Балакирев Н. Записки советского подводника (продолжение)

V. В какой кухне варятся командирские решения?

Командир пл «Б-72» капитан 2 ранга Балакирев Н.М. после торпедной атаки (к стр. 128)

Если попытаться узнать, что творится в сердце и голове командира подводной лодки в момент принятия решения, лучше всего воспользоваться ситуацией торпедной атаки. Чтобы ответить на поставленный вопрос, интересно было бы обратиться к боевому опыту. Но, к счастью, использовать бо­евое оружие мне не довелось. Я не испытал на себе воздействие огромной  ответственности, с которой связано применение мощного торпедного оружия. Речь пойдет об учебных атаках подводной лодки. На учениях не рвутся глубинные бомбы, и жизнь никто не теряет. А вот командир­скую честь и на учениях можно потерять. Мне, никогда не воевавшему, кощунственно ссылаться на пословицу: «Бесчестие хуже смерти», но, согласись читатель, командиру прослыть безграмотным неумехой, робким безынициативным  неудачником — позорно. На нем и в мирное время висят моральные вериги, да не малые.

Боевые упражнения требуют от всего экипажа значительных усилий, но основная тяжесть ложится на командира корабля. Для него торпедная атака — почти мгновенный разряд нервной, умственной и даже физической  энергии, накопленной, может быть, за всю предыдущую службу. За несколько минут атаки он испытывает твердую уверенность и мучительное сомнение, вдохновляющую надежду и убийственный крах выстраданного замысла, ра­дость владения обстановкой и угнетающее неведение о месте и действиях объекта своих устремлений, готовность к риску, страстное стремление добиться поставленной цели в кратчайший срок и почти физическое ощу­щение груза ответственности за безопасность лодки и результаты атаки, по которым оценят его работу, подготовленность корабля к решению воз­ложенных на него задач, и  которые, возможно, повлияют на оценку действий соединения и флота в целом.

В подтверждение сказанного приведу «типовые страдания» командира подводной лодки на учении соединения в конце учебного года. После изнурительных проверок в базе лодки разворачиваются в район учений. На переходе посредник вскрывает пакет и вручает командиру распоряже­ние: в такое-то время  занять свое место в завесе лодок, произвести поиск отряда боевых кораблей «синих», с обнаружением атаковать глав­ную цель. Отряд боевых кораблей (ОБК) обычно представляет собой круп­ный корабль, например крейсер, в охранении 5-7 противолодочных кораблей. На дальних подходах ОБК охраняют противолодочные подводные лодки и авиация. Силы разведки доносят разведданные о кораблях «про­тивника». Управляющий штаб анализирует обстановку и смещает завесы на путь движения ОБК. При этом на лодке могут возникнуть различные неурядицы: уклоняясь от противолодочных сил, несвоевременно приняли приказание о смещении — возникла угроза опоздать с занятием новой полосы поиска, приходится всплыть и «бежать» под дизелями. Только всплыли, поя­вился противолодочный вертолет. Снова погружайся: обнаружит – «двойка». Наконец, занял свое новое место. А свое ли оно? — Ночь беззвездная, поправку курсоуказания не успели уточнить, а в радионавигационных системах помехи. Ошибся в месте, пропустил цель — опять «двойка». Ага! в облаках разрыв и никого не видно, не слышно, можно всплыть. — Произвели астрономическую обсервацию — радуется штурман, ликует командир.

Все хорошо, да вот погода начинает портиться. — Разрешат ли стрель­бу торпедами? Вдруг «промухали» РДО с запретом, когда уклонились от вертолета? Пульнешь торпеду, да потеряешь ее, дорогостоящую, — греха не оберешься.

Радиометристы опять засекли работу радиолокационной  станции. Док­ладывают, что это РЛС надводного корабля. — Случайная цель, или…? Что если — ОБК? А разрешение на использование торпед еще не получил. «Срочное погружение. Погружаться на перископную глубину». — Нужно повисеть на перископе, уточнить: что за цель. Акустик пока ничего не слышит. Под перископом командиру виднее, чем на глубине, но не легче: на противолодочные силы быстрее нарвешься.

Наконец то, радиограмма: разрешаю стрелять торпедами. — Пора ухо­дить на глубину. Время от времени гидроакустик печально извещает: «Шума нет»… И вдруг взволнованно:

• Работа гидролокаторов в секторе 290 — 310°.
• Право на борт. Курс — 300°. Боевая тревога, торпедная атака. Торпедные аппараты приготовить к выстрелу, — и завертелось: замелькали люди, посыпались доклады о готовности боевых постов к бою.
• Шумы винтов больших противолодочных кораблей, пеленг 29З° и 302°.
• Первый замер, товсь! … Ноль! – Атака набирает темп.
• Шум винтов по пеленгу 296, 305, 315, 328 — частит акустик.
• Крейсер! Где крейсер?!
• Шумы винтов крейсера не наблюдаю.

