Записки с воспоминаниями капитана 1 ранга Здесенко Е.Г. были присланы для публикации вице-адмиралом Литвиненко Е.Я., а он их получил лично от капитана 1 ранга Здесенко Е.Г. именно для публикации. Сегодня кап итана 1 ранга Здесенко Е.Я. уже нет с нами. Пусть земля ему будет пухом! Но огромный трудный путь офицера ВМФ, пройденным Евгением Григорьевичем и его описание от первого лица, могут служить примером для молождого поколения, желающего связать свою судьбу с морем и ВМФ России.
Я, Здесенко Евгений Григорьевич, родился 02 июня 1940 года в г.Чита, в семье военнослужащего. Семья проживала в военном городке, в котором базировался танковый полк-место службы моего отца. Мать, Здесенко /Добрунова/ Вера Алексеевна /1906 г.р./, брат Виктор /1929 г.р./, брат Лев /1936 г.р./. Отец — майор Здесенко Григорий Васильевич /1908 г.р./, начальник штаба танкового полка, погиб 19 февраля 1944 года. В Великой отечественной войне участвовал с первого дня ее начала, с 22 июня 1941 года.
В 1947 году мой старший брат Виктор поступил в Томский государственный университет. Мать приняла решение быть вместе со старшим сыном, и вся семья переехала в г. Томск.
Так, следуя за Виктором, уже после окончания им университета, наша семья в 1954 году оказалась в г. Нижнем Тагиле, где я закончил в 1957 году среднюю школу. В этом же году поступил в Нижнетагильский педагогический институт на физико-математический факультет. После 1-го курса подал заявление об отчислении с целью поступить в высшее военно-морское инженерное училище им.Ф.Э. Дзержинского. С директором института был согласован вопрос моего возвращения на второй курс в случае не поступления в училище; то есть риска оказаться за «бортом» вузовского обучения у меня не было. Поступление в училище было на пределе возможного: из-за более тысячи гражданских ребят и около четырехсот военнослужащих срочной службы /шли вне конкурса/ проходной балл был тридцать из тридцати. Сдавали шесть экзаменов; при поступлении в институт, годом раньше, я сдавал всего пять. Эту запредельную планку я, к сожалению, преодолеть не смог, набрав всего 28 баллов. В приемной комиссии, куда я пришел забирать документы, чтобы уезжать восвояси, мне было предложено поступить, вместо Дзержинки, в войсковую часть 99060. Эта войсковая часть была закрытым высшим военно-морским училищем инженеров оружия /ВВМУИО/, располагавшимся в г.Ленинграде, на Московском проспекте 212, в здании бывшего Дома Советов.
Именно, с первых выпусков этого училища начинались ракетные войска нашей страны. Вот так я и оказался в военно-морском социуме. Училище Инженеров Оружия было одним из лучших в бытовом отношении /размер и объемы площадей Дома Советов позволяли эти возможности/, но и уровень преподавания и его содержание были на самом высоком уровне /курс общеобразовательных дисциплин был скопирован с соответствующего курса училища им.Баумана/. До сих пор в памяти фамилии преподавателей: Шипулин /высшая математика/, Рубинов /сопромат/, Гейро /изобретатель и конструктор минного оружия/ и многие другие. Все складывалось замечательно. 16 августа 1958 года я был зачислен курсантом этого училища.
2 ноября 1958 года принял воинскую присягу и в первый раз был в увольнении. Этот день, как специально, совпал с выпуском лейтенантов училища им.Ф.Э.Дзержинского, и я смог лично поздравить своего родного брата с этим знаменательным для него днем /в будущем Здесенко Лев Григорьевич командир БЧ-5 атомной подводной лодки, начальник цикла в Обнинском центре подготовки экипажей пла, капитан 1 ранга/.
Но идиллия, как с бытом, так и с обучением продолжалась не долго. Уже осенью 1959 года в/ч 99060 была, буквально, втиснута /три полноценных факультета/ в здание на ул.Новочеркасская,4, которое до нас занимало военно-морское политическое училище /оно в свою очередь тоже было передислоцировано, кажется, в Киев/.
