Глава 1. Начало процесса
«Тоболлес» уже, как три месяца покинул порт Находка и работал у берегов Чукотки.
Первым рейсом из Находки судно привезло различные грузы для Севера, которые были выгружены в Певеке, а сейчас судно перешло в Беринговский и стояло на рейде этого порт пункта под погрузкой угля.
Периодически к нему подходили баржи, с которых экипаж грейферами грузил в трюмá уголь. Баржи подходили круглосуточно. Расписания у них не было. Только настойчивость капитана и его личные знакомства, могли обеспечить, хоть какую-то регулярность погрузки.
Иногда они подходили и по две за один раз, а иногда приходилась ждать их часами.
На каждой было по сто тонн угля, и выгрузка занимала два-три часа. В трюмы «Тоболлеса» могло поместиться более пяти тысяч тонн.
А так как баржи подходили нерегулярно, и на рейде скопилось ещё несколько судов, желающих загрузиться, то стоянка обещалась здесь быть не меньше двух недель. Это при условии, что не будет шторма, и баржи будут подходить регулярно.
Машина всегда находилась в минимальной готовности, чтобы сняться в рейс. Но, с разрешений капитана, которые основывались на прогнозах погоды, машинная команда проводили её техническое обслуживание и ремонты.
На это уходило основное время стоянки. Кроме того, судовой экипаж был разбит на бригады, и всем приходилось заниматься самопогрузкой.
Лишних людей на Чукотке нет, и поэтому в роли грузчиков были члены экипажа судна.
Для погрузки угля было создано три бригады. В одну из таких бригад входили второй механик Серов, электромеханик Серега, третий механик Виктор и хозяйственный помощник Майкл.
Другие бригады были составлены из матросов, во главе с боцманом, а в одну из них даже входили помполит со стармехом. Остальные члены экипажа должны были нести полноценную вахту, а женщины круглосуточно обеспечивать экипаж питанием.
В бригаде два человека обязательно должны были работать в трюме с лопатами. Их обязанностью было разгребать уголь из общей кучи, наваленной грейферами, во все свободные пространства трюма, чтобы в него поместилось как можно больше угля.
Третий член бригады был сигнальщиком, показывая вира-майна лебёдчику, а Серов как раз и был этим самым лебедчиком.
Иногда ночью, когда уже не было сил стоять на лебёдках, и Серов засыпал от усталости, его подменял Серёга, а Виктора Майкл.
Двоим в трюме, вообще-то делать было нечего, пока трюм ещё не наполнялся более чем наполовину. В течение погрузки приходилось лопатами подгрести просыпанный из грейферов уголь на палубе и ссыпать его в трюм. Поэтому для этих двух членов бригады особой работы в начале погрузки не было.
Основная работа для них наступала тогда, когда загрузка трюма близилась к завершению, и трюм надо было наполнить, как можно полнее, забивая все свободные пространства вручную.
Обычно, пока трюм еще не был заполнен, со всей погрузкой справлялись два человека, а двое свободных находились на подхвате. Но когда загрузка трюма приходила к окончательному завершению, то вызывался весь экипаж, чтобы забить оставшиеся свободные пространства в трюмах вручную.
Тут уж всем приходилось работать лопатами. За это порт платил экипажу какие-то деньги, которые он должен был получить только в конце рейса. То есть, по приходу во Владивосток, через полгода.
***
А пока, экипаж работал в надежде, что кто-то, где-то и когда-то однажды ему заплатит. Это как у Гекель Бери Фина с добавлением, — возможно и половину.
Бывалые полярщики (не полярники, которые дрейфуют на льдинах, а те, которые выгружали грузы на Чукотке в летнее время полярки) рассказывали, что иногда они получали до двух тысяч рублей за такие погрузки. Конечно, это были очень большие деньги, поэтому экипаж не роптал на ночные подъёмы и работал, не обращая внимания на усталость, день ли это был или ночь.
