Начальник штаба дивизиона Эдуард Геннадьевич Нивин, уезжая в академию, подарил Жеребчикову свою домашнюю канарейку вместе с шикарной клеткой. Вот взял и подарил. На добрую память. И не от широкой души – у Николая тут сомнений не было, он даже иногда сомневался – была ли у того душа вообще, а просто бедолагу девать было некуда.
Верно, «душа у НШа» все-таки была! Говорят, она еще и пела когда-то, но видимо, обладала снобизмом и скверным характером, и просто никак не хотела петь новому хозяину и его друзьям в простой корабельной каюте.
Отнести канарейку домой было пока нельзя — во-первых, был еще «кобелиный сезон», и жена с сыном еще не прибыла в Загрядье с любимых ею Югов. Во-вторых, его боевая подруга вовсе не радовалась перспективе кормить желтенькую птицу и, особенно, чистить за ней клетку. Так и жила эта птичка, чистый «лимон на ножках», в клетке над командирским столом. Нет, понятно — в период высоких посещений клетку прятали в пост к «шаману» или еще куда — иначе начальники бы не поняли и удивились.
А начальника удивлять нельзя – а то он ка-ак задумается – и ну – руководить! Лучше – не надо! Плавали – знаем! Но большей частью… И вечерами, при свете настольной лампы, Коля Жеребчиков курил папиросы «Казбек», выпуская дым кольцами. Облезлый вентилятор с инвентарным номером, набитой аварийной краской разгонял эти самые кольца. Рядом с Николаем устраивался лохматый кот Шкипер. В отличие от наглой птицы он искренне любил своего командира и лишь его признавал хозяином. Они вместе — Коля, Шкипер и канарейка, коротали вечером редкое и короткое свободное время. В море доставалось от качки и коту и птице… но — все терпели друг друга. Может быть, и с трудом. Как и офицеры — своих соседей по крошечным каютам. До поры, до времени…
Клетку, понятное дело, регулярно чистил не Жеребчиков (еще чего!), а приборщик каюты, тот же корабельный «шаман»-СПС. Кота тоже кормили вестовые, но иногда и сам Коля — в знак особой признательности, прибывая в статусе Великий Кормитель. Бывало, что Николай хвастался друзьям и знакомым, рассказывая, как дружат Шкипер и птичка.
Действительно, как только появлялся серый бандит, канарейка начинала метаться по клетке, вскрикивать. «Радуется!» — восхищался Жеребчиков. «Да нет, пятый угол в круглой клетке ищет!» — возражал мудрый замполит, старший лейтенант Володя Нешевелин. Он-то знал — работа с личным составом — пусть пока еще и недолгая — напрочь отучила давать своим наблюдениям светлые прогнозы на о поведении и характере народа. Тут не ошибешься! Кроме того, политработник почему-то находил много общего в поведении матросов и в повадках этих шкодливых и вороватых домашних животных в красивых меховых пушистых шубках, прижившихся на корабле. Чем ближе узнаешь людей, тем больше нравятся… даже коты! Это точно, каждый командир приходит к этой мысли быстро.
А кот всегда устраивался перед клеткой и смотрел своими желтыми пронзительными глазищами на прыгающую по клетке птичку. Он даже когда спал, то одним своим желтым глазом, не мигая, подсматривал за канарейкой. Контролировал!
— Смотрите, как он ее любит! — хвастался командир.
— Ага! Только думает, что без перьев она будет и лучше. и вкуснее! — опять ехидничал замполит.
И — накаркал, записной злыдень!
Хитрый котяра, используя богатый корабельный опыт, научивший его открывать разные двери и ящики, и даже крючки на дверцах шкафа на камбузе сбрасывать умел, ворюга генетический, смотрел и смотрел на птицу и людей и делал кое-какие выводы.
Кстати, Шкипер уже умел даже открыть кран в умывальнике, когда хотел пить. Вот закрывать его он не умел или не хотел — может, и назло. Тогда Жеребчиков сидел в море без воды, которая вытекала напрочь из бака-накопителя. Но — терпел, что взять с полосатого обормота?
Так вот, улучив момент, кот все-таки сумел открыть нехитрую защелку на клетке, а уж распахнуть дверцу и достать оттуда птицу… короче, когда Жеребчиков спустился с ходового мостика и открыл дверь каюты — там были только довольный Шкипер и кучка желтых перьев.
Кровь бросилась командиру в голову, он схватил своего пушистого друга, так надругавшегося над его верой в торжествующую любовь и выбросил в иллюминатор.
