Баншац Б. Приукрашенная история и история без прикрас

«После восьмимесячной героической обороны наши войска оставили Севастополь» (Из вечернего сообщения Совинформбюро за 3 июля 1942 года).

В тот же день 4 июля было опубликовано сообщение Совинформбюро «250 дней героической обороны Севастополя»:

«По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь.

… Советские войска потеряли с 7 июня по 3 июля 11385 человек убитыми, 21099 ранеными, 8300 пропавших без вести …

Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы.»

14 июля 1942 года заместитель командующего войсками Севастопольского оборонительного района генерал-майор И.Е. Петров в газете Северо-Кавказского фронта «Вперед, к победе» подтвердил эту информацию: «Та часть бойцов и командиров, которая не могла быть эвакуирована, прорвала фронт противника и вышла в Крымские горы».

Генерал армии С.М. Штеменко в книге «Генеральный штаб в годы войны» так описывал эти дни: «30 июня командование Северо-Кавказского фронта … сообщило, что руководители обороны Севастополя доложили о критической обстановке в городе: враг ворвался с севера на Корабельную сторону. Военный совет просил разрешить эвакуацию войск и населения, продолжая сопротивление до конца. Ставка утвердила эти предложения и эвакуация началась. Но защитники города-героя продолжали сражаться в отдельных районах до 9-12 июля. Часть бойцов перешла на партизанские методы борьбы в горах. Героическая оборона Севастополя завершилась».

Ложь, зародившаяся в недрах Генерального штаба, как бы перевернула судьбы десятков тысяч советских воинов, еще в течение десяти дней ведших неравный бой на последнем клочке севастопольской земли. И пока руководители обороны писали отчеты о боевых действиях за первый год войны, а кадровики составляли  Донесения  о  безвозвратных  потерях  и заполняли стандартные бланки извещений с краткой фразой «Пропал без вести» и датой  2 или 3 июля, на Херсонесе шли последние бои. Позади было море и отступать было некуда.

Сколько человек было вывезено из Севастополя, скольким удалось выйти в море на подручных средствах, сколько из них достигло Кавказского побережья? Различные данные, фигурирующие как в официальных источниках, так и в мемуарах и трудах по истории севастопольской обороны, находятся в диапазоне от 1726 до 3015 человек. Причем все авторы ссылаются на архивные документы ЦАМО или ЦВМА. А это составляло не более 3-4 процентов от общего количества последних защитников Севастополя. Немногие защитники смогли прорваться через вражеское оцепление и уйти в горы, присоединиться к партизанам. Бойцы из числа местных жителей пытались спрятаться дома и, если их не выдавали предатели, остаться живыми и бороться в подполье. Для остальных выбор был один: погибнуть или попасть в плен. Причем последний вариант для многих из них, в первую очередь комиссаров, коммунистов, чекистов и евреев означал расстрел на месте. Сколько человек погибло в бою, умерло от ран, покончило жизнь самоубийством, бросившись со скал в море, когда кончились патроны, утонуло при попытке доплыть до катеров, было расстреляно на Херсонесе, не знает никто. Каменистая земля и море хранят эту тайну более семидесяти лет, лишь изредка выталкивая на поверхность или выбрасывая на берег останки воинов.

Свою лепту в создание мнения о вывозе защитников города на большую землю внесли и средства массовой информации.

Так, газета «Правда» 26 июля 1942 года опубликовала статью  Бориса Войтехова «Так уходил Севастополь».

Автор рассказывает о героизме защитников Севастополь: «Весь мир обнажил головы в знак уважения, когда окровавленный, измученный титанической борьбой город моряков шаг за шагом отходил спиной к последнему маяку Крыма – Херсонесу …».

Да, уже не хватало снарядов. Уже не хватало хлеба и пуль. Да, было нестерпимо тяжело. Настал час самого страшного испытания. Как теперь без медикаментов и пресной воды, без достаточного количества боеприпасов будут вести бой защитники города? Не подымут ли они свои загорелые руки к голубому небу, моля врага о пощаде?

Нет. В эти последние минуты севастопольцы, как никогда, были сказочно мужественны и великолепны в своем бесстрашии.. Они, … поклявшиеся умереть, но не опозорить родной земли, выполняли свой долг и умирали строго и просто.

… Только раненым был предначертан другой исход. На машинах без шин и покрышек, грохотавших металлическими скатами по разбитому шоссе, на лафетах орудий, на руках несли, везли раненых. Под градом пуль их сажали в самолеты, подводные лодки, шаланды, баркасы и отправляли на Большую землю.

