонил дежурному по проводам ВМБ (военно-морской базы – примечание автора) «Стрелок». Я их всех знал. И попросил за проставу в три литра шила (корабельного технического спирта — сленговое выражение на кораблях) выделить постоянно еще два телефонных номера.

Мигом с базы, несмотря на позднее время, приехал УАЗик и шило забрал. Я еще и закуски добавил от души. Ну, телефонисты на узле связи все скоммутировали, я комбригу аппарат заменил, а комбриговский командиру поставил. Но связь им пока приказал не подавать.

А телефонисту я приказал к подъему быть в образцовом виде.

Наступает новый день. Меня с утра пораньше командир …….. по привычке. Я молчу.

Идет день, связь работает без замечаний, один, понятно, общий на всех телефонный номер. А их у меня уже три! Наступает обед – все по-прежнему – провод не рвётся. После обеда повторяю спектакль. Красный, вспотевший и усталый заваливаюсь к комбригу. Ну, не просто так, а с шумом по трапу…  Как вчера, в общем. Стучусь, влетаю, докладаю:

— Товарищ капитан первого ранга, старший лейтенант Сахаров по вашему приказанию прибыл!

— Я тебя не вызывал!

— Никак нет! Вы вчера приказали мне прибыть после обеда с предложениями по улучшению проводной телефонной связи!

А он забыл все и смотрит на меня уже как баран на новые ворота. Потом изобразил напряженную работу мысли.

— Докладывай…те!

— Замечаешь, уже на Вы. Я же говорю: лень губит человека. Чего мне раньше не догадаться?

Я ему доложил свои предложения, но говорю, что для того, чтобы ему персональный номер дать, мне нужно пять литров шила!

Я удивился:

— Валера, ты не переборщил?

— А не …..! Играть так с риском и максимумом правдоподобия.

Поверил, комбриг, однако:

— Возьми у старпома!

— Товарищ комбриг! Вы же знаете, что у него снега не выпросишь на вершине Эвереста. А Вам не только телефонный номер выделить можно, но пару от пирса до телефонного центра нормальную можно организовать. Ведь не все от меня зависит. База — хозяин кабелей за пределами пирса, а там заплатка на заплатке, нормальных пар мало. Вы же в курсе. (Это я так доверительно с намёком на высокий интеллект комбрига произнес). Но на телефонном центре у меня есть возможность.

И все это веско и неторопливо излагаю. Добавил:

— Товарищ комбриг, Вы же знаете: на флотилии всегда лимит номеров и хороших пар, отдадут кому-нибудь, потом жди.

Комбриг жмет кнопку. Рассыльный прибегает.

— Старпома ко мне!

Приходит старпом, меня видит. И думает, что опять меня е@ут, а его заставят этот процесс продолжить.  И радуется заранее.

— Старпом, немедленно налить старшему лейтенанту 5 литров спирта. И самого лучшего, а не из какой-нибудь сраной бочки, где он пополам с мочой молодого поросенка. Помнишь, что ты налил проверяющему из штаба флота? Это надо, так сказать, интеллект иметь! Он отравился, а потом в своей ракетной управе такого наговорил, что у нас с тобой, а больше у тебя, конечно, очень светлое будущее. 

Мне флагманский ракетчик с десятой эскадры Леушин вчера звонил. Он-то не врет: он с этим проверяющим в Академии вместе учился. Смотри, ………… на стрельбах, разжалую! Потом он помолчал, тупо так смотря в стол. Поднял голову, увидел меня. Вспомнил и с угрозой говорит старпому:

— Как нальешь старшему лейтенанту, лично мне доложишь.

Старпом хотел что-то возразить, пожаловаться на бедную жизнь, но вник в ситуацию и не стал жаловаться.

Мы вышли, старпом, ни слова не говоря, точно в две трехлитровые банки пять литров отмерил.

Я вызвал телефониста:

— Ровно через тридцать пять минут проверишь все пары со «Спартаком» с коробки, потом скоммутируешь комбрига и проверишь связь из его каюты, скажешь, что налаживаешь канал с телефонным центром Спартака, а через три минуты с ним должен проверить связь телефонист Спартака! Ни минутой раньше и позже. Сделать, как сказал, иначе отпуска не видать, как обезьяне слоновьего ….., а дмб задержится на полгода!

— Да знаю я.

— Товарищ матрос! Не «знаю», а «есть», повторить приказание!

И как …….. кулаком в дверцу шкафа. Она и прогнулась. Стакан с края умывальника слетел и разбился.

Я еще подумал:

— К удаче!

Таким меня давно не видели.

— А по …..? Смерти хочешь. Ты, блин, вник, или куда?