Это были честно заработанные деньги, в отличие от тех, которые некоторые (да и Серов в том числе) получали от перепродажи мохера, косынок, джинсов и ковров спекулянтам после возвращения из заграничных рейсов.
Продав один ковёр, можно было выручить две тысячи рублей, а за одни джинсы – двести рублей. Но, если учесть, что зарплата второго механика в валюте была восемьдесят пять долларов в месяц чистого времени нахождения за границей, а ковёр стоил сто десять долларов, то не всегда так красиво и получалось. Ведь, находясь за границей, на эти подфлажные деньги надо было, и попить и поесть что-то на берегу, да и купить подарки жене и детям.
Так что, работать лопатой в трюме было хоть и тяжелее, но зарабатывалось на этом не меньше.
***
Сейчас на Чукотке было лето и только с трудом можно было различить грань между ночью и днем.
Около полуночи только чуть-чуть начинало темнеть, чтобы через пару часов солнце вновь вставало из-за горизонта. Если его, конечно, было видно из-за тумана.
Для обычного человека, привыкшего к обычной смене дня на ночь, это было непривычно. Поэтому половина экипажа страдала от бессонницы. Иногда днем можно было увидеть моряка, сморенного сном, на свёрнутых шканцах который, наверное, не спал всю ночь.
После одной из очередных погрузок, бригада Серова собрались в курилке, где они сидели, курили и пили чай в ожидании следующей баржи, Серега с Майклом подтрунивали над Серовым:
— Ну и что, Лёкс, зачем ты ходил на курсы английского языка? И что? Как они тебе, эти курсы, здесь в полярке, пригодились?
Серов им как-то раз похвастался, что недавно ходил два месяца на курсы английского языка и сдал их на отлично, и что у него теперь есть десятипроцентная надбавка к зарплате, и что он вообще очень большой знаток английского языка.
Таких речей парни не выдержали и расхохотались. Никто не верил, что Серов тут, в полярке, знает английский язык.
Майкл сбегал в каюту и принёс словарь.
С важным видом он уселся у стола и, раскрыв словарь, посмотрел на Серова:
— Если ты такой знаток английского языка, то давай будем тебя проверять, — водрузив словарь перед собой, он предупредил Серова. — Только ты не подглядывай.
Раскрыв словарь, они с Виктором начали наугад выбирать из него слова.
К своему удивлению, Серов ничего не забыл. Какое бы слово экзаменаторы у него не спрашивали, он вспоминал его и всегда называл его правильное английское значение.
Серёга в этом мероприятии не участвовал. Он сидел, и внимательно наблюдал за изгаляющимися Майклом и Виктором.
В конце концов, минут через десять, они оба с удивлением уставились на Серова. Майкл, отложив словарь, веско сказал:
— Да, Лёкс, не зря тебе поставили пятерку. Но все равно, тебе на Чукотке нафиг не понадобится этот английский. Зачем он тебе тут нужен? Только вира-майна, стоп и SOS – вот все, что должен знать матрос, – подытожил он, и они дружно рассмеялись этой шутке, озвученной в одном из фильмов.
Так этот очередной перекур и заканчивался.
Вообще-то он не закончился, а походил к концу. Барж, в ближайшее время, не ожидалось, и можно было вернуться в каюту, чтобы вздремнуть пару часиков.
Но, перед тем как подняться со скамеек, Майкл почесал затылок. Видно было, что его гложет какая-то идея:
— Всё это хорошо, — как-то нерешительно начал он. — Лёкс знает английский. Виктор — динамки. Серега отличный электромеханик. И ничего у вас нет. А, вот у меня есть то, что питает вас на эти подвиги в артелке, — он загадочно оглядел окружающих. — И даже, кое-что остается лишним…
— Что это там у тебя лишнего остается? Тащи всё сюда, — моментально отреагировал Виктор на эти неосторожно брошенные слова.
Поесть он любил. А сейчас, на этом пайке, что накрывали на столы, он был постоянно голоден. Продукты, которыми судно снабдили в Находке подходили к концу, а новые из Беринговского ещё не привезли, поэтому повариха Катька, молодая разбитная деваха, изо всех сил старалась, накормить досыта работающих мужиков.