Раненые, истекающие кровью моряки в пехотных, защитного цвета пилотках, обшитых морскими ленточками бескозырках, обливаясь слезами ложились на берег и целовали песок. Они умоляли не отправлять их. Они хотели умереть здесь, в Севастополе, рядом с друзьями, оставшимися до последнего смертного часа. С трудом отрывали их от севастопольской земли с зажатыми пригоршнями песка и насильно уносили в подводные лодки.

… Все, что можно было спасти и увезти, спасли и увезли.

Немцы вступили в огромный город-кладбище. Сомкнутыми рядами, защищая друг друга и общей цепью тех, кто должен был уйти на Большую землю, шаг за шагом отступали севастопольцы. Это уже не были строгие войсковые соединения. Но это не был и хаос …

Каждое из таких стихийно сложившихся соединений ставило перед собой цель – затащить на свою позицию побольше боеприпасов и подороже отдать свою жизнь.

Когда в городе раздавались последние выстрелы, командиры Севастопольской обороны, следуя гордой морской традиции, последними сходили с исторического капитанского мостика. Вице-адмирал Октябрьский и дивизионный комиссар Кулаков улетели с последним самолетом. Генерал Петров ушел в море с последней подводной лодкой …»

Правда и вымысел соседствуют с явной дезинформацией читателей. Ведь родственники последних защитников Севастополя еще долгие годы ждали их, надеясь, что те были вывезены на Большую землю и просто письма где-то затерялись на почте … Те же из них, кто проживал на временно оккупированной территории, извещения получили лишь спустя годы.

До сих пор в Севастополь приходят сотни запросов от родственников защитников города, числящихся пропавшими без вести, с просьбой установить судьбу близких, но удается это очень немногим.

Но еще 5 июля 1942 г. газета Черноморского флота «Красный черноморец» опубликовала фото А. Соколенко с подписью «Бои за Севастополь.  Катера-охотники  сопровождали транспорты, идущие  к  городу-герою»  и  заметку А. Ивича «Бой над морем». В ней говорится, что транспорты с севастопольцами благополучно пришли в порт назначения, а летчики-гвардейцы   Арсентьев  и Черниенко отогнали вражеские самолеты, идущие в атаку на наши транспорты, эвакуирующие героических защитников Севастополя.

4 июля 1942 г. в «Правде» была опубликована, и передовица «Железная стойкость советских воинов» в которой была дана оценка подвига Севастополя: «Героическая оборона Севастополя составит одну из самых ярких и блестящих страниц истории отечественной войны советского народа против немецко-фашистских мерзавцев. Подвиги севастопольцев, их беззаветное мужество, самоотверженность, ярость в борьбе с врагом будут жить в веках, их увенчает бессмертная слава. Беззаветный героизм севастопольцев служит примером, вдохновляющим советских воинов на новые подвиги в борьбе против ненавистного врага».

24 июля 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте, борьбу с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество орденами была награждена большая группа начальствующего состава Военно-Морского Флота, в том числе орденом Ленина – 4 человека, Красного Знамени – 36 человек, Отечественной войны I степени – 5 человек, Красной звезды – 17 человек. Так Родина оценила подвиг руководителей Севастопольского оборонительного района и города, командиров и комиссаров соединений и частей Приморской армии и Черноморского флота. В Указ почему-то попали лишь те, кто был эвакуирован в июле из Севастополя, но не было ни одного из тех, кто дрался на севастопольской земле и после официально объявленного оставления нашими войсками города. Я не умаляю заслуг награжденных, но те, кто выполнил до конца свой долг в эти тяжелые дни начала июля и позволил командованию покинуть Севастополь, должны были быть также награждены. Но, составлявшие Указ, видимо перестарались – кто знает, что с ними стало?

В течение месяца в газетах публиковались статьи руководителей обороны Севастополя вице-адмирала Ф.С. Октябрьского, дивизионного комиссара И.Ф. Чухнова, других командиров и комиссаров. Писали и о Байде, Александере, других защитниках Севастополя, но ни слова не было сказано, что они попали в плен. В материалах о партизанах Крыма упоминались отдельные фамилии моряков-черноморцев, правда, чаще писалась лишь первая буква. Тем самым создавалась надежда у родственников, считавшихся пропавшими без вести воинов, что и они живы, воюют в немецком тылу. Лишь спустя годы стало известно о  нахождении  многих  из  них в плену…

Еще в изданной в 1957 году книге Н.П. Вьюненко «Черноморский флот в Великой Отечественной войне» говорится, что «30 июня 1942 года по приказу Ставки Верховного Главнокомандования советские войска начали эвакуацию Севастополя. Оставив небольшой отряд прикрытия, основные силы Севастопольского оборонительного района начали отход в район мыса Херсонесский. В продолжении трех дней корабли, подводные лодки и авиация Черноморского флота эвакуировали войска. 2 июля эвакуация основных сил были закончена. Оставшиеся на позициях отряды прикрытия вели тяжелые бои, а затем ночью прорвались в горы на соединение с партизанами Крыма» (стр. 143-144).

