Василий Иванович Бабкин, коренастый пожилой сосед был начальником продовольственного склада. Я всегда уважительно к нему относился. Он был весь такой хозяйственный, основательный и предприимчивый.
— Учись жить у Василия Ивановича, — наставляла меня супруга.
Мы, молодые жили одним днем, а он всегда думал о будущем. Хотя жили они вдвоем с женой Валентиной, к зиме мичман Бабкин делал крупные запасы продовольствия – тушенка, сгущенка, овощи, соки, соль и сахар.
— Василий Иванович, — интересовались его соседи, — зачем вам столько?
— А вдруг случится ядерная война, что кушать будете? – резонно спрашивал он у них.
Шел 1976 год. Америка махала ядерной дубиной над всем миром. Советский Союз наращивал ядерный потенциал для ответного удара по агрессору. На политических занятиях от ужасных пророчеств замполитов слабонервные матросы падали в обморок. Такие занятия проводились по понедельникам и с мичманами. Василию Ивановичу они пошли на пользу. Он из них сделал выводы.
Чтобы спасти себя и своих близких от поражающих факторов ядерного оружия, мичман Бабкин рядом со своим сараем начал под видом погреба рыть бомбоубежище.
Сначала копал вручную, потом нанял экскаватор. Горы выкопанного грунта заполнили весь наш двор.
— Ещё метра три и хватит, — заглядывая в яму, говорил Бабкин.
Потом полгода Василий Иванович вывозил грунт, укреплял и штукатурил стены своего подземелья.
Когда все было готово, он пригласил меня, как специалиста по ядерному и химическому оружию в убежище на экскурсию.
— Юра, посмотри, все ли я предусмотрел.
Мы спустились на три метра в его подвал. Бабкин зажег свет. Я увидел ящики с картошкой, морковью и свеклой, бочка с квашеной капустой, какие то мешки с мукой, крупами, солью и сахаром. На полках рядами стояли банки с тушенкой и рыбными консервами. В отдельном ящике хранились парафиновые свечи и коробки со спичками. Несколько ящиков с минеральной водой. Баки из нержавейки с простой водой. Стратегический запас на несколько лет автономного проживания.
— А теперь пошли дальше, — позвал меня Василий Иванович.
Он открыл незаметный люк в полу подвала, взял фонарь, и мы стали спускаться куда-то вниз.
На глубине около пяти метров мичман открыл какую-то небольшую дверку и мы пригнувшись вошли в квадратную жилую комнату четыре на четыре метра. Бабкин зажег свечи стоящие на столе в подсвечнике.
— Когда разразится ядерная война, электричества не будет, — сказал мичман Бабкин, — нам об этом сказали на политзанятиях.
В свете свечей я рассмотрел помещение, куда планировал разместить себя и свою жену в случае войны предусмотрительный Василий Иванович.
Кроме стола здесь находились две застеленные кровати с панцирной сеткой. Точно такие стояли в матросском кубрике нашей береговой базы.
Шкаф с одеждой, в том числе полушубками, два стула. Еще какие-то ящики с продуктами и посудой. В углу находился фильтро — вентиляционный агрегат с ручным приводом, явно утащенный с моего химического склада.
— А это где вы взяли? – подозрительно спросил я.
— Карл Карлович дал, сказал, что он списанный.
Карл Карлович Штумф был начальником химсклада и моим подчиненным. Ну, думаю, побеседуем, Карлыч!
Я покрутил ручку агрегата. Воздух исправно шел через фильтр.
— Ну, что же замечаний, как у специалиста у меня нет, — одобрил
мичмана я.
Мы выбрались на свежий воздух. Ярко светило солнышко, лес чуть тронутый осенней позолотой, приветственно покачивал ветвями. В лазурную бухту Патрокл заходил какой-то сухогруз. Щебетали птицы и по двору бегали маленькие смешные малыши. Всё предвещало мир на земле многие годы. Ядерной войны, слава богу, не случилось, а мичман Бабкин навсегда получил кличку «Крот».
Фото из en.wikipedia.org
Автор -талант! Люблю его читать.
А как правдиво! И про «один день» — тоже. Жду рассказа о посещении автором пунктов общественного питания города далекого, но нашенского: Зеркального, Горизонта, Арагви, Морвокзал, Челюскин, Океан, Коралл, м.б. застал и Амурский залив. Я без кавычек — такк и родней и проще.