Чечельницкий В. (полковник Чечель) Крейсер Октябрьская революция

Разгляди эти тексты. Найди свой посох. Может нам вместе удастся дойти до горизонта».      
           («Инструкция по эксплуатации судьбы»)  Виталий Сундаков.

                АКАДЕМИЯ СА  (Пролог)

       История эта приключилась через несколько месяцев с момента моего перевода в Белоруссию в гарнизон Быхов. Я уже писал в одном из своих предыдущих рассказов, что самое быстрое и правильное переучивание на новый тип самолёта происходит тогда, когда в полк прибывает сразу целый набор лётчиков. Им делают групповую наземную подготовку, интенсивные плановые полёты, и лётчики быстро становятся боеготовыми. Со мной всё было в «классическом стиле» с точностью наоборот. Я никого не лимитировал, и «погоду» для полка и тем более для дивизии, 57 мрад, в которую он входил, не делал. Более того, от меня даже попытались «избавиться», если называть вещи своими именами, хотя внешне всё выглядело очень «благопристойно».

      В субботу после обеда я получил приказ срочно выйти на связь по красному телефону (это ЗАСС)  с начальником отдела кадров авиации Дважды Краснознамённого Балтийского Флота.  Поднимаю трубку, прошу «Балладу», у той отдел кадров: «Майор Чечельницкий, звоню по Вашему приказанию». Оттуда голос: «Вам предлагается поступать в академию Советской Армии в Москве, ответ надо дать немедленно».

     Я: «Скажите, пожалуйста, что это за академия, её профиль, почему такая срочность?»

     Голос: «Это не телефонный разговор, командир дивизии дал Вашу фамилию, мы сообщаем её в Москву».

     Я: «Но я так не могу. Дайте время подумать хотя бы до понедельника».

    Голос: «Хорошо, в 7.30 утра, в понедельник, до доклада Командующему доложите командиру дивизии своё решение, но оно должно быть положительным», — и трубка замолчала, свидетельствуя о том, что разговор закончен.

    Огорошенный, этой свалившейся на меня новостью, начал наводить справки. Оказывается, академия считается «дипломатической», готовит военных атташе и прочих «разведчиков», летают ли  выпускники после её окончания, мне никто толком вразумительно объяснить не смог. Методом «индукции-дедукции» я пришёл к выводу, что «нет».  В понедельник, в назначенное время звоню командиру дивизии: «Тов. , майор Чечельницкий, насчёт поступления в академию СА моё решение отрицательное». В трубке голос: «Что, да Вы не понимаете, от чего Вы отказываетесь. Туда только дети больших начальников поступают». Я ему, как попугай: «Моё решение отрицательное». : «В 10.00 прибыть ко мне в кабинет, я с Вами лично поговорю».

     В назначенное время переступаю порог кабинета генерала Пироженко Ивана Семёновича. Рядом с ним сидит  полит отдела полковник Анохин Владимир Иванович. Доложил о прибытии. Иван Семёнович с «места в карьер»: «Чечельницкий, всё уже решено, Ваша фамилия уже дана в Москву, на следующий год поедете учиться». Я: «Тов. генерал, а я летать буду?»

     «Конечно, будете, на многих типах», как то быстро ответил Пироженко, явно стараясь замять этот вопрос. «Тов. генерал, я отказываюсь поступать, а если Вы меня пошлёте силой, я на мандатной комиссии заявлю, что не хочу учиться в этой академии», — твёрдо стоял на своём я.

     Иван Семёнович «выдал на гора» несколько «междометий», типа наберут «придурков» в армию, которые своей выгоды не понимают, и со словами: «Идите и думайте», — выпроводил меня из кабинета. Я тогда написал рапорт на имя командира эскадрильи подполковника Кузовенко, что отказываюсь поступать в академию СА, и рапорт ушёл по команде. После чего от меня отстали, и я спокойно занялся сначала теоретическим и затем и практическим переучиванием на новый для меня самолёт, дальний дозвуковой бомбардировщик-ракетоносец ТУ-16к-10-26. Потом я узнал, оказывается, в академию должен был поступать Володя Русаков (67 года выпуска), который тогда занимал должность заместителя командира отдельной эскадрильи на Косе в Балтийске на БЕ-12. Но что-то в этой «стройной» системе поломалось, Володя пошёл на  повышение, его поставили Командиром ОАЭ, а я просто идеально подходил ему на замену в академию. Тоже был до Быхова замкомэской, с отличием окончил училище и т.д.. И главное, я был небоеготов, т.е. на тот момент никакой «ценности» для ВВС Балтийского Флота не представлял, Вот почему на меня пал выбор «верхнего начальства».

