Блытов В. На вахте. Прохиндиада

Авианосец «Брест» нависал мрачной глыбой над маленьким причалом, в бухте Русалки. Огромные медные винты, установленные в Черноморском судостроительном заводе, при постройке, лежали на полётной палубе корабля. По поверхности воды вокруг корабля плавала радужная плёнка какого-то топлива.

Огромный, в недалёком прошлом, корабль встал, как гора железа кормой к берегу. Сразу, за близкой к причалу колючей проволокой, начиналась тайга, а на ближайшей сопке со среза полётной палубы, называемой на корабле спонсоном, просматривался темно-зелёный кедрач.

Большие металлические тросы притягивали авианосец к причальной стенке кормой, и несколько тросов были даже привязаны не к береговым кнехтам, а к ближайшим деревьям и от времени и сильного натяжения вошли в многовековые дубы и сосны. Нос корабля, перегородивший более, чем половину бухты был растянут на бочках в разные стороны. Ржавые подтеки, и облупившаяся краска бортов корабля, зияющие дыры снятого вооружения на верхней палубе и надстройках, говорили о том, что это последнее пристанище в недалёком прошлом боевого корабля – гордости Тихоокеанского флота, за которым последует его «разделка на иголки», как любил говорить вождь пролетариата Владимир Ильич Ленин.

В соседней бухте Чародейки стоял в подобном состоянии второй такой же гигант «Смоленск», более молодой собрат «Бреста», попавший тоже сложные условия политических решений руководства страны.

— Не нужны России авианосцы – утверждали молодые руководители страны — реформаторы, проповедующие либеральные взгляды – Нет у нас врагов, а значит нам не нужны авианосцы — это слишком дорогое оружие агрессии. Мы ни на кого нападать не собираемся и на нас тоже никто не нападёт, а если понадобиться, то нам помогут Соединённые Штаты Америки.  Они это обещали нам. А если избавимся от этой никому не нужной груды металла, то сколько можно будет домов построить для уволенных в запас офицеров и мичманов? Думайте военные, только о том, как поскорее продать эти никому не нужные и устаревшие морально «мастодонты»!

Отплававшие «своё» корабли, безропотно ожидали своей дальнейшей участи. Нет, конечно по срокам службы, — это были совсем молодые, и заложенный им ресурс далеко ещё был не выработан (им бы служить ещё и служить, защищая честь России), но решением высшего руководства флота они исключены из строя боевых кораблей и уже больше года стоят в бухтах на побережье Японского моря, ожидая покорно свою судьбу.

Какой-то ретивый начальник, видимо выполняя заказ Пентагона, дал команду разрезать, на всякий случай, главные валы кораблей. Чтобы даже, если измениться политика и обстановка, никто не помышлял ввести эти корабли снова в строй. Гребные валы закладываются при постройке корабля и заменить их нет никакой возможности, без полной разделки корабля.

Приехали на корабли, молчаливые работники с непонятной хабаровской фирмы, назвавшейся как-то по новому ТОО «Белоглазка», в темно-синих спецовках, с красивыми картинками на спине, в виде широко открытого светло-голубого глаза. Молча работяги спустились в сопровождении командира БЧ-5 (главного механика корабля) капитана 2 ранга Мунина, в помещение гребных валов и в течении дня новейшими немецкими резаками лишили навечно эти корабли хода. Огромный плавкран загрузил никому уже не нужные медные многотонные винты на полётную палубу, и теперь они занимали половину места в корме корабля. А работяги, добросовестно исполнившие свою работу, также молча погрузились в новейшие японские автобусы марки «Тайота» и убыли по только известным им планам.

Настроение у всей команды корабля, в этот день было подавленное. Если раньше были надежды, что кончатся «злые» времена, найдутся деньги на ремонт, и гордый «Андреевский флаг» «Бреста» на рее снова увидит морские дали Тихого и Индийского океанов, а с палубы с рёвом поднимутся новые и более современные самолёты ЯК-141м и СУ-33 мк, а возможно, что и ещё что-то более современное. А теперь?

— Все, отплавались – мрачно резюмировал вылавливая на ужине в макаронах по-флотски кусок мяса старожил корабля, командир БЧ-7 капитан 2 ранга Муравьев.

— Не отплавались, а отходились – поправил старшего товарища капитан-лейтенант Якунин – командир электротехнического дивизиона БЧ-5 – плавает, знаете, что товарищ капитан 2 ранга?

— Знаю – говно плавает, а мы и есть говно, и с нами поступили именно, как с настоящим говном. Я на этом корабле с командиром с первого экипажа, с самой постройки – мрачно уткнувшись в тарелку, продолжал командир БЧ-7 – был бы жив наш командир Жжёнов, не умри он на боевой службе от сердечной недостаточности – довели сволочи человека, а сейчас флот распродают. И некому слово сказать в его защиту. И кто – продают корабли — те же Душманы и Учителя. Разнести бы нашим главным калибром это прибежище казнокрадов и предателей, которое раньше штабом флота называлось! Где настоящие адмиралы — моряки Сатулайнен, Державин, Верстовский – все, нет их – сожрали их, на пенсию выкинули, чтобы проще было флот разворовывать. Нет на них Петра Великого.

— Василий Васильевич, ну что вы говорите здесь такое – делая выразительные жесты, мимикой лица и руками командиру БЧ-7, шёпотом произнёс заместитель командира по воспитанию капитан 3 ранга Гагулин – Здесь же матросы, мичмана – он кивнул в сторону вестовых головой и мичманского стола — Ну будьте благоразумны, что они могут подумать о руководстве корабля, старших офицерах? Выбирайте, пожалуйста, выражения и слова. И так у нас не все Слава Богу, а тут вы ещё со своими высказываниями. Вон третьего дня кто-то все пожарные рожки спёр, у кают-компании, а кто-то скручивает из кают по ночам задрайки, снимает зеркала из кают, выламывает закрытые тяжёлые двери струбцинами, как будто у нас внизу партизанский отряд действует.

— Не партизанский отряд, а мародёры натуральные. Ловить их надо, и на юте расстреливать без суда и следствия. А что мои высказывания – вон главные валы попилили – и все высказывания. Авианосцу нашему трындец. А рожки, зеркала и задрайки – это мелочи все. Ну ладно мы, а «Смоленск» — и шести лет не проплавал, его-то тоже за компанию или как?  Вы что же думаете – это такая у нас сейчас политическая целесообразность? Напиться хочется после такого, или пулю в лоб пустить – Муравьев встал из-за стола и запустил стаканом с компотом в сторону кают-компании штаба, который со звоном разбился о край стола, и вышел из кают-компании.

Вслед за ним, осуждающе посмотрев на заместителя по воспитанию, вышел, сидевший с ним за одним столом командир БЧ-4 капитан-лейтенант Саша Герасимов. Другие офицеры, помещавшиеся за длинным столом, и молча слушавшие перепалку, тоже морально поддерживая командира БЧ-7 стали вставать из-за стола, и выходить из кают-компании. Настроение у всех было не самое лучшее.

Ещё пару лет назад при стоянке в Дальзаводе стоял вопрос о переходе авианосца для ремонта, в Черноморский судостроительный завод, у которого для такого ремонта хватало и мощностей, и возможностей. Потом встал вопрос о консервации, до лучших времён в бухте Русалка. И вот внезапное решение высшего московского командования – срочный спуск военно-морского флага, на который даже никто не прибыл из руководства флота, и отстой с жалкими остатками экипажа в забытой Богом бухте Русалка. Механизмы за несколько лет повыходили из строя, и частично повыводились доблестным личным составом, который занялся злостной продажей всего, что плохо лежало на корабле. Первыми отказали электростанции и после большого пожара в носовой электростанции на палубе водрузили переносные дизель-генераторы, которые и дают освещение и тепло в ограниченной части корабля, и являются вечной головной болью командира БЧ-5 и командира электротехнического дивизиона. Поговаривали, что экипаж доживает последние дни, что уже скоро придут гражданские специалисты, которые должны подготовить корабль для продажи то ли в Индию, то ли в Китай, то ли ещё куда.

Замполит остался в одиночестве за командирским столом. Лишь за дальним боковым столом удивлено смотрели в сторону офицеров мичмана. Надо сказать, что после перевода корабля в бухту Русалка мичманская кают-компания закрылась, и оставшиеся на корабле, в составе так называемого временного сдаточного экипажа, шесть мичманов перебазировались питаться в офицерскую кают-компанию. И вот теперь, допивая компот, мичмана молча и с неприязнью, смотрели в сторону офицерского стола.

— И чего этим офицерам неймётся? Все понятно — корабль и так на иголки, и деловому человеку надо побольше поснимать с него всякого цветного железа и продать местным барыгам, по ночам так и роящимся у корабля, под различными причинами – подумал вытирая пышные усы мичман Опанасенко – старшина команды дальнего радиолокационного наблюдения, и ставя стакан из-под компота на стол – Вот поднакоплю несколько десятков тысяч гринов и тогда можно в Украину. Стану на Полтавщине знатным человеком, хозяином. Можно будет и своё дело открыть любое, хату добрую отстроить с бассейном, с башенками, как в кино показывают у буржуев. И чего этим офицерам не сидится, ну да ладно нам больше достанется. Пусть сидят со своими погонами и кортиками. Вон я толкнул уже свой за 150 гринов заезжему из Хабаровска барыге, а заодно и пару двигателей со сломанных катеров.  Нет, вовремя я не поехал с хлопцами в Украину. Теперь буду по сравнению с теми, кто спешили на двойные оклады и шмат сала, обеспеченным человеком, а тогда можно уже будет вернуться на ридну неньку Украину — незалежную, самостийную. Надо только поболе, этих клятых москалей, раскулачить теперь, пока есть возможность.

Мичмана с шумом встали с привернутых к полу крутящихся стульев и покинули с шутками кают-компанию. Впереди шёл здоровой и коренастый Опанасенко, с какой-то непонятно злобой рыскавший взглядом по сторонам.

— Черт их побери, как в таких условиях заниматься вопросами воспитания? На корабле остались одни неврастеники. Ну, порежут «Брест», ну и что – продадут железо и построят этим же дуракам квартиры в Приморском крае. Чего шум поднимать из-за этого куска ржавого железа? Да красная цена ему пара двух десятиэтажных домов – это лучше, чем так ржаветь годами в этой Тмутаракани – думал замполит, упоительно доедая остатки макарон.

Вестовые матросы, молча убирали тарелки со столов.

— А что ребята готовы, раньше времени домой поехать? Корабль продадут или на иголки пустят – вам службу сократят и по домам все сразу. Хотите?

— Хотеть-то домой хотим, но и корабль жалко. За что его так? Или флот России совсем уже не нужен? – спросил с какой-то болью во взгляде матрос Ершов, призванный из Москвы.

— Ну, жалко и мне корабль конечно. Это понятно, сердце болит, но больше домов построят для офицеров и мичманов. А они дурные этого не понимают. Устроили здесь показательный отказ от приёма пищи.

— Нет, товарищ капитан 3 ранга, и мне сегодня кусок в горло не полезет – не согласился с доводами зама по воспитанию Ершов – мы же со Жжёновым полтора года назад на боевой были в Индийском. Так чувствовали там, что корабль нужен Родине. Мы своё дело делали честно, а теперь что? Полкорабля на металлолом продали. А вокруг роятся прохиндеи всякие.

Слезы выступили на глазах у вестового, он отвернулся в сторону раздаточного окошка. Его рукой толкнул в бок второй вестовой, матрос Губайдулин из БЧ-2:

— Антон, давай быстрее убирай со столов, а то к чаю не успеем помыть посуду.

Антон, смахнув слезу, пошёл вдоль длинного стола собрать тарелки и прочую посуду.

— Вот философы драные, в робах — подумал зам по воспитанию, и аккуратно вытерев салфеткой рот, вышел из кают-компании – И эти туда же корабль им дороже дембеля. Все, нет корабля! Осталось с достоинством передать этот кусок железа, куда прикажут. Главное теперь не сгореть, как на «Смоленске» — выгорел весь машинный отсек – так ИО командира и замполита сняли тогда с должностей, за то, что не уберегли. А тут такой скандал из-за того, что главные валы порезали.

Надо сказать, что на корабле в этот момент экипаж официально не числился. Все офицеры, мичмана, старшины и матросы имели к своим должностям приставку ИО и находились за штатом, то есть временно исполняли должности. Флаг на корабле торжественно спущен, штат по приказам закрыт. Оставлено всего десять офицеров, шесть мичманов и пятьдесят матросов и старшин для содержания корабля и механизмов и подготовке корабля к утилизации или продаже. Ну и конечно и для охраны бывшего флотского имущества.

Зам по воспитанию Гагулин на «Бресте» был не «местный» (в смысле не старожил «Бреста»). Пришёл на корабль уже после спуска флага, и поэтому с другими членами оставшегося экипажа держал дистанцию или они с ним (в свою среду на авианосцах офицеры принимают новичков крайне осторожно) и не понимал их, как, впрочем, и они не понимали и не воспринимали его. Проштрафился, он на острове Русском, в учебном отряде — попался на воровстве продовольствия у матросов. А тут корреспондентишко попался заезжий и раззвонил во все колокола, что в их учебном отряде матросы, черт бы их побрал, от дистрофии попали в госпиталь, и прогремела часть на всю Россию. По телевизору показывали, в газетах разоблачали, а сколько на коврах у начальников пришлось выстоять и что выслушать не дай Господь вспоминать такое. Командующего флотом даже сняли с должности, командира учебного отряда под суд отдали – правда срок дали условный, вовремя он себе и Гагулину по поводу новых российских орденков подсуетился. Хочешь не хочешь, а орденоносцы – заслуженные люди, и сроки по положению можно только условные давать.

