Влияние руководящей и направляющей роли родной партии на службу молодых лейтенантов продолжилось, причём без перерыва. Проводники этого влияния, называемые, в то время, в среде политически незрелых офицеров, политработниками, мыслили крайне нетрадиционно. Например, к революционным праздникам, они имели привычку организовывать смотры художественной самодеятельности и брать повышенные социалистические обязательства. О соревнованиях расскажу позже, а об искусстве – прямо сейчас. Делалось это таким образом: желающих петь и танцевать лейтенантов, в приказном порядке, при строжайшем контроле загоняли в хоры и ансамбли. Отсутствие музыкального слуха, а также болезнь Паркинсона, во внимание не принималось.
Выбрать, правда, было можно: между песнями и плясками или проявить себя в оригинальном жанре. Так, вот, меня, уже лишённого иллюзий, но не умеющего ещё показывать фокусы, определяют в сводный из лейтенантов хор, жидко разбавленный двумя женщинами и тремя матросами. Вечерами, семь раз в неделю, разучиваем, под зорким взглядом дежурного политмассовика, песни про родного «рулевого», испытывая при этом лёгкую тошноту. Голова от этого, работала, только в направлении уклонения от этого «театра полного абсурда». И пришла мысль, как мне тогда казалось, гениальная: сменить жанр.
Я и мой сообщник, такой же лейтенант, выбирали среди номеров праздничного концерта то, что больше всего, после пения не умеем делать — танцы.
В хоре, отсутствие слаженности почти не заметно — открывай рот как рыба и — все. Да и политические песни не отягощены наличием мелодий. В плясках же, очень видно отсутствие координации движений. Поэтому, переписываемся в танцы, надеясь на них показать полную к ним неспособность, за что быть впоследствии, отчисленными из кордебалета и обратно в вокал не вернуться. То есть, в одном месте будут считать, что мы находимся в другом и, сами понимаете, наоборот.
Приходим на репетицию, начинаем показывать полнейшую бездарность, а главный политтанцор уверяет, что все замечательно, что у нас талант и, что через пару недель нас не стыдно будет откомандировать в ансамбль имени Александрова.
Пришлось обратно в хор и на концерте спеть целых две песни. Спел бы и сейчас, но слова и мелодию забыл.
А я в училище сразу понял, что те, кого записали в хор, не будут копать траншеи. Конечно, тоже записался. Но дня через три кто то нас всех проверял индивидуально и меня из хора отчислили! До третьего курса было так жаль, потом наоборот!
А в нашей Калининградской системе был начальник-адмирал, назовем его Пилип, который к какому-то юбилею собрал самый большой в Европе хор! Потом призвал в кабинет капраза и приказал ему быть дирижером.
-Так я и петь не могу и в музыке ноль,- честно признался капраз.
-А на х… рена! Ты, зато, самый длинный!
И капраз стал передовым дирижером: хор-то самый большой в Европе.
Потом этот адмирал переметнулся к хохлам и дербанил наш ЧФ.