      В общем, от академии мне удалось отвертеться. 3 января 1977 года на третью лётную смену вылетел на ТУ-16к самостоятельно, а 4 января, когда пришёл на службу, мой экипаж огорошили «новостью»: «Ребята, вы чего пришли, вы уже в отпуске, получите в строевом отделе отпускные билеты, в базе деньги и гуляйте на все 4 стороны. Ну, для меня это дело привычное, первые 7 лет службы всегда выгоняли в отпуска в марте-апреле месяце, благодаря чему я нашёл свою вторую «любовь» в жизни после неба – это горные лыжи. Так что спасибо нашему военному начальству. В этот раз я тоже не ломал «фантазию», куда ехать – конечно, в свой любимый Терскол на Кавказ. Что я незамедлительно и сделал.

                ПОВЕЗЛО…

        Через 50 суток вышел, приступил снова к полётам, но поскольку был один, не в «потоке», планировали, не напрягаясь – две смены летаешь, одну сидишь на ПРП (помощником руководителя полётов). Слетал первый раз на маршрут, получил допуск на 0,5 R (радиуса действия самолёта) – как это было, смотрите рассказ «Чёрный кот», и тут подошли крупные учения под руководством Главнокомандующего Военно-Морским Флотом СССР адмирала Горшкова. Все боеготовые экипажи нашей ракетоносной дивизии были задействованы с максимальной лётной нагрузкой, а меня опять засунули на СКП (стартовый командный пункт).

     Два дня «отвоевали» нормально, третий пошёл, и вдруг в Главном Штабе Авиации ВМФ кого-то осенила идея -поставить «красивый бантик» в конце учений от авиации, и в дивизию пришёл «циркуляр». Когда закончится главный морской бой между «западными и восточными», в ознаменование окончания учений над кораблями в парадном строю должна промчаться авиация – 9 самолётов, или хотя бы 6. Но, блин, где ж их взять, когда все экипажи уже распределены по вылетам и «воюют». Положение казалось безвыходным, но сверху «давили», и командир дивизии генерал Пироженко И.С. вынужден был пойти на нарушение.

      Старшим группы назначили начальника СБП (Службы Безопасности Полётов дивизии)  майора Любимого. Ему в отряд «надёргали» два экипажа с разных эскадрилий, фамилии командиров экипажей, к сожалению, уже не помню. А ведущим второго отряда назначили меня, хотя я был ещё не боеготов, и тем более ни разу не летал на ТУ-16 строем, ни ведущим, ни ведомым, но учли мой предыдущий опыт полётов строем на фронтовом бомбардировщике ИЛ-28. Чтобы создать «иллюзию» соблюдения руководящих документов лётчиков моего отряда Володю Погосяна и Володю Топоркова забрали из других ударных групп и сделали моими ведомыми. Короче – повезло.

      Быстренько подготовились, проложили маршрут на картах, в районе цели примерный, т.к. никто не знал, в каком месте акватории Балтийского моря этот встречный морской бой закончится, и вперёд – «колёса в воздух». Взлетели, собрались поотрядно на «петле» и помчались с аэродрома Быхов в сторону Балтики. Согласно плана связь по маршруту ведёт ведущий, запрашивая на 5-ом или 1-ом каналах у РЦ ЕС УВД (Районных центров управления воздушным движением) вход в зону, пролёт аэродромов и прочие «тонкости», которые положено выдавать в эфир, когда летишь «далеко». Все остальные 5 экипажей должны взаимодействовать друг с другом на рабочем 2-ом канале, а в районе цели одну радиостанцию УКВ перевести на связь с полигоном, т.е. на 3-ий канал, на котором и корабли должны быть.

                МОИ ВЕДОМЫЕ

      В общем, летим за облаками, у меня в душе всё поёт, что так неожиданно «обломился боевой вылет», да ещё строем. ТУ-16к-10-26 (эта модификация самолёта, у которой нос на 2 метра длиннее серийного ТУ-16, там расположена радиолокационная станция «ЕН», соответственно штурман корабля сидит сзади лётчиков под блистером на месте штурмана-оператора, а соответственно второй штурман сидит в бомболюке, в так называемом «собачнике». У него там никаких «окошек» нет, зато у него стоит авиагоризонт, чего нет у первого штурмана). ТУ-16к-10-26 в строю очень красиво смотрится, и я постоянно оглядываюсь влево на ведомого. Там у меня Володя Погосян стоит. Об этом лётчике стоит сказать особо. Летал в МГА на ТУ-134, а когда стране не стало  хватать военных лётчиков, (почему и наш ускоренный выпуск с Оренбургского училища выпустился на полгода раньше,  перешёл в «боевую авиацию».

     Техника пилотирования очень сильная, но в силу отсутствия высшего военного образования — бесперспективный «вечный» капитан, вынужденный подчиняться таким «неумехам-выскочкам-карьеристам», как я, что естественно не могло не сказаться на характере. Володя, и так по национальности армянин, обладал темпераментом холерика, а за годы службы, когда «солопеды», которые летали значительно слабее его, становились майорами, подполковниками, а он всё такой же «бравый капитан», этот холеричный темперамент в нём ещё более усугубился. Слушать его магнитофонные записи переговоров экипажа в полёте иногда приходили всей эскадрильей. Это как новый анекдот послушать.