Определили курс ОБК, теперь нужно прикинуть скорость кораблей и дистанции до них, чтобы наметить позицию, с которой можно  будет выпустить торпеды. Но до сих пор не выявлен крейсер. Неужели один из шумов, который акустик считает шумом винтов БПК, фактически принадлежит крейсеру, ведь так схожи их шумы?

Между тем из акустической рубки доклад следует за докладом и в каждом куча трехзначных цифр.  Какие отсеять и не обращать на них внимания, какие ввести в торпедный  автомат стрельбы? Какие ближайшие корабли, которых прежде всего следует опасаться? Пеленг на третью спра­ва цель меняется  быстрее других, как  бы она первая не атаковала нас?

• БИП, при выявлении признаков атаки лодки кораблями охранения, немедленно доложить мне. Приготовить ВИПС к постановке приборов гидроакустического противодействия.

Пеленг на цель № 3 изменялся до сих пор по 3° в минуту, вдруг стал меняться на 1°. В чем дело? Акустик ошибся? Или корабль повернул на нас? Если повернул, то для чего? А как другие цели? — Тоже скорость изменения пеленга на них уменьшилась. Значит, весь отряд лег на другой курс.

• Определить новый курс цели.

В это время доклад :

• Шум винтов крейсера, пеленг 323°.
• Ура!- кричит про себя командир. Определили новый курс ОБК — 93°.
• Право на борт. Курс — 50°. Держать глубину 60 метров. Уточнить дистанцию до главной пели.

Можно стрелять! Но, …ах, черт! – На  лодку наваливается левый корабль охранения. Вот уже своими шумами закрыл шумы винтов крейсера — глав­ная цель потеряна. Придется искать «дырку» в строю охранения и стрелять внутри строя.

Прорвались! Восстановили контакт с крейсером. — Стрелять, стрелять! Быстрее стрелять, сейчас корабли повернут и все пропало! Взять пос­ледний пеленг на крейсер, и … помоги нам бог.

• Пеленг — 12°.

Что-то сомнительно! Неужели поворот?

• Бортовые малый вперед. — Да. Поворот. Хорошо, что в выгодную для лодки сторону. Ну все.
• Акустик, голубчик, поточнее контрольный замер – товсь … ноль!
• Аппараты товсь … Пли!

Ноги ощущают толчки палубы — выходят торпеды из аппаратов. Командир плюхается в кресло. У него нет сил шевельнуть ни рукой, ни ногой. В ушах стоит звон. Голова становится свинцовой, в нем шевелится одна мысль: «Попал, или не попал?»

Проходит несколько минут. Он с трудом стряхивает с себя оцепенение: нужно всплывать, искать торпеду.

Всплыли, донесли данные стрельбы. Вот и торпедолов тарахтит, спешит в сторону от  лодки, следовательно, обнаружил торпеды и скоро поднимет. Шифровальщик приносит радиограмму: «Торпеда прошла под крейсером. Благодарю за успешную атаку. Командующий флотом».

Бессонной ночи, непомерной усталости, словно не было. Сырой про­мозглый ветер становится теплее, ласковее. Занимающееся утро прекрасно. (Мои вопли «Лево на борт! Три мотора полный вперед! Где крейсер? Товсь! Ноль!» и прочие, для большинства читателей, наверно, мало что зна­чат. Ну что ж. Пропустите их.  Мимо командирских мучений при торпедной атаке в своих записках я пройти не мог.)

Что? Какая сила? Какой  стимул заставляют командира так выкладываться? Промахнись, не выполни поставленную задачу, что ж, она ведь, учебная. Ни на одну копейку жалование тебе не сократят, даже выговор не объ­явят. Но на разборе учения перед командованием, перед своими товарищами, командирами кораблей, будет невыносимо тяжело торчать у схемы маневрирования и отчитываться за свой ляпсус. В заключение разбора учения руководитель скажет: «Товарищ командир, мы надеялись на вас и вашу лодку, но вы наших надежд не оправдали. Утверждаю оцен­ку «неудовлетворительно».

За годы командования подводной лодкой я провел не один десяток торпедных стрельб. Среди них были успешные, менее успешные и вовсе плохие. Не каждое, даже успешное, боевое упражнение приносит удовле­творение командиру. Приведенный выше сценарий не подходит ко всем стрельбам. Довольно часто из-за трудностей с выделением сил обеспечения, тактическая обстановка бывала  упрощенной. Такие мероприятия не оставляют след в памяти. Исключение составляют стрельбы «на двойку». Такие стрельбы все отлично помню.