Ну, и как водится в славных политических органах, оставшихся по наследству от Советской власти, проштрафившихся политработников с должностей не снимают, и не судят (ну при чем, они здесь? Командиры за все отвечают во вверенных подразделениях), а сдвигают временно в сторону, на другой корабль, или в другую военно-морскую базу. Политработник — номенклатура высокого полёта (несмотря на все изменения во власти, своих не сдают), и как должность не назови, и кто бы не был у власти — политработники всегда нужны. Вот в одной базе начальник политотдела давал квартиры только тем офицерам, жены которых прошли через его постель. И что наказали, когда все выяснилось, и начался скандал? Ничего подобного перевели на равнозначную должность в Прибалтику. Поэтому Гагулин был уверен в своей судьбе. Не пропадёт – главное этот «Брест» побыстрее спихнуть. А там …. Скажут матросов причащать, и в церковь водить — пожалуйста. А рясу надеть и со свечой стоять и песни петь может даже получше, чем некоторые попы. Главное при деле быть и при власти.

 

— Товарищ командир, в команде нездоровые настроения, в связи с порезкой главных валов. Муравьев настраивает офицеров против приказов Главного штаба ВМФ и решений Правительства России – докладывал ИО командиру капитану 2 ранга Никифорову в его каюте, зам по воспитанию, сидя в кресле и закинув ногу на ногу, попивая командирский чаек.

ИО командира капитан 2 ранга Никифоров затянулся сигаретой, смахнул пепел в красивую хрустальную пепельницу, слегка прищуриваясь от едкого дыма, и обдумывая каждое слово, произнёс:

— А ты что Петр захотел, чтобы они возрадовались, что из корабля сделали кучу металлолома? Аплодировали, что каждый день с корабля исчезают приборы, детали механизмов, аварийно-спасательное имущество. Не дай Господь пожар – чем мы тушить будем? Ни одного пожарного ствола, огнетушителя, ни в коридорах и ни на сходах нет, света в дальних помещениях нет, по кораблю можно пройти только по определённым маршрутам, а по ночам кто-то орудует, внутри разбирая корабль – каждую ночь слышу стуки кувалд, выламывающих железо. Внизу грязь, вода, крысы. Света нет. А у нас ещё полные посты секретной техники. Потерю, которой нам не простит ни одно Государство. Не дай Господь! Загоримся, никто не потушит.

Зам вдруг быстро перекрестился, а командир увидев это, усмехнулся:

— Быстро вы в попы себя перевернули, однако.

— А я с детства был верующим – бабушка крестила, и крестик всегда со мной был. Даже в самые лютые годы. Ну командир ты сам понимаешь, что у нас здесь служба не сладкая. На то нас здесь и поставили, что бы блюли интересы государства.

— Наверно я Петр неправильно понимаю интересы государства, если не понимаю, почему новые корабли идут под нож, а более старые оставляют. Ну а насчёт религии, зачем тогда пошёл в политработники, коли не верил в идею?

— Да просто так пошёл в партию сначала. Все шли, и я пошёл. А потом понял, что видел ее недостатки и пошёл разлагать ее изнутри – с каким-то пафосом ответил Гагулин, запивая свой ответ, чаем из чашки с надписью «Брест» и гвардейской ленточкой по ободку – я первым партбилет публично сжёг, когда началась перестройка. Помнишь писали во «Флаге Родины»?

Командир встал подошёл к иллюминатору.

— Говоришь разлагать партию изнутри? Ну, ну! Лавры Саблина со «Сторожевого» не дают покоя? Так тот плохо кончил. Ладно шучу! Понятно, что все не так просто.

По левому борту корабля из командирского иллюминатора открывался безрадостный вид на разбитую колёсами автомобилей дорогу, проходящую вдоль залива. По дороге куда-то направлялась к сопке, за которой скрывалась дорога, группа из трёх матросов с мичманом во главе с тяжёлыми вещевыми мешками.

— Попёрли, чего-нибудь на продажу в Михайловку – подумал командир – и сколько с ними не говори, сколько не наказывай, все равно будут воровать, пока мы судить не начнём или пороть публично здесь на корабле. А судить не дают начальнички, им до лампочки, что будет с кораблём, сколько рапортов не пиши. Сами растаскивают корабельное имущество и потихоньку вывозят себе на квартиры и дачи. Вон флагманский коридор весь разобрали до металла – адмиралы с флота постарались, а надстройке третий ярус начальник штаба эскадры взял себе на дачу и для отделки квартиры, каюты авиаполка разбирают потихоньку для офицеров штаба. Кто-то торгует ими. Даже этого ворюгу Опанасенко списать с корабля не дают, ведь он для них первый помощник.

— А что Зам может нам, если поймаем кого, публично выпороть на верхней палубе при построении всего экипажа? Может, поможет?

— Ты что командир? Здесь же все повязано на верхние чины. Они тоже в доле и считают, что все что есть на корабле им принадлежит и надо все снять и вынести как можно скорее, все равно пропадёт – замполит с шумом и прихлёбыванием допил чай и поставил стакан на журнальный столик – Мне начпо уши проел снять для него рынду и закладную доску.

Дулю ему, а не рынду и закладную доску. Это все пойдёт в музей Тихоокеанского флота. Звонил сегодня начальник штаба флота, приказал готовить корабль к продаже в Южную Корею. Только зам никому пока ни слова. Это решение руководства из Москвы. Поэтому и попилили главные валы, чтобы никто не восстановил корабль и не мог его использовать, как боевой. Завтра на корабль прибудет группа охраны — я попросил, а то наши не справляются, и разделочная команда, которая будет готовить корабль к продаже, срезать с него все что можно снять, и в России оставить – командир сел за свой письменный стол, посмотрел замученным взглядом на Гагулина – поскорее бы чего-нибудь решали. Пока все это тянется, как резаком по сердцу. Я ведь принимал комбат «Шторма» «Брест» на заводе. Шесть боевых служб на нем прошёл. Я не перенесу эти времена, сердце от всего этого разрывается. Никогда не думал, что судьба уготовит мне готовить свой любимый корабль к разграблению и продаже.

— Да ладно командир, наш порежут — новые построят, более современные с горизонтальным взлётом и посадкой, самолёты новые создадут.

Когда? – взъелся внезапно командир, вскочил, встал над Гагулиным и с яростью в лице высказал, то что видимо давно было на сердце – И где? Ты что не видишь, что все поехало. На Украине уже первый атомный авианосец «Севастополь» порезали для продажи на металл, по просьбе Пентагона, стратегические бомбардировщики порезали. Нет, зам при такой стране и власти, нам никогда не дождаться новых авианосцев и самолётов. Скоро уже, и то что сегодня ещё есть, пустят на иголки. Флоту поверь мне конец. Все больше не встанет. Вон комбриг Литвин рассказывал, что «Стойкий» во Владике перевернулся, когда кто-то попытался срезать бронзовые кингстоны, а он новый почти ведь был. БПК «Свирепом» — выгорели машины, тоже года два как пришёл на флот – все на слом теперь. Подводные лодки у причалов приваривают к понтонам, что на плаву ещё остались, чтобы не утонули случайно у причалов. Все то, что осталось на сегодня, уже не может нормально в море ходить. Новый атомный крейсер «Адмирал Грейг» —  а посмотри в каком состоянии? Пожарные машины у причалов на всякий случай дежурят, что не день, то пожары или возгорания. Ты думаешь на других флотах лучше? Мне однокашники писали, что на Балтийском флоте несколько кораблей затонули прямо у причалов, а про Черноморский флот и говорить не хочется.

Да бросьте преувеличивать Владимир Константинович. Цусима была, а флот остался. В Бизерту Черноморский флот почти весь увели, а что не увели, то затопили в Цемесской бухте, а флот все равно возродился, как феникс и какую ещё войну выиграл. И в нашем варианте вы преувеличиваете от того, что приходиться свой корабль на слом пускать. От этого у Вас и у Василия Васильевича все проблемы. Вон мичмана нормально все переносят. Оставят самые перспективные корабли, через которые весь флот возродят и нам ещё достанется разворачивать грудь к ветру – улыбнулся замполит — Молодые офицеры — хлюпики пошли, ну рапорта все написали, так понятно, что им такая служба не нравиться. Слабаки, но мы то с вами за все отвечаем! Они пришли под романтику алых парусов, а здесь дерьмо приходиться вычерпывать каждый день своими руками.

Внезапно, ранним осенним утром следующего дня, на корабль прибыла группа охраны, на трёх автобусах – человек сорок во главе с начальником в чёрной униформе и черных вязанных шапочках и человек 20 работяг из той же «белоглазки» в темно-синих комбинезонах. Они построились на причале перед кораблём. На поясах у каждого охранника виднелись наручники в кожаных футлярах, пистолеты в кобурах, резиновые дубинки и длинные боевые ножи в специальных кожаных футлярах, за плечами короткие десантные автоматы. Рожи, у всех охранников, как будто с детства росли только на парном молоке, и свежих булочках. Ни улыбок, ни добрых глаз — все нахмуренные и озлобленные какие-то. Работяги деловито выгружали из автобусов сварочные аппараты и ещё какие-то инструменты в красивой упаковке с иностранными надписями. Сбоку на маленьком причале для катеров стояли несколько военных в морской и армейской форме и таможенников, во главе с неизвестным капитаном 1 ранга и о чем-то оживлённо говорили и подписывали какие-то бумаги.

Офицеры, мичмана и матросы с высоты полётной палубы смотрели на происходящее внизу и строили свои прогнозы о будущем «Бреста»

Хмурый лысоватый и круглолицый начальник, стоявший перед строем охранников в чёрном, развернул бумагу и начал инструктаж:

— Перекрыть все выходы с корабля и ограничить проход в корпус корабля со второй палубы. Офицеров и матросов более не пропускать на выход с корабля без моего личного разрешения. В случае неповиновения – виновных задерживать, надевать наручники и доставлять ко мне, при попытках оказать сопротивление разрешаю применение оружия. Нахождение экипажа корабля впредь ограничивается второй палубой – кают-компанией офицеров и вторым ярусом надстройки – каютами проживания командиров боевых частей. Выставляются посты на второй палубе в районе спуска в кают-компанию, остальные трапы перекрываются и завариваются наглухо. Также перекрываются постами подъем в ходовую рубку, на СКП и в боевые посты верхних ярусов.

Муравьев, Якунин и Герасимов переглянулись между собой.

— Ничего себе изучил корабль. Каждый сход и коридор знает. А мы дождались — хмуро сказал Муравьев.

— А как же мой ЗАС, твоё паролирование, все на третьей и четвертой палубе – ведь все на нас числиться, и не сдали ещё. Флот сдачу затянул – спросил Герасимов.

— Сейчас товарищ капитан 1 ранга Литовченко уладит все вопросы с командиром корабля и занимаем все выходы на верхнюю палубу – продолжил розовощёкий начальник — Завтра придёт буксир и перегонная команда. Военная команда завтра утром покинет корабль. Быть осторожными с огнём – противопожарные средства не работают. Два установленных на палубе дизель генератора работают только на освещение надстройки и работу основных механизмов и устройств. Прохиндеев, что за железом придут отлавливать, применять силу и в случае сопротивления оружие.

 — Ты смотри Саша – Муравьев показал на капитана 1 ранга – Да это же мой лейтенант Литовченко. Узнаёшь? Ну помнишь лейтенантика, застрелиться ещё хотел при Жжёнове – уже капитан 1 ранга. Я на два звания вверх, ты тоже за эти годы, а этот аж пять пробежал. Вот уж воистину дерьмо всегда сверху.

У Герасимова перекосило лицо как от болезни зубов:

— Если этот здесь, то значит, нас ожидает большие неприятности. Ты же слышал инструктаж.

К ним подошёл командир корабля капитан 2 ранга Никитин Владимир Константинович с замполитом Гагулиным.

— Ну что тут саксаулы внизу происходит? Что за концерт художественной самодеятельности. Чего все собрались?

— Да вон Володя, посмотри, кто к нам пожаловал – Муравьев показал пальцем на капитана 1 ранга, смотревшего на корабль – Узнаешь Литовченку?

— Да ты что Василий Васильевич? Ну, ничего себе. Вот кого не ожидал увидеть уже. А погоны, посмотри первого ранга уже, да и орденская планка, поболее, нашей с тобой. У нас только юбилейные, а у него какие-то новые. Видишь на тужурке? И когда только успел, так отличиться? Что поделаешь, баксы сегодня решают все. Наступил, час прохиндея в стране! Вот они и повылезали, как тараканы из щелей. Ой недаром он здесь.

Литовченко, увидевший, что его заметили и узнали, хищно улыбнулся и призывным знаком помахал рукой, подзывая к себе командира и замполита:

— Командир, замполит и командиры боевых частей давайте сюда поскорее? здесь представитель Министерства обороны вас дожидается, а вы там изображаете из себя египетских мумий. Бегом сюда. Распустили личный состав, разграбили корабль. Ответите за все!

