НЕКРАСОВЦЫ
посвящено Петру Стефановичу Паршикову, казаку, моряку, полковнику к юбилею
Некрасовка родная на берегу Дуная.
Весна. И над лиманом плыл журавлиный клин.
У рыбака Стефана в день светлый Первомая
Двойной случился праздник: родился первый сын!
Ну, не прошло и года — советского народа
За счёт земель возврата прибавили семью.
Казаки-староверы — надёжная порода
Вновь у земли родимой на западном краю.
И у Стефана прибыль: сынок-малютка в люльке.
Он в храме окрещён был и наречён Петром.
И пусть пока он в люльке свои пузырит бульки,
Мы об отце Стефане поэму поведём.
Некрасовцы-казаки — России староверы
Спасались от расправы, родной покинув Дон,
Селились на Кубани, но жали их без меры,
И на турецком Майносе нашли они свой дом.
Известно всем издревле: казаки — это сила.
На Майносе пожили, и много лет спустя,
Как турок мы побили с паденьем Измаила,
Сюда императрица их Катя пригласила
Служить России верно, им все грехи простя.
Служили — не ленились, всяк службу нёс исправно.
Императрица каждому дала земной надел.
Дунай манил, лиманы, а море — и подавно,
Ну, как тут отказаться от рыболовных дел?
Вожак рыбацкий — парщик, так прадеда Устина
Рыбацкая ватага в свой выбирает срок.
Текло неспешно время, и вот уж Марком сына
По святцам, как положено, крестя, Устин нарёк.
Чем Марк судьбой отмечен? Тем, что родил Стефана.
Ещё чем? Для Петруши он станет дедом, вот!
А что же Пётр покажет за далью лет туманной?
Он вырастет, прославит весь Паршиковский род.
Но он пока малютка, пока что гулит в зыбке,
Двух месяцев не прожил, в стране советской — гром
Войны свалился с неба, и мир распался зыбкий,
Фашист на землю нашу влез грязным сапогом.
С рожденья под румыном жила семья Стефана,
И в школе били палкой за русскую их речь.
Лишь год пожили вольно, и что же? Как баранов
Нас снова будут резать и бить, и стричь, и сечь?
И в сердце гнев клокочет, оно от возмущенья
Трепещет, руки сами спешат найти курок.
Ведь пожили всего-то!.. И вновь порабощенье?!
Ведь в радости свободы родился наш сынок!
Лежали под румыном некрасовские земли
С осьмнадцатого года — не до того стране.
И жили, свою веру хранили, Богу внемля,
Язык и быт казацкий, и справились вполне.
К веслу привыкли руки, к сетям привыкли руки,
К труду привыкли руки Стефана-рыбака.
Но всё война сломала, и пробил час разлуки:
Отправили в концлагерь с друзьями казака.
В концлагере несладко под городом Силистра,
Стрельба, болезни, голод, на холоде ночлег…
И сговорились хлопцы тикать отсюда быстро,
И вскорости удался некрасовцам побег.
Через Дунай и плавни добрались под Одессу,
Пришли туда, где наши держали свой рубеж.
Но жизнь, она не может, чтоб не добавить стрессу:
Попали из неволи фашистской прямо в СМЕРШ.
И путь назначен долгий, туда, где возле Волги
Фильтрационный лагерь для тех, кто слишком смел.
И ехали — гадали, ходили кривотолки…
Доставили туда их, где ныне Марий Эл.
Шамовка никакая, на фронт скорей бы, братцы!
Что голодать впустую, ведь мы же не враги!
Вы дайте нам винтовки и обмундироваться,
Дорваться до фашиста нам, Боже, помоги!
И пробил час: вагоны приняли батальоны,
На фронт в 44-м отправлены году.
И в штурме Кенигсберга, как раньше — миллионы,
Стефан пошёл в атаку, стреляя на ходу.
И совершилось чудо: в атаке был покуда,
Вся гимнастёрка — в клочья, и ком земли в горсти,
И смолкший гул атаки, и павших в поле груды,
Три пули впились в ноги, не повредив кости.
Войне конец. Стефану ещё лечили раны.
И послан был в Берлине объекты охранять.
А в снах являлись плавни и кручи, и лиманы,
Яры и сын Петруша, жена, отец и мать…
В 46-м вернуться сумел Стефан до дому.
Семья его встречала слезами и вином.
А сколько «там» осталось, сказать кому другому —
Считать не хватит сердца, не охватить умом….
И вспоминали павших, от голода страдавших
( В Некрасовке в ту пору был страшный гладомор).
И хоронили близких, не ставя обелиски…
За это не ответил никто нам до сих пор.
