Вдруг за несколько лет до очередного юбилея Победы вокруг старой лодки, уже перекрашенной по новой моде в чернь и черный угольный лак, стало что-то происходить.
Из разговоров, докладов и команд она поняла, что должна встать на новый пост во флотской столице.
Ее явно к чему-то готовили: проверяли все клинкеты и забортные отверстия, швартово-якорные устройства. Как-то раз, ранним утром подошли буксиры, моряки набросили на кнехты некультурно разлохмаченные буксирные концы и осторожно, но безо всякого почтения, потащили из гавани. Их курс лежал на завод.
О, «Катюша» знала этот завод! Он в годы войны был для кораблей, вернувшихся из походов, словно госпиталь для бойцов. Там день и ночь сверкали огни сварок, стучали молоты, пели станки — шел ремонт кораблей. И шла война.
На следующий день старую лодку поставили в док, окрашенный черным густым защитным лаком, с наглой надписью: «Не швартоваться!», «Тише ход!».
Докмейстер и его команда возрастных спокойных мужиков сноровисто, без лишней суеты, аккуратно установили старый корпус лодки точно на кильблоки. Изо всех отверстий, из обросшего зеленью днища корпуса на стапель-палубу обильно стекали ручейки холодной, пахнувшей гниющими водорослями, воды.
Стало холодно — на Севере часто воздух заметно холоднее воды. Даже летом, представьте себе. А утром, не успел еще открытый небольшой плавдок высохнуть, как следует, как вокруг ее корпуса забегали работяги и застучали молотками. Как по волшебству, вокруг выросли строительные леса. Рабочие завода старались на совесть – знали, какую лодку ремонтируют!
Наша «Катюша» решила было, что пришло ее время! Еще немного — и, победно крикнув сиреной, она выйдет в бурное море, о котором мечтала! Теперь починят как следует, покрасят, всякое оборудование поменяют, новые пушки установят вместо снятых давным-давно и куда-то увезенных… И тогда — вперед, в море! «Впрочем, — вздохнула лодка, — теперь на новые лодки орудия не ставят! Другие времена!»
Инженеры тоже работали с полным вниманием. Не так-то просто! Лодки-то теперь строят совсем по-иному, никто тех технологий уже и не помнит!
Например, давно уже никто не строил корабли на заклепках, только на сварных швах, с инертными газами, даже с плазмой. А у «раритета»? Совсем наоборот! Хотя сварочные технологии в военном кораблестроении давно уже применялись.
Раньше, как считали строители подводных лодок, вот рванет «глубинка» рядом, гидродинамический удар как врежет в борт от всей взрывчатой души, со всей дури, словно гигантским молотом! Аж стальные листы прогибаются! Если шов заклепочный — вырвет пару-другую стальных стержней с расклепанными головками, полоснут они струями под давлением. А матросы течь заделают, отливной насос все откачает за борт! Их этому учили. А если разорвет сварной шов, как старый застиранный тельник, — в гости запросится все море сразу, в одну секунду. И тогда никакой самый главный насос не справится! Но все-таки – новые технологии уверенно входили в жизнь, да и сварные швы – как не верти – все-таки прочнее, если уж говорить по совести!
Но теперь так давно уже не делают, а на «Катюше» надо сделать так, как было. И были разработаны чертежи и технологии для восстановления «Катюши». Инженеры и рабочие свое дело знали.
Тогда подумали —и нашли и привлекли старых рабочих, которые еще были в силе и помнили, как чинить такие лодки под рев моторов «юнкерсов». Тем более что было строгое техзадание: сделать так, как было! Не надо, чтобы как лучше — пусть будет просто, как было. И вот лодка пошла, док тащили сразу несколько буксиров.
В отсеках старой «Катюши» заняли боевые посты не только рабочие, но и подводники с боевых лодок знаменитой «Черной эскадры».
Она не на шутку забеспокоилась: сейчас, наверное, будет принимать боезапас, топливо… А потом придет экипаж — и в море, в боевой поход. Но чего-то никто из заводского экипажа даже не вздрогнул: в корпусе — отверстия, да что там — огромные дыры! Фланцы, разъемы — никак не за герметизированы!
— Эй, ну кого там еще командиром назначили? Куда смотришь! Очнитесь! — хотела она закричать, да забылась. Никто ведь ее и не слышит: — Ко мне, на свои посты!