После намёка, сказанного невзначай, Майкл сделал ещё более хитрый вид:
— Как я это лишнее сюда притащу? Как это ты себе представляешь? – это уже относилось к Виктору.
Парни в недоумении переглянулись. Что? У него столько лишней жратвы, что он не в состоянии припереть её сюда?
Майкл немного снизил голос и загадочно произнёс:
— У меня остались лишними дрожжи и сахар.
— Ты на что это намекаешь, буржуйская твоя морда? — недовольно спросил его Серега.
— Как на что? – Майкл уже по-настоящему удивлялся непонятливости своих друзей. — Вода у нас есть, — он начал загибать пальцы. — Дрожжи я вам дам. Сахар у меня сэкономлен. Можно кое-что и сообразить, — и тут он вновь лукаво оглядел своих дружбанов.
Тут до Серова дошло:
— Ты имеешь в виду, чтобы мы сделали бражку?
Майкл счастливо улыбнулся. Он был рад, что хоть кто-то понял его призрачные намёки:
— Вот-вот! Какой ты Лёкс догадливый. В английском ты все понимаешь, а вот с бражкой — ничего.
Серова эти слова немного задели:
— Почему не соображаю. Ещё как соображаю. Я помню, как мы с Коляном, младшим братом моей жены, взяли и поставили под Новый год канистру с бражкой. На третий день ее так раздуло, что Колян забеспокоился и показал её мне. Я офанорел, какая она была раздутая, — Серов руками показал округлость боков канистры. — Мы же, дурни, её герметично закрыли. Колян вытащил канистру из кладовки и принёс в большую комнату, где мы собирались наряжать елку. Я попытался приоткрыть на ней крышку, чтобы сбросить внутреннее давление. Как только я чуть-чуть приоткрыл крышку на ней, то из-под неё начала хлестать струя сладкой бражки с газом, да так, что мы с Коляном почти ослепли, потому что хлестала она во все стороны, — Серов показал, как это было. — Мы с Коляном все были сладкие от этой струи. Стены – сладкие, мебель сладкая. А мы стоим и, как два придурка, вслепую пытаемся закрыть крышку на канистре. Теща на меня орет, как потерпевшая с «Титаника», что я всю хату залил этой отравой. Тесть от колик со смеху валяется на диване. Мы с Коляном обалдевшие, держим эту чёртову канистру и не знаем, что с ней делать. А из неё всё брызжет и брызжет, эта чёртова бражка. Дело было-то как раз тридцатого декабря. Надо было елку ставить. А тут пришлось мне не елку ставить, а забеливать все стены в комнате, и отмывать от бражки всю мебель и полы.
— Ну, ты, Лёкс даешь, — сквозь смех только и смог сказать Майкл. — Но мы-то, наверное, так делать не будем? — он в надежде окинул заговорщиков хитрым взглядом. — Газы же надо было выпускать через трубочку в воду, — показал свою грамотность Майкл.
— Вот ты умный какой, — обиделся на его замечание Серов. — Сейчас-то я знаю про эту трубочку. А тогда-то — не знал. И никто не подсказал нам про неё. Даже тесть не посоветовал, как быть, хотя прошёл через войну.
Виктор почесал в затылке:
— Да…. Надо что-то придумать, — и наступила пауза, которую тут же прервал Серега:
— А чего придумывать-то? У меня есть банка из-под смазки ЭШ. В неё литров пятнадцать входит. Надо просверлить два отверстия в верхней крышке. Одно там уже есть. Через него смазку достают. Я промою банку от смазки, вставлю в одно отверстие термометр, в другое — термодатчик и подключу этот термодатчик к плитке. На большое отверстие выточим заглушку с трубкой. Эту трубочку подсоединим шлангом к змеевику, который будет лежать в тазу с водой. Что? Долго, что ли? А потом только сиди себе, да меняй воду в тазике и подставляй баночки под самогоночку.