      Вот, для примера, как выглядел его типовой радиообмен «разборок» с экипажем в полёте: «Радист, почему не докладываете о получении квитанции за предыдущую радиограмму?» «Тов. Командир, я только хотел Вам доложить, она же только пришла», — пытается оправдаться радист.

     «Так, Вам выговор за несвоевременный доклад», — мгновенно реагирует Погосян. «Тов. Командир, за что? Радиограмма ведь только пришла», — канючит радист. «Строгий выговор за пререкания», — ответствует Володя. «Тов. Командир, это несправедливо, спросите у экипажа»… Так, трое суток ареста после посадки за попытку оспорить наказание».

     «Штурман, а Вы почему не даёте расчётное время пролёта следующего поворотного пункта?»
«Тов. Командир, не посчитал ещё, ветер ведь по высотам поменялся, а мы эшелон сменили», — оправдывается штурман. «Так, тоже выговор за медленное исполнение своих функциональных обязанностей в полёте», — мгновенно реагирует Погосян.

     Но все в экипаже понимают, что у Командира просто кавказский темперамент, и никто никого наказывать не будет, поэтому не обижаются. А ещё у Володи была «слабость» — после работы по пятницам он возле подъезда своего дома выставлял мангал, покупал заранее мясо, готовил шашлык и угощал им всех проходящих мимо. Он говорил: «Так делают в его родном горном ауле, а он не хочет изменять привычным традициям.

      Второй мой ведомый в этом полёте капитан Володя Топорков. Он хотя и моложе Погосяна, но тоже очень сильный лётчик, и к тому же секретарь партийной организации эскадрильи, посему пользовался заслуженным авторитетом в нашем коллективе.

                НЮАНСЫ ПОЛЁТА СТРОЕМ

       В общем, летим. Полёт проходит за облаками на эшелоне 4800 метров. Стоит красивая развивающаяся кучёвка, некоторые шапки уже выше нас, но облачность не сплошная, порядка 6-7 баллов, поэтому свободно лавируем и обходим. На траверзе аэродрома Черняховск (позывной «Глинозём») по команде майора Любимого перешли на снижение до высоты 100 метров. «В  облачность не входить, снижаться группой в разрывы между облаками», подтвердил своё указание ведущий». Ну, мне это можно и не объяснять. Сам много раз летал строями на учениях, и понимаю, что нам размыкать группу для пробивания облачности нельзя, потом можно опять «в кучу» и не собраться. А какое же красивое завершение учений, если над кораблями мы просто «прошелестим поодиночке»? «Ежу понятно, что Главком нам этот полёт в «зачёт» не поставит.

     А это значит, что и итоговую оценку всей дивизии может снизить. Более того, я уже настолько стал «опытным докой» во всех этих «показухах», что знал множество «нюансов» как себе более высокую оценку обеспечить, чем ты заслуживаешь. Для примера – идёт, допустим «девятка» самолётов на генеральские трибуны или головной корабль, где «главный маршал» сидит, а вы ведущий замыкающего звена. Идёте на минутном или трёхминутном интервале, это роли не играет, главное, что за пару минут до цели вы уменьшаете скорость на 50-70 км/час, слегка отстаёте соответственно от основной группы, а на боевом курсе скорость увеличиваете и в момент прохода над трибунами вы уже стоите на своём месте по времени в общем боевом порядке, но скорость у вас в этот момент на 100 км/час больше чем у тех, кто проходил перед вами. За счёт этого создаётся иллюзия «лихости» замыкающей группы, ведущим которой вы являетесь, и вообще общая оценка эскадрильи от этого нехитрого приёма только выигрывает. Результат – или «лишняя» благодарность за «образцовое» выдерживание строя, хотя вы ничем не отличались от впереди пролетевших групп, или «выговор в приказе», если вашу «отсебятину» всё же обнаружили.

      Или выходишь на трибуны чуть в стороне, а над ними проходишь чуть в довороте, что тоже увеличивает красоту строя. Все эти моменты я как «губка» впитал у своего первого командира звена капитана Анатолия Крохина. А потом уже сам их развил и доработал. Так опытный футболист-профессионал знает «кучу» законных и незаконных приёмов, как остановить противника, рвущегося к твоим воротам. Это не значит, что он будет применять запрещённые приёмы, но знать их он просто обязан, если считает себя профессионалом. Но своему командиру звена я тоже в «рот смотрел» до поры до времени, точнее до одного полёта, показавшего, что «Боги тоже ошибаться могут». А дело было так.

                СТРЕЛЬБА ПО КОНУСУ

      Мы взлетели звеном для выполнения боевой стрельбы по конусу из кормовой пушечной установки НР-23. Я правый ведомый, левый – мой однокашник и друг Витя Савинов, ведущий капитан  Анатолий Крохин. Самолёт-буксировщик в это время ходил галсами от мыса Таран на север 100 км и обратно. На каждом галсе к нему подскакивало звено ИЛ-28, за 10 минут вся тройка должна была отстреляться поочереди, и подходила следующая группа. Мы со взлётом слегка опоздали, поэтому мчались за буксировщиком «на всех парусах», а когда он показался на видимости, командир звена, чтобы его не обогнать, рывком стянул обороты на «малый газ». Это была его принципиальная ошибка. Т.к. одна из обязанностей ведущего – это оставлять ведомым резерв по тяге как в ту, так и в другую сторону.