Офицеры и таможенники, прибывшие с ним, наконец, обратили внимание, на собравшийся на срезе полётной палубы у флагштока экипаж корабля.

Гагулин резко сорвался с места, как резвый молодой козлёнок, побежал к ведущему в кормовые швартовые устройства трапу. Никитин пожал плечами, и молча стал спускаться вслед за ним.

Муравьев сплюнул на палубу, чего за ним никогда не замечалось, взял Якунина и Герасимова под руки и повёл в каюту:

— Да пошёл он подальше. Не пойду, а вы, как хотите. Надо будет, Володя все нам сам доведёт. Пойдём лучше помозгуем, что нам далее делать, и как быть в такой ситуации. Ведь если не мы, то более некому спасать корабль, от этих прохиндеев. А Литовченко всегда увидеть успеем – глаза бы мои его не видели. Теперь мне все понятно. Ждал я чего-то этакого нехорошего, но не думал, что так скоро и в таких размерах. Хорошо, что Гиоев вовремя ушёл с корабля, Жжёнов умер, и не дожил до этого позора. Молодцы Серёга Огнинский и Мансур Асланбеков вовремя слиняли на гражданку.

— Не сами же они слиняли, их просто ушли – сказал задумчиво Герасимов —  а мы не сориентировались — дураки. Все надеялись подставить свои груди крутым пассатам и продемонстрировать звезданутому супостату наш Андреевский флаг и новые самолёты.

— А как быстро они все обтяпали. Вроде переход на ЧФ, подготовка здесь в Русалке, подальше от флота и разговоров. И затем внезапно перевод в консервацию с последующим спуском флага и наконец продажа.

Офицеры развернулись и демонстративно направились к надстройке, где жил весь экипаж.

Соскочивший с трапа, Гагулин, быстро подбежал к Литовченко:

— Прибыл по Вашему приказанию — ИО заместителя командира корабля по воспитательной работе капитан 3 ранга Гагулин.

Гагулин улыбнулся, видимо внутренне понимая, что заканчивается наконец его служба.

— Чего лыбишься? А где ИО командира, Никифоров? Давно не виделись. Он, что еле ногами передвигает, как беременная крыса? Где командиры боевых частей, бардак у вас на корабле и в экипаже замполит.

— Я зам по воспитанию, права у нас не те теперь – робко попытался возразить Гагулин.

Никифоров спустился по трапу, за ним спускались, не спеша капитан 2 ранга Мунин, майор Архангельский, капитан-лейтенант Морозов и два молодых лейтенанта, один с которых был в очках и с медицинскими погонами (со змеюгой, которая не дура выпить, как говорят на флоте).

Никифоров, подождал, пока спустились его офицеры, которые построились в одну шеренгу и строевым шагом подошёл к Литовченко:

— Товарищ капитан 1 ранга капитан 2 ранга Никифоров – ИО командира авианосца «Брест»

Охранники стояли, и молча разглядывали встречу двух начальников, даже начальник прекратил инструктаж развернулся лицом к Литовченко и группе офицеров. Со стороны строя охранников раздались смешки. У лееров полетной палубы, на корабле молча, стояли мичмана, и матросы и с болью в глазах смотрели на происходящее внизу, на причале.

Литовченко посмотрел на хмурые лица экипажа, и видимо понял, что издеваться над Никифоровым сейчас не время:

— Узнаешь Владимир Константинович? Видишь, как оно получается? Сегодня ты сверху, а завтра внизу – все от Бога. Сколько человек команды на корабле?

— Десять офицеров со мной и Гагулиным замом по воспитанию, шесть мичманов, двадцать старшин контрактников и тридцать матросов срочников. Из них два матроса и один старшина контрактник в госпитале в Советской Гавани. Итого сорок семь человек. Из офицеров кроме нас с замполитом – командир БЧ-7 капитан 2 ранга Муравьев, командир БЧ-5 капитан 2 ранга Мунин, командир электротехнического дивизиона капитан-лейтенант Якунин, командир БЧ-4 капитан 3 ранга Герасимов, командир БЧ-2 капитан-лейтенант Морозов, командир БЧ-6 майор Архангельский и два лейтенанта лейтенант Петров ио помощника командира корабля по снабжению, и врач лейтенант медицинской службы Свиридюк. Корабль обслуживает особист капитан-лейтенант Лебедев, но он располагается постоянно на «Смоленске» — так как оба корабля обслуживает, а у нас бывает раза два – три в неделю или по мере необходимости.

— А где Муравьев и Герасимов? Они, что с новым руководством, общаться брезгуют? Ну, ещё увидимся с бывшим моим командиром БЧ.  Насчёт особиста со мной представитель особого отдела из Москвы, с Лубянки. Он в курсе всех дел – это упростит многие вопросы. Так что ваш Лебедев пусть «Смоленском» и продолжает заниматься. Так товарищ полковник?

— Так точно товарищ капитан 1 ранга все вопросы обеспечения и продажи корабля с Москвой решены на уроне Председателя комитета – доложил скороговоркой полковник в зелёной армейской форме.

Литовченко кивнул головой, и продолжил:

— Завтра ваш экипаж сходит с корабля. В Москве стало известно о варварском разграблении корабля группами мародёров, в число которых, кстати входят члены экипажа. Поэтому принято решение заменить ваш экипаж частной охраной, и в кратчайшее время увести корабль в Южную Корею, порт Пуссан. Если оставить все как есть, то завтра и продавать будет уже нечего. Корабль утонет у причала, как эсминец «Стойкий» во Владивостоке. Завтра прибывает перегоночная команда из Южной Кореи, лоцмана, боцмана, штурмана, буксиры и так далее. Так что готовьте экипаж к сходу с корабля, завтра в девять ноль, ноль.

— Товарищ капитан 1 ранга на корабле не закончен демонтаж оружия и техник, на борту осталось много секретного оборудования, ЗАС, паролирование, радиолокационные и стрельбовые станции. Необходимо прежде чем сводить экипаж, решить вопрос о их демонтаже, и только после этого запускать перегоночные команды и частных охранников.

— У нас другие сведения Владимир Константинович. Все подлежащее демонтажу оборудование и вооружение демонтировано, остальное подлежит продаже. Все документы уже подписаны на высшем уровне, где чётко Министром обороны подписано, что корабль продаётся в состоянии «как есть», то есть в комплекте, со всем, что установлено на корабле.

Литовченко потряс какой-то бумагой перед носом Никифорова и Гагулина:

— Неужели вы не доверяете заверениям и подписям ответственных руководителей армии и государства? Или вы Господа хорошие защищаете собственные меркантильные интересы?

Никифоров смешался, последние слова Литовченко прозвучали, как прямое оскорбление:

— Я продолжаю настаивать на проверке моих слов представителями управлений Тихоокеанского и Военно-морского флота. Продавать корабль в таком состоянии с секретной техникой, описаниями – преступно.

— Вот для этого я и привёз сюда офицеров Управления внешнеэкономических связей, контрразведки ВМФ и представителей таможенных органов из Москвы – продолжил Литвиненко – Все бумаги подписаны, но проверка перед отправкой не помешает. Ваш же экипаж в этой проверке участвовать не будет. Ваша задача, поставленная вам командованием Военно-морского флота завтра убыть во Владивосток, где вы будете объясняться с командующим Тихоокеанским флотом адмиралом Медовичем, и его заместителем адмиралом Душеновым, на эскадре вопрос согласован с заместителем капитаном первого ранга Доскалем. Отдаю вам приказ завтра в 9 часов утра, свести весь экипаж, на причал, и убыть во Владивосток. Для этого здесь будет подано три автобуса. Любые попытки по выводу из строя техники или вредительства будут рассматриваться, как нанесение ущерба интересам Российской Федерации, со всеми вытекающими последствиями, и ответственность целиком ляжет на Вас и вашего ио замполита. Ещё раз информирую вас, что все вопросы о передаче корабля в таком состоянии «как есть» решены с органами контрразведки и заинтересованными управлениями ВМФ, а также подписаны таможенными органами.

Лицо Никифорова, стоявшего и внимательно слушавшего указания Литовченко, стало наливаться красным цветом:

— Я что-то не понял, товарищ капитан 1-ого ранга, а как же быть с секретами? У нас здесь ЗАС, паролирование, демонтированные и не демонтированные радиолокационные и стрельбовые станции. Есть даже в погребах несколько ракет ПВО, правда в виде учебных, но они-то тоже продаже явно не подлежат. У начмеда лекарства по первой группе.

— Вот и хорошо, что по первой группе. Мне все оставите и не забудьте сегодня же передать корабельную печать. И запомните утром с вещами все на причале, с «Прощанием славянки» или без нее – это как пожелаете – Литовченко рассмеялся своей шутке – Ох Никифоров, как ненавижу я этот корабль. Сколько раз во сне видел, как он тонет, взрывается, но завтра все — будут буксиры и перегоночная команда. И все забудем об этом корабле, как о кошмарном сне. Доложите есть на «Бресте» стрелковое оружие?

Услужливый Гагулин тут же доложил:

— На «Бресте» стрелкового оружия нет, имеются три штык-ножа для вахты на юте и трапах. А вот, на «Смоленске» есть еще и автоматы, и пистолеты – они пока не сдали, и ходят в гарнизонные караул.

— Ну и славненько, Бардузин – штык ножи забрать, чтоб не было эксцессов. Мы корабелам расписки дадим – обратился Литовченко к начальнику охраны, и тот в ответ кивнул ему головой, отправив выполнять приказание трёх рослых парней.

Никифоров стоял, опустив вниз, налившееся кровью лицо:

— Но товарищ капитан 1 ранга нам нужны машины для вывоза секретов, вооружения, техники, нужно немного времени для демонтажа, нужен плавкран для снятия антенного хозяйства БЧ-7 и БЧ-2 – за один день мы не управимся. Необходимо оформить все Акты по демонтажу и подготовке корабля к продаже. Какой один день на подготовку, тут за неделю не управишься? Куда такая спешка?

— Ты что командир шутишь, какие акты, краны, секреты? У вас здесь ничего нет, вот смотри бумаги – голое железо – все продано корейцам, ты понял? Все управления флота подтвердили, что оружие и секреты демонтированы давно. Времени другого у нас нет, и не будет. Таможня ты подтверждаешь, что все проверено и на борту нет никаких секретов и оружия.

Таможенник в форме, как у генерала, стоявший среди нескольких подобострастных таможенников в темно-синей форме, повернул свою лысоватую голову и радостно закивал головой.

— Все проверено, ничего на корабле лишнего нет. Одно железо! Вот Акты проверки и разрешение на пересечения корпуса корабля государственной границы России, в состоянии, как есть. Так и написано черным по белому.

А командующий Тихоокеанским флотом знает о Ваших действиях – вытер клетчатым носовым платком испарину со лба Никифоров – Разрешите уточнить наши действия в такой обстановке хотя бы у комбрига Литвина?

Гагулин попытался чего-то сказать, и потрогал командира за плечо, но тот даже не посмотрел на него.

— Ну. вот с этого и надо начинать – повеселел Литовченко – все разрешения есть. Какой Литвин? Если это дело командующего флотом и Командующий все подписал. Доскаль в курсе, так что можете не волноваться.

Он достал из красивой кожаной папки бумагу, и помахал перед носом Никифорова.

— Но здесь же, не подпись командующего флотом, а палочка ВРИО и подпись мне неизвестная – разглядел на бумаге Никифоров.

— Ну и что, что палочка. Командующий сейчас отдыхает в Испании, за него подписал ВРИО командующего адмирал Душенов. Знаете, такого? Вот подпись Доскаля. Вот бумаги из управлений по внешнеэкономической деятельности Министерства обороны, о готовности корабля к продаже, вот подписи ответственных лиц главкомата, вот подписи разрешения на продажу ответственных лиц Правительства России – Литовченко с ловкостью фокусника доставал из папки бумаги с печатями и подписями – Вам этого достаточно товарищ капитан 2 ранга? От меня ждут доклада о завершении операции, в Министерстве обороны и там наверху.

Он поднял палец вверх

– В Правительстве России, и лично Верховный. Ваш корабль здесь, как извините, заноза в заднице. Надо принимать срочные и нестандартные решения.

— Вы меня не поняли товарищ капитан 1 ранга, я ничего без передачи секретов, вооружения и техники снятия их с корабля делать не буду. Команда корабля подчиняется мне. Разрешите мне связаться с адмиралом Литвиным, и после этого, в случае его подтверждения, я смогу выполнить ваши приказания.

— Литвину, ты сейчас не дозвонишься допустим. Он срочно вызван в Москву. У вас здесь старшим назначен командир ио командира «Смоленска» капитан 2 ранга Крестьянинов, но он в этих вопросах не при делах. Звони Доскалю на эскадру – он в курсе. Но все равно все решается в Москве. И мы присланы сюда не в игры и слова играть. У нас боевая задача и если ты или экипаж будете мешать, то мы будем вынуждены применить силу. И запомни Никифоров тебе, так это неповиновение не пройдёт. Будешь ставить палки в колеса, мы будем ставить вопрос о возбуждении уголовного дела Прокуратурой. Благо представитель Прокуратуры России у нас с собой. И ещё, всех твоих и тебя лично при сходе с корабля проверим, что у вас с собой в рюкзаках и чемоданах, у кого сколько денег, и все лишнее конфискуем в пользу страны – закончил он и повернулся к строю охранников.