Сразу чувствовалось, что юность он провёл на Украине и не раз обозревал оный процесс.
Серов сразу воодушевился:
— Вообще-то на станке я могу все, что хочешь сделать. Проблем с пробкой и штуцерами не будет.
— Ну, — как будто всё уже было решено, продолжил Серёга. — Тебе и флаг в руки. Давай. Дерзай.
Делать было нечего, вахта у Серова как раз была с нуля до четырех.
В одну из ночей, когда погрузка с барж была не запланирована, Серов на своей вахте выточил заглушку, штуцера и согнул змеевик.
Но это всё нужно было делать втайне, чтобы никто этого не видел.
Перед вахтой Серов зашёл к своему вахтенному мотористу в каюту и посмотрев, как тот пытается совершить невозможное, для того чтобы проснуться, с состраданием посоветовал ему:
— Оставайся-ка ты спать, дорогой ты мой. Днем будет выгрузка, и ты будешь мне нужен совсем для других дел, а не для бесполезного ночного шатания по машине. Сегодня я побуду в машине один. Когда заступишь на вахту днём, то почитай журнал, я там тебе всё подробно распишу, какие подвиги тебя будут ожидать на вахте.
Моторист был рад, что ему удастся хоть одну ночь спокойно поспать, хоть и не показывал своей радости, что эту ночь он беззаботно проведёт в своей койке.
То есть тем, чем Серов занимался в токарке, никто не знал и не видел.
Серов всегда знал одну простую истину, что если что-то знают трое, то знают все. Двое более-менее, а тут было четверо заговорщиков.
Серова всё терзала мысль сомнения, чтобы кто-то из заговорщиков не проболтался. Потому что если помполит узнает об этом мероприятии, то всем им будет несдобровать. Визы всех лишат однозначно. И заграницы заговорщикам не видать никогда. Это в лучшем случае, а то и выгонят по статье из пароходства.
А помполит был бывший начальник рации, получивший высшее политическое образование в Одессе. Ох! И какой же он был любопытный!
Он, как-то раз, даже заглядывал в дверной глазок к буфетчице.
После одного из ремонтов дверь в её каюту была сделана неправильно, и она открывалась наружу, хотя во всех каютах обязана была открываться внутрь.
Помполит не учел этого нюанса и пристроился возле неё, подглядывая за буфетчицей в замочную скважину. Та взяла, да как даст ногой по двери, и у бедного помполита неожиданно на лбу появился огромный шишак.
После этого инцидента он никуда больше не лез. Ему хватало сведений о машинном отделении, что по простоте своей душевной, выкладывал ему его друг стармех. Но если бы он что-то заподозрил, то мог бы вынюхать все, что нужно и не нужно.
Но это дело было уже другое, сейчас Серову для начала надо было сообразить, как же все это мероприятие произвести наискрытнейшим образом, поэтому все работы производились только ночью.
На ночной вахте Серова, они с Серегой настроили шланги на газосварку, и приварили к змеевику штуцера, а потом отмыли банку.
Серега установил на ней термодатчик и термометр. Пробка на основное отверстие была уже изготовлена. Надо было только отрегулировать включение и выключение плитки, потому что температура паровой смеси должна быть не больше ста градусов. Примерно градусов девяносто пять.
Для этого надо было, чтобы плитка выключалась на девяносто восьми градусах, а включалась на девяносто трёх. Такой термодатчик в запасе был только один. Серов с трудом его нашел среди прочих запчастей в кладовке. А так как, этот датчик был фирмы «Данфос» и был на особом судовом учёте, то пришлось идти к стармеху, чтобы объяснить ему причину поломки датчика на главном двигателе и получать индульгенцию на установку нового.
Тот убедился, что заверения Серова обоснованы, и датчик на системе охлаждения главного двигателя вышел из строя. Только после этого он дал разрешение на установку нового датчика. Это Серову как раз это и было нужно. Таким образом, он списал новый датчик из инвентарной книги, якобы тот был установлен на систему охлаждения. Снятый же датчик был приготовлен для использования в создаваемом агрегате.
