Сослуживцы времён советского ВМФ, капитаны 1 ранга Стихов Николай Петрович и Чистов Владимир Иванович редко встречаются в последнее время потому, что живут в разных городах. Чистову, прослужившему 23 года на Северном флоте на подводных лодках и в штабе Северного флота, в своё время повезло перевестись в Главный штаб ВМФ, располагавшейся тогда в Москве. Хотя он всей душой и стремился в родной Питер, жена родом оттуда, да и родственники были там, а в Москве никого. Тогда весь вопрос перевода в Москву или Ленинград упирался в жильё, а его у Чистовых не было. Пришлось три года скитаться по съёмным квартирам, пока не получили двушку в Подмосковье, вместо положенной трёхкомнатной. И тогда чиновники в погонах имели свой кусок масла за счёт честных офицеров.
Стихов, прослуживший на Северном флоте до пенсии, сумел построить кооперативную двушку в Питере, где и осел. Оба офицера служили в штабе Северного флота: один в управлении боевой подготовки, другой в оперативном управлении, в этих важных управлениях любого штаба. До этого, естественно, служили на кораблях. Чистов был подводником, Стихов надводником. Таких в штабе называли «водоплавающими» в отличие от тех, кто был «врождённым штабистом». При взаимодействии двух управлений, что, почитай, главное в работе всякого штаба, они и познакомились. Особой дружбы тогда не сложилось, но, как говорят, возраст и общие воспоминания сближают. Так получилось и в нашем случае.
Изредка встречаясь, всё — таки расстояния между Питером и Москвой для их возраста немалые, они вспоминают свою службу. При этом особую боль в воспоминаниях вызывает трагическая гибель АПЛ «Курск», которая случилась на учениях Северного флота в августе 2000 года. Такого в их времена на учениях флота не бывало. К учениям всегда готовились тщательно, со всеми «поправками на дурака».
В одну из встреч Чистов вспомнил один случай. В 1972 году на учениях Северного флота по поводу передачи Флота от адмирала флота Георгия Михайловича Егорова адмиралу Владимиру Николаевичу Чернавину, адмиралы из Инспекции Министерства Обороны СССР поручили ему делать план действий стороны «синих». Главным эпизодом была стрельба стратегического подводного крейсера, которому при стрельбе должна была противодействовать многоцелевая АПЛ «синих», задание которой и нужно было разработать.
— Да, помню это учение, говорит Стихов. – Мы тогда тщательно выбирали стратегический крейсер для стрельбы и готовили полигон для выполнения этого упражнения.
— Коля, помнишь вашего «Слона», — говорит Чистов, — начальника управления БП? Я к нему раз десять ходил, чтобы он назначил глубины разграничения для подводных лодок, чтобы обозначить полное противодействие ракетному крейсеру со стороны условного противника. Но куда там, адмиралу сойти до какого-то капитана 2 ранга. А время подпирает, инспектора требуют план.
Тогда я принял решение исходя из своего опыта и знаний, и согласно наставлению по использованию полигонов, лодку «синих» не завожу в полигон, а провожу её вокруг полигона на расстоянии одной мили. Вот и всё противодействие.
— Володя, всё правильно, — поддерживает товарища Стихов.
— Но, понимаешь, это обнаруживается в момент стрельбы. Тогда «вагон» всяких адмиралов собралось на КП СФ вокруг столика с картой полигона, откуда должна была стартовать ракета, и где тон задавал «Слон». Я в это время вёл там карту обстановки действий «синих», под руководством помощника начальника штаба флота, возглавляющего сторону «синих». А весь КП СФ на время учений, как всегда, был перемещён в «Скалу» (так именовался защищённый КП СФ). До старта ракеты оставались минуты.
На КП пришёл командующий флотом адмирал флота Георгий Михайлович Егоров и, выслушав мой доклад по обстановке «синих», направился на выход в сопровождении моего адмирала. Проходя мимо столика с картой ракетного полигона, он задержался по просьбе «Слона», а мой адмирал, вернувшись ко мне, это было в другом конце оперативного зала, сказал мне – Ну, Володя, держись! Я даже нечего не успел сообразить, в чём дело, как услышал приказ командующего – Чистов, подойдите сюда!
Когда я подошёл, то Г.М. Егоров сказал – Чистов, объясните ситуацию этого эпизода. Адмирал Швецов говорит, что здесь нет полного противодействия стреляющей лодке. А вдруг на это внимание обратит Маршал Москаленко.
Я ничего не стал скрывать и доложил, что много раз обращался к адмиралу Щвецову, чтобы при планировании получить глубины разграничения для лодок, действующих в одном полигоне, но так и не получив их сделал так, как есть.
Адмирал флота Егоров, сам опытный подводник, выслушав мой доклад, сказал всей когорте адмиралов – Маршал ничего не спросит, а как Чистов сделал, так и будет!
— Да, Егоров был действительно хозяином флота, — вздохнул Стихов. – Хороший человек и отличный командующий.
— А представляешь, Николай, что потом случилось? Все адмиралы бросились «вытирать обо мне ноги»! Как это, какой-то фендрик утёр им нос!