     Витя Савинов сразу отвалил влево для стрельбы, а мы хотя и зависли, но всё равно обгоняли самолёт-буксировщик, который тащил конус на скорости 350 км/час. В итоге, у ведущего скорость достигла значения 300 км/час, а у меня 280 км/час, я же в строю ещё и “телемпаюсь» на таких-то скоростях. В общем, потом уравняли скорости, стали от буксировщика в 500 метрах справа. Отстрелялся Виктор, отработал командир звена, моя очередь. Я сместился на 200 метров влево, стал между конусом и самолётом-буксировщиком по дистанции, даю команду матросу стрелку-радисту «Огонь», — (фамилию матроса уже не помню, мне кого-то из «молодых» подсунули на один вылет).

     Он мне: «Командир, энергично дайте левую ногу». Ну, раз подчинённый просит, надо дать. Сую левую педаль, усилия большие, подержал секунд 5-7. матрос дал очередь, но как только я ногу отпустил, стрельба прекратилась. И так меня стрелок-радист просил ещё три раза — дать ногу. Сам все три раза палил короткими очередями по конусу, болтающемуся от него сзади наискосок метрах в 300-400. Я ещё его похвалить хотел, мол, молодец, экономно стреляет, только никак не мог взять в толк, зачем ему при стрельбе надо ногу давать?

      Когда на земле после полёта узнал причину необходимости дачи ноги, сказал сам себе: «Да, Вася, плохо быть бестолковым!» Оказывается, поскольку это был тоже мой первый полёт на стрельбу, как и матроса, я встал в строю так, что хотя он и повернул турель пушечной установки влево по полёту, а для него вправо до упора, нескольких градусов всё равно не хватало, чтобы конус как цель, лёг в марку прицела. И матрос нашёл самый простой выход. Я давал ногу, хвост самолёта относительно оси полёта на несколько секунд смещался влево. Матрос успевал дать короткую очередь, а потом цель опять исчезала из поля зрения, и приходилось всё начинать сначала. Хотя достаточно мне было добавить обороты, увеличить скорость, выйти чуть вперёд по дистанции, и стреляй, не торопясь, пока патроны в пушке не кончатся. Да, вот уж точно говорил Мюллер: «Трудно понять логику непрофессионала», — именно такими мы и оказались с моим матросом «Пупкиным».

      Но закончился этот вылет для меня печально. Мой штурман, старший лейтенант Серёжа Акимов меня сразу «заложил» командиру полка, полковнику Ермакову Д.С. , минуя командира эскадрильи. В итоге для меня было полной неожиданностью, когда на полковом разборе полётов командир полка полковник Ермаков Дорофей Самсонович вдруг совершенно неожиданно для меня назвал мою фамилию и сказал, когда я отрвал свой зад от стула, как и подобает «воспитанному военному»: «Полюбуйтесь на него, воздушный хулиган лейтенант Чечельницкий, в полёте пилотирует самолёт на скоростях менее 300 км/час, подвергая опасности жизнь не только экипажа, но и свою собственную, т.к. в любой момент может свалиться и заштопорить. Тов. самоуверенный лейтенант, я отстраняю Вас от полётов на 10 суток со снятием с лётного пайка в столовой по реактивной норме. Походите по нарядам, подумаете над своим разгильдяйством, сдадите зачёты по Инструкции экипажу, а мы потом подумаем, допускать Вас к полётам или не допускать».

     Я машинально сказал: «Есть 10 суток», — а сам всё ждал, что сейчас мой командир звена Анатолий Крохин встанет и скажет: «Тов. командир, лётчик не виноват, он выдерживал своё место в строю, это я допустил такую ошибку в потере скорости». Но командир звена молчал, комэска тоже молчал… Вот так я впервые столкнулся с понятием «гражданское мужество». Во мне всё кричало, скажи им, скажи, ты же выполнял первую заповедь ведомого — сохранять своё место в строю, постоянно следить за ведущим и никогда не терять его из виду. Но я сдержался и не стал оправдываться. Потом командир эскадрильи майор Юрий Романович Стропилов завёл меня к себе в кабинет, наедине выспросил, как было дело, и втихаря добился, что меня уже через одну смену допустили к полётам. Но для всех я так и остался «воздушным хулиганом», безбашенно летающим на скоростях, на которых нормальному лётчику летать не положено. Вот после этого вылета я и перестал смотреть на своего командира звена как на «Бога», который в воздухе может всё.