Но как-то всё стерпелось, наладить жизнь сумели
Пошла у всех работа, крепчал страны каркас.
От счастья не хмелели, одолевали мели,
И Паршиков Петруха был принят в первый класс.
Он хлопец был казацкий, с конём знакомый с детства,
И плавать научился скорее, чем ходить.
Дунай, лиманы, кручи — всё получил в наследство.
И на него поэму пора переводить.
Года учёбы в школе стремительно поплыли,
Но после семилетки трудом занялся он:
Колхоз, совхоз, консервный завод, что в Измаиле,
Где был к электросварке парнишка привлечён….
Поэма — не анкета, не протокол допроса.
Морить мы вас не станем перечисленьем дат.
Но скажем: на ученье Петро не смотрит косо:
В заочной школе вскоре получит аттестат.
Заботой повседневной он жил, как все, но тайна
Давно в душе мальчишки гнездо себе свила:
Ведь вырос у воды он, у моря — не случайно,
И к морю она парня манила и звала.
Ну, а заводу кадры нужны иные, значит.
Рекомендуют в жизни ему другой маршрут
И посылают (верно, с директорской подачи)
Его в технологический Одесский институт.
Зачислен он в студенты, и флот пока отложен.
Но тут войны сурово повеяли ветра:
Карибский кризис грянул, конфликт весьма возможен.
И дух патриотизма вдруг одолел Петра.
В военкомата двери стучит студент упрямо:
Хочу служить Отчизне! Зачислите на флот!
Стремление похвально! Прощай, Одесса-мама,
И здравствуй, Севастополь, Отечества оплот!
Коль утолил желанье, так подчинись заданью:
В ученье пригодится душевный разогрев.
Забыт завод консервный, стал в памяти преданьем,
А Пётр — курсантом в пятой он школе ВМФ.
Эфир учился слушать: волну чужую в уши
Поймал, запротоколил — и вновь в эфирной мгле.
Курс слухачом закончил, стал мастер по прослушке
И вот на остров Кубу уплыл на корабле…
Ходил четыре года морями-океаном
И потянулся как-то он между дел к перу.
Статьи, рассказы, байки в газете, как ни странно,
«Флаг Родины» печатал — пришёлся ко двору.
Сошёл моряк на берег через четыре года
Со льготами в кармане — назад дороги нет.
Всё по плечу — такая казацкая порода,
И двинулся в московский он университет.
Но опоздал по срокам. Ну, что ж, на стройках — сварщик,
А через год студентом осваивал журфак.
Весь срок учёбы — староста на курсе, то есть — парщик:
Такой биографический у Паршикова факт.
Судьбы сложны извивы, как рек великих устья:
Яры, лиманы, плавни и омуты порой.
Пути Господни дивны: казак из захолустья,
Матрос из Севастополя, чекист — и неплохой.
Он учится успешно, замечен руководством
И в АПН направлен на практику студент..
В Некрасовке душою, не забывает род свой,
Союза журналистов заполучил билет.
«Замечен», так «замечен»: предложена работа.
Подумал. Согласился, вновь подчинясь судьбе.
Пётр сделал шаг, и новый виток судьбы отмотан:
И снова сел за парту он в Школе КГБ.
Не будем лезть в секретный его деяний список.
Придёт пора — раскроют полковника секрет.
Он честно и достойно, талантливо и с риском
Служил стране советской великой много лет.
Прижмёт таким вопросом меня читатель-дока:
Зачем у вас героем пенсионер-чекист?
Ушла, открыв кингстоны, советская эпоха,
Но верным ей остался мой друг, душою чист.
И нынче, как и прежде, он держит связей нити:
И в сердце — Севастополь, Некрасовка, Донбасс,
И моряков военных Союз — он вновь воитель,
И Конюхов сам Фёдор встречался с ним не раз.
В Сокольниках в районе в Морской музей зайдите.
Вас Пётр Стефаныч встретит улыбкою своей:
Директор и наставник, детей руководитель
И многих дел забойщик и всяческих затей.
Его не встретишь в парке с бабульками на лавке.
Что семьдесят с пятёркой? Всего-то ничего!
Известное присловье: «Чекиста нет в отставке»-
Вы поняли о чём я? — касается его!
Плывёт корабль семейный в житейском бурном море.
Он там старпом, а вовсе, друзья, не капитан.
Супруга капитанит, а он с ней и не спорит,
Пускай рулит по курсу: он ей старпомом дан.
Читатели! Я скромно судьбу представил друга
Стихами и поэму к финалу тороплю.
Казачьего желаю ему поклона круга
И долгого маршрута по морю кораблю!
1 мая 2016