Естественно, ни о каких приличных бытовых условиях речи уже не было: в казармах «петровских» времен скученные двухярусные койки, печное отопление /дневальные отапливали углем/, в кубриках количество курсантов, как минимум, в три раза превышало допустимые нормы.
Авральная, скоротечная передислокация не могла не сказаться снижением уровня качества обучения: все учебно-лабораторное оборудование, созданное и наработанное, почти, за двадцать лет /с 1951 года-года образования училища/ было, фактически, брошено, либо перевезено с большими потерями. В это же время, с легкой руки Н.С.Хрущева, началась оголтелая компания о паразитиме военных, а затем и последовавшее политическое решение о сокращении вооруженных сил на один миллион двести тысяч человек. Короче, осенью 1960 года под эту «гребенку» училище Инженеров Оружия было расформировано.
Ну, что же, как в известной цитате: «судьба играет человеком, она изменчива всегда».
Два года службы и два курса были позади, все оценки за пройденные сессии у меня были отличные, и можно было думать, после увольнения в запас, о поступлении на третий курс любого ленинградского института /оружейников готовы были взять везде/. Однако не тут то было.
В институты пошли вместо нас курсанты ВВМУ им.М.В.Фрунзе, а мы в полном составе /два или три человека влиятельными родственниками были, все-таки, уволены и продолжили учебу в гражданских ВУЗах/ заменили их на минно-торпедном факультете. К слову сказать, наш артиллерийский факультет, таким же образом, был переведен, кажется в Калиниградское училище, а химический факультет — в Каспийское ВВМУ.
До сих пор считаю расформирование училища Инженеров Оружия политической ошибкой руководства страны, нанесшей непоправимый вред обороноспособности нашей родины, который сказывается и до настоящего времени.
С нашим приходом в ВВМУ им.М.В.Фрунзе срок обучения в зтом училище стал 5 лет, вместо бытовавших до этого 4-х. Своего рода моральная поддержка за потерю былого статуса военного инженера и не более, так как, если после Инженеров Оружия основная масса выпускников шла заниматься вопросами, связанными с созданием и конструированием не только военно-морского оружия, но и других родов войск, то после выпуска мы должны были направляться на корабли на командные должности. Размышлять было над чем.
В апреле 1961 года, в обстановке продолжающегося сокращения ВС СССР, я был отчислен с третьего курса училища и направлен в экипаж, расположенный на пл.Труда. В это время там собралось несколько десятков бывших курсантов, отчисленных с разных училищ. Перед нами была поставлена задача в течение двух-трех месяцев перевести военно-морской архив в г.Ломоносов и, при благоприятном стечении обстоятельств, возможно увольнение в запас.
Но, человек предполагает, а бог располагает. Грянул берлинский кризис 1961 года, и я оказался на Северном флоте в п.Гремиха /на стыке двух морей: Баренцева и Белого/ на скр «Россомаха» 50-го проекта на должности минера в БЧ-3.
СКР «Россомаха»
с братом Львом
Надо сказать, что при отчислении из училища действовал приказ, один из пунктов которого гласил: «срок нахождения в училище в срок срочной действительной службы не засчитывать». Подобрать другое слово для такого приказа, кроме, как иезуитство, думаю нельзя. Это было нарушение конституции, чистое беззаконие и, своего рода, унижение со стороны государства по отношению, лично, ко мне.
В августе 1958 года я принял присягу, никаких преступлений не совершал, и моя срочная служба не должна была превышать 4 года, установленных тогда для ВМФ, Но где там было искать правду в то время: «стена была не гнилая» и до 90-х годов было еще, ой как, далеко. На «дворе» был сентябрь 1961 года, мне шел 22 год, позади была учеба в институте, три года училища, а впереди четыре года действительной срочной службы и, далее, полная неопределенность.