                ПАРАД В КАЛИНИНГРАДЕ               

      Но вернёмся к нашему вылету на ТУ-16 и выдерживанию строя на нём. Кстати, как-то довелось возглавлять парадную роту от 15 одрап на военном параде в городе Калининграде на 7 ноября. До этого соответственно было несколько тренировок. Замыкала прохождение военного парада рота Морской пехоты с Балтийска. Так её старший «кап – 2» со мной поделился, за счёт чего прохождение его роты кажется красивее остальных подразделений, проходивших перед ними. Положено выдерживать расстояние между колоннами на «одного линейного». А этот капитан 2 ранга говорит: «А я даю команду «Марш», когда расстояние между нами метров на 5-7 больше. Зато потом, у меня бойцы все рослые, мы идём при одном и том же темпе, задаваемом оркестром, более широким шагом, чем остальные. В итоге создаётся иллюзия стремительности моей колонны, мы как бы набегаем на впереди идущих, и нас сразу отмечают в приказе, что на параде прошли лучше всех.

                БЛИН, ЗАЧЕМ ТУТ ЯК-28-ые?

     Ладно, хорош выдавать «рецепты», до которых я доходил годами — в ваши раззёванные рты «на халяву». Дальше буду делиться опытом, только «если учтёте при разливе»… (кергуду – шутка). Но вернёмся к полёту. Я видел как отряд майора Любимого, который в этот момент шёл от нас километрах в 10 нырнул на снижении в разрыв между облаками. Вообще-то мы должны были идти на трёхминутном интервале, (это между нами должно было быть порядка 30 км), но я его специально на маршруте «поджал» и на боевом курсе намеревался ещё больше сократить дистанцию, опять же, за счёт увеличения скорости. Так как сам, когда жили в Москве с батей четыре года подряд ездил в Тушино смотреть авиационный праздник 18 августа на день Воздушного Флота СССР и запомнил, что самолёты там пролетали один за другим, почти без пауз. Действительно, что это за зрелище будет, пролетела группа самолётов, потом 3 минуты зрители «зевают», потом снова пролетела, опять «зевают». Нет, всё должно быть динамично. Сейчас на воздушных парадах в Москве временная дистанция между группами самолётов и вертолётов 20 секунд, но чтобы её выдержать, нужна штурманская подготовка высочайшего класса.

     Вдруг из облака на встречно-пересекающемся курсе снизу вверх вынырнул ЯК-28 и промчался левее нас метрах в 500-ах. «Ни хрена себе», — не успел подумать я, как промчался ещё один уже совсем близко. Мелькнул как молния, но характерный силуэт легко было опознать. Мы как раз проходили траверз аэродрома Черняховск («Глинозём»), и майор Любимый как ведущий группы должен был запросить разрешение на проход нашей группы севернее 30 км с переменным профилем. Если разрешение дано, то почему эти ребята так летают? А если не дано, то почему ведущий его не запросил? Долго решать этот «рекбус» мне не дали, навстречу снизу вверх шёл ещё один. Я его увидел издалека, т.к. он шёл между облаками кучёвки как и мы. Дал своей группе команду «Отворот вправо», тут же её выполнил, и спустя несколько секунд рядом с местом, где мы шли первоначально, пронёсся очередной ЯК-28. «Дело запахло жаренным». Я дважды запросил майора Любимого на 2-ом канале, он молчал. Тут же сам перешёл на 1-ый канал и услышал, как буквально надрывался РП (руководитель полётов) Черняховска: «Группа, которая пересекает мой взлётный курс на удалении 30 с переменным профилем, почему не запросили проход? Мои борты идут вам навстречу».

      Потом он буквально заорал в полный голос: «Ну, воткнёт мой тебе перо в бок, что будешь делать, сопли жевать?» Тут уже заорал я: «Глинозём, я ведущий второй группы, снижаемся с 4500-4800  до 100 метров по приказу Главного, ведущий работает на 3-ем канале, с Вами на связь выти не может, разрешите проход и разведите нас со своими», — не успел я закончить фразу, как недалеко проскочил ещё один ЯК-28. Но после него бортов больше не было —  видно РП Черняховска сумел отвернуть свои самолёты в сторону. Я перевёл дух, но расслабляться было нельзя, впереди предстояло главное, ради чего мы взлетели. Надо найти корабли после окончания морского боя, определить крейсер «Октябрьская революция» и пройти над ним. На крейсере находится Главком ВМФ Сергей Георгиевич Горшков, от которого фактически и зависела конечная оценка дивизии за эти учения.

      Именно поэтому майор Любимый пренебрёг связью с аэродромом «Глинозём», посчитав, что проскочим и так, заранее перешёл на 3-ий канал и начал выяснять координаты морского боя. Но видно он «не у того спрашивал». Когда мы над морем заняли строем высоту 60 метров и пришли в указанный район, который выдали майору Любимому как ЦУ (целеуказание), а он нам – там не было никого. Ни одного корабля не мелькало на горизонте, ни военного, ни гражданского. Ведомые смотрели только на меня, т.к. я шёл на скорости 600 км/час вместо положенных 500, а это сильно затрудняло пилотирование самолёта в строю. Я же крутил головой во все стороны, но горизонт был чист.

