Ткачёв Ю. Свиньи

Ранняя дальневосточная весна, ноздреватый от темных проталин снег, мутное  утро. Место действия – бухта Большой Улисс, бригада ракетных и торпедных катеров.

      В 5 часов утра  тяжелый свинец, наконец, вытек из опухших от бессонницы мозгов на края век, ресницы склеились,  и дежурный по бригаде заснул мертвым сном, воткнувшись лицом в пластиковую столешницу.

      Сегодня  капитан-лейтенант Коля Курагин до полуночи отлавливал  бербазовских самовольщиков, потом вызвал к себе и долго долбал дежурного по бербазе вещевика лейтенанта Витю Гузина за пьянку «годков» в автопарке.

      Витя Гузин только, что сам принял вечернюю пайку «шила» и с удовольствием выслушал душевные излияния старшего дежурного.

       Неприятности продолжились.  В полночь  у замполита дивизиона  консервации прямо с пирса угнали мотоцикл «Урал»,  и замуля  никак не мог уехать домой. Истрепал, верный слуга партии, Курагину все нервы. «Ищи, давай, ты дежурный, ты и виноват!»

       Пришлось Коле на дежурном уазике мотаться по окрестностям бухты Улисс, оставив за себя своего помощника.

        Впрочем, мотоцикл объявился самостоятельно в два часа ночи. Он стоял на том же месте, на пирсе консервации, но с помятым крылом и весь в грязном талом снегу.  Двигатель ещё был горячий, а в коляске на сиденье, дежурный по бригаде катеров обнаружил забытую женскую рукавичку.

        Коля, высвистал полусонного замполита, обрадовал его мотоциклом  и пошел душить вахтенных на пирсе. Выяснять, кто ездил.

  — Завтра вам в морге поставят диагноз, — орал он им в уши, — «асфиксия…я…а»!

        Душил до тех пор, пока матросики не сдали своего соратника и потенциального благодетеля, который за таинство соития с улиссовской гейшей пообещал им по стакану самогона.  Этот домашний горячительный напиток катерный Казанова – матрос Саакян добыл в хоть и конспиративной, но широко известной всем страждущим винокурне,  на Малом Улиссе, куда мотался на замовском мотоцикле.

         Заодно он зацепил там и бесхозную девицу, с которой теперь развлекался на катере в машинном отделении.   

         До четырех утра бешеный капитан-лейтенант Курагин гонял полуголых сексуальных партнёров по пирсам бригады. Он кровожадно, махал кортиком и нечленораздельно выкрикивал непристойные слова…

      …И вот, теперь утомлённое ликвидацией всех этих безобразий,  дежурное тело безмятежно и крепко спало внутри  обшарпанной  беседки, гордо именуемой «рубкой дежурного по бригаде».

          До подъема оставался ровно час. Ноги в черных уставных «карасях» отдыхали от ботинок. Коля обеспечил себе минимум комфорта, сняв обувь и подложив под щеку служебную документацию. Из уголка рта протекла струйка слюней прямо на запись в вахтенном журнале «Сдал – принял».

          Левая рука Курагина безжизненно свалилась со стола во что-то щетинистое и живое. Живое ритмично двигалось.

          Даже  всесильный бог сна  Морфей не притупит у военного человека бдительность и ответственность за вверенное ему боевое дежурство.

         Коля инстинктивно отдёрнул руку и окончательно проснулся. Осоловело, поведя красными от недосыпа глазами он, вздрогнув от ужаса, увидел стадо свиней. Худых, грязных и очень активных.

        Они, стараясь не хрюкать, чтобы не разбудить дежурного по бригаде, пожирали всё, что можно было найти в рубке. У ближайшей к Курагину свиньи из пасти свисали черные усы.

         «Хромачи» сожрала, – ахнуло внутри Коли, — шнурками, гадина, подавилась!»

         Свиней Коля уважал только в виде домашней колбасы, тушенки или котлет. А тут грязные, живые, и голодные твари завтракают ещё новыми ботинками  и, судя по всему, готовы закусить и самим дежурным по бригаде.

         Они с вожделением поглядывали на Курагина маслянистыми карими глазками в обрамлении белёсых ресниц. От остатков Колиного ужина в мусорном ведре, половой тряпки и флотских ботинок  свинский аппетит только разыгрался. На спинах голодных хрюшек чёрным кузбасс-лаком под трафарет были изображены две буквы – «ББ», то есть «береговая база».

         Ответственный за подсобное хозяйство бригады катеров – начпрод бербазы старший лейтенант Токарев, замотанный неблагодарной службой, дежурствами, семейными неурядицами и подчиненными азиатскими матросами – работниками подсобного хозяйства —  выпустил своё стадо на вольные хлеба. 