Вдруг откуда ни возьмись, появился экипаж. На палубах, на ходовом мостике, в отсеках было спокойно, все деловито выполняли свои обязанности. Лодка перевела было дух, но…
— А как же мы погружаться будем? А пушки-то — засверленные, стволы для стрельбы не годны, затворы неисправны, заварены, одна имитация! Боевые баллоны торпедных аппаратов пустые, гидравлики вообще нет, топливные цистерны пусты! Воздуха высокого давления, ВВД, — и того нет!
И в этот самый момент она поняла, что в ее отсеках матросы и офицеры — с тех времен, нисколько не изменились! Такие же мускулисты, подтянутые, немного тощие – война не санаторий, даже на подводном пайке!
Ни тебе — седин, ни тебе – морщин! А ведь было это без малого сорок лет назад! Так не бывает! А механик из Центрального вдруг как-то грустно сказал, в первый раз обращаясь вслух к своей лодке: «Да не переживай ты, ничего с нами не будет! С нами уже ничего не будет!»
— Вы что — мертвые? — вздрогнула старая лодка, сама испугавшись своей догадке.
— Нет, мы теперь просто бесплотные тени, у нас только и есть, что души, а так — всё нормально!
— Да уж, успокоил! — огрызнулась в ответ «Катюша» и тяжело вздохнула, как живая. По отсекам прошла волна тяжелого воздуха. У живых шевельнулись волосы. Они удивленно огляделись друг на друга. А что уж тут скажешь?
Когда ее свежевыкрашенный корпус осторожно установили на бетонный постамент, торжественно открыли весь мемориал, то по военным праздникам к ней приезжали бывшие моряки-подводники того славного экипажа. Вспоминали друзей, войну, украдкой смахивая слезы, поминали погибших и уже умерших — от возраста и болезней. Это было главное дело всей их жизни, и сохранение памяти о своих друзьях и тех дня постепенно становилось смыслом этой жизни!
В ее отсеках стоял знакомый запах масла и топлива, пахло разогретым металлом, резиной, эмалью. Тонкими голосами пели свою песню корабельные приборы.
Появились и у нее товарищи, ровесники: над заливом нависал со своего постамента атакующий, словно горный орел, торпедоносец, взлетал на редане на бетон постамента торпедный катер знаменитого героя-катерника. Иногда они даже могли беседовать, не слышно и незаметно для людей, по-стариковски о том, о сём.
Время шло, вновь неумолимо отмеривая месяцы, годы, десятилетия. Их, подводников экипажа, таких родных, понятных и близких, в живых становилось с каждым годом все меньше. И наступил такой год, когда к старой лодке не пришел никто из своих.
Как ни старалась «Катюша» разглядеть из иллюминаторов своего «лимузина», хоть кого-то из былой команды, никого не было. Даже рулевого юнги, который пришел к ним в самом конце войны с древних Соловков из специальной школы, и все боялся, что не успеет врагам отомстить за своего погибшего отца.
Нет, конечно, приходило много людей — и молодых, и не очень, — дети, матросы в новых форменках и бушлатах, остро пахнувших новым сукном, заслуженных ветеранов с рядами планок на старых мундирах или пиджаках. Но тех, кого ждала она, не было…
В заливе вновь весело бежали высокие волны, украшенные снежно-белыми «барашками». Свинцовые, тяжелые, высокие водяные горбы разбивались о причалы, выплескивались на осушку, выкатывались на полосу прибоя, откатывались, оставляя клочья пены, которой играл ими, как радостный мальчишка мыльными пузырями на теплом пляже.
Временами, за порывами ветра, на причалы, на хмурые стальные корабли прилетали большие клочья тумана, порой — целые облака. Они частью осаживались на надстройках, цеплялись на мачтах и антеннах кораблей. А частью, не найдя достойного пристанища, уносились в дремлющий, зябко ёжившейся на холодном сыром ветру северный город. Куда же еще деваться душам кораблей, вырвавшихся их своих стальных склепов в глубинах моря?
Мудрый маленький деревянный торпедный катер долго молчал. А потом сказал «Катюше» и торпедоносцу: «А вы заметили — наших-то на праздниках — всё меньше и меньше? Догоняют ребят военные пули и осколки! Не выдерживают изношенные раньше времени сердца наших бойцов! Тем больше теперь на нас ложится ответственность — мы будем скоро последними участниками тех уже далеких грозных событий! И мы теперь сами будем бороться со Временем за память павших и живых героев, уходящих от нас в Вечность!»