Как он потом страдал! Как материл свою вспыльчивость! Точно говорят, что гнев — кратковременное безумие! Но поздно пить «Боржоми», когда почки уже отвалились! Не приклеишь! Нет пока такой машинки, чтобы открутить время взад!
Когда Коля, одумавшись, успокоившись — хищник есть хищник, пусть и комнатный, но работа у него такая… решил спасать бедолагу, он кинулся на верхнюю палубу, пробежал по палубе, вглядываясь в плескавшуюся за бортом воду…Но нигде-нигде не было никаких следов его друга Шкипера, певшего ему вечерами такие уютные песни… Утонуло в холодной воде бедное животное, преданное любимым хозяином! Совесть злой крысой грызла очерствевшую душу командира.
— Если совесть мучает — значит, она, все-таки есть у командира! Странно! — злорадно заключал помощник Бобровский.
Оставаясь на борту корабля старшим пять дней в неделю из семи, он оч-че-нь сомневался в наличие у своего отца командира этого самого рудиментарного органа — химеры совести, морали или души — как кому нравится.
Забегая вперед, справедливости ради скажу, что, став командиром корабля, и, наконец-то, обзаведшись молодой женой, Дима Бобровский очень любил ходить на сход при любой возможности и совсем разлюбил свою уютную каюту.
Сначала было именно так. И тогда старпом его сидел на корабле по шесть дней… Дима совестью вовсе не мучился, считая, что уж он-то свое полностью «отсидел».. Даже – в аванс. А вот когда у него появился маленький ребенок, Дима делал добрые жесты — щедро отпуская старпома на берег — и два, и три раза, даже — было — четыре! А для чего, понятно? Всё верно — чтобы самому, наконец, спокойно поспать… Целую ночь, часов шесть подряд, или хоть пять— такое счастье, какая роскошь! !!
У кого были маленькие дети, родившиеся в период корабельной службы — тот поймет.
Но вот это все будет потом — года через три кажется, … а пока…
А тут вдруг Коля Жеребчиков, обходя свой «крейсер» в ночное время и озирая его командирским оком, вдруг как-то увидел… призрак кота Шкипера, который прошмыгнул из двери камбуза прямо в матросский кубрик. «Да, загрызли меня муки совести… поделом, однако… усталость, опять же !» подумал он. Человек-то он был не злой, даже – вне корабля – добродушный, не злопамятный. А злые поступки совершал редко и то — только исключительно оправдываясь своим суровым статусом комндира. Это помогало побеждать некий внутренний психологический дискомфорт, свойственный порядочному человеку, нарушившему моральные нормы, привитые еще в детстве гуманным воспитанием.
Пошел Жеребчиков к себе в каюту, там он некоторое время смотрел то на аптечку, то на сейф. Почему? Да Коля плохо умел выбирать — это была его вечная проблема!
Поэтому, он сначала накапал себе в хрустальную рюмку корвалола, или чего еще — отдающего валерьянкой, разбавил водой и хлопнул ее залпом. Затем подумал –да и открыл сейф. .. и достал оттуда слегка початую бутылку «Самтреста» и свежий лимон.
«Вот, зараза, если в него спички воткнуть — точь-в-точь канарейка будет!» — опять его посетили мрачные мысли.
Налив себе рюмку до краев, отрезав острым водолазным ножом дольку лимона, он привычно наполнил еще одну посудину и предложил ее портрету Главкома на переборке. В одиночку пить — фи, полный моветон, господа офицеры! Заслуженный адмирал сделал вид, что не заметил щедрого жеста хозяина каюты и даже не вздрогнул. Зато у командира от запаха и вида коньяка и лимона, уже выделилась слюна вожделения.
— Ну, как хочешь! — пожал плечами Жеребчиков, салютовал флотоводцу изящной хрустальной рюмкой, искрившийся в свете лампы.
Потом последовательно осушил обе посудины последовательно, не поморщившись. Чего там морщиться? Потом, закусив аппетитным лимончиком в сахаре, открыл книгу на закладке, разделся и плюхнулся в койку. Что сработало — лекарство или коньяк, но заснул он сразу же — прямо как убитый, лишь только голова коснулась подушки.
А ночью ему сквозь сон показалось, что по коридору мягко простучали кошачьи лапки и кто-то скребся в дверь и при этом знакомо мяукал.