Не буду рассказывать об одной из неудачных атак. В тот раз, каза­лось, все было сделано, как надо, но, когда торпеды уже были выпущены, отряд кораблей «противника» изменил курс, и торпеды прошли вдоль бортов крейсера. Мне и всему экипажу было очень досадно: стреляли на приз Главкома.

Остановлюсь на трех плохих атаках. Кстати сказать: выпустив больше сотни практических торпед, наша лодка ни одной из них не потеряла. В этом не моя заслуга. Она в хорошей выучке личного состава минно-торпедной боевой части. Однако и у торпедистов однажды вышла оплошность. С нее и начнем.

1). Выполняем боевое упражнение по надводному кораблю в минимальном охранении. Изумительный летний день – солнце, штиль. Атака не сложная, все уверенно действуют, все хорошо получается. Элементы движения цели определены, залповые величины рассчитаны и введены в торпеду (выпускаем одну единственную)…. «Пли!» — Последовал толчок, но толчок какой-то мягкий, необычный. Из первого отсека доклада о выходе торпеды из ап­парата нет…. Зачем доклад?! И так ясно: из переговорного трубопровода потянуло керосином — машина работает в торпедном аппарате.

Всплываем. Из левой верхней ниши торчит, вышедшая наполовину и в этом положении зависшая, торпеда с практическим зарядным отделением, окрашенным в ярко красный  цвет.

В удалении обеспечивающие корабли легли в дрейф. От них отделился торпедолов и мчит к лодке. Подошел. На борту вижу командиры бригады капитана 1 ранга Букетова Б. П. Комбриг обращается не ко мне, а к старшине торпедолова пожилому мичману Иващику:

— Степаныч, за твою 40-летнюю службу приходилось вот такое красное безобразие наблюдать?

Кирилл Степанович сглаживает остроту момента:

— Всякое бывало, товарищ комбриг.

А я с красным, как БЗО торпеды  лицом, стою на мостике и молчу. Что говорить? Объяснять, что такой-то торпедист не довернул игольчатый клапан верхнего стопора и т.д.? Кому это нужно? Атака-то сорвана, и виноват в этом, прежде всего, командир.

2) Наша лодка участвовала в рейдовом сборе кораблей флота. По плану сбора пред­стояли торпедные  стрельбы, но  за двое суток до стрельб, нечаянно, вне плана нас отправили на обеспечение боевой подготовки надводных ко­раблей. Заполучив в свое распоряжение подводную лодку, надводники задали такой темп, что за эти двое суток я не мог и часа выкроить для сна.

Едва закончили работу, как получили радиограмму с приказанием за­нять район, (при том совсем не тот, который ранее планировался) и, с обнаружением атаковать  ОБК.

Вошли в район, начали поиск. Прошло несколько часов, прежде чем обнаружили отряд. Пытались атаковать, но корабли «противника» оказались вне пределов стрельбы и за границами выделенного нам района. После этого еще дважды обнаруживали ОБК и дважды не сумели занять позицию для использования оружия. Какие чувства обуревали меня в создавшейся обстановке, можно догадаться по нижеследующим вопросам, которые  сотни раз тогда задавал сам себе:

— неужели руководитель стрельбы трижды зря «подставлял» нам ОБК для атаки;

— неужели при передаче РДО перепутан район и здесь находится другая  стреляющая  лодка;

— неужели в путеисчислении накопилась большая ошибка, и мы находимся не там, где положено?

Надо ли говорить, насколько я и многие в команде были замотаны двумя бессонными сутками, неудачными атаками и своими сомнениями?

Наступила ночь, надводные корабли больше не появлялись. Я разуверился в возможности выполнить стрельбу и решил всплыть, лечь в дрейф и, как говорится, ждать дальнейших указаний. На мостике оставил стар­пома с наказом: быть бдительным и обо всем докладывать, а сам погрузился в глубокий сон. Прошло какое-то время, и меня затормошили за плечо. Открываю глаза. Стоит старпом в мокрой одежде и докладыва­ет, что появился огонек, но в той части горизонта работа радиолокационных станций не отмечается, вероятно, принадлежит постороннему судну. Окончательно просыпаюсь. В голове выстраивается логический ряд: огонь, дождь, стало быть цель близко, а если это корабль из состава отряда?

— Боевая тревога, торпедная атака! — и раздетый  выбегаю на мостик.

Точно,  вот они — два корабли, уже видны отличительные огни, наверное, корабли из состава охранения.