      Мы прошли всё расстояние, какое можно было позволить себе в этом районе. Я услышал, как майор Любимый назвал мой позывной: «304-ый, я 206-ой, кораблей нет, пошёл в набор, роспуск по плану». Это значило, что через 3 минуты моя группа тоже должна пойти в набор с правым разворотом до эшелона 6600 метров. Но мы ж не выполнили задание? Нас всех «калек» собрали в последний стратегический резерв, и мы уходим, не выполнив задачу. Во мне всё буквально взбунтовалось против такого решения. Когда по истечении 3-х минут мой штурман Александр Невский дал команду: «Командир, время истекло, разворот вправо с набором», — я ему просительным тоном выдал: «Саша, пройдём ещё пару минут с этим курсом». Он мне: «Командир, Польшу зацепим».

                «ОЧКО » ЖИМ-ЖИМ, НО КУРС НЕ МЕНЯЕМ

       Я ему: «Саша, всего 2 минуты, а я высоту чуть прижму, чтобы не засекли». Соответственно, пересилив себя, отдал штурвал от себя.  Честно скажу, когда идёшь ведомым на малой высоте, всё внимание устремлено на ведущего, как-то не так страшно. Но когда ты ведущий, и увлекаешь за собой ведомых на высоты ниже 50 метров, просто страшно поначалу. В яйцах «холодок» и лишь огромным усилием воли заставляешь себя ступеньками снижаться. Как только «холодок» пройдёт, снижаешься дальше. Я прошу прощения у благовоспитанных дам, что указываю такие натуралистические подробности, но истина важнее, а у нас цель — обмен опытом. У каждого лётчика этот страх предельно-малых высот проявляется по-разному. У кого-то сильно начинают потеть руки, у кого-то дрожать ноги, у кого-то никак не выражается внешне, но внутри его всего «колотит», лично у меня появлялся вполне физически ощутимый «холодок» в промежности, который по мере привычки к высоте, на которою я снизился, уходил. Для меня это было сигналом, что можно снижаться дальше на очередные 10 метров. Я понимал, что мы со штурманом сильно рискуем. Случаев, когда экипажи нарушали госграницу сопредельных государств, и чем это кончалось, можно привести «вагон и маленькую тележку».

      У нас в 540 мрап  экипаж командира отряда майора Александра Солоджук слегка «блуданул», пересёк границы Турции, Ирана и обратно. Поскольку полёт был в облаках, достаточно строгого объективного контроля не было, хотя его даже пытались перехватывать истребители НАТО, поэтому полёт обошёлся без большого «шума» и последствий. А вот командиру эскадрильи 15 одрап Виталию Павловичу Краеву с аэродрома Чкаловск повезло меньше. За то, что они буквально на 30 секунд чирканули по «ленточке» (госгранице) со Швецией в районе острова Борнхольм, его со штурманом уволили с армии под «чистую», чтобы замять дипломатический скандал, который разразился после этого полёта. Так что я, когда принял решение ещё пройти пару минут наискосок в сторону Польши, рисковал многим.

       2 минуты истекло: «Командир, уходим вправо под 90 с набором до 6600», — опять дал команду штурман. Я понимал, что пора, но не мог принять это абсолютно грамотное в этой ситуации решение. «Саша, пройдём ещё немного, мы низко, локатор нас не засечёт», — и я продолжил полёт прежним курсом. До рези в глазах вглядывался в горизонт, но ни одного дыма не видел в передней полусфере. Штурман уже не командовал, он «канючил» нервным тоном, не переставая: «Командир, разворот». И когда я уже готов был сдаться и выполнить его команду, вдруг впереди по курсу увидел дым на горизонте. Твёрдое решение пришло мгновенно: «Штурман, идём до дыма», — соответственно, руки ещё чуть отжали штурвал от себя. Шли уже на высоте менее 40 метров, ведомые стояли плотно в строю, чуть с превышением, как это и положено при полёте на предельно-малых высотах. У меня мелькнуло тёплое чувство к ребятам, они мне верят и идут до конца.

                НУ, И ГДЕ ТУТ АДМИРАЛЬСКАЯ «ПАПАХА»?

      Через несколько минут прямо по курсу стала вырастать громада большого корабля. Я чуть подскочил до высоты 60 метров. Проносясь над кораблём дали залп из сигнальных ракет с обоих бортов. Штурман опознал – это крейсер «Октябрьская революция». Нам несказанно повезло — нас случайно вынесло на головной корабль, именно на тот, на котором находился Главком Военно-Морского Флота СССР. Штурман его сфотографировал плановой съёмкой фотоаппаратом, который в бомболюке, а КОУ (командир огневых установок) успел сделать снимок в перспективе. Как только прошли крейсер, я дал команду: «Разворот вправо, набор». Пошли вверх. У меня нервы были напряжены до предела. Я в любую секунду ждал возгласа в эфире: «Вы нарушили госграницу, прекратить выполнение задания, произвести немедленную посадку на таком-то аэродроме», — со всеми вытекающими отсюда последствиями».