         Оголодавшие свиньи вчера пробавлялись пищевыми отходами наверху за штабной столовой, а ночью спустились на пирс. 

         Коля, резво, с ногами забрался на стол, крутанул ручку  и схватил трубку полевого телефона:

    — Дежурный по бербазе, лейтенант Гузин! – сонно отозвалась трубка.

    —  Гузин… ать! Убью, сука, падла, на…! Свиньи! Свиньи!

        Лейтенант Гузин бросил трубку. Гордая военно-морская его душа оскорблений не терпела.

    — Сам ты свинья! – сказал он телефонному аппарату.

       Аппарат зазвонил снова.

    — Не бросай трубку,  дурак! Боевая тревога! Нападение свиней на бригаду катеров! — вопил дежурный по бригаде.

     Тогда в годы противостояния двух ядерных держав вероятность нападения американцев на страну Советов в тысячу раз превышала  вероятность нападения стада свиней на мощное ракетно-торпедное морское соединение.

     Витя Гузин, был уже опытным лейтенантом. Его лейтенанству шёл уже четвертый год. Правда полгода он побывал в звании старшего лейтенанта и даже послужил в дружественной стране – Вьетнаме. Но потом, по семейным обстоятельствам, Витя опять начал попивать и статус-кво было восстановлено приказом комфлота.

      Дежурный по бригаде явно съехал с катушек. Что там ему привиделось, чего он там орет и обзывается?

      Витя решил лично обследовать поле битвы. Вооружение дежурного по береговой базе было помощнее – пистолет Макарова и 16 патронов к нему. Это тебе не кортик, который поражает цель на расстоянии вытянутой руки.

       То, что Гузин увидел, прибыв на место чрезвычайной ситуации, поразило его так, что на некоторое время он впал в ступор. Минуты три он смотрел, как несколько истекающих кровью свиней с озверелыми мордами стаскивают дежурного по бригаде со стола. Курагин, как пикадор тыкал в свиные туши  окровавленным кортиком. Бедолага был без ботинок  и в оборванных до колен черных лавсановых брюках.

       — Чего смотришь, скотина! Стреляй! – заорал Вите дежурный по бригаде катеров.

        Гузин опустил рычажок предохранителя и передернул затвор «Макара». Первая пуля ранила одну из агрессорш, чем озлобила её окончательно. Свинья развернулась и с места в карьер кинулась на Витю Гузина. За ней на Витю бросились еще две хрюшки. Потом всё остальное стадо.    

      Дежурный по бербазе лейтенант флота Гузин пустился в позорное бегство. Оглядываясь, он на бегу, дрожащей рукой, слал пулю за пулей в «молоко»…

      …Было без пяти минут шесть. Командир бригады капитан 1 ранга Пискунов имел неприятную для дежурной службы привычку – проверять организацию подъёма  личного состава.

      Вот и в это злосчастное утро он ехал на своём УАЗике в родимую бригаду. Стрельбу он услышал еще на полдороге от Малого до Большого Улисса.

— Что там за хренотень? – запрыгал комбриг на своем сидении, вглядываясь в туманные силуэты катеров. – Давай-ка, Славик, газку прибавь!

      В разгромленной рубке дежурного по бригаде его встретил с докладом дежурный  — капитан-лейтенант Курагин.  Вид его был страшен и решителен. Он был в одних носках. В правой руке его был зажат  обнаженный окровавленный кортик. Оборванные до колен штаны и кремовая флотская рубашка тоже были в кляксах крови. На обезумевшем лице застыло выражение : «Убью».

 — Товарищ-..щ капитан первого ранга! За время моего дежурства происшествий не случилось, за исключением…, — Коля вдруг весь обмяк и глухо зарыдал после пережитого потрясения, — свиньи…свиньи,  проклятые свиньи!

       Пискунов изумлённо разглядывал дежурного по бригаде и  разбросанный по помещению изгрызенный  инвентарь. Такого безобразия за всю свою долгую военно-морскую службу он не видел.

  — Ибя.. -я, Курагин, что это вы себе позволяете? Кто это здесь у нас свиньи?

  — Бербаза… натравила… на меня своих голодных свиней, — просипел, дергая кадыком  Коля Курагин, — пришлось отбиваться.

       Пискунов повёл носом и поморщился. Помещение рубки дежурного источало мерзкие миазмы свинарника. Немудрено – на шести квадратных метрах опорожнилось больше десятка свиней.    

      К полудню  начпрод  Коля Токарев со своими таджиками отловил одичавшее стадо и водворил его на постоянное место жительства – подсобное хозяйство.

      А рубку дежурного пришлось снести. Избавить её от жуткой вони не могли никакие моющие средства.