Коля не считал себя сумасшедшим, поэтому следующим же днем обыскал корабль с пристрастием. Безрезультатно! Нет! Он, конечно, нашел у бойцов кучу изувеченной, под ДМБ-овый стиль, формы, две «ничьих» бутылки портвейна в одном из трюмов, в хитром укрытии у одного из шпангоутов. В мире все повторяется, но молодые оболтусы пока этого не знают! «Зайчики» этого призыва бездарно повторялись.
Нашел еще кое-чего, но ни кота, ни его следов не было! Значит — дело нечистое! Он поделился тревогами с Нешевелиным, которого уважал как специалиста по людским проблемам — предварительно взяв с него слово о гробовом молчании. Мало ли – поймет, выслушает, покивает, а потом ипритащит на корабль психиатра из госпиталя.
— Бывает! — вопреки ожидания командира, поддержал его страхи замполит записной атеист-материалист: — Кошки — это вообще особые животные. Во многих культурах считается, что они якобы наблюдают за нами и потом ТАМ — офицер ткнул пальцем куда-то вверх, в самый подволок— кому-то что-то докладывают. А кто кота убьет — на того могут свалиться всякие несчастье и даже на его детей — соответственно, по мужской и женской линии… Поэтому, очень не здОрово это, и с котами лучше бы дружить…
Тут Жеребчиков вздрогнул, а вслух неуверенно сказал — больше самому себе, чем Нешевелину: — Ерунда все это, предрассудки и суеверие с ересью, вот! — Ерунда! — охотно согласился с ним замполит: — только почему-то одну и ту же ерунду писали и древние египтяне, и китайцы, и дагоны… где-то в Африке. Темный народ был!
— Да, ерунда! — Дикари! — совсем уже неуверенно повторил Коля Жеребчиков с тоской в голосе.
Понятное дело, замполит не был суеверен — во всяком случае, до такой степени, но пошпынять командира было надо — тоже мне, великий безраздельный тиран отдельно взятого корабля! Пусть помучается! Да и про кота Шкипера он уже кое-что знал… только не говорил командиру — тоже возмущенный его жестоким поступком по отношению к корабельному тигру.
А через некоторое время все выяснилось — в тот недобрый вечер матросы, случайно оказавшиеся на палубе, моментально выловили Шкипера «экологическим сачком». Затем отмыли в горячей воде с мылом и шампунем от нефтяной пленки, которой было полно у причалов, высушили, накормили мясом, отпоили теплым молоком. Потом и долго прятали от офицеров, скрывали своего любимца, люто обидевшись на командира. И, наконец, они встретились — на таком, извините, «крейсере» не встретиться — просто невозможно!
Коля обрадовано схватил кота и прижал к кителю, потащил к себе в каюту, на ходу приказал вестовым притащить туда кусочки свежего мяса с камбуза, сам налил коту его любимой сгущенки. Была у Шкипера, знаете ли, такая вот слабость-причуда!
Кот сделал вид, что забыл подлый поступок командира, Жеребчиков же всегда помнил об этом, и Шкипер теперь катался как сыр в масле. В смысле — всегда имел сгущенку, мясо и рыбу, от чего неприлично поправился и весилдобрых килограммов восемь, если не больше…
Когда он ночью спрыгивал с полки, где имел обыкновение дремать перед ночной охотой – слышался громкий стук, распугивавший крыс и вестовых кают-компании.
Совесть у Жеребчикова, все-таки, была, ныла, и ее надо было заткнуть! Кстати, с гибелью глупой птицы исчез и мотив для будущего скандала с женой. Хитрый котяра невольно избавил своего хозяина от необходимости выяснять с женой — кто, собственно, в доме хозяин?
— Все к лучшему! — говорил Николай, гладя кота и почесывая у него за ушком и шерсть под мордочкой. И лишь иногда упрекал: — И зачем же ты, Шкипер, сволочь такая норвежская, канарейку-то слопал? Хорошая птичка была, безобидная! Гадила только много!
«Шаман» наш до сих пор, верно, радуется ее безвременной кончине!
Шкипер отвечал хозяину что-то невнятное, на своем кошачьем языке. Наверное: «Мур! Ну что, хозяин, с меня взять? Инстинкты, блин, одолели, рефлексы безусловные…. — ну хищник я несознательный, запрограммированный на охоту! Почти – тигр, ну –ладно- рысь — на худой конец! Мур!»
Однако, это не мешало росту взаимопонимания и укреплению мужской солидарности. Вот и сегодня, когда уже прошло больше года тому, он тоже привычно спрашивал Шкипера о злосчастной птичке, и кот опять привычно же мурлыкал ему что-то в ответ…