Те, довольно заржали, видимо представляя процедуру обыска моряков.

Лицо Никифорова исказила гримаса:

— Вы не имеете права по корабельному уставу даже досматривать офицеров и мичманов.

— Имеем право Никифоров, имеем, нестандартные ситуации, нестандартные решения, а все разрешения нам наш Прокурор выпишет на месте.

Никифоров, поняв, что ничего никому не докажешь, повернулся, и нетвёрдым шагом, стал подниматься по трапу. Рука потянулась, отдать честь флагу, затем опустилась вниз, вспомнив, что флага давно нет на штатном месте. За ним молча, пошли на корабль, все стоявшие на причале офицеры.

— А вы замполит, посмотрите за своим командиром. Если, что команда предпримет — ответите по всей строгости закона – продолжил Литовченко, обращаясь к замполиту.

Тот ответил – Есть – и, щёлкнув каблуками, побежал на корабль за командиром и офицерами.

Начальник охраны продолжил распределение людей на посты по охране корабля.

Работяги из «Синеглазки», начали затаскивать сварочное оборудование на корабль.

Матросы и мичмана молча расходились, обсуждая последние события.

— Не как это будут проверять чемоданы и сумки? По корабельному уставу не положено – начал возмущаться мичман Опанасенко другим мичманам – Они что сказились, что ли, а коли у мене свои запасы валюты, личные, так шо их отбирать надо, цим волкодавам? Я так просто ничого не отдам. Утоплю усе, чем отдам за так.

Мичмана дружно закивали головами, понимая, что попали в сложный переплёт.

В каюте командира БЧ-7 собрались, практически все офицеры корабля. Подошли с построения капитан 2 ранга Мунин, майор Архангельский, капитан-лейтенант Морозов и оба лейтенанта.

— Ну что хорошего сказал вам Литовченко?

— Что, что сказал завтра всем с корабля вон и при ходе ещё будет обыск на предмет наличия денег. Завтра наш «Брест» потянут в Пуссан – ответил Морозов и взяв гитару сел на край дивана и заиграл:

А запрягай-ка тятька, лошадь

А серую, лохматую

А я поеду в дальний табор,

Цыганочку сосватаю!

— А как хорошо вы втроём с Лебедевым и Высоцким пели и играли на гитарах, хоть завтра открывай ансамбль «поющие гитары». А песни какие, что не песня, то на струнах души сыграна.

— Да ладно Высоцкий Ромка далеко, Лебедева к нам калачом не заманишь. Рассыпалось наше трио.

А тятька лошадь запрягает!

А мамка вожжи подаёт,

А на прощание целует,

И с невесткой ладной ждёт!

Рванул снова струны гитары и души офицеров Миша Морозов.

— Василий Васильевич ты бы налил чего, а то последний день на нашем корабле – попросил командир БЧ-5 Мунин Иван Иванович – один из самых уважаемых людей.

Муравьев бросился наливать чай в красивые кружки с надписью славянской вязью «Брест». Внезапно в дверь раздался условный стук связистов – «семёрка». Все молча переглянулись и посмотрели на Герасимова.

— «Семёрка», открой Серёжа, кто-то из наших – обратился Герасимов к черноволосому лейтенанту- снабженцу.

— Так вроде наши все здесь, там остались одни не наши!» — ответил лейтенант, но открыл дверь. За дверью стоял какой-то задумчивый командир Никифоров. Он вошёл в каюту и закрыл за собой дверь. Все сидевшие встали с диванов и кресел.

— Вы что делаете? Пьянствовать собрались? Завтра с корабля нас, как баранов, с утра, сведут на причалы. Но у нас есть сегодняшний день и ночь. А нам надо хотя бы секреты и секретные блоки техники надо уничтожить. По их бумагам, уже все давно уничтожено. Якобы ничего на корабле нет. И от нас с вами сегодня, зависит, уйдут ли секреты военно-морского флота за рубеж или нет. Литовченко негодяй, но понятно, что он выполняет команды сверху. Поддержки с флота ожидать не приходится, Москва их задавит в любом варианте, тем более, что они могут быть в доле. Все козыри у них, на руках. У нас же знание корабля и наша честь, которая ещё чего-то сегодня стоит. Эти охранники, вооружённые, как для боя, с нами церемонится, не будут. Для этого и их привезли.

— Да мы ещё и не пили, и не собрались – мы грустим и не знаем, что делать – спросил командира доктор Свиридюк.

Герасимов побледнел:

— У меня же ЗАС почти весь, документы совершенно секретные. Я давно сдать хотел, а мне на флоте не давали, все говорили вроде для перехода надо. А потом забыли, сколько я не напоминал. Начальники менялись, вот все целенькое лежит в сейфах. Мне бы хоть на часок на посты прорваться, а это четвертая палуба как назло перекрывается сейчас напрочь. Я уже ходил туда – стоит охрана.

— А у меня в БИЦ и на ФКП аппаратура, на третей палубе, и в надстройке, надо бы тоже, покрошить кувалдами аппаратуру, чтобы супостату ничего не досталось или такое досталось, чтобы задницу Литовченко его начальнички на американский флаг порвали – сказал молчавший до этого и мрачный капитан 2 ранга Муравьев.

— Может кингстоны открыть, и затопить корабль до лучших времён? – задумчиво сказал командир БЧ-5 – тогда они точно его не уведут.

— Ты что дед — это же крайний случай. Иметь его ввиду надо, если другого не будет, затопим – ответил Никифоров – Потом же его не поднять будет, так и останется гнить здесь, перекрыв пол бухты.

— А может так и надо сделать?

Внезапно в дверь раздался условный стук:

— «Семёрка» – проговорил побледневший Герасимов – а наши все здесь вроде.

— Если это Гагулин, ничего не говорить и бутылки на стол – предупредил командир – Морозов сыграй-ка про штурмана песенку, а мы подпоём.

Лейтенант Петров, стоявший ближе всех к двери, открыл дверь. За дверью стоял надвинувший на глаза чёрную шапочку с автоматом наперевес высокий охранник.

— Ну, все под охрану нас взяли – произнёс, побледневший Мунин.

Охранник не отвечая, отодвинув в сторону лейтенанта, прошёл в каюту, и закрыв за собой дверь, подошёл к командиру.

— Ну, здорово командир. Привет Владимир Константинович! Какие проблемы? Какие будут приказания?

Никифоров посмотрел в лицо охраннику, и внезапно узнав его, ахнул:

— Здорово Кузьма, как ты-то попал в этот зоопарк?

— Долгая история командир – ответил Кузьма Гусаченко (бывший командир дивизиона ПВО авианосца «Брест»), обнимая Никифорова, затем по очереди Мунина, Муравьева и пожимая руки другим офицерам.

— Кузьма у нас проблемы корабль полон секретов, техники и оружия и все это Литовченко хочет завтра продать. Что делать? У нас есть только день и ночь и все. Завтра Литовченко обещает корабль увести в Корею. Днём они всех нас будут контролировать, наверно по полной, а вот ночью…… Можно попробовать что-то сделать. Прежде всего, уничтожить ЗАС, паролирование и посты РЭБ. Остальное пока не так важно. Доктор свои таблетки за борт высыплет. Есть ещё проблемы и внутренние — замполит, мичмана, может кто-то из контрактников продать. Так что надо быть осторожнее. Вот такие планы, но для этого надо незаметно попасть на боевые посты БЧ-4 и БЧ-7.

— Ну, так у нас полная ночь, ребята. Вы на корабле, а не на причале. А я как раз на вахте сегодня ночью с двадцати трёх между второй и третьей палубами. Один сход оставляют, остальные люки уже завариваются сваркой. Командир я помогу, чем могу, я же с «Бреста», а Брестская крепость так просто не сдаётся врагам.  Сначала проведу связистов, потом Муравьева с его командой. Помните, что по второй и третей палубам будут всю ночь ходить патрули по два человека.

— Ну, если мы знаем это, и имеем своего союзника в их рядах – значит нам уже легче – сказал Никифоров и пожал руку Кузьме – Бойся нашего зама, он может продать – гнилой человечишка. Не наш он, и на корабль и секреты ему наплевать. Мне кажется, что он уже с Литовченкой, и его командой «плохишей» спелся. Вместе корабль обходят. Гагулин дифирамбы Литовченке поёт. 

Кузьма кивнул головой:

– Учтём командир обязательно.

Молчавший ранее Морозов внезапно предложил:

— А может попробовать особиста Лебедева проинформировать. Надо бы нам получить поддержку на воле. Он же особист, и тоже отвечает за все. Пусть пободается, с своими московскими начальничками и Литовченко. Парень-то он честный. Свой человек. Глядишь, и время выиграем!

— Ну, давай попробуем. Тут у него начальники из Москвы. Возможно, с ним все согласовано. Странно, что его нет среди них. А ведь это его епархия.

— Ты Володя не знаешь их взаимоотношений. У них тоже не все так просто. Надо кинуть ему сигнальчик, если чего не успеем сделать, может он поможет. С кем у него отношения более или менее из офицеров? Один путь может не получиться, и тогда все провалится. Надо иметь запасной вариант.

— Ко мне он приходит иногда в шахматы поиграть вечером, на гитарах вместе играли, песни задушевные пели, но сейчас он на «Смоленске» наверно как всегда – ответил, покраснев Морозов.

— Вот ты и дуй-ка Миша, сейчас на «Смоленск» и предупреди его, а заодно и ребят со «Смоленска», комбрига — их тоже ждёт судьба «Бреста», только наверно на месяц позже – решительно сказал Кузьма – начало операции в 23.10 – в 23 часа я заступаю на вахту. Подберите надёжных старшин или мичманов, всех проинструктируйте, что и как делать. А тебе командир придётся всю ночь пить с Литовченко и Гагулиным и этими приезжими – бери их на себя, отвлекай, как можешь. И ещё ребята, нашему командиру охранников Николаичу лучше не попадаться – зверь – убьёт. Человек с поломанными мозгами из спецназа, кирпичи всю жизнь головой ломал.

— А как с корабля сойти? Там у трапа эти стоят и никого не спускают – спросил Морозов.

— А я направление в госпиталь выпишу, и фельдшера Самойленко дам в провожатые, для полной видимости. Острый приступ аппендицита, срочно надо. Только за живот держись и хромай – предложил Свиридюк.

— Вот и славненько. Значит так и действием. А ты сам Кузьма, как с этими? Как попал в эти «тантон-макуты» – решился спросить Никифоров.

Кузьма покраснел, замялся немного, а затем своим ровным и спокойным голосом ответил:

— Два года назад выгнали с флота. Комиссия из Москвы, от Бондаренко, такие недостатки нашла, что продолжение службы командованием было признано нецелесообразным. Попёрли меня со службы, потом детей тренировал, хотел в менты податься, да посмотрел немного как у них и понял, что не по мне эта служба. Не приучен мзду брать. Там нижние чины, старшим ежедневную мзду с простых людей собирают, должны сдать норму за дежурство. А кто не даёт из тех выбивают. Подобрали эти, когда совсем жить не хотел. Но это лихие люди – бойтесь их, у большинства по несколько ходок в лагеря, за убийства. А теперь на какую-то крупную шишку здесь работаем. Обещали очень хорошее вознаграждение. Вот если коротко.

Да, побросало тебя – с уважением пожал руку Кузьме Никифиров – ладно пока всем готовиться к ночной операции.

— А может Литовченке на ночь «гексавитовку» в баньку дать со снотворным? – спросил смущённо начмед – как тогда «Фуул Пруув» Игорь с Серёгой приготовили.

— Вот это будет неплохо. Ты бы и охранников угостил – похвалил начмеда Никифоров.

— Не, не пройдёт – внезапно вмешался Кузьма – Николаич за такие дела, если унюхает, отправит рыб кормить. У нас строго очень по этому пункту. А вот Литовченко, и его команду вполне можно.

— Так и порешим – пожал руку Кузьме Никифоров, и офицеры поодиночке стали выходить из каюты. Первым, как на охоте, выскочил Кузьма, и моментально скрылся в темноте коридора.

Морозов держа руки на животе справа, как научил его Свиридюк, вместе с ним и с фельдшером Самойленко, которому все объяснили, все как следует, минут через тридцать направились к трапу. Почти час Свиридюк, доказывал, в чем-то убеждал начальника охранников Николаича, подозрительно смотревшего на Морозова и Свиридюка.

Несколько раз запрашивал Литовченко по связи, затем сам сходил к нему в каюту командира. Литовченко решил, что одним офицером на корабле меньше — даже лучше, но приказал начальнику охраны, дать двух охранников в сопровождение, приказав не спускать с офицера и фельдшера глаз.

Морозов с фельдшером сошли на берег, и похромав в сопровождении двух охранников, с короткими автоматами направились в бухту Чародейка, где стоял на «Смоленск» по тропе Хошимина, через сопку Надежды и откуда в город ходили автобусы.

На трапе на первую палубу Никифорова перехватил Гагулин:

— А вы где были товарищ командир? Я с ног сбился вас разыскивая. Если что наши натворят, с нас ведь спросят в первую очередь. А там суд военного Трибунала, а у меня две девочки. Вы ничего не слышали, ничего они там не затевают?