Матрос вник мгновенно и убежал. У меня, все же девяносто семь кило.

Через сорок одну минуту связь с комбригом была установлена и проверена со «Спартака» (позывной штаба военно-морской базы – примечание автора). Телефонист сидел у коробки, подключился параллельно и был в курсе. О чем и доложил, как я ему приказал. Спектакль надо было закончить достойно. Я присел двадцать раз, смочил волосы водой, сдвинул галстук чуть набок, приказал телефонисту тихонько ждать меня у каюты комбрига. Потом опять изо всех сил грохочу ботинками, скатываюсь по трапу, стучусь, влетаю в каюту:

— Товарищ капитан первого ранга! Командир БЧ-4. Разрешите проверить связь?

— Да её только проверяли со «Спартака».

— Так точно, мне это известно! Но прошу разрешить убедиться лично: для бригады – это самый ответственный канал. А телефонист должен знать состояние Вашего персонального аппарата. Я приказал вам установить новый, югославский. Но проверить нужно.

— ???? Ну, давай…

— Старший матрос Петров! Войдите и проверьте связь командира бригады.

Петров все сделал, как положено. И, надо же, догадался: надел белейшую робу, надраил хромачи и постригся! Вот так. Понял, подлец, что ДМБ (сленговое название матросами увольнения в запас – примечание автора) может отодвинуться на неопределенный срок, а здоровье пошатнуться. Вот классический пример творческой и вдумчивой воспитательной работы с личным составом. И все за полчаса!

— И что ты думаешь, жизнь моя как-то сразу изменилось. И каплея я получил, потом флагманским назначили, и со второго захода в Академии оказался. И комбриг и командир дали нормальные характеристики. И зашибать как-то само-собой перестал.

Валера подошёл к окну, смотрел на темные воды Малой Невки, на автомобили, на черные деревья парка через речку. На скамейку, темнеющую у уреза воды на песчаной полоске. В классе и коридоре четвертого этажа было тихо. Потом он повернулся, согнул руки в локтях ладонями вперед и сделал что-то вроде физкультурного движения:

— Я, честно говоря, думал, что подохну на этом «Самарканде». Но не судьба, и мы вполне можем после сампо выпить по кружке пива.

Мне останется только добавить, что в Академию мы с Валерой поступали вместе. Нас всего было четыре человека на четыре места. И все радовались: спокойно и без проблем дружно едем в Ленинград. Но такой расклад не устроил ребят на кафедре связи в Академии: скорее всего, нужно было кого-то своего взять. Поэтому приказали зачислить только три человека: двоих, сдавших лучше всех экзамены, а третьим – старшего лейтенанта с подводной лодки, у которого был орден. Поэтому этот парнишка (у которого была еще и лапа, а иначе, откуда орден?)  плевал на все. Он сдавал экзамены на тройки, а по вечерам отдыхал в кабаках. Парень он был компанейский!

К финалу сложилась картина: я набрал 24 балла из 25, второй — 17 баллов – тоже не слабая лапа, Валера — 16, а подводник – 15. Думать нечего, Валера выпадал из колоды.

Но он об этом не знал. А капитан 2 ранга И., бывший флагсвязист бригады, а тогда – старший преподаватель ТОВВМУ, знал, потому что получил приказание составить списки успешно сдавших экзамены на утверждение Главкома ВМФ. Он составил их как положено по уменьшающемуся ряду, но не как приказали. Хотя его инструктировали, япона мать, о необходимости нарушить числовой ряд.

Он просто забыл об указивке не брать Валеру Сахарова. Выкинуть его, так сказать, за борт жизни. А выкинул чисто формально парнишку-подводника. Ошибся нечаянно офицер И.! Списки отправили, утвердили у Адмирала Флота Советского Союза С.Г.Горшкова, а когда спохватились, было уже поздно. Кто изменения к ним Главкому подавать будет в позе пингвина? Мол, возьмите другого, который плохо сдал экзамены, ошибочка вышла-с.

В общем, поезд ушел из Владика и прибыл в г. Ленинград, но с другим пассажиром. Эту историю с зачислением мне рассказал сам капраз И. во Владивостоке уже после окончания Академии. А парнишку-подводника я встретил через пару лет на аэровокзале в Москве, когда возвращался из отпуска. Он был весел и, как прежде, беззаботен: он-то летел в отпуск.

Валера после Академии служил в ТОВВМУ (Тихоокеанском высшем военно-морском училище имени адмирала Макарова – примечание автора), стал начальником кафедры и капразом. Где он сейчас я не знаю.

Но … молодость  прекрасна. И воспоминание  греет душу.

Калининград 2006 г.