На вторых плитах машинного отделения по правому борту в носовой части находилась станция размагничивания.
Такие станции были на судах, где установливалась система размагничивания от мин. Магнетизм там терялся или еще что, Серов конкретно не знал, и его это мало волновало. Ведь войны вообще никто не ожидал. Судно же было обычным морским лесовозом.
Но, самое главное в размагничивании было то, что это было отдельное помещение с отдельным электрощитом, какими-то электрическими приборами и отдельной системой вентиляцией.
Этим оборудованием занимался только Серега и старший помощник, а так как станция находилась в машинном отделении, то ключ от неё был только у Серёги.
После того, как был сварен змеевик, и автоматика установлена на банку, необходимо было произвести испытание агрегата в станции размагничивания.
Никаких испарений, по которым можно бы было определить место изготовления предполагаемой спиртообразующей жидкости, из агрегата не должно было быть. Он должен быть абсолютно герметичным. Но, на случай каких-либо неожиданных испарений, процесс было решено проводить в помещении, где была установлена стационарная вентиляция.
Осталось самое малое — сделать бражку. Как её делают, никто из заговорщиков конкретно не знал. Только интуитивно, когда Серов ещё делал её с Коляном в прошлый раз, он смутно помнил, какие там были пропорции.
Электромеханик для такого важного мероприятия выделил большую стеклянную бутыль, литров на двадцать, из-под кислоты. Серов сделал на нее пробку, в пробке дырку, из дырки вывели штуцер, который подсоединили к трубочке, выведенной в бутылку с водой. То есть брожение совершалось без доступа кислорода. Потом надо было только развести сахар с дрожжами и все это засыпать в бутыль.
Повариха Катька была подружкой Майкла.
Без участия повара этот процесс был бы абсолютно неосуществим. Потому что кто делает экономию с продуктами? Повар, который и кормит хорошо, и оставляет немножко продуктов в запас.
Поэтому у Катьки всегда был лишний сахар.
На двадцати литровую бутыль у Катьки было экспроприировано килограмм восемь сахара и полкило дрожжей, потому что никто не знал, много это будет, или мало.
Только, обсуждая процесс самогоноварения, друзья-самогонщики договорились, что если брожение закончится раньше, чем за четырнадцать дней, то в бутыль дрожжи будут добавляться по мере окончания брожения.
Поэтому весь сахар был разбодяжен с четвертью дрожжей в большой кастрюле, взятой напрокат у Катьки, и смесь залита в Серёгину бутыляку.
Бутыль была поставлена в станции размагничивания. Там была температура, примерно, как и в машинном отделении, градусов двадцать с лишним. В полярке она выше этого уровня не поднималась. Это в тропиках она доходила до сорока градусов, а иногда была и выше.
И народ притих, в ожидании чуда. Чуда надо было ждать дней десять или четырнадцать.
Заранее было оговорено, что пробовать содержимое бутылки никто не будет, а будет только вестись наблюдение за процессом брожения, дабы не привлечь постороннего внимания к таким противоправным действиям.
Во время процесса подготовки к самогоноварению, выгрузка закончилась. Судно снялось на выгрузку угля на побережье Чукотки.
Для начала оно зашло в Провидения, где были получены баржи и тракторы, потому что выгрузка на берег производилась своими силами.
Старший механик уже совершал на «Тоболлесе» подобные рейсы с самовыгрузкой. В Провидения его хорошо знали и поэтому ему достались трактора и баржи в очень хорошем состоянии. Предполагалось, что проблем с такой техникой на период самовыгрузки на необорудованный берег не произойдёт.
В Провидения на борт было погружено два трактора, две баржи «Восток» и четыре грейфера. На каждой барже было по четыре волокуши по пять тонн каждая.
Процесс выгрузки был прост.