Уже на пенсии, когда я дружил с Георгием Михайловичем, все любовно его звали «дед», и он спросил – Почему вы Швецова называли «Слоном»? — Да потому, что он был маленького роста, важный, к нему не подступи, а топтался как слон! Егоров засмеялся и сказал – Да, флотским офицерам юмора не занимать. Уже если кому дадут кличку, то это до самой смерти.
Друзья ещё вспомнили несколько курьёзных случаев из флотских учений, бывших у них на памяти. Всё-таки им пришлось участвовать не в одном десятке флотских учений. Но Владимир вдруг заострил вопрос на учениях, в которых погиб ракетный подводный крейсер «Курск».
— Николай, вот уже прошло 18 лет с момента трагедии с АПЛ «К-141». Я с самого этого трагического дня занимаюсь этим вопросом, где многие ничего не могут мне ответить. И всё больше прихожу к однозначному выводу, что вся « Вся правда о «Курске» прокурора В. Устинова, это сплошная туфта, и её вернее было бы назвать «Вся ложь о «Курске».
— Я давно пришёл к такому выводу, — ответил Николай.
— Мы с тобою оба минёры по образованию, — продолжал Владимир, — и кому, как не нам знать устройство торпедного аппарата. Только один эпизод из книги Устинова говорит о его не компетенции: «На сегодня известно, что первый взрыв застал экипаж врасплох, то есть никаких даже косвенных признаков приближающейся катастрофы не было. Между тем, утечка компонентов топлива в трубе торпедного аппарата должна была привести к срабатыванию аварийных датчиков давления и всей аварийной сигнализации» (стр.275). Эта фраза из книги, какая-то галиматья, и та подтверждает мои предположения. А далее вывод прокурора вообще что-то невероятное, «огромной силы раскалённые газы вышибли заднюю крышку торпедного отсека и устремились в прочный корпус, в первый отсек…» (стр.276). Надо быть полным профаном, чтобы делать такой вывод. А при чём здесь торпеда? Ведь даже если бы в трубе аппарата началось повышаться давление, то непременно отжалась бы передняя крышка торпедного аппарата, и давление стравилось во вне. Так устроен аппарат.
Но нужно было найти виновника катастрофы, на которого без последствий можно было бы списать все грехи. И его нашли. Безвинная торпеда, так называемая «толстушка» на перекиси водорода….
Почему я вспомнил об этой книге, Коля, потому что она по заключению одного «критика» поставила «точку» в расследовании гибели «Курска», и этим, по моему мнению, заставила принять за истину то, что заказало правительство. Но жизнь продолжается, и всё больше появляется фактов, противоречащих этому утверждению.
— Ты, Володя, прав, и я полностью согласен с тобою.
— Лично я, лёжа в госпитале, познакомился с флагманским минёром дивизии, из которой уходил «Курск» в роковой выход. Капитан 2 ранга Сергей Чугунов, с которым мы сошлись на основе нашей специальности – «что-то в масле, а что-то в тавоте, но зато в подводном флоте!». Коля, ты помнишь в наше время все торпеды смазывали «амсом» ?..
— Да, помню-помню! Но потом-то всё это исчезло. А почему? В торпедах пошли компоненты несовместимые с маслами….
-Николай, не будем отклоняться в сторону. Так вот, что мне поведал Чугунов – Я сам готовил эту торпеду, и хотел пойти на этой лодке. Рвался, как и многие на выход «за орденами», но Бог спас. На выход пошёл другой минёр-торпедист. Но когда все грехи списали на торпеду, мне предложили покинуть флот, благо уже была выслуга на пенсию. Но не верю я в то, что причиной трагедии «Курска» стала «толстая торпеда»!
Я поддержал его, привёл свои соображения, с чем он полностью согласился – «Курск» торпедировала иностранная субмарина.
Изучая все появившиеся материалы с момента катастрофы, анализируя их, я всё больше прихожу к своей первоначальной версии – сначала было столкновение, а потом торпедирование «Курска». И всё, как не печально, началось с планирования учения – неправильно был выбран полигон для такого гиганта, как «Курск», длина которого превышала глубины моря в районе. А ведь каждый планировщик должен знать, что глубина моря в районе действия подлодки должна быть такой, чтобы обеспечивала маневр субмарине по глубине. А здесь было соотношение один к полутора не в пользу лодки.
— Это ты точно сказал, Володя! Но почему-то о планировании учения никто не говорит. Да признаться, на флоте были уже другие военачальники, не чета Георгию Михайловичу!
— Так вот к какому выводу я пришёл, — продолжил Володя. – За «Курском» следили две подлодки США – «Мемфис» и «Толедо». Одна из них так увлеклась, что подлезла под «Курск», кода он был на перископной глубине. И когда он начал погружаться, «Мемфис» попыталась выскользнуть из — под него, но столь малые глубины не позволили уклониться. А другая субмарина-супостатка, посчитав, что «Курск» напал на «Мемфис», торпедировала его….
К слову, книга прокурора В. Устинова «Вся правда о «Курске» не желая этого, приводит к подобным выводам.
— Володя, твоя версия выглядит правдоподобно. Но кому это нужно сегодня? Нынче нам остаётся одно, вспоминая былую жизнь, говорить – Времена не выбирают, в них живут и умирают!
Вот такой рассказ получился у меня из воспоминаний двух товарищей сослуживцев, бывалых моряков.