— Да что они могут затевать – пьют остатки «гексавитовки» — доктор приготовил – говорит полезная для здоровья штука – спирт на витаминах настаивает. Уже пьяные валяются, небось, надо посмотреть, чтобы на обед и ужин не проспали. Пойдём лучше к Литовченко – он теперь в моей каюте. Ты приготовь на вечер, что выпить и закусить московским товарищам и проинструктируй Свиридюка, что бы к 22 часам сауна была на высоком и «гексавитовки» возьми для Литовченко и его друзей.

Герасимов пригласил в каюту двух старшин-контрактников ЗАСовцев Антона Ершова и Вадима Завгороднего:

— Слушайте мой последний приказ на корабле, старшины. Мы должны уничтожить весь ЗАС и документацию этой ночью. Иначе все уйдёт за рубеж. Считайте, получили команду «Огонь» на уничтожение всей специальной техники на случай захвата корабля. Документацию со всеми грифами секретности через машину «Тайна» пропустить в лапшу, ну а субблоки и шифраторы аппаратуры кувалдами. Да так чтобы никто не узнал и не услышал, иначе все уйдёт на «Бресте» прямо в Пентагон.

— Так что это решено на высшем уровне?

— Ничего не решено, и если мы этого не сделаем, то никто не сделает. Завтра сходим с корабля и все бросаем здесь, что не уничтожим — уйдёт в Корею. Другого времени и возможности не будет. Дело добровольное, и очень опасное – принуждать не буду никого. Если поймают «черные», то выводы могут быть самые тяжёлые – могут и к стенке поставить. Ночью нам надо проникнуть на боевые посты, у меня есть запасные ключи, в сейфе. Тихонько покрошить шифраторы и субблоки, а затем обломки, обрывки — в эвакуационные мешки, и за борт. Оставить одни корпуса аппаратуры – их не спасём. Шуметь нельзя, ни при каких обстоятельствах — Герасимов решил брать все на себя, понимая, что чем меньше знаешь, тем легче жить – Ну так кто со мной?

— Я иду – ответил, побледнев Вадим

— А как пройти на посты, везде эти «черные» стоят гориллы – спросил, задумавшись с сразу посерьёзневшим лицом, Антон.

— Я проведу. Есть одна дорога потайная. Нам помогут. Так и пройдём – прямо через посты охраны. Ну а дальше наши дела. Вадим ты с нами? – решив, что про Кузьму раньше времени, лучше не говорить.

— Конечно. Не хочется своё отдавать, этим гадам в чёрном – они мне сразу не понравились. За корабль и государство обидно. Уголовники какие-то.

— А акты уничтожения потом составим на берегу – подытожил разговоры Герасимов – в 22 часа после вечерний поверки, сразу ко мне в каюту – ляжете спать здесь, отсюда и пойдём.

Герасимов пожал руки старшинам, и они тихонько выскочили из каюты. В каюту заглянул Гагулин:

— Вы чего это тут секретничаете?

— Да так проинструктировал, что завтра утром сходим с корабля. И что бы они перебирались из кубрика вечером ко мне. На второй палубе ведь запретили жить. Ведь перекроют ещё и вход в корпус корабля.

— Это правильно, а как вы тут разместитесь, втроём?

— Ещё как разместимся. И больше, на боевой здесь спало, когда штабы в море выходили. На полу разместимся, на диване, я на своей койке. Каюта позволяет, Слава Богу!

Из бухты Чародейка до Михайловки откуда до военно-морского госпиталя было рукой подать, два раза в день ходили автобусы. Сюда и пришли держащийся за живот командир БЧ-2 «Бреста» Морозов, фельдшер Самойленко и два охранника, сопровождавших, их до автобуса. На автобусной остановке, убедившись, автобуса раньше, чем через пять часов не будет, охранники приуныли и стали совещаться. Один побежал на сопку, откуда была связь с «Брестом», советоваться с руководством. С «Бреста» дали команду всем ждать автобус.

И тут Самойленко попросил разрешить, чтобы больного осмотрел более опытный врач со «Смоленска», майор Головатый.

Охранники вначале не соглашались, но поняв, что другого пути нет. Стоны Морозова становились все громче и громче, в конце концов согласились пригласить к больному доктора Головатого. Довольный решением охранников, Самойленко, лёгкой трусцой припустил на «Смоленск». А Морозов присел, кривя своё лицо, и держась правой рукой за правую част живота. Охранники встали рядом у дерева, и закурили, с презрением поглядывая на мучавшегося офицера.

На «Смоленске» Самойленко, сразу нашёл каюту особиста – она располагалась там же, где и на «Бресте» в проходном коридоре второго яруса надстройки. Через пять минут, о всех бедах и злоключениях «Бреста» выслушал его рассказ, удивлённый капитан-лейтенант Лебедев, поднятый по этому случаю из постели, несмотря на адмиральский час. Он был удивлён подобным разворотом дел, тем, что его даже не поставили в известность, но понимая всю важность ситуации, и не понимая до конца, почему охранники не отпускают больного Морозова на «Смоленск», тем не менее, стал рассуждать уже одеваясь:

— Так все понятно. Бояться, что их планы на флоте станут известны раньше, чем они начнут буксировку корабля. Нас стараются даже в курс дел не вводить, а следовательно, у них не все так гладко, как всем кажется на первый взгляд. Вывод один, что надо срочно вмешаться в это дело, прежде, чем они начали буксировку корабля. Как только они выведут корабль в нейтральные воды, наша российская юрисдикция заканчивается, и потом можно слать любые жалобы в ООН и другие заинтересованные органы.  Моя задача, прежде всего, завязать на это дело заинтересованные управления Тихоокеанского флота и таможенных органов города Ванино. На Тихоокеанском флоте они тоже имеют прикрытие, раз отправляют экипаж во Владивосток. Но существующими разногласиями и несогласовками, мы и можем воспользоваться. Так Самойленко, я на доклад к руководству, а ты дуй в медблок, надо Морозова вытаскивать и спасать. Предупреди Головатого, что бы он был готов. Я скоро буду.

Минут через десять видимо решив все вопросы с командиром «Смоленска», он прибежал в санчасть, где его ждали майор Головатый и старшина 2 статьи Самойленко:

Экипаж видимо сейчас находится на положении заложников, но нам пока можно вытащить только Морозова — давайте белые халаты тащите сюда, берите медицинские инструменты, носилки, доктор вы пойдёте со мной осматривать больного, как врач, а я буду при вас, как мичман-фельдшер. Задача номер один вытащить Морозова, забрать его на «Смоленск». У него же нет аппендицита на самом деле, а Самойленко?

— Да нет, он специально притворяется. Мы со Свиридюком, его обучали, как правдоподобнее это делать, чтобы вам все доложить, и с корабля вырваться – подтвердил Самойленко.

Через 30 минут к автобусной остановке подошли доктор Головатый, Лебедев, фельдшер Самойленко, и еще один матрос со «Смоленска» в белых халатах на форме. Самойленко и матрос шли немного сзади с металлическими кривыми носилками на ножках.

Головатый уложил Морозова на носилки, заставил оголить живот, и начал осматривать и ловко тонкими пальцами пальпировать, известные только врачам места. «Больной» правдоподобно застонал. В это время Лебедев, как заправский фельдшер, поставив ртутный тонометр, прямо на землю, рядом с носилками, измерил давление и пульс «больного».

— Да товарищ майор давление больного повышенное, пульс зашкаливает за 100, возможен перитонит. Надо срочно оперировать на «Смоленске», иначе до госпиталя не довезём. Возможно, начался внутренний абсцесс, и если аппендикс вскрылся, то гной начал выходить во внутренние органы. Тут дело жизни и смерти решают минуты, а может быть и секунды.

Доктор задумался, затем приказал Самойленко и матросу:

— Самойленко, вы его до госпиталя не довезёте. Нужна срочная операция. Хватайте носилки и бегом в операционную. Мы с фельдшером идём за вами.

Старший из черных охранников, молча встал, впереди носилок, не давая двигаться вперёд, уже поднявшим носилки Самойленко и матросу. Майор недоуменно посмотрел на него. Второй охранник тоже встал рядом и направил дуло автомата на Самойленко. Оба передёрнули затворы автоматов.

— Товарищ майор, а у нас приказ отправить больного и фельдшера в госпиталь. Других приказов мы не получали.  На «Смоленск» отдавать больного приказа не было. Мы не имеем права не выполнить отданный нам приказ. Мы люди подневольные.

— Но везти его в госпиталь смерти подобно. Надо срочно делать операцию. И тем более вы не военные насколько я понимаю. Какое отношение вы имеете к флоту?

Подошёл к старшему охраннику и встал немного сбоку Лебедев:

— Вы что ребята хотите офицера убить? Вы запросите, своё командование. Они просто не в курсе дела. Если надо, то я готов с вами сбегать на «Брест» и получить «добро».

Но охранники упорно стояли на своём, что будут ждать автобуса и отправят больного и фельдшера в госпиталь.

Тогда Лебедев, вроде согласившись с ними, взял висевшую на боку рацию типа «Причал» и передал:

— «Завет», я семнадцатый, прошу срочно комбриговский уазик на причал. Сейчас мы тогда вас с ветерком до госпиталя – сказал он, обращаясь к старшему охраннику. Тот успокоился и опустил автомат вниз.

В этот момент со «Смоленска» по трапу сбежало человек 10 матросов с автоматами, в сопровождении нескольких офицеров. Они бегом направились в сторону остановки автобуса. Их появление, стало неожиданностью для охранников, так как они стояли спиной к кораблю. Подбежав, матросы рассредоточились, и по команде офицеров заняли позиции вокруг медиков и охранников. Офицеры с пистолетами в руках подошли к охранникам.

Те не ожидали подобного, и обстановка сразу изменилась.

— Покажите письменный приказ – внезапно попросил охранников вышедший вперёд Лебедев – Если все правильно, и по закону, вы уедете сейчас в госпиталь на комбриговском УАЗике.

— Это чего мы должны показывать тебе приказ, клизмостав? С какого бодуна? – спросил старший из охранников, взяв автомат наизготовку. Второй повторил его манёвр и стал к нему спиной.

— Ну, мне интересно, как военному человеку, что вы, как я понимаю гражданские люди, из непонятного нам военизированного формирования, сопровождаете в госпиталь нашего офицера и мешаете нам военным оказать ему помощь – это вызывает вопрос в законности ваших действий. И не только ваших действий, но и приказов вашего руководства. Так что в случае чего применение нами оружия будет вполне оправданным. А защищать своего офицера мы будем, можете быть уверенными.

Охранник побагровел:

— У нас есть устный приказ капитана 1 ранга Литовченко из Москвы, и мы должны его выполнить, если мы его не выполним, то у нас могут быть проблемы. Если надо он подтвердит его вам лично. И вообще кто ты такой, чтобы задавать нам вопросы?

— Ребята я вообще-то не фельдшер, а представитель особого отдела флота оперативный работник, обслуживающий авианосцы, капитан-лейтенант Лебедев – при этих словах Лебедев вынул из кармана халата красное удостоверение с гербом и надписью КГБ на корочке – Вы сейчас автоматы, пистолеты и ножи медленно кладёте на траву дулом к себе, а мы прикрываем вас полностью перед вашим командованием. Шансов у вас нет никаких. Если вы пытаетесь оказать сопротивление законным органам власти, то мы будем вынуждены просто вас уничтожить.

Старший из охранников, с минуту подумал, а потом ещё раз оглядев готовых к открытию огня матросов, нехотя положил автомат на траву перед собой. После этого с некоторой усмешкой вынул из внешнего кармана маленькую чёрную рацию с усиком антенны, и положил рядом с автоматом. Также молча, отстегнул от пояса пистолет и нож, и положил рядом на траву перед собой:

— Мы что? Нам приказали, мы и выполняли приказ, а что и как, это вы с нашим руководством улаживайте товарищ капитан-лейтенант. Я уверен, что у вас будут проблемы. Там с нами дяди с такими погонами, что тебе за все это, глаз на задницу натянут, без вопросов.

Второй охранник тоже положил оружие на траву, рядом с оружием старшего. Один из матросов быстро подбежал, и взял лежавшее на траве оружие.

— Вот и славненько сейчас мы выйдем на связь по рации, вы доложите, что автобус в город будет через шесть часов, а больному стало совсем плохо, и его решили оперировать на «Смоленске». Здесь есть хороший врач-хирург. Вы осуществляете охрану до окончания операции и сразу после окончания прибудете на «Брест» вместе с фельдшером. Ну а потом все будет зависеть, как вы будете сотрудничать с органами госбезопасности. Прошу вас, не усугубляйте своё положение. Ну а насчёт того, кто кому глаз на что натянет, это мы ещё посмотрим.

Старший охранник взял рацию, вместе с Лебедевым, поднялся на сопку, вышел на связь с «Брестом», и слово в слово изложил версию Лебедева. На «Бресте» долго раздумывали, несколько раз переспрашивали ситуацию, и затем согласились с решением старшего охранника.

В каюте командира «Смоленска» собрались ио командира капитан 2 ранга Крестьянинов, представитель особого отдела капитан-лейтенант Лебедев и ио командира БЧ-2 «Бреста» капитан-лейтенанта Морозов.