В Провидения баржи и тракторы грузились на судно судовыми стрелами. Баржи устанавливались на крышки трюмов, а трактора помещались на палубе между комингсом трюма и фальшбортом и судно шло в порт-пункт выгрузки.
В порт-пункте выгрузки баржи спускались на воду и на них грузились трактора, затем баржи отвозили их на берег. Там они съезжали на берег, а баржи возвращались к судну, где на них грузили волокуши, которые с судна экипаж грейферами загружал углем. Баржи вновь шли к берегу, где их уже ждали трактора. Трактора за «усы» вытаскивали волокуши на берег и оттаскивали их на пятьдесят метров от зоны прибоя. Там, с помощью тракторов, волокуши переворачивались, и уголь вываливался в кучу. Потом трактора возвращали волокуши к баржам и затаскивали их обратно на баржу с помощью канифас блоков.
Хорошо, если берег был песчаный или галечный без крупных камней. Тогда процесс выгрузки протекал спокойно, без поломок. А если пляжи были каменистые, то тут всё зависело от профессионализма баржевиков и трактористов, которыми судно было укомплектовано ещё в Находке.
Поэтому в течение самовыгрузки две баржи круглосуточно курсировали от судна на берег и обратно.
То есть, если баржа подходит, то погрузочная бригада обязана была загрузить ее. Баржа уходила, а бригада тем временем уже ожидала другую баржу. Времени на отдых почти не оставалось. В промежутках между приходами барж можно было немного отдохнуть, поспать, поесть или поболтать. Если было солнечно, то «грузчики» забивались между трюмами с подветренной стороны, чтобы немного погреться под полярным солнышком, и отдохнуть в ожидании очередной баржи.
Порт-пунктов на выгрузку было больше десятка. И в каждом из них была своя особенность выгрузки
Первым из порт-пунктов выгрузки был Нутыпельмен.
У барж это был первый рейс на берег, поэтому на них везлись только трактора. Старший механик дал Серову задание пронаблюдать за их работой. И, если будет надо, то произвести на них небольшие ремонтные работы вместе с трактористами.
Второй помощник тоже поехал на берег. Его задачей было организовать начало выгрузки и оформить необходимые бумаги с администрацией портпункта.
Когда баржи подошли к берегу и с них начали выезжать трактора, то вокруг них сгрудилось десятка два местных жителей.
Никто и не предполагал, что население поселка составляли одни чукчи, русских почти не было. Дома местных жителей стояли вдоль берега, и у каждого в море были выведены какие-то сети.
Этими сетями весь берег был поделён на участки. Создавалось впечатление, что в море были выведены от каждого дома огороды. Только в наших домах эти огороды располагались за домом, а тут – перед ними в море.
Как потом оказалось, это чукчи в таких «огородах» вымачивали моржовые шкуры.
Чукчи радостно приветствовали моряков, сошедших на берег.
— Что вы привезли нам? Водка у вас есть? — были их первые вопросы.
Кто-то из трактористов принялся разъяснять любопытным местным жителям:
— Водки у нас нет. Мы бы и сами с удовольствием где-нибудь купили бы её.
Второй помощник, чтобы отвязаться от любопытной толпы аборигенов, проинформировал их:
— Уголь мы вам привезли. Только уголь.
— Что-что? – не понял один из досаждавших. — Укуль? Какой укуль?
— Да вот этот вот укуль, — Серов уже не выдержал любопытства одного из назойливых аборигенов и ткнул пальцем в днище баржи, где между шпангоутами виднелись остатки угля от предыдущих выгрузок.
Чукча нагнулся и, взяв со дна один из кусочков угля, невозмутимо спросил:
— Вот этот вот укуль?
— Да, да. Вот этот вот уголь, — Серову уже самому становилось интересно, что же в этом угле так заинтересовало местного жителя.
Чукча положил Серову кусок угля в руку со словами:
— Это очень хороший укуль. Он тепло много дает.
Это было утро. Хотя то, что это было утро, можно было определить только по часам. Солнце уже ярко светило в чистом голубом небе, слегка покрытом перистыми облаками.