Чтобы те, кто придет на новые корабли, если придется, были достойны их памяти, и если – в случае чего – придется схлестнуться в врагом, с огнем и сталью – они бы знали, как поступить мужчине и воину, чтобы знали, что такое честь, и почем она!
И вспомнились «Катюше» те самые слова комиссара бригады, сказанные когда-то давным-давно: «Мы бы погибли, если бы не погибали!»
Светлая полярная ночь. Даже тени сейчас благородно-светлые, легко прячутся под клочья тумана, гонимого ветром с моря. Старая «Катюша» вглядывалась в ватные сгустки морских капель. Если подумать, эти клочья были не такими уж и бесформенными. Иногда они явно походили на человеческие фигуры. Может быть, это к ней прилетают души погибших в подводников, покидающих в непогоду свои стальные братские склепы?
Лодка знала, что она здесь — словно крепость на страже памяти погибших моряков, всех моряков, погибших в море. Ее-то экипаж вернулся домой живым, но а сколько подводников осталось там, в глубинах? Сколько покоятся в остовах подлодок, покрытых толстым слоем ила, водорослей, изъеденных коррозией? Эти стальные, покореженные взрывчаткой, останки некогда красивых и сильных кораблей, давно стали пристанищем придонных рыб, крабов и прочей живности океана. И она успокаивала своих бестелесных гостей, как могла. А что еще она теперь умела?
Поскрипывали швы, вдруг щелкала обшивка, что-то постукивало, у бортов вроде «морзянкой»…
А то рассказали при ней как-то: — Шла хорошая современная лодка, протискиваясь среди холодных масс воды, почти бесшумно разрезая воду.
И даже форма корпуса у нее была совсем другая, чем у «Катюши», винты другие. Говорят, что лодки теперь истинно подводные – месяцами находятся под водой – и ничего, и энергии, и воды – всего хватает!. А Катюшино поколение назвали «ныряющими лодками». Потому, что как не вертись, а аккумуляторы требовали частой зарядки, всплытия и быстрого «ныряния» в случае опасности. В надводном положении станешь легкой добычей врага, скрытность – главное оружие подводной лодки, тогда и сейчас!
В Центральном посту несли вахту офицеры и матросы, вглядываясь в панели приборов. Глубина — штука серьезная!
Любой подводник еще с начала прошлого века слышал загадочные стуки по корпусу, будто кто сигналил. Говорят, это объясняется просто и естественно: стальные конструкции под давлением сжимаются, потрескивают, вот и получаются, мол, такие звуки. Но уж больно на какой-то код похоже… Неприятно как-то. Хотя со временем люди привыкают и уже не обращают внимания.
Есть легенда, что павшие воины иной раз постукивали в борта проходящих на глубине субмарин, будто ждали ответа от живых собратьев. Подводники слышали осторожные стуки, кряхтение напряженных шпангоутов, потрескивание стальных швов. Ходили слухи, что это какие-то злые духи, и такие стуки сулят беду и гибель!
Теперь вновь появились эти звуки. Об этом докладывали из отсеков в Центральный. Мало ли чего? Но другие думают, что это просто предупреждения: будь внимателен, будь бдителен!
Бывало, командир в таких случаях спокойно говорил своим офицерам: «Осмотреться в отсеках!» Штурман еще раз определял свое место, не вкралась ли ошибка: под водой нет ни звезд, никаких других верных ориентиров. Механик взбадривал своих вахтенных, пытливо оглядывал шкалы приборов. Бывало, что-то находили и устраняли, а бывало — вдруг удавалось стряхнуть с себя усталость, и вероятная ошибка так и оставалось просто вероятной… В прошлом ничего такого плохого не происходило. В тот день не происходило…
Это же наши павшие, старшие братья! Они нам гадости делать не будут, они нас хранят! И оказалось, удачно разошлись, почти впритирочку, с чужой подводной лодкой, тоже шныряющей здесь, на глубине.
— А что это было, товарищ командир? — спрашивал, осмелев, молодой вахтенный офицер.
