Воронов С. Третья гауптическая вахта

krasivoe-foto.ru

1967 год. Город Николаев – город корабелов. Судостроительный завод им. Носенко. Противолодочный крейсер «Москва». Я, инженер-лейтенант, программист на БИУС (Боевая информационно-управляющая система) «Корень».  Программист! Это сейчас любой недоросль знает, что это такое. А я в то время оказался свободным от командования личным составом, техники и предрассудков

Завод ударными темпами достраивал первый советский вертолетоносец.  На «Москву» работал не только весь завод, но и весь город. Задача стояла, как говорил классик, «архи важная». Соответственно и нагрузка на экипаж была большой. Тем не менее, по воскресениям город, свободные от вахт, нарядов и смен, лейтенанты посещали. Это