Чукчи что-то подозрительно толпились возле баржи, всячески вызывая моряков на разговоры и наконец-то причина их любопытства стала проясняться, когда один из любопытных произнёс:
— У нас сегодня в посёлке праздник.
Серов был немного озадачен. По календарю в августе праздников, вроде бы, никаких не было. Поэтому он поинтересовался:
— Что за праздник у вас такой? Ваш чукотский, что ли?
Несколько человек попытались довести до его сознания значение этого праздника:
— У нас сегодня день рождения.
— У кого это у нас? У посёлка, что ли? — не понял Серов.
— Нет. Не у посёлка, а у Ивана, — они пальцами стали указывать на одного из своих друзей.
— Ну и что? У всех бывают дни рождения. Вам-то чего от нас надо? Празднуйте его сами. А если и нас позовёте, то мы будем очень рады. Никогда не были на Чукотке на дне рождения, — пошутил кто-то из моряков.
Но, видно вопрос с днём рождения был очень важен для местных жителей. Потому что один из них безапелляционно заявил:
— Надо водка.
Серов со вторым помощником удивлённо переглянулись:
— И где же её взять водку эту? У нас нет её.
— У председателя есть. Пойдем с нами, будешь говорить за нас, помогать нам водка брать, — загалдели собравшиеся.
Второму помощнику всё равно надо было идти к председателю. Там ему надо было определиться с местом выгрузки и оформлением документов на груз.
Под руководством собравшейся толпы, второй помощник пошел к председателю. Серов из любопытства тоже увязался за ними.
Сельсовет, или как его правильно называть, Серов не знал, представлял собой небольшой домик с оштукатуренными стенами, с которых штукатурка местами отвалилась. Зато над крыльцом висел красный флаг.
Чукчи дошли до этого невзрачного домика и в нерешительности остановились около ступенек, ведущих в дом.
Второй помощник удивился их нерешительности. Когда шли по поселку, то чукчи оживлённо галдели, а тут они что-то странно приумолкли.
— Ну, и что вы застыли? Чего приумолкли? — второй помощник тоже был озадачен переменой в настроения своих спутников.
— Нельзя нам туда. Васька ругаться будет, — покачал головой самый инициативный из них.
— Почему? – Серову тоже была непонятна реакция местных жителей на здание сельсовета.
— Он, наверное, спит еще, — осторожно сказал тот мужик, который показывал кусок угля Серову.
Второй помощник не выдержал такой деликатности:
— Да пошли вы все далеко, — далее следовал заливистый оборот. — Мне надо, чтобы он документы подписал и выгрузку надо начинать. Чем быстрее мы тут выгрузимся, тем быстрее пойдем дальше. Нельзя нам здесь задерживаться.
Он взошел по лесенке к двери и начал тарабанить в неё.
Вскоре дверь открылась и оттуда высунулась опухшая физиономия здоровенного мужика с взъерошенными волосами:
— Чего надо? – грубым и недовольным басом чуть ли не прорычал он.
На второго помощника такой грозный вид не возымел никакого впечатления:
— Мы уголь вам привезли. Документы надо оформить, да выгрузку начинать.
— А эти чего тут собрались? – верзила перевёл взгляд на кучку сопровождавших нас чукчей.
Чукчи, услышав грозный возглас, немного похожий на рык, непроизвольно чуть ли не присели.
— А у Ивана сегодня день рождения, — раздалось из притихшей толпы и все жители поселка стали показывать пальцем на одного из своих друзей.
— Ну и что из этого, что день рождения? – прорычал в ответ председатель.
— Водка давай, — вновь раздался нерешительный голос из толпы.
— Твою мать, — затейливо выматерившись, Васька смачно плюнул себе под ноги. — Придется опять им пол-ящика давать. Говорили же мне, не бери водки, а то они устроят у тебя тут регулярные попойки. Ну что делать, если она есть! – чуть ли не в отчаянии закончил он свой цветистый монолог.