Но нет худа без добра. Зимой 1960 года, уже после перидислокации Училища Инженеров на Малую Охту, случай познакомил меня с 16-ей девушкой Женей Пятницкой, которая первого февраля 1964 года стала моей женой, с ней мы в любви и согласии продолжаем идти по жизни. Случайность-это непознанная закономерность. Иногда я думаю, что все мои перепитии, вызванные импульсом, вытолкнувшем меня из Нижнетагильского института, и были той закономерностью, которая, в конечном итоге, и привела меня к одному из главных событий в моей личной жизни: к созданию семьи, именно, с Женей.
Но возвращаюсь к «Россомахе».
Начало корабельной службы связано с одним неприятным случаем, который так и не уходит из моей памяти: в группе матросов, в ночное время, я участвовал в разгрузке лесовоза «Хопер». Не знаю, как там развернулось бревно на стропах крана, но,именно, меня оно сбросило с причала в октябрьскую воду Белого моря метров с 7-8 (был отлив). Темно, рядом борт «Хопра», сверху крики. Добрался, доплыл я до корня причала, где разглядел скоб-трап, по которому поднялся на пирс. Часа два сушился в котельной лесовоза; на том и закончилось это небольшое приключение.
Через некоторое время после моего прибытия на СКР, командир корабля капитан 3 ранга Артемьев дал мне задание составить годовой корабельный отчет по продовольствию. Отчет мною был сделан; после этого я был назначен на должность баталера продовольственного и, где-то, полтора года отвечал за продовольственную службу корабля.
Как ни смешно, но этот опыт пригодился мне через 23 года, когда тяжелый ракетный крейсер «Фрунзе» готовился к переходу на Северный флот для проведения государственных испытаний. После проведения заводских ходовых испытаний на Балтике, имея на борту сотни и сотни представителей промышленности, стоящих на довольствии, мне, командиру крейсера, было необходимо знать состояние продовольственной службы корабля. Тем более, назначенный на эту должность лейтенант- выпускник Вольского училища, совершенно, не справлялся со своими обязанностями. Я обратился к начальнику продовольственной службы ЛенВМБ полковнику Табачникову с просьбой, направить мне своего представителя для оказания помощи в наведении порядка с продовольствием на корабле. Такой человек прибыл и через неделю, вместо, помощи я получил акт ревизии своей продслужбы с недостачей около 11000 рублей (на сегодня — 20.02 2013 года-это порядка полутора-двух миллионов рублей). От кладовщиков и баталера продовольственного (на лейтенанта я уже не надеялся) я узнал, что ревизор учитывал только недостачи, излишки его не интересовали, а таблицу замен он просто игнорировал, т.е. этот человек по своему складу характера нацелен на то, что бы делать гадости: к сожалению всегда был и есть такой тип «маленьких» людей, стремящихся принести как можно больше неприятностей, так или иначе, власть предержащим. И они своей цели достигают: мне грозил, как минимум строгий выговор от главкома с погашением этой недостачи, а этот ревизор получил бы свою «грошевую» денежную премию. Я был уверен, что матросы кладовщики не могли допустить выдачи продовольствмя на камбузы без накладных, которые выписывались по действующим нормам. Подписание акта я отложил, сам лично с кладовщиками снял остатки продовольствия, и в течение трех ночей (днем времени не было) составил отчет по продовольствию за крейсер на 01 ноября 1984 года. Оказалось, что не только нет недостачи, а, наоборот, излишки продовольствия на сумму, где-то, 7000 рублей. Конечно, в отчете я это не показал и приходовать их не стал; свел приход и расход, классически, по нулям: все ушло впоследствии на экипаж: крейсер имел свой расчетный счет в банке, что позволяло экономию продовольствия переводить безналом в деньги и тратить их на культурно-массовые мероприятия личного состава, в частности инструменты для корабельного ансамбля. Именно этот отчет был утвержден начальником продслужбы Лен.ВМБ, как начало дальнейшей отчетности, и вопрос с недостачей был исчерпан. По моему категоричному требованию /в шифртелеграмме на отдел кадров 10 опэск ТОФ пообещал оставить его на причале с началом перехода на СФ/ начальник продовольственной службы /я сознательно не называю его фамилию: через 6 лет я его встретил уже состоявшимся помощником командира по снабжению на одном из кораблей ТОФ/ был заменен лейтенантом Демец, который отлично справлялся со своими обязанностями и мне больше не пришлось обращаться к своему прошлому опыту. К слову сказать, за почти 13-летний период своего командования кораблями, это был единственный офицер из не одной сотни, служивших со мной, кому я отказал в доверии и добился его списания с корабля. Немного отклонился я от своего повествования, возвращаюсь к нему.