— Срочное погружение! — и закружились в поисках главной цели, да не нашли. Уже и охранение уходит нужно быстрее стрелять: на безрыбье и рак— рыба. На следующий день на разборе стрельб выяснилось, что корабль охранения был поражен, но до того он обнаружил нас.

Оценка атаки – «неудовлетворительно».

3) Это случилось на флотском учении, которым руководил Первый за­меститель командующего флотом вице-адмирал Спиридонов. Вернувшись вечером с моря в базу, той же ночью загрузили практическую торпеду, и вышли на стрельбы. Едва заняли район, как получили приказание: ата­ковать 0БК. В районе, недалеко от лодки, крутилось рыболовное судно. Опасаясь за работу старенькой  РЛС «Флаг»,  решил проверить ее по ры­баку. – Станция не работала. Радиометристы зарылись в аппаратуру в поисках неисправности. Акустик тоже не улавливал шумы винтов, хотя до сейнера было не больше 25  кабельтов, настолько плохими оказались гидрологические условия. Оставалось рассчитывать на перископы и поисковый  радиолокационный приемник. Но днем, соблюдая  радиомаскировку, «противник» вряд ли будет работать своими РЛС, а из двух перископов зенитный еще накануне оказался залитым: в верхнем  защитном стек­ле обнаружилась трещина, в базе заменить перископ не успели. Послед­ней надеждой моей остался командирский перископ. Прилипнув к нему, я пристально вглядывался в каждую точку слабо очерченного горизонта, стараясь обнаружить корабли. Но видимость становилась все хуже и хуже.

• Штурман, почему перископ не осушен? — кричу вниз из боевой рубки.
• Два часа тому назад сушили, товарищ командир.
• Быстро машинку осушки в рубку!

Подсушили, но не прошло и 10 минут, видимость снова упала почти до нуля. Штурманский электрик завозился с перископом, однако, ни он, ни я не смогли понять, в чем дело. А время идет, интуитивно чувствую, что ОБК близко. Что делать? — Уйти на глубину? Тогда шанс выйти в атаку при дальности шумопеленгования в 15-20 кабельтов будет весьма малой. Всплыву,  думаю, в позиционное положение; горизонт в дымке, при таком видимости в бинокль я  раньше увижу надводные корабли, чем они лодку. Задумано — сделано: «Продуть среднюю».

Выскакиваю на мостик с биноклем на шее. Зачем бинокль?   Вот он, эсминец, справа З0, дистанция  40 кабельтов, его курсовой угол  50°. Других кораблей не видно. — Не до жиру … Захлопываю люк и: «Сроч­ное погружение. Боевая тревога, торпедная атака. Торпедный аппарат №… приготовить к выстрелу! Погружаться на глубину 50 метров».

Пока скольжу по поручням трапа в центральные пост, прикидываю в уме: какие величины ввести в торпедный автомат стрельбы. Ох и молодцы моряки, по каскаду команд почувствовав что обстановка накалена, — действуют отлично: проходит 3-4 минуты, и самонаводящаяся торпеда уходит в поиск цели.

Поистине, как говаривал начальник кафедры торпедной стрельбы на командирских классах   капитан 1 ранга Л.Я.Лонцих, вероятность попадания торпеды в цель только тогда равна нулю, когда торпеда не вышла из трубы торпедного аппарата. Как ни странно и на этот раз торпеда навелась на цель.

Возвращаясь в базу, я стал подробнее разбираться в причинах отпотевания оптики перископа. Оказалась все очень просто. На металлической крышке, закрывающей то место, на котором при  необходимости устанав­ливается фотоаппарат, отдался и выпал бронзовый шурупчик величиной со спичечную головку. Образовалось отверстие, через которое выдыха­емый при наблюдении в окуляр воздух стал проникать во внутрь перис­копа. Вот и вся причина.

На разборе учения Командующий флотом адмирал В.П. Маслов, обращаясь к публике, заполнившей конференц-зал штаба флота, спросил:

— Товарищи, кто из вас вспомнит хотя бы один случай из мировой прак­тики подводного плавания после 1905года, чтобы подводная лодка в надводном положении атаковала боевой корабль?

В зале засмеялись. Командующий, конечно, знал о таких исторических казусах, но сделал вид, что не помнит, и, выдержав паузу, продолжал:

— Мне кажется, такого факта не было. Поэтому, товарищ Балакирев, мы решили вашу уникальную атаку оценить в два балла. У вас нет воз­ражений?

Нет, формальных возражений у меня не было. — Все-таки с эсминца обнаружили лодку. Бот вам и «шурупчик».