— Хорошо, – он вновь обратился к чукчам. — Дам я вам разрешение.
Он порылся в карманах, достал оттуда блокнот с карандашом и что-то быстро черканул на одном из листочков. Оторвал его и протянул одному из столпившихся.
— Идите в магазин, берите пол-ящика. Больше не дам.
Чукчи были довольны. Один из них нерешительно подошёл к председателю и, взяв индульгенцию, тут же отдал её чукче, у которого якобы был сегодня день рождения. После этого они дружной гурьбой двинулись в сторону магазина, который серел облезлыми стенами невдалеке.
Второй помощник оформил документы, трактористы выгрузили трактора, а Серов вернулся на судно, чтобы продолжить работу на трюмах.
Но так как один из тракторов что-то стал барахлить, то стармех вечером приказал Серову:
— Съезди на берег, посмотри, что там с трактором. Вот тебе фильтры, заменишь фильтры на них, топливный и масляный. Возьми канистру с маслом, дольешь его в двигатель, если будет надо.
С таким предложением Серов с удовольствием согласился. Надоело ему стоять на лебёдках, чтобы выгружать, этот осточертевший уже уголь. Серёга не хуже Серова исполнял эту процедуру и был только рад, что ему не придётся слоняться с лопатой по палубе.
— Понял, хорошо, — отрапортовал Серов стармеху.
Он быстро собрался и с очередной баржой и поехал на берег где быстро сделав техосмотр трактору, выполнив приказания старшего механика.
Только после этого он увидел странную картину. Напротив каждого дома на пляже горел костер. Вокруг него сидело по несколько человек, и издали создавалось впечатление, что они о чем-то вяло разговаривали. Кто-то из них уже вообще спал, свернувшись калачиком на расстеленных шкурах.
Серов для интереса подошел к одному из костров.
На ящике из-под консервов стояла недопитая бутылка водки. Четверо стойких чукчей ещё сидели вокруг ящика, а остальные уже уснули.
Серов поинтересовался у одного из стойких могикан, который поднял на него глаза:
— Ну что? Дал Васька водку?
— Водку дал, — едва пробормотал он. — Что, не видишь, что ли? – и он показал на ящик. — Сам-то будешь? — он сделал неуверенное движение к бутылке, но это у него не получилось, и он отвалился навзничь на расстеленную шкуру.
— Нет. Не буду. Много работы ещё сегодня надо сделать, — Серов постарался отказаться от приглашения сесть с чукчами за один ящик.
Интересно было то, что акцент не выдавал их, как северных жителей. Все они говорили на правильном русском языке. Даже слух Серова не смог уловить фальши в их речи. Хотя со склонениями и спряжениями у них всё было очень сложно.
— Ну и как вы её тут пьёте, родимую? – непроизвольно сорвалось у Серова с языка.
— Ой, хорошо, мы пьем её, сейчас ещё попьём и спать будем, — бубнил один из сидящих у костра.
Серов посмотрел на спящих женщин и мужчин:
— А что вы тут спите у костра? Идите в дом спать, — увиденная картина его удивила.
— Нормально всё, и так тепло. Лето сейчас. Если пить не будешь, то иди, отдыхай, — бубнил последний из сидевших чукчей.
А Серов непроизвольно подумал:
— Ну и ладно пусть пьют, пусть спят. Это их жизнь. Это их земля. Они вольны распоряжаться своей жизнью, как хотят. Жаль только, что в неё влезли мы, белые со своими законами и спиртным.
Серов не хотелось сидеть с чукчами, выслушивая их бредни, поэтому он поспешил к барже.
Чукчи же остались у костра допивать и досыпать. Благо, что погода была отличная. Солнце только что начало снова подниматься над горизонтом. Не было ни единого ветерка. Гладь Колючинской губы поражала. В ней отражались облака, и было непонятно, где заканчивается небо, а где начинается вода.
Серов сел в выгруженную баржу и вернулся на судно.