Через полтора года нахождения на должности баталера продовольственного я попросил командира перевести меня в БЧ-3: на складах была своя специфика отношений с корабельными баталерами, и я, не вдаваясь в подробности, просто не хотел становится «своим» в этих отношениях (хотя, где-то, начало уже и было).
Осенью 1962 года с корабля уволились в запас отслужившие, как и я четыре года. У меня же, де юре, начинался второй год службы. Не знаю, как бы я продержался еще три года, и чем бы это кончилось: я протестовал по своему, за что имел взыскания, вплоть до гауптвахты. Но опять в мою судьбу вмешалась международная конъюнктура: карибский кризис 1962 года и, как всегда, последовавший за ним поворот руководства страны к армии и флоту. Так или иначе, в июле 1963 года, командир «Росссмахи», все тот же кап.3 ранга Артемьев, я думаю, понимая мое моральное состояние, (а может была просто разнарядка) предложил мне вернуться обратно в училище.
Выбор всегда есть, я мог отказаться, но я согласился: бездарно терять еще два года уже не было сил. Но, несмотря ни на что, эти два с половиной года службы вне училища, конечно, сыграли свою положительную роль в моей будущей жизни: я изнутри узнал всю подоплеку матросской жизни с ее радостями, горестями, желаниями и традициями.
Вернулся я на 3-й курс того же минно-торпедного факультета в сентябре 1963 года, как раз подгадав к выпуску моих бывших однокашников по училищу Инженеров Оружия. Надо отдать должное моим собратьям по ушедшей в небытие в/ч 99060.
В 2012 году редакционная комиссия создала и выпустила книгу о судьбах выпускников училища им.М.В.Фрунзе 1963 года. Я, как и ряд других, не дошедших с ними до выпускного финиша, нашел там свое место с соответствующей аннотацией.
Училище я закончил с красным дипломом в 1966 году. За три последних училищных года прошел все младшие командные должности от командира отделения до старшины роты. Как бы то ни было, но это тоже опыт работы с людьми, особенно, год старшиной роты над вторым курсом /я в это время был на четвертом/.
В ноябре 1964 года участвовал в военном параде в Москве. Будучи старшиной нашего парадного батальона, как-то мне пришлось получать имущество на московском военном складе. Там же, в это время, какой-то армейский капитан тоже что-то получал со своими солдатами. Как оказалось, это был мой родной брат Лев, который с экипажем атомной подводной лодки проходил учебу в Обнинском центре подводников. На время учебы, вероятно в целях секретности, их переодевали в армейскую форму.
В 1979 году, уже будучи командиром бпк «Ташкент», мы с Женей отдыхали осенью в Сочи, в санатории им.Ворошилова. Однажды, гуляя по окрестностям санатория, я обратил внимание на играющих в теннис на одном из кортов. Подойдя поближе, я узнал в одном из игроков своего старшего брата Виктора, который проводил свой отпуск в одном из пансионатов Сочи. Ни в первом, ни во втором случае никаких договоров о встрече не было. По моему разумению на те времена Лев (командир БЧ-5 подводной лодки) должен был быть в Западной Лице, а Виктор (директор научно-исследовательского института испытания металлов) в г.Нижнем Тагиле.
Опять же случайность или непознанная закономерность. После окончания училища я получил направление на Северный флот, куда прибыл в сентябре 1966 года с женой Женей и двухлетней дочерью Верой. В управлении кадров СФ был назначен на должность командира БЧ-3 эскадренного миноносца пр.56-М «Бывалый» 7 опэск, базировавшейся в г.Североморске.
(продолжение следует)