— Да так, ничего! Железо хрустит под давлением на стыках, а может, шпангоуты — вон, весь океан на себе держат! Мускулы все шарами напряглись, как на борцовском помосте! Работа такая! Океан, он знаешь, какой большой! А что и кто в нем прячется — кто скажет уверенно? — пожал он плечами и вдруг начал мурлыкать себе под нос когда-то известную песню великого русского поэта:
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши мертвые — как часовые…
— Да, правда, правда! — сказал он сам себе, но вслух, и вдруг испуганно глянул на рулевого и вахтенного офицера, еще чего несусветного надумают, скажут кому….
Боцман, опытный рулевой, старший мичман, в возрасте где-то за тридцать, как командир и даже старше, понимающе кивнул, не отрывая глаз от приборов, покосился на глубиномер, дифферентометр… Да нет, пока всё нормально. Незаметно тряхнул головой, избавляясь от внезапного волнения, и, чего-то стыдясь, украдкой вытер вдруг вспотевшие ладони о брючины комбинезона.
Вахтенный офицер собирался что-то спросить у отца-командира, уже открыл было рот, но вовремя передумал. Ему показалось, что он и так что-то понял… А глаза у командира — как у тигра на охоте, сейчас вот ляпни чего сомнительное, так он сразу спросит: «А каким документом определяется порядок всплытия в полигоне БП?» И еще пару уточняющих вопросов из его личной практики — и «…я пошел на дно, пуская пузыри!»
— Уже бывало-с! — хмыкнул себе под нос вахтенный офицер. А потом еще один подход с совершенно новыми уточняющими «вопросиками», а потом — еще, но уже с новыми! У кэпа их в запасе цельный мешок … сшитый из парашюта!»
«Катюша» много узнала за свою долгую жизнь — и об этой вселенной, и об иной реальности! И о духах неприкаянных, и о привидениях… Разные они были, совсем не как в легендах. Некоторых «Катюша» жалела, а других терпела…
Но КТО-ТО так устроил этот мир, что никто из живых не может попасть в тот мир, чтобы что-то узнать по своему любопытству, а никто из того мира не может поделиться никакими знаниями с живыми. Никто никого из владеющих этими тайнами не пугал никакими карами! Кто-то просто сделал так, что поделиться этими тайными знаниями было нельзя, как бы ни чесался язык хоть с кем-то поделиться. Это у людей можно было любую тайну выманить, выкупить, обмануть, так или иначе — выболтать. Но здесь всё было просто и навсегда!
Она сама стояла на грани миров, как говорили знающие, и те, с кем она общалась, были такими же! Что делать?
Лодке не спалось на своем привычном бетонном холодном ложе. Казалось, ее легкий корпус зябко подрагивал, а кости-шпангоуты противно и пронзительно ныли, словно ревматические суставы старого охотника или рыбака. И тогда ее понемногу одолевали старые воспоминания.
Ветер взвыл в шпигатах низким голосом, как будто вздохнул. Она вздрогнула всем корпусом и словно проснулась. Темноты не было, над северным краем стоял полярный день. Тучи уверенно затянули далекий восток за ближними зеленеющими сопками, и алые лучи молодой зари не могли пробиться сквозь плотное резное покрывало пролетавших туч. Но тени прошлого уже прятались в только им ведомые сокровенные места.
На песке ходили здоровенные белые чайки и самозабвенно орали, как вожди оппозиции на митинге, не слушая других. Вороны держались в сторонке – чаек сегодня больше, клювы у них крепче, летные качества и скорость – выше, опыт давно показал в драке – никаких перспектив.
Кое-как согревшись и даже придремав, подлодка увидела дивный сон. Будто вдруг внутри нее заревели мощные дизеля, напитывая ее живительным теплом разогретого масла и металла, а в аккумуляторные батареи хлынула энергия, накапливаясь в них, давая необходимую для похода плотность.
Ей показалось, что в центральном посту у машин и механизмов деловито хозяйничали моряки, делая свою привычную, не забытую за время работу. И не просто какие-то случайные матросы и старшины, а моряки ЕЁ экипажа. Те самые, родные и такие близкие…
Но это был только сон. Она слышала, что бывалые подводники, давным-давно уволившись в запас, часто видели темными ночами свои подводные лодки и себя — молодых, сильных, здоровых, вместе с друзьями на своих боевых постах, давно покинутых и вроде бы забытых… Такие сны и сама она посылала когда-то – а теперь уже некому послать напоминание … Время неумолимо!