Куривший сигарету за сигаретой Крестьянинов не мог прийти в себя

– Ты смотри, сволочи с секретами, хотят «Брест» увести. Продали, сволочи все. Заплачено им уже за все, видимо. А команда у них сейчас вроде заложников. И Литвин как назло уехал в Москву, теперь мне расхлёбывай, и отвечай за все. Никто с флота даже не поставил в известность. Может к ним пойти и поговорить с Литовченко.

— Вас известят, когда корабль будет уже в нейтральных водах. На этом и построен их замысел, поэтому они не хотят гласности и так торопятся. Не стоит ехать к ним – пусть они сюда приедут. Там вы в их власти, а здесь у вас своя земля под ногами. Если позвонят, и вызовут сошлитесь на болезнь. Пусть сами едут сюда. Да и связисты доложили, что «Брест» по телефону не отвечает почему-то. Наверно связь повредили.

— Неужели до такого дошло? Они же офицеры и ответственные начальники с должностями и погонами. А как простые бандиты?

— Когда баксами пахнет, то некоторые начальники про все забывают. Надо мне ехать срочно во Владик, к начальнику управления. Прямо сейчас и выезжаю. Только он может что-то решить в этой ситуации. Если все правильно – он подтвердит, если нет, то мы ещё поборемся. Здесь все же наша земля и до Москвы далеко законы мы выполняем более ревностно, чем они. Попробуем прорваться. Таможня московская тоже куплена вся, а я натравлю на них местных Ванинских – пусть посмотрят, что к чему. Там рыжий Никитич командует, для него нет авторитетов, кроме интересов Родины, за это его сюда и упекли. И фамилия у него подходящая – Верещагин, как у того из фильма. А уж как ему за державу обидно. Только действовать надо синхронно и быстро. Времени у нас судя по всему всего до восьми утра. Позже мы корабль потеряем, а возможно, что и людей.

— Корабль-то жаль уже потеряли. Не вернуть его в строй — они валы главные порезали, винты сняли. Теперь кусок железа — не больше. Главное наверно это секреты спасти. Сегодня ночью командиры БЧ попытаются это сделать – сказал, перемещаясь с кресла на диван, поближе к пепельнице Морозов.

— Опасно очень. Там такие деньги подвешены, что могут сделать все что угодно. И пятьдесят человек пострелять для них ничего не стоит, когда миллиардами в личные карманы пахнет. В нейтральных водах все могут сделать, тогда потом доказывай, что на корабле был экипаж. Ой, не доброе задумали они и чувствую, что добром не закончится. Но наверно это единственная возможность сегодня спасти секреты страны.

— Разрешите мне вернутся на корабль – неожиданно принял решение Морозов – Я должен быть со своими ребятами, да в боевой части не все сделано.

Нет, ни в коем случае, ты Миша, все отвоевал, тебе на корабль возвращаться никак нельзя, да и пока Самойленко тоже. Мы ведь этих задержали двоих, а без них к ночи верняк, что тревогу поднимут. А их тем более выпускать нельзя, ни при каких обстоятельствах, и не под какие гарантии. Они ведь в курсе наших раскладов. 

Немного подумав, Лебедев пожал руку Морозову и произнёс:

— Жди меня здесь. Завтра утром или даже ночью я постараюсь вернуться с поддержкой с флота. Сейчас мотаю на комбриговском УАЗике к лётчикам на аэродром в Кологривовку, может выручат, и подбросят на борту во Владивосток.

А ты, там, Высоцкого майора спроси – он же с нашего экипажа, с Бреста». После расформирования полка, здесь в Кологривовке летает на АН-12. Он наверняка поможет – он у них за комэска. Привет ему от Саши Герасимова передай – они дружат, и он заходит иногда к нам на корабль.

— Ну и славненько тогда побежал, сиди здесь и жди моего возвращения. А сам никуда. Не вздумай проявлять самодеятельность. И вы товарищ капитан 2 ранга боевую команду держите в готовности, а то чем черт не шутит. Выставьте посты в сторону бухты Русалки, усильте наблюдение за подходами к кораблю – пожал руки Крестьянинову и Морозову, Лебедев, и побежал к ожидавшему его на причале УАЗику.

Наступил вечер, солнце скрылось за невысокой сопкой Надежды. Низкие облака отражались в красноватом свете, садящегося солнца, как будто кто-то разбросал красные акварели по темно-синему небу.

— Завтра сильный ветер будет – поёживаясь, заметил старшинам Герасимов.

Матросы собрались покурить на верхней палубе, горячо обсуждая свалившиеся на их головы новости. Отдельной группкой стояли офицеры Мунин, Муравьев, Якунин, Свиридюк и Архангельский. В стороне с автоматами стояли несколько охранников, в своих черных комбинезонах, наблюдая за матросами и офицерами. Работники из «Синеглазки», при свете привезённых ими прожекторов, срезали что-то с надстройки и сваливали кучи металлического лома на полётной палубе.

— Пасут сволочи, как бы выход из нашего коридора ночью не перекрыли — задумчиво сказал Муравьев.

— Эти могут, тогда пиши все пропало – задумчиво сказал Герасимов подошедший от своих старшин.

Гагулин подошёл к мичманам, которые тоже был недовольны тем, что закончилась лафа по разграблению корабля. Более других сокрушался Опанасенко:

— Ну шо им злыдням задумалось. Мы колы б сами могли помочь отогнать этот кусок ржавого железа хоть куды прыкажуть. Ну ыщо бы недельку б дали мене. Мене за латунные задрайки, такой куш в Мыхайловке предлагали, а теперь як усе вынести? Мабудь за борт бросить в мешке, а когда уведут корабль нырнуть и поднять? Сколько добра, за так пропадает? Яки-то корэйцы будут баксы за это иметь. Хорошо я хоть заначку припрятал, но ведь отберут эти сволочи усе. Как с корабля тэперь снести?

Злоба перекосила его лицо – Ничого не отдам цим кацапам.

— Да не за так все Микола, все продано, кому надо и кем надо, и ты теперь уже проданное имущество воруешь. У государства можно, а у этих … только попробуй к стенке поставят и все – проговорил, выбрасывая сигарету далеко за борт, невысокий и светлый мичман Козлов – корабельный кок – Вот бы пару котлов из кают компании офицеров я бы взял с собой. Такой, можно было бы, ресторанчик соорудить в Омске. Эх жалко котлы мне оставлять неизвестно кому. Может Микола поговорить мне с этим Литовченкой – глядишь, и оставит мне один котел за труды.

— Держи карман шире оставить котел, да вони подавятся что-либо оставить. Ой, как не хватило мне месяца для полного счастья и тогда на ридну неньку Укрины не босоногий нищий, а в червоном лимузине. Эх     ………………….. елки палки, зеленые моталки!

Гагулин, послушал мичманов, молча пошёл к офицерам, но те увидев его, начали расходится. Махнув рукой Гагулин, направился к матросам. Стоя в стороне, посмеивались над матросами, мичманами и офицерами охранники в чёрном.

Начинало темнеть, и от этого становилось холоднее и промозглее. Синеватый туман поднимался на водой, и потихоньку затягивал всю бухту.

— Товарищ капитан 3 ранга, баня на высоком, как вы и просили. Все готово по высшему разряду. «Гексавитовка» с закусками уже в бане – доложил замполиту корабельный врач Свиридюк, прервав его мысли о скором возвращении во Владивосток, и свидании с безотказной официанткой Зиночкой, из ресторана «Челюскин».

— Эх, умеешь ты мысли хорошие перебить, начмед. Вечно не вовремя лезешь со своими проблемами, ну да ладно готово, так готово – сказал замполит, и потрусил по палубе к каюте командира докладывать Литовченко о готовности бани. В 22 часа группа офицеров во главе с Литовченко направилась корму по второму коридору париться в бане.

Ровно в 23.10 из каюты командира БЧ-4 вышли Герасимов и его старшины, одетые в черные спортивные костюмы. Надетые на ноги кроссовки практически не шумели.  Света, в офицерском коридоре, не было и они как тени заскользили в сторону спуска на вторую палубу.

— Ни пуха вам, ни пера – шепнул в приоткрывшуюся дверь Муравьев.

— К черту Василий Васильевич – так же шёпотом ответил Герасимов.

Спустившись по трапу до второй палубы, они стали вглядываться в темноту из поворота, ожидая увидеть Кузьму. Наконец он появился, посмотрел налево, и выскочил перед ними, как черт из табакерки:

— Пойдём Саша я провожу вас до КПС-а и затем снова сюда? Вас охранять

— Умеешь ты Кузьма появляться из-за угла. Идём скорее.

Старшины сначала испугались от внезапного появления Кузьмы Гусаченко, затем успокоились, увидев, что Герасимов спокойно с ним разговаривает.

Заскользив впереди, как бесшумная тень, он повёл за собой Герасимова и сопровождавших его старшин. Через минуту они были у 17-ого схода к КПСу.

— Только вы недолго, а то эти появятся из бани. На второй палубе два патруля и на третьей один. Мешки выбрасывайте в воду по-тихому на конце, из 45 каюты 3-ей палубы – я вам ее открыл. Конец метров 30 вот я вам приготовил. И в воду так не бросайте — шумно, отпускайте до воды и только потом развязывайте штык узел, и отпускайте. Умеете штык вязать?

— Конечно умеем. Спасибо Кузьма, мы недолго — и Герасимов, взяв протянутый Кузьмой конец, нырнул с матросами по трапу 17-ого схода вниз.

Дверь в КПС была закрыта на навесной замок. Герасимов покопался в карманах, достал ключи и открыл дверь. Пахнуло какой-то затхлостью, в проходе в свете аккумуляторного фонаря зажжённого Антоном показался валяющееся в проходе кресло. Переступив его, они попали в КПС (командный пункт связи). Герасимов нежно погладил кнопки давно замолкшего пульта комплекса связи:

— Значит так, ты Антон идёшь и уничтожаешь телефонию, ты Вадим телеграфию, а я здесь пульт и комплекс космической связи. Потом вместе уничтожаем слуховую связь и СБД.

Антон щёлкнул переключателем, и в КПСе включился свет.

— Ну, со светом проще. «Тайна» будет работать, значит все секреты в лапшу. Вадим задрай вход в КПС на задрайки, и проверь вход со стороны приёмного радиоцентра.

Старшины быстро и распорядительно задраили все входы в КПС изнутри.

Отдав ключи от боевых постов Антону, Саша, достал из кармана отвёртку и стал выкручивать блоки. По очереди вытаскивая субблоки, он складывал их в эвакуационный мешок, а затем прижав к дивану крушил кувалдой и ломал руками. Секретные документы пропускал через машину «Тайна». Из соседних постов доносились такие же скрипящее ломающие звуки, видимо Антон и Вадим тоже спешили. Не разбирая, что перед ним Саша рвал описания аппаратуры, технические, вахтенные и аппаратные журналы и запихивал в эти же мешки. Из поста телефонии Антон уже выставил несколько мешков в общий коридор, в которые для надёжности засовывал специальные тяжести. Всего набралось у Саши мешков пять, столько же у Антона. Через некоторое время в КПС пришёл Вадим:

— Телеграфию и СБД закончил – шесть мешков сломанных субблоков, и порванных описаний, ну и лапша — инструкции и технические описаний из машины «Тайна».

Итого со слуховой засекреченной связью мешков двадцать пять будет. Даже если по два мешка, то ходок придётся сделать восемь.

— А мешки пролезут в иллюминаторы?

— Попробуем пропихнуть. Так оставлять нельзя. Завтра здесь будет представление.

Матросы прошли в пост слуховой ЗАС, и через минут 15 перед постом стояло ещё мешков 8.

— Взяли дружно по два мешка и аккуратно пошли друг за другом. Свет выключаю – скомандовал Герасимов.

— Они прошли к трапу 17-ого схода, и шедший впереди Антон внезапно остановился и замер:

— Тихо патруль! – еле слышным голосом прошептал он.

Герасимов и Вадим держали на весу мешки, боясь их даже поставить на палубу. Было слышно, как по коридорам грохотали своими огромными берцами охранники:

— Чего-то внизу там треснуло? А проверить может?

— Да брось ты, знаешь, сколько здесь крыс развелось? Ищут что пожрать, попадёшься – тебя сожрут. Ты людей ищи, а не крыс. Вот бы парочку мародёров сегодня отловить. Николаич сказал, что за каждого задержанного на мародёрстве заплатит по тысяче гринов.

— Так давай зарабатывать, а то так ходим вхолостую. Загоним пару лохов и дело в шляпе. Открывай карман шире, заливай баксами.

Раздался удаляющийся дружный смех, и где-то в корме скрылись блики фонаря.

Вспотевший весь от усилий не чихнуть Саша перевёл дух.

— Ну что в штаны не наделали?

— Я боялся чихнуть.

— И я тоже.

— Ладно, пошли быстрее в каюту 45, пока они не вернулись назад. Нам ещё сегодня сделать надо кучу ходок. Пока Кузьму не сменили, а то и РТС-ом надо свои секреты уничтожить. А если Кузьма смениться, то как это сделать.

45 каюта – каюта авиаполка – самая большая каюта по левому борту в носовой части корабля, где жил ранее командир второй эскадрильи неунывающий никогда Валера Осипенко, и потом погибший во время ночного полёта.