Известный советский историк академик А.М. Самсонов в изданном Академией наук СССР труде «Вторая мировая война» (изд. «Наука», Москва 1985 год) утверждает, что «Выполняя приказ Верховного Главнокомандования советские войска приступили к эвакуации, проходившей в исключительно тяжелых условиях. Части отходили в район мыса Херсонесский и под сильным огнем противника грузились на корабли, подводные лодки и в самолеты Черноморского флота.» (стр. 206).

В книге «Великая Отечественная война. Вопросы и ответы» (М., Политиздат. 1984 год) об этих днях говорится: «Лишь 30 июня, когда иссякли все боеприпасы, а также продовольствие и питьевая вода, по решению Ставки началась эвакуация войск из города, проходившая в очень сложной обстановке, под непрерывным воздействием авиации и артиллерии противника. 4 июля советские войска оставили Севастополь, хотя на отдельных участках (в частности, в районе мыса Херсонес) неравная по силам борьба с противником продолжалась до 9 июля.» (стр. 158).

Эту «информацию» подтверждали и авторы изданного в Москве издательством «Планета» в 1982 году фотоальбома «Великая Отечественная» Маршал Советского Союза В.И. Чуйков и генерал-лейтенант Б.С. Рабов: «Вечером 30 июня, когда у защитников города кончились боеприпасы, продовольствие и питьевая вода, по приказу ставки ВГК они отошли к берегу моря. Остатки гарнизона района (СОРа-Б.Б.) были эвакуированы на Кавказ. Часть защитников города прорвалась в горы и вступила в партизанские отряды». (стр. 108).

Адмирал Н.Г. Кузнецов в книге «Курсом к победе» (Москва, Воениздат 1975 года) также считает, что «часть защитников Севастополя, эвакуировать которых не удалось, все же пробилась в горы и присоединилась к партизанам». (стр. 209).

В 4-м издании, исправленном и дополненном, книги «Боевой путь Советского Военно-Морского Флота» (М, Воениздат. 1988) об этих днях говорится: «К исходу 30 июня средства обороны окончательно иссякли. Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение об оставлении Севастополя. Однако эвакуировать все войска было невозможно, так как порт находился под обстрелом противника и в него могли прорваться только подводные лодки и быстроходные катера. Для обеспечения района Херсонеса, где проводилась посадка, была организована линия обороны по меридиану Стрелецкой бухты. Частичная эвакуация продолжалась до 3 июля и протекала в исключительно сложных условиях. Весь район подвергался непрерывным бомбардировкам и ожесточенному артиллерийскому обстрелу. Подход кораблей к пристаням был невозможен. Поэтому погрузка войск и оружия на корабли осуществлялась с помощью шлюпок и катеров, многие бойцы добирались вплавь. Так удалось эвакуировать часть героических защитников Севастополя, часть пробилась в горы к крымским партизанам» (стр. 343).

И ни один из авторов даже не упоминает о десятках тысяч попавших в плен воинов.

                    СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ  ДОКУМЕНТЫ

Сейчас, спустя   годы, трудно проследить за тем, что происходило в те тяжелые дни. Поэтому обратимся к воспоминаниям Наркома ВМФ адмирала Н.Г. Кузнецова, коменданта береговой обороны СОРа генерал-майора П.А. Моргунова и книгам по истории севастопольской обороны.

В 9 час. 50 мин. 30 июня 1942 года Ф.С. Октябрьским была отправлена следующая телеграмма:

«Кузнецову, Буденному, Исакову.

Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко увеличил нажим авиации, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2-3 дня.

Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200-300 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».

Вспоминает адмирал Н.Г. Кузнецов: «Об этой телеграмме мне доложили около 14 часов 30 июня. Хотя Севастопольский оборонительный район оперативно подчинялся маршалу Буденному, я понимал, что моя обязанность, прежде всего – своевременно дать ответ. Армейское командование в Краснодаре еще болезненно переживало недавнюю неудачу на Керченском полуострове. По опыту эвакуации Таллина я полагал, что главком едва ли примет решение сам, не запросив Ставку. Времени же для запросов и согласований уже не оставалось. По обстановке было ясно: Севастополь придется оставить. Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16 часов 40 минут послал Военному Совету Черноморского флота телеграмму о том, что эвакуация разрешена.