      А о «последствиях» я уже имел самое полное представление, причём дважды. Как-нибудь опишу подробно, как это бывает, когда лётчик вдруг ударяется в «воздушное хулиганство», а пока лишь укажу про такую деталь. К вашему заруливанию на стоянку вас уже ждёт «бобик» (какой-нибудь командирский «УАЗ №…), вылезаете из кабин, экипаж – «руки за спину», везут в штаб, сажают в разные комнаты, дают чистый лист бумаги и пиши, дорогой, что было, и что не было. Но учти, средства объективного контроля уже дешифрируют, на котором твой режим полёта прописан полностью, магнитофонную запись переговоров экипажа в полёте уже слушает и стенографирует специально «обученное лицо», договориться об общих показаниях вы не успели, и приговор после этого может быть самый печальный. От снятия с лётной работы до увольнения с рядов Вооружённых Сил.

                И ВСЁ-ТАКИ ЭТО МАНДРАЖ…

       Короче, иду я вот с таким настроением в наборе высоты, даже радости от того, что крейсер всё-таки нашли, как-то не ощущаю. Вдруг меня что-то как по правому бедру ударит сверху. Честно скажу, я такого испуга мгновенного не испытывал ни разу за всю свою предыдущую и последующую лётную деятельность. В общем, если называть вещи своими именами, за что я прошу «пардон» у всех «мадам», читающих сей «опус», но мужчины меня поймут, я не «обосрался» просто чудом, зато воздух громко «испортил» (крайнее сравнение я написал по «инерции», чтобы страху нагнать на допропорядочных граждан, но анекдот в тот момент один вспомнил, ниже приведу).

     Ну, сами посудите. Закрытая кабина. «Ты сидишь — никого не трогаешь». Помните интермедию Евдокимова «После бани»: — «Мой батя на одном конце деревни никого не трогает, а я на другом конце никого не трогаю, но морды у обоих красные, после бани ведь». Так и ты, весь в себе, со своими печальными мыслями ни на кого не обращаешь внимания. Правый лётчик, которого ты видишь, сидит рядом через проход. Штурман далеко сзади под блистером, и не мешает твоему «раздумью». Остальные «гаврики», именуемые членами экипажа, «рассосались» по всему длинному фюзеляжу бомбардировщика. Все сидят в привязных ремнях, на своих местах, никто никому не мешает.

     В то же время ты же не можешь от напряжения взгляд отвести от приборов, и одновременно каждую секунду ждёшь окрика «милиционера» — «Гражданин, Вы нарушили, пройдёмте», и вдруг что-то ударяет тебя со всего маху по колену сверху, а вверху-то один прозрачный фонарь кабины, больше ничего. Если б не ремни, я бы головой фонарь кабины пробил с перепугу. И что Вы думаете, это было??? Ни за что не угадаете!!!

      А это, оказывается, мой штурман Саша Невский, которого тоже как и меня, бил сильнейший нервный «мандраж», решил его слегка «разрядить». Как только мы пошли в набор, он открыл замок привязных ремней, вылез из лямок парашюта, покинул катапультное кресло и прямо сзади меня стал энергично делать приседания. А потом с воплем: «А всё-таки мы его нашли, Командир», — как ударит меня сильно по колену сверху своей тяжёлой рукой «дальневосточника», к чему я оказался морально совершенно не готов. Не может в нормальном самолёте что-то валиться на командира корабля сверху. Там нечему падать, бо над тобой только плексиглаз один.

     Я потом долго пытался понять, почему у меня, человека в общем-то «неробкого десятка» возник такой сильный испуг. А потом понял. Вот Вы, предположим боксёр на ринге, перед вами противник руками машет, норовит вам по носу непременно заехать, за ним судья маячит. Вдруг «бабах», вам кто-то взад пинка дал. Вы, конечно, удивитесь, как это, на ринге ж больше быть никого не должно. Потом сразу сделаете логический вывод, ага, это кто-то из зрителей не выдержал, как вы его любимца избиваете и бросился на помощь. Но самое главное, вы не сильно испугаетесь, тело-то ударов ждёт.

     А тут совсем другое дело. Произошло что-то непонятное, не поддающееся логическому объяснению, и потому страшное. Если бы произошёл взрыв, пожар или что-нибудь подобное, страх бы был значительно меньше. Плюс, не надо забывать, я уже был на тот момент в сильнейшем нервном стрессе, т.к. пошёл на сознательное нарушение полётного задания, которое для меня и штурмана могло очень плохо кончиться. Как гласит поговорка: «Или грудь в крестах, или голова в кустах», — вот и получился этот «моральный казус». Слава Богу, что я в нём быстро разобрался, а то было секундное желание кислородной маской штурману по «морде лица» заехать, но ему повезло — руки штурвалом были заняты, и к тому же я «отходчивый».