Приоткрыв тихо дверь, заранее припасённым ключом, они попали в тёмную каюту. Медных иллюминаторов не было, наверно кто-то снял уже, и в каюте было прохладно. Саша поёжился от холода, и сам привязывал длинный конец специальным узлом к мешку, и все вместе они осторожно спустили первый мешок через открытый иллюминатор до воды, и лишь только, когда мешок коснулся воды, они развязывали штык, и мешок тихо булькнул в чёрной воде.

— Есть давай второй – тихо сказал Герасимов – вытаскивая из воды мокрый конец.

Остальные мешки пошли легче. Сделав своё дело, они снова вернулись в КПС за новой партией мешков. Дважды они чуть не нарывались на патруль, но каждый раз им удавалось избегать столкновений. Когда они опустили последний мешок в воду, и готовились выбираться, где-то наверху раздался шум, мат и стрельба сначала автоматная, затем несколько пистолетных выстрелов. Мимо них по коридорам третий палубы с отборной матерщиной пролетел в носовую часть корабля патруль третьей палубы.

— Кто-то из наших попался видимо – произнёс шёпотом Герасимов – не останавливаться – пошли назад в каюту. Утром разберёмся, что к чему.

Они проскочили к командирскому трапу с третей палубы на вторую. Там их встречал встревоженный Кузьма:

— Муравьев со своими ребятами пошёл паролирование уничтожать. Наверно попался патрулям. Кого-то они там убили, доложили по рации. Сейчас оцепляют весь район. Попробую выручать ребят, если там осталось, кого выручать. Да кстати и с Морозовым не все в порядке вроде. Уже третий час вызывают по рации, тех, кто ушли его сопровождать. Не отвечают.

— Может как раз все и в порядке, раз не отвечают. Кузьма можно я с тобой – пожал руку Кузьме в темноте Саша Герасимов. Старшины с готовностью встали рядом

— Да идите вы подальше. С вами, только влипнешь ещё. Лучше я сам посмотрю, что к чему. Может вытащу ребят. А вы в запирайтесь в каюте и глаз не кажите. А если придут проверять – не знаете, не видели.

И Кузьма скользнул мимо ребят, растворившись в темноте коридоров.

На третьем ярусе надстройки, где располагались каюты командиров БЧ, было шумно. Чувствовались, что никто не спит. Выстрелы слышали все. Не успели войти в каюту и скинуть одежду, как раздался сильный стук в дверь. Делая вид, что только проснулся, Саша открыл дверь. В свете фонарей, на охранников недоуменно щурились лежавшие на полу старшины.

— Вы тут это, никуда не ходили? – спросил вошедший в каюту с обнажённым пистолетом начальник охранников. За его плечами были видны другие охранники, с оружием наизготовку, и за их плечами маячил замполит Гагулин.

— Нет, ничего не видели, только слышали, а что там за стрельба была?

— Да убили там двух мародёров, одного захватили, а один убежал. К вам никто не заскакивал?

— Нет, а каких мародёров?

— Ну, этих, которые корабль разворовывают. Ты одевайся – пойдёшь с нами. Хочу с офицерами отдельно поговорить – скомандовал круглолицый начальник.

Саша стал одеваться. Ноги никак не могли попасть в штанины – Кого убили? Муравьева или его старшин?

Его привели под конвоем в салон флагмана. Там сидели Литовченко и его люди. На полу, лежали избитые, и с наручниками на руках командир Никифоров и Муравьев. Кучкой стояли в углу остальные офицеры, видимо приведённые немного раньше.

По рации прошёл доклад:

— У них два двухсотых и у нас два трёхсотых. Тела на палубе для опознания. Нашим, оказываем помощь, но они ничего объяснить не могут. Получили по балде непонятно от кого, и оружие у них даже не забрали.

— Прямо ниндзи какие-то, передразнил докладчика Литовченко. Найти, кто наших положил, хоть весь корабль перевернуть.

— Ну, что Господа офицеры, пойдём, посмотрим, что там – скомандовал Литовченко и направился к спуску на верхнюю палубу.

На палубе лежал отдельно мичман Опанасенко и матрос с БЧ-7. Чуть в стороне доктор Свиридюк оказывал помощь двум охранникам.

— Их кто-то руками вырубил. Били по горлу, а могли убить и что самое главное никого не видели.

— Так, всех офицеров, мичманов и матросов корабля запереть в 100-ом коридоре до утра. Утром будем разбираться со всеми.

Подгоняя ударами автоматов, охранники погнали офицеров к 100-ому коридору на третью палубу. Туда уже сгонялись ничего не понимающие старшины и матросы. Герасимов молча посмотрел в сторону 17-ого схода, где еще недавно он таскал мешки с Антоном и Вадимом. У трапа на третью палубу отворачивая лицо, стоял Кузьма Гусаченко с автоматом и еле видной улыбкой.

Немного позже в 100-й коридор притащили в наручниках, избитых и окровавленных — командира корабля Никифорова и командира БЧ-7 Муравьева. В коридоре расположился весь экипаж, кроме Гагулина и убитых мичмана и матроса БЧ-7. У входа в коридор на трапе встали сразу два охранника.

Офицеры сразу сбились в противоположном конце коридора. 100-ый коридор поперечный коридор, идущий с левого борта от рубки дежурного по кораблю на правый трап.  Матросы, молча, ложились на пол, и засыпали.

Муравьев держал перед собой руки в наручниках. Свирюдюк чем-то примазывал его ссадины. Наконец Муравьев начал повествование:

— Если бы не этот хмырь Опанасенко, то мы все бы сделали. Уже разбили блоки, выбросили за борт почти все субблоки, а этот тут бежит от охранников прямо к нам   прятаться. А за ним бегут охранники и стреляют. Пули по коридорам рикошетят. Подстрелили они его, а он к нам, к двери. Упал у двери входа на ФКП – Володя выскочил и попытался его затащить – тут они и его подстрелили – Муравьев смахнул слезу обеими руками – Мы затащили их вовнутрь, заперлись они стали ломать двери струбциной. Саша проскочил через маленький коффердам в КПУНИА и ушёл, а я не успел, да и Володю не бросишь, а вдруг живой. Слышу шум перед дверью – хрип какой-то. Открываю два охранников в чёрном лежат, и никого. Только я вышел, поволок Володю в санчасть, как набежали опять эти в чёрным, воткнули меня лицом в палубу и стали бить ногами. А когда они своих нашли, я думал вообще убьют. Повезло, что пришел их начальник, он меня и спас от расправы. Посмотрели, а Володя мёртвый. Приволокли, к Литовченке, в салон флагмана, бросили на пол — он стал бить меня лежащего в наручниках ногами, а командир вступился, так они и его избили, и тоже в наручники посадили.

— Это Кузьма наверно попытался тебе помочь, но не успел – прошептал Герасимов.

Внезапно в дверь правого трапа раздался условный стук «Семёрка» и наглухо закрытая дверь вдруг открылась. За дверью показалось лицо довольное лицо Кузьмы:

— Ну как вы тут? Помощь нужна?

— Какая к черту помощь? Мурзика надо вывести с корабля, а то его замордуют.

— За ним я и пришёл – плотик ПСН-10 под бортом. Если хотите, можете все уходить. Ну, а нет, сколько можете на него посадите. Только аккуратнее пока темно и туман.

— Мы-то уйдём. А матросы и старшины? Нет, я своих людей не брошу, а вот Муравьеву приказываю убыть на «Смоленск», и этот твой матрос, который ускользнул, как его Саша. Давайте вдвоём, ты Герасимов со своими матросами – вам больше нечего делать на корабле, ну и ещё возьмёте пятерых матросов – они здесь совсем, не при чем — приказал Никифоров.

Герасимов попытался протестовать, но командир был непреклонен:

— Отставить разговоры и вперёд на «Смоленск». Завтра встретимся.

— Товарищ командир, а вы, вам то точно всего этого не простят.

— Забыл Саша морской закон, командир покидает корабль последним!

Кузьма, молча снял наручники, у Муравьева, и тихо пропал в темноте. За ним скользнули в темноту правого трапа, указанные командиром офицеры и матросы.

— Оставшимся теперь спать. Утро, вечера мудрёнее – приказал Никифоров, оставшимся.

Опанасенко не мог примириться с пропажей пятидесяти тысяч долларов. Завтра обыщут и отберут, все что нажито многомесячным трудом. Он ещё вечером упаковал доллары в гальюне в целлофановый мешок, привязал для верности гантель. С трудом дождавшись темноты, он потихоньку вышел из своей каюты.

— Ты куда Микола – спросил проснувшийся молоденький мичман Швайковский.

— Да так живот прихватило Юра, я скоро приду.

Выход на верхнюю палубу был перекрыт и по левому и по правому бортам.

— Обложили сволочи – подумал Опанасенко и спустился аккуратно вниз на вторую палубу. Вахтенного не было на своём месте, и Опанасенко благополучно прошёл к медблоку. Вход в медблок был перекрыт, как и коридоры, ведущие на левый борт. Опанасенко попытался открыть одну из кают, но сверху послышались чьи-то шаги, и он вынужденно спустился на третью палубу.

На верху раздались голоса охранников, которые спускались на третью палубу. Опанасенко побежал в носовую часть корабля.

— Добраться бы до швартовых устройств, а там выкину за борт, и пусть берут на здоровье, отбрешемся.

Но коридоры, ведущие в носовые швартовые устройства, тоже были перекрыты и тогда Опанасенко перешёл по поперечному коридору на левый борт.  Охранники громыхали своими берцами за ним, по следам. Прорвусь на ФКП, а там закроюсь на задрайки, и никто не возьмёт. Охранники где-то сзади замешкались, и у Опанасенко появился шанс. Он проскочил в какую-то открытую каюту и выкинул заветный пакет за борт.

— Уведут «Брест» — жизнь потрачу, но достану со дна своё.

Он вышел из каюты и уже ничего не боясь, направился навстречу охранникам.

— Стой, кто идёт?

— Так то я Опанасенко мичман с БЧ-7.

И тут он сделал роковую ошибку. Увидев, направленные на себя автоматы и перекошенные в свете фонарей, лица охранников, он побежал.

Вдогонку раздались выстрелы. Пули неслись по коридору, рикошетя и выбивая искры.

— Только бы добежать до ФКП. Только добежать ….

И тут пуля попала ему в спину. Боли он не чувствовал, но тело перестало его слушаться и стало как чужим. Он, опрокидываясь на спину, упал зацепив непослушными ногами комингс. Последнее, что он почувствовал, как кто-то схватил его за руки и потащил в сторону ФКП. Ни ног, ни тела, он больше не видел и не ощущал. Он почувствовал, как тащивший заваливается на него, и чьи-то сильные руки затягивают его через комингс в спасительную тишину. Больше он ничего не видел и не чувствовал.

В салоне кают-компании под утро собрались несколько прибывших на корабль с Литовченко офицеров. В небольшом помещении было плохо видно, от висевшего в воздухе табачного дыма. На столе стояли ещё закуски и бутылки из-под корабельного спирта «гексавитовки»

Докладывал невысокий плотный человек в штатском, занявший место рядом с изрядно захмелевшим Литовченко:

— Позвольте доложить вам Господа хорошие, что мы с вами сегодняшней ночью просрали, то чего так добивались и готовили несколько лет в Москве. И это произошло из-за того, что кто-то предпочёл пьянство и развлечения вместо того, чтобы напрячься на одну ночь и сделать все так чтобы комар носа не подточил. Что мы имеем на сегодня – это два трупа — мичмана и матроса. Их конечно можно списать на борьбу с мародёрством, но ещё у Николаевича пропали вечером два человека – Снегирь и Бекас, которые ушли сопровождать в госпиталь, заболевшего аппендицитом офицера из экипажа корабля. Я думаю, что это была симуляция. Охранники имели чёткие указания, максимально ограничить возможности офицера и сопровождавшего фельдшера, в общении с руководством бригады и «Смоленска». С вечера эти люди перестали выходить на связь, и я имею подозрение, что они могут быть захвачены. Несмотря на то, что все козыри были у нас на руках и завтра в 9 часов мы должны были попрощаться с этим экипажем и уйти с кораблём в море, то есть решить задачу полностью. Не исключено, что ночные события могут иметь для нас катастрофические последствия. Гибель двух человек – это очень серьёзно и если на корабль прибудут специалисты флота, военной прокуратуры и особого отдела у нас могут появиться неприятности.

— Какие неприятности Борис Викторович? У нас здесь есть, и представители Главной прокуратуры России, и органов контрразведки с Лубянки, представители Министерства обороны, Секретаря Совета безопасности России, в конце концов, наш вооружённый до зубов отряд, с которым никто в округе даже потягаться не сможет. Да кто посмеет в России сегодня нас остановить, если ОН с нами сам ………? Да мы любому местному здесь башку сломаем, что он и вякнуть не сможет.

Плотный мужчина немого помялся, но затем решил говорить все.

— Мне доложили, то ночью пока мы здесь пьянствовали, кто-то «хорошо» поработал в постах связи. ЗАС и секретные документы полностью исчезли. Остались только корпуса аппаратуры. Если с часу ночи весь экипаж корабля заперт и под охраной, как это могло произойти?