Таким образом, 30 июня Ставка приняла решение оставить город».

Воспоминания Н.Г. Кузнецова несколько отличаются от документов, приведенных генерал-майором П.А. Моргуновым в книге»Героический Севастополь» со ссылкой на документы ЦВМА: «В 18 час. 30 мин. 30 июня Военный Совет Черноморского флота получил телеграмму из Главного Морского Штаба Наркомата ВМФ:

«В.С. Черноморского флота.

Нарком Ваше предложение целиком поддерживает.

Будет доложено Ставке.

30 – 06 – 42 г.  17 час. 10 мин. Алафузов. Никитин».

Около 19 час. Военный Совет флота получил ответ Наркома Н.Г. Кузнецова с разрешением Ставкой эвакуации на Кавказ.

Примерно через час в одном из казематов 35-й батареи состоялось последнее заседание Военных советов флота и Приморской армии».

На нем было решено оставить во главе войск СОРа генерал-майора П.Г. Новикова – командира 109-й стрелковой дивизии. Его помощником по морской части назначили капитана 3 ранга А.И. Ильичева.

В 21 час. 30 мин. 30 июня был издан боевой приказ командующего Приморской армии генерал-майора Петрова:

«1. Противник, используя огромное преимущество в авиации и танках, прорвался к окраинам города Севастополя с востока и севера. Дальнейшая организованная оборона исключена.

2. Армия, продолжая выполнять свою задачу, переходит к обороне на рубеже: мыс Фиолент – хут. Пятницкого – истоки бухты Стрелецкой. Оборона указанного рубежа возлагается на группу генерал-майора Новикова П.Г.

3. Группа генерал-майора Новикова П.Г. в составе: 109-й, 388-й СД, 142-й стр. бригады, курсов младших лейтенантов армии, учебного батальона 191-го СП, зенитно-пулеметного батальона. Артгруппа в составе 47-й АП, 953-й АП и 880-й ЗАП. Задача – упорно оборонять рубеж: хут. Фирсова – хут. Пятницкого – истоки бухты Стрелецкой».

Командование СОРа, убывая из Севастополя, ограничилось лишь устными приказаниями.»

Эвакуация осуществлялась на самолетах Московской авиагруппы особого назначения, прибывших из Новороссийска подводных лодках «Щ-209» и «Л-23», тральщиках «Взрыв» и «Защитник» и сторожевых катерах. Кроме того, из Севастополя вышли, базирующиеся в его бухтах, плавсредства в количестве 43 единиц (до Кавказа дошло лишь 17). Вышедших в море на шлюпках и подручных средствах подбирали летчики гидросамолетов, моряки с подводных лодок «А-2» и «М-112» и катеров. Отдельные севастопольцы достигли Турции и оттуда были отправлены на Родину.

Поздно вечером 30 июня Маршал Советского Союза С.М. Буденный направил в Севастополь директиву с разрешением эвакуации командования СОРа. Командующим СОРа был назначен генерал-майор Петров, которому предлагалось «немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остатками войск вести упорную борьбу, от которой зависит успех вывоза». Но эта директива опоздала …

Спустя годы адмирал Н.Г. Кузнецов писал: «Были ли приняты меры для эвакуации? Это вопрос мне приходилось слышать не раз. Вопрос о возможном оставлении Севастополя должен был стоять перед командованием флота, главнокомандованием Северо-Кавказского направления, которому Черноморский флот оперативно подчинен, и Наркоматом ВМФ. Все эти инстанции обязаны были заботиться не только о борьбе до последней возможности, но и о вынужденном спешном отходе, если это потребует обстановка. Эвакуация оставшихся войск после третьего штурма Севастополя еще ждет объективного, исторического анализа; сделать подробный анализ в рамках воспоминаний трудно.

 … Об эвакуации войск, конечно, следовало подумать нам, в Наркомате ВМФ, подумать, не ожидая телеграммы из Севастополя. Никакая другая инстанция не должна была заботиться о защитниках Севастополя так, как Главный морской штаб под руководством Наркома. Ни оперативное подчинение флота Северо-Кавказскому командованию, ни руководство Севастопольским оборонительным районом (через главкома направления или непосредственно со стороны Ставки) – ничто не освобождало от ответственности нас, флотских руководителей в Москве. И меньше всего следовало упрекать в непредусмотрительности местное командование, которому была дана директива драться до последней возможности. Военные советы Черноморского флота и Приморской армии со своими штабами в обстановке напряженных боев не могли заранее заниматься разработкой плана эвакуации. Все их внимание было сосредоточено на отражении врага.