                ДЕЛО БЫЛО В траНвае

      Мою тираду, которую я, переполненный «братских чуйств» к своему штурману, выдал «на гора», приводить не буду – дамы не поймут. Скажу только, после вспоминания всей его родни до 7-го колена, я закончил фразой: «Эх, жалко у нас пожар в кабине не случился, хотел бы я посмотреть на тебя, как ты позу для катапультирования с не привязанными ремнями принимать будешь». А лучше я вам напомню анекдот применительно к данной ситуации:

    «Едет переполненный народом трамвай, час «пик». На очередной остановке заходит щуплый, невзрачный мужчина с портфельчиком, в очках, очень интеллигентного вида. Толпа его сразу сдавила, поехали. Вдруг на повороте трамвай качнуло, и мужчина громко «испортил воздух». Народ от него отпрыгнул, насколько это было возможно. А мужчина, нервно поправив пенсне, произнёс: «Извините, б…,  граждане, нервы не в п…ду, (ни в «Красную армию» — в переводе). Я, конечно, перед экипажем извиняться не стал, но кислородные маски приказал всем надеть.

      Но самое главное, после этого эпизода, когда с ним разобрались, мне так «захорошело». Сначала пришло удивительное спокойствие: «А трын-трава, будь что будет». А потом пришла гордость за себя, свой экипаж и своих ведомых, что всё-таки мы задание выполнили. Кстати, когда через 6 лет мы выскочили также на крейсер, но уже американский — «Айову», я эту ситуацию мгновенно вспомнил — там мой замыкающий боевой порядок отряд тоже в «передовиках» оказался, и «спас честь мундира».

                ИТОГИ ЛТУ

       Спустя пару часов после полёта, как просохли снимки, что мы привезли, и документально разобрались, где мы летали, меня вызвали в штаб, в кабинет командира полка, где был генерал Пироженко. Иван Семёнович пожал мне руку, сказал всего одно слово: «Молодец!!!», вручил один снимок крейсера «Октябрьская революция» на память и повернулся к остальным офицерам, которые были в кабинете. Я как-то сразу ощутил, что майору среди полковников и подполковников делать больше нечего, и тихо ретировался. На полковом общем разборе учений мне тоже особых «дифирамбов» не пели, просто упомянули как факт, а в основном поощрили экипажи, которые выполнили практические пуски ракет на Каспийском полигоне, произвели точное бомбометание боевыми бомбами на морских и сухопутных полигонах Балтики и Севера, отметили всех ведущих групп.

     Но я точно знал, что в оценке «хорошо», которую дивизия получила за учения, есть и мой вклад в общее дело. Снимок крейсера «Октябрьская революция» кочевал потом со мной по всем гарнизонам и лишь в Николаеве он бездарно пропал. Сарай, где хранились личные вещи, в том числе и альбомы с фотками, пока моя семья жила в гостинице, залило дождём. Но память до мельчайших подробностей помнит этот вылет и громаду крейсера, как мы выскакивали на него. А вообще, когда долгими зимними вечерами я вспоминаю свои полёты, отдаю должное, насколько интересная жизнь была в Морской авиации. Есть что вспомнить… И от этого не оставляет ощущение полноценно прожитой жизни, которая к тому же ещё не закончена, и даёт возможность летать.

                45 ЛЕТ ВЫПУСКА

       Неделю назад я вернулся с Москвы, где наш курс отмечал 45 лет выпуска из Оренбургского ВВАКУЛ им. И.С. Полбина – 69 г. Мы ж «абортники» — ускоренный выпуск, выпорхнули из гнезда весной в апреле. (Как бы не обижались на меня кашники, лишённые юмора, но более точного юморного слова, чем АБОРТНИКИ», Я ДЛЯ ХАРАКТЕРИСТИКИ НАШЕГО КУРСА НЕ ВИЖУ). А после «банкета» я сначала поехал пообщался с «дружбаном» Виталием Сундаковым в его «Славянском Кремле», а потом на полёты к своему лётчику Юре Кулику, одному из моих лучших ведомых. Полетал с ним сначала  сам на его «Зодиаке» (маленький двухместный моноплан, выдерживает перегрузку 6, но из-за отсутствия бачка отрицательных перегрузок полный пилотаж на нём крутить нельзя). Зато «душу отвести можно», что я и сделал.

      А после меня полетали ещё трое моих читателей, которых я привёз с собой, т.к. после прочтения моей книги «Морская авиация как она есть», они стали моими друзьями. Я рад, что благодаря знакомству со мной, ребята (двое мужчин и одна отважная женщина) впервые в своей жизни поднялись в небо в кабине самолёта, и даже немного подержались за ручку управления. А на лето у нас уже спланированы совместные походы и полёты. Дай Бог, чтобы эти мечты превратились в планы и сбылись. Но я думаю, когда несколько человек стремятся к одной общей цели, у них всё получится. Как говорит Виталий Сундаков: «Ставьте перед собой большие цели. В них труднее промахнуться!»

     Я желаю вам всем Удачи, господа уважаемые читатели, а вы в свою очередь пожелайте Удачи нашей, уже крепко спаянной группе. И до будущих встреч на просторах Небесного океана, в горах, морях и прочих местах, где хоть немного пахнет «экстримом», а также, где есть костёр и гитара…   Обнимаю… Искренне Ваш, полковник Чечель…

© Copyright: Полковник Чечель, 2014
Свидетельство о публикации №214051100176