Вмешался начальник охранников Баргузин:

— Значит все это сделано до нашего прибытия.

— Да в том-то и нет. Вчера днём по прибытию на корабль мы проверили – все было в исправности и в наличии. Вспомните — этот ИО командира твердил, как попугай ЗАС, секреты и т.д. надо срочно уничтожить. Вот он и уничтожил.

— Он, исключено – вмешался в разговор Литовченко, отдавая приказ начальнику охраны – Исключено. Он весь вечер и начало ночи был со мной, здесь пили, в бане пили. Так что лично он не мог. Давай ка сюда этих флибустьеров – ИО командира, замполита, командира БЧ-4 и командира БЧ-7

Тот развернулся и побежал выполнять приказание.

— И потом даже, если мы здесь весь экипаж расстреляем, а трупы в море, никто и не узнает. Ну, пошумят – скажем, отправили автобусами, а там пусть ищут.

Плотный мужчина, в гражданском, поморщился:

— Ты Литовченко маньяк. Все сделать надо тихо и без шума, а ты тут напридумывал, и за то это ты так своих бывших сослуживцев ненавидишь?

— Товарищ советник секретаря, Борис Викторович, я только из лучших побуждений, ради дела, порученного мне, и ничего личного – протрезвел внезапно Литовченко.

Охранники ввели в салон кают-компании Никифорова в наручниках и напуганного до смерти Гагулина:

— Там оказались только эти, остальные сбежали этой ночью – человек 10 отсутствует.

У Литовченко изменилось лицо:

— Как это сбежали? Никифоров, а где ЗАС и все специальные документы? Кто это сделал?

— Товарищ капитан 1 ранга в связи с экстренными обстоятельствами, грозившими компрометации ЗАС и специальной документации, я отдал приказание своим подчинённым уничтожить ЗАС и специальные документы. Это было выполнено. Ещё раз, как представитель Российской Федерации и ио командира корабля предупреждаю Вас и всех здесь присутствующих, что попытки передать секретное оборудование и документацию иностранному государству является государственным преступлением. Ну, а все, кто участвовали в вышеуказанной операции, находятся уже в безопасном месте, и вам до них не дотянутся. Я предлагаю Вам немедленно прекратить этот балаган – если уж остановить продажу нельзя, демонтировать все секретное оборудование и только после этого без спешки решать вопросы перегонки корабля за рубеж. В противном случае я буду всеми силами осуществлять вам противодействие.

— Борис Викторович я говорил Вам, что договориться с этим экипажем невозможно. Их можно только расстрелять и тогда все будет нормально – сказал, задумавшись Литовченко.

— Вчера это вы могли сделать, сразу как прибыли на корабль. Сегодня поздно о ваших деяниях знают уже в штабе Тихоокеанского флота, управлении контрразведки Тихоокеанского флота и что самое больное для вас и нас в центральной и дальневосточной прессе. Все ваши покровители завтра от вас откажутся ещё сегодня и отзовут свои подписи.

Стоявший в стороне Гагулин, как бы проснулся, видимо слова «расстрелять экипаж» дошли до него:

— Товарищ капитан 1 ранга, не надо расстреливать. Я поговорю с матросами, офицерами, мы сделаем все, что вы прикажите, мы же понимаем, что есть интересы Родины и иногда приходится решать нестандартными методами. Я в жизни не представляю, что такие солидные люди Вашего уровня, представляющие элиту общества, могли совершить государственное преступление. Я не согласен с командиром корабля.

 — А расстрелять из танков, законно избранный Парламент? – спросил Никифоров, двумя руками вытирая кровь, идущую из носа, и капавшую на тужурку.

Борис Викторович поморщился:

— В вот это была государственная необходимость и не вашего ума дело.

Он поморщился и обращаясь к Литовченко тихо сказал:

— Сейчас я позвоню в Москву и выясню ситуацию. Во всяком случае, Вы Литовченко не справились с той задачей, которая была Вам поставлена руководством страны.

С этими словами он достал из портфеля специальный аппарат, похожий на трубку телефона, и вышел из салона.

Литовченко с ненавистью во взоре, посмотрел на Никифорова, казалось, что он испепелит его взглядом:

— Как все хорошо начиналось. И вы все испортили. Вы даже, не представляете, в какую игру вы влезли и чьи интересы затронули? Не советую играть с огнём.

Гагулин испуганно отодвинулся подальше от Никифорова.

В квадратные иллюминаторы салона флагмана стали просачиваться лучи поднимающегося солнца. Наступал новый день. Солнце вставало над бухтой Русалки.

Быстрыми шагами в салон кают-компании вернулся Борис Викторович:

— Все, Литовченко, операция закрыта. Москва остановила операцию. Баргузин срочно сводите своих людей с корабля, «Белоглазку» с оборудованием. Автобусы и машины к трапу. Всем в автобусы. Мою машину первой. Литовченко вы отвечаете за бумаги, головой отвечаете, здесь ничего не оставлять. На корейские буксиры передать, что на сегодня операция по перегонке отменяется – им добро следовать в Корею. Мой самолёт на аэродром – через час вылетаем в Москву. Скоро здесь будет морская пехота, все руководство Тихоокеанского флота, таможни и Управления контрразведки и т.д. Они идут несколькими бортами с Владивостока – наша задача с ними не пересечься. С моря бухта Русалки уже блокирована пограничными кораблями.

— Наручники-то снимите, и экипаж выпустите из сотого коридора – обратился к Баргузину Никифоров – и кто ответит за гибель двух членов экипажа?

Но тот махнул рукой, и убежал выполнять приказания неизвестного Бориса Викторовича. Литовченко тоже метнулся за личными вещами в каюту командира. Остальные, толкаясь в дверях, рванули на причал.

Гагулин побежал за ними. На причалы выскакивали охранники, работники фирмы «Белоглазка» с оборудованием. У автобусов суетились люди Литовченко.

В салон флагмана вошёл Кузьма Гусаченко без специального снаряжения, и автомата.

— Все командир, кончил службу. Уволился по полной. Давай сниму наручники.

Никифоров с улыбкой протянул руки, и Кузьма снял наручники.

— Ребят из 100 коридора я выпустил, так что все нормально.

— Ты поедешь с ними Кузьма?

— Да упаси Господь, поеду к родителям на Кубань рыбу ловить. Знаешь, какая нас в Кубани, рыба водится. А ты куда?

— Нет, Кузьма я этого так не оставлю. Мне удалось сделать копии со всех их бумаг, пока они в бане парились, пропустил через факс. Ты бы видел, кто и что там подписал.

— Брось ты это дело Володя. Смертью пахнет. Пойдём лучше посмотрим, как эти тикают.

Никифоров и Гусаченко вышли на срез полётной палубы, где толпились уже матросы, мичмана и офицеры.

Мунин подвинулся немного в сторону:

— Смотрите, как тикают. А наш-то Гагулин, то в один автобус примерился, то в другой, а его отовсюду гонят.

Автобусы и легковые машины тронулись на выезд из бухты Русалки под дружное улюлюкание матросов с борта «Бреста».

 

— Пойдём Кузьма разбираться с убитыми – предложил Никифоров — Свиридюк давай с нами, займитесь убитыми. Они заслуживают того. Петров дуй в посёлок необходимо решить вопрос, с гробами деревянными и цинковыми.

В районе надстройки на брезенте виднелись тела Опанасенко и матроса Володи из БЧ-7. Рядом стояло несколько матросов, сняв бескозырки и пилотки.

На полётную палубу с причала поднимались врио командующего флотом вице-адмирал Душенов, начальник управления контрразведки Тихоокеанского флота контр-адмирал Смелин, а за ними шли по трапу Герасимов, Муравьев, Морозов, Лебедев, командир «Смоленска» Крестьянинов, матросы, морские пехотинцы и офицеры. Все, подходя снимали фуражки, береты и бескозырки. Никифоров хотел доложить Душенову, но тот движением руки остановил его:

— Потом, в салоне флагмана доложишь.

— Он повернулся к офицерам, таможенникам, прибывшим с ним. Разбирайтесь товарищи, а мы пока с командиром корабля потолкуем наедине. Так товарищ контр-адмирал? — спросил он, Смелина.

Тот недовольно кивнул головой и направился к надстройке.

И они втроём направились к надстройке.

— Антон иди сюда – подозвал Антона Герасимов – Снимите на ходовом машинные телеграфы. Кораблю они не нужны, а нам пригодятся – для меня Никифорова и Муравьева. Мы из первого экипажа «Бреста» И я думаю, имеем полное право сохранить память о нашем корабле.

— Сделаем — тихо ответил Антон и схватив за рукав Вадима Завгороднего потащил в сторону ходовой рубки.

В ходовой рубке было тихо. Ободранный кем-то пластик с обшивки валялся на линолеуме, свисали на проводах, открученные кем-то приборы. Валялись разбросанные штурманские карты. На штурманском столе валялась карта подходов к бухте Русалки. «Секретно» было написано в верхнем углу.

— Секретно — прочитал Антон – Какие секреты тут, когда целый корабль с секретами хотели продать?

Он схватил карту:

— Завернём машинные телеграфы, меньше вопросов будет – пояснил он Вадиму.

Машинные телеграфы были на своих местах. Ловко они скрутили три машинных телеграфа, оставив на месте четвёртый.

— Может и его – Спросил Антона Вадим.

— Команда Герасимова была на три телеграфа. Мотаем отсюда, пока кто-нибудь не схватил нас за мародёрство.

И завернув снятые машинные телеграфы в подобранные с пола карты, они быстро направились в каюту Герасимова.

Из акта обследования авианосца «Брест» представителями Тихоокеанской таможни отмечено, что:

« ……. На корабле не обнаружено следов работы, по организованному демонтажу приборов, аппаратуры, узлов и деталей. Практически в полном составе оборудование, содержащее драгоценные металлы, находится в рулевой рубке, командном центре управления, центре связи, электроремонтных мастерских и других жизненно важных объектах кораблей. Ориентировочное содержание драгоценного металла, находящегося в данный момент на «Бресте», составляет 60-70 процентов от первоначального. Сверхсекретное вооружение и оборудование, оказалось в своём большинстве в исправном, законсервированном, либо ремонтопригодном состоянии и было мастерски замаскировано. Проходы к нему завалили хламом, пробраться через который было не так-то просто. Снятые антенны в смазке бережно уложены на палубе. Восемь гребных винтов — это 120 тонн бронзы — хоть завтра пускай в дело.

Контрразведка ТОФа написала секретную справку о попытке невиданной доселе контрабанды, направила ее в правительство и в другие инстанции.

Вместо того, чтобы немедленно возбудить по выявленным фактам уголовное дело, быть может, не одно, были предприняты попытки служивых людей с большими звёздами на погонах «объяснить ситуацию». В состоянии «Как есть». В контрактах на поставку «Бреста» в разделе «Условия поставки» имеется фраза: «Судно со всеми принадлежностями должно быть передано Продавцом и принято Покупателем в состоянии «как есть». О каких «принадлежностях» речь, если мизерные цены взяты лишь за чёрный металлолом и в тех же контрактах оговорено, что корабль должны находиться в «порожнем состоянии»

Не демонтированы, и остались на штатных местах, в пригодном для эксплуатации состоянии:

   — МР-700 (РЛС «Фрегат») — радиолокационная станция воздушной, надводной обстановки, обнаружения целей. Совершенно секретно.

   — МР-105 РЛС — станция управления стрельбой корабельной зенитной установки. Секретно.

   — «Аллея-2» — автоматизированная система сбора и обработки информации целеуказания и выработки рекомендаций для использования средств ПЛО и ПВО. Совершенно секретно.

   — МНРА, привод СВ — автоматизированная радиотехническая система ближней навигации и посадки самолётов (вертолётов). Секретно.

   — «Салгир-1143» — навигационный комплекс. Совершенно секретно.

   Авторы «ликвидационного акта» утверждают, что на     кораблях «отсутствует ракетно-артиллерийское вооружение, оборудование, боезапас». На самом деле в целости и сохранности были обнаружены:

   —   Ракетный противолодочный комплекс «Вихрь». Секретно.

   —   Корабельный зенитно-ракетный комплекс «Оса-М». Секретно.

По цене ржавого железа за границу чуть было не ушли военные секреты ценой в сотни миллионов долларов!

По здравому разумению за этим разоблачением должны были последовать строгие оргвыводы, привлечение виновных к уголовной ответственности. Виновных никто даже не пытался искать.

Офицеры, мичмана и матросы после похорон Опанасенко и матроса Володи Михайлова на лётном кладбище в Михайловке, были сведены на берег с корабля и уволены в запас по оргштатным мероприятиям из рядов Вооружённых Сил. Со всех офицеров, мичманов и матросов представителями контрразведки флота были взяты подписки о неразглашении, произошедшего в ту ночь на корабле.

«Брест» через полгода после тщательной проверки был уведён за границу, а ещё через год эта же судьба постигла и «Смоленск».

В 1999 году бывший командир «Бреста» капитан 2 ранга в отставке Никифоров, собравший все документы о попытке угона «Бреста» за границу, и направлявшийся с документами в Генпрокуратуру был сбит машиной, когда переходил улицу в Москве. Папка с документами исчезла. Виновные, как и папка, найдены не были. Гибель была характеризована, как неосторожность и уголовное дело не открывалось.