Когда 30 июня Ф.С. Октябрьский доложил о необходимости оставить Севастополь, нам в Москве представлялось, что борьба может продлиться еще неделю-две. Но этот расчет был неверен, мы переоценили силы и возможности обороняющихся. Прорыв противника с Северной стороны на Корабельную оказался для нас неожиданным. Как-то, уже позже, я разговаривал об этом с адмиралом И.С. Исаковым, который был в те дни заместителем Главкома и членом Военного Совета направления. Он откровенно сказал, что «если бы эвакуация была до деталей продумана и проведена раньше, возможно удалось бы вывезти больше людей». Но это только предположения. Если бы мы, скажем, в середине июня 1942 года поставили перед Ставкой вопрос об эвакуации Севастополя и получили разрешение, что маловероятно, то в этом случае было бы вывезено больше людей и кое-какая техника.

Но в таком грандиозном сражении, какое происходило под Севастополем, никто не мог предусмотреть, когда возникнет критическое положение. Приказ Ставки, весь ход войны, обстановка тех дней на фронтах требовали драться в Севастополе до последней возможности, а не думать об эвакуации. Иначе Севастополь не сыграл бы своей большой доли в борьбе за Кавказ и косвенно за Сталинград, армия Манштейна не понесла бы таких потерь и была бы переброшена раньше на новое важное направление.»

Наркомат ВМФ к тому времени уже имел опыт эвакуации войск морским путем. Еще 30 сентября 1941 года Военному Совету Черноморского флота была направлена директива Наркома № 3Н/545 об учете опыта Таллина при эвакуации Одессы. Выполнение ее требований позволило вывезти в Крым защитников Одессы без каких-либо существенных потерь, скрытно и в сжатые сроки.

Но в данном случае, видимо, не малую роль сыграла директива командующего Северо-Кавказским фронтом № 00201/ОП от 29 мая:

«… Севастополь имеет прочную систему обороны, может противостоять любому наступлению противника.

Приказываю:

1. Предупредить весь личный состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой – переправы на Кавказский берег не будет …».

Прибыв в Новороссийск, Октябрьский и Кулаков направили в Москву и Краснодар последнее боевое донесение на 24.00 30 июня. В нем говорилось: «В ожесточенных боях 29 и 30 июня остатки 25-й, 345-й, 388-й стрелковых дивизий, 7-й, 8-й, 9-й и 138-й стрелковых бригад, 3-го полка морской пехоты понесли исключительно тяжелые потери и полностью потеряли боеспособность.

Таким образом, к исходу 30 июня в составе войск СОРа, частично сохранивших боеспособность, осталось 109-й стрелковой дивизии около 2000 бойцов, 142-й стрелковой бригады около 1500 бойцов и сформированные из остатков разбитых частей, артполков Береговой обороны, ПВО и ВВС четыре батальона с общим числом до 2000 бойцов. Эти войска, кроме стрелкового оружия, имеют небольшое число минометов и мелкокалиберной артиллерии. Кроме того, осталась в строю 305-мм 35-я башенная батарея, но с сильным расстрелом орудий.

Аэродромы находились под непрерывным обстрелом и бомбовыми ударами авиации противника.

… Исходя из сложившейся обстановки на 24.00  30.06.42 года и состояния войск считаю, что остатки войск СОРа могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня.

… Новикову поставлена задача продолжать уничтожать живую силу противника на последнем рубеже (на западном берегу Стрелецкой бухты – отм. 30,6 – отм. 36,3, далее по валу на юго-запад до отм. 24.9 и к берегу моря – 6.6) и обеспечить отход и эвакуацию возможно большего числа людей. Для этого ему направлено 5 подлодок, 4БТЩ и 10 катеров МО. Кроме того, если позволит обстановка, 1 июля будут посланы самолеты.

… Захватив Севастополь, противник никаких трофеев не получил. Город, как таковой, уничтожен и представляет груду развалин.

… Отрезанные и окруженные бойцы продолжают ожесточенную борьбу с врагом и, как правило, в плен не сдаются …

… Все защитники Севастополя с достоинством и честью выполнили свой долг перед Родиной.»

19 час. 30 мин. 1 июля   в  донесении генерал-майора Новикова указано:   «наши части под натиском противника отошли на рубеж Камышовая бухта – отм. 16.6. При данном положении ночь с 1 на 2 июля является последним этапом эвакуации и организованной борьбы за Севастополь».

В 22 час. 15 мин. 1 июля вице-адмирал Октябрьский запросил генерала Новикова: «Немедленно донести мне, можете ли продержаться два-три дня на этом рубеже». Но ответа из Севастополя не поступило …

В последней телеграмме Новикова говорилось: «Начсостав 2000 человек готовности транспортировки». В ночь на 1 июля эвакуации подлежали высшее командование и командный состав от командира полка и выше. Основная часть их была вывезена. Остальной командный состав отзывали из частей на 35-ю батарею для эвакуации в ночь с 1 на 2 июля. На этом, по словам начальника штаба флота Елисеева, эвакуация должна была быть закончена. 1 июля он направил телеграмму Новикову: «По приказанию КЧФ «Дугласы» и морская авиация присланы не будут. Людей сажать на БТЩ, СКА и ПЛ. Больше средств на эвакуацию не будет. Эвакуацию на этом заканчивать».

В ночь на 2 июля прибывшие с Большой земли катера смогли взять лишь немногих защитников города. Перегруженные, они уходили в море, а на берегу и в воде тысячи бойцов надеялись, что еще придут корабли и их не забудут.

На рассвете 2 июля, идущий вдоль Крымского берега СКА-0112 был атакован четырьмя немецкими катерами, затем прилетел «Ю-88» и начал обстреливать катер. Катер был подбит. Из 94 человек в живых осталось лишь 16, которые были захвачены в плен. В районе мыса Сарыч был потоплен СКА-0124. В плен попало 15 человек. Все пленные были доставлены в Ялту. Среди них были генерал-майор Новиков, бригадный комиссар Хацкевич, капитан II ранга Заруба, политрук Звездкин, а также командиры и бойцы из штаба 109-й СД и, оставшиеся в живых, члены экипажей.

Прибывшие с Кавказа катера, тральщики и подводные лодки не могли решить проблему эвакуации защитников Севастополя.

По воспоминаниям немногих, оставшихся в живых защитников Севастополя, трудно составить картину тех трагических дней июля 42-го. Но отдельные эпизоды героических подвигов воинов, так и оставшихся, в большинстве своем, неизвестными, самопожертвование, чтобы спасти других, таких же обреченных на смерть или плен, гибель в бою, увы, не подтвержденная до сих пор архивными документами и отсутствие места захоронения ждут своих исследователей уже больше семидесяти лет. Свой «вклад» в замалчивание этих подвигов внесли и те, кто вроде бы должен был по своему статусу собирать, изучать и пропагандировать их. Основными причинами этого были и секретность многих документов, и грозное «низзя», когда решался вопрос о военнослужащих, попавших в плен, и разобщенность ведомств, к которым принадлежали музеи и архивы, а сейчас и государственные границы, разделившие страну, победившую фашизм, на отдельные государства с разным отношением к событиям и героям тех военных лет. Даже сейчас трудно получить доступ к хранящимся в фондах воспоминаниям и документам. Принцип «собаки на сене», к сожалению продолжает существовать …

Понятие «плен» в уставах РККА отсутствовало, а слова «плен» нет даже в «Советском энциклопедическом словаре» издания 1979 года, хотя есть понятие «военнопленные», взятое из международного права.

В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова 1961 года издания сказано, что плен – это «состояние, в котором находится человек, захваченный противником и лишенный свободы». А понятие «военнопленный» намного проще, чем в международном праве.

Вопрос о том, сколько человек погибло и попало в плен во время последних боев на севастопольской земле до сих пор остается открытым. Запущенные в сводке Совинформбюро цифры значительно отличаются от реальных. Ведь даже приводимые в последние годы в открытой печати данные отличаются от них примерно на порядок. Так в книге «Россия и СССР в войнах ХХ века»,  изданной  под  редакцией  Г. Ф. Кривошеева (М., «Олма-Пресс», 2001), приведены данные по потерям Приморской армии (1 формирование) с 01.09.41 по 07.07.42, т.е. за период ее участия в обороне Одессы, боях в Крыму и обороне Севастополя.  В  1942 г.  безвозвратные  потери  составили 69118  чел.,  санитарные – 92910 чел.

Но Севастополь  защищали  также моряки Черноморского флота,    данные  о  потерях среди которых не включены в эту таблицу, т.к. они не входили в состав Приморской армии.  В этой  же  книге потери  Черноморского  флота  и  Приморской  армии  в  период  обороны  Севастополя    с  30.10.1941 г.  по  4.07.1942 г.  составили  200 481 чел.,  в  т.ч.:  безвозвратные —  156880  чел.,  санитарные – 43601 чел. (причем,  большинство  раненых  не  было  эвакуировано). 

     Согласно данных отчета по обороне Севастополя в период с 21 мая по

30 июня в СОРе числилось 126967 человек. Общие потери за этот период составляли  90511 человек, в т.ч. убитыми 24647 чел., ранеными 55289 чел, пропавшими без вести 10357 чел. За период с 21 мая по 3 июля было эвакуировано 18635 раненых, 1349 чел. командного и 1489 чел. рядового состава и 147 заключенных. Если вычесть количество погибших и вывезенных на Кавказ, то на 3 июля в Севастополе находилось 70343 человека. А пропавшие без вести за указанный период 10357 чел.  погибли или попали в плен. Причем в Севастополе остались и 36654 раненых, которых исключили из состава СОРа как санитарные потери.

     По другим, ныне рассекреченным источникам, в СОРе на 1 июля оставалось 79956 бойцов и командиров. Так что цифра около 80 тысяч человек, значительную часть из которых составляли раненые, приведенная вице-адмиралом Ф.С. Октябрьским на военно-научной конференции в 1961 году, видимо соответствует действительности. Из них порядка 50 тысяч входили в состав Приморской армии и 30 тысяч – Черноморского флота.

     В   Книге Памяти Севастополя    отметка  «пропал без вести» и дата 2-3 июля 1942 года встречается чаще, чем запись о гибели и, тем более, о месте захоронения.

     Немецкий генерал Курт Типпельскрих в «Истории второй мировой войны» утверждает, что на мысе Херсонес захвачено в плен 100 000 советских воинов. Цифра, конечно, несколько завышена, как и в других трофейных документах, но все же ближе к действительной, чем данные, приводимые Совинформбюро 4 июля 1942 года.

    В донесении 30-го армейского корпуса вермахта говорится:

«II  Количество захваченных пленных в полосе корпуса с 21 по 30.06.42 года составило 6504 чел.

IV  За период с 3-го по 4-е июля было захвачено пленных 33624 чел.

VII  6.07.42 захвачено 512 пленных.

VIII  За период с 07.06.42  ХХХАК захватил 80914 пленных (Донесение от 10.07.42)»

     Причем данные донесений оперативного и разведотдела корпуса идентичны, хотя в число захваченных входят и местные жители.

      Во что вспоминает доктор Е. Эммрих о своей поездке с начальником военно-санитарного управления района доктором Ромбахом: «Мы выехали за пределы города (Севастополя – Б.Б.), отдалившись от него на 1 км к югу. Там, на косогоре, в виноградниках, на земле лежали тысячи русских раненых. Несколько дней они ничего не ели и не пили. Подавляющее их большинство не подвергалось даже первичной хирургической обработке. Час от часа солнце палило все немилосерднее. Плачевное состояние этих поверженных войной людей взывало к небесам. Казалось, что над холмами висел один слабый, скорбный вздох. А в долине внизу находились несколько переполненных загонов, в которых находилось около 30 тысяч не пострадавших военнопленных. Оттуда доносились отдельные выстрелы». (Bamm P. Die unsichtbare Flagge. Munchen, 1982).

В донесении командующему войсками оперативного тылового района группы армий «Юг» начальник полиции безопасности и СД крепости Севастополь оберштурмфюрер СД Фрик 16 июля 1942 года докладывал: «Оперативная обстановка в крепости Севастополь и прилегающих районах в течение пятнадцати суток с момента взятия крепости (включая 15 июля) характеризуется следующими основными факторами:

• полным подавлением организованного сопротивления русских, как на суше, так и на море, у берегов Крыма;
• засоренностью освобожденной территории Крыма многочисленными бандобразованиями, именующими себя партизанами, скрывающимися в горах, готовыми принять вооруженных русских из разбитых полков и подразделений;
• наличием в прибрежной зоне, в развалинах самой крепости Севастополь, в прилегающих деревнях сотен мелких разрозненных остаточных групп и отдельных вооруженных матросов, солдат, командиров противника, партийных функционеров;
• засоренностью освобожденной крепости многочисленной агентурой большевиков и их пособников, готовых дать укрытие недобитым матросам и комиссарам.

Наиболее характерные враждебные проявления за данный период (с 1 по 15 июля включительно):

• до 12 июля включительно продолжалось сопротивление фанатически настроенных русских в районах мысов Фиолент и Херсонес; до конца 3 июля к ним пытались пробиться суда противника: 4 быстроходных тральщика, 17 сторожевых катеров и, по неполным данным – 6-10 подводных лодок;
• в течение второй половины дня 3 июля, в ночь на 4 июля и весь день 4 июля остаточные группы делали попытки пробраться вдоль берега и уреза моря, чтобы выбраться из окружения, но в районе лощины, левее батареи-форта «Максим Горький – 2» им преграждали путь наши прочные засады, сформированные из пулеметчиков и автоматчиков;
• в течение 3-15 июля на территории крепости, преимущественно в ночное время, убито и пропало без вести 278 военнослужащих, что доказывает наличие значительного числа преступного, пробольшевистски настроенного элемента;
• во время обысков, проведенных 8-9 июля в домах, развалках, подвалах, сараях, с помощью военнослужащих выявлены сотни лиц, дававших приют солдатам и матросам противника;
• 9 июля сожжена автомашина в районе железнодорожного вокзала, преступники скрылись;
• 12 июля убиты два полицейских;
• 14 июля взят русский врач, укрывавший под видом больных раненых.

Всего с 1 по 15 июля, включительно, ликвидировано (не считая военнослужащих, окруженных вблизи вышеуказанных мысов) 178 вооруженных групп противника из числа комиссаров, командиров, матросов и солдат, 27 бандобразований из числа гражданских лиц, 76 одиночных бандитов.

… Специально прибывшей в крепость зондер-командой СС в составе 800 человек, управлением СД, комендатурой, полицией совместно с привлеченными в помощь воинскими подразделениями проведен ряд крупномасштабных молниеносных акций с целью выявления комиссаров, командиров Красной Армии, большевиков из гражданских лиц, комсомольцев, все выявленные оформлены (убиты)».

В газетах периода войны имеется немало корреспонденций об обращении немецко-фашистских оккупантов с советскими военнопленными.

22 марта 1944 года газета «Красный Крым» писала о бахчисарайском лагере, куда в июле 1942 года пригнали защитников Севастополя: «Этот лагерь был расположен на крутом склоне горы. Люди лежали здесь вповалку на земле и задыхались от жары и жажды. Воду пленным не давали, а кормили ржавой соленой хамсой. Вода была по ту сторону колючей проволоки, ограждавшей лагерь, в поливной канаве. Тех, кто пытался пробраться к воде, часовые убивали.

В южной части лагеря колючей проволокой был отделен небольшой угол, который военнопленные называли «мышеловкой». В эту «мышеловку» загонялись командиры, коммунисты, комсомольцы, евреи и другие «особо опасные» пленные. Там их раздевали, избивали до полусмерти, а вечером расстреливали. Только с 5 по 15 июля в этой «мышеловке» погибло 5500 человек.

Вторая «мышеловка» в лагере носила вывеску «Красного Креста». В ней массами погибали раненные военнопленные, привезенные из госпиталей Севастополя.

16 июля многих военнопленные погнали в Симферополь. По дороге гитлеровцы застрелили около 400 чел.

В симферопольском лагере на территории бывшего «картофельного городка» фашистские надсмотрщики выбивали пленным глаза, разбивали лица. Офицеры развлекались более утонченно: они приходили в лагерь с овчарками и натравливали их на людей.

Тысячи военнопленных погибли от голода, от изнурения на непосильной для человека работе».

В сообщении Совинформбюро от 20 января 1944 года приведены показания захваченного в плен немецкого ефрейтора, которым рассказал о потоплении в декабре близ Севастополя 5 тысяч заключенных, содержавшихся в городской тюрьме гестапо, и потопленной в январе группе советских военнопленных. В апреле-мае 1944 года на кораблях, увозивших из Крыма гитлеровских вояк, прикрывались советскими военнопленными.

        В докладе Крымской комиссии по расследованию злодеяний немецко-румынских фашистских захватчиков в Крыму и причиненного ими ущерба зафиксированы факты уничтожения советских граждан: «В Симферополе на территории совхоза «Красный» варвары уничтожили свыше 8000 советских граждан.

      В Севастополе немецко-фашистские мерзавцы сожгли в инкерманских штольнях 3000 чел., сожгли в барже 2500 чел., утопили в море 8000 чел и использовали в качестве маскировки своих судов не менее 9000 чел. советских граждан.

      По всему Крыму немецко-фашистские оккупанты за время оккупации расстреляли 71921 мирного жителя и 19319 советских военнослужащих; замучили 18322 человек гражданского населения и 26615 человек военнослужащих …  За  время оккупации расстреляно, замучено и угнано в рабство по Крымской АССР  219625 человек».

     Но севастопольцев гнали и в лагеря Румынии, Польши, Германии, Франции,  Норвегии и других стран Европы.

      По воспоминаниям очевидцев дорога от Херсонеса была усеяна трупами наших воинов, а выживших ждали еще долгие месяцы плена.

       Поэтому очень трудно восстановить судьбу всех тех, кто выполнил свой долг до конца и попал в плен, когда иссякла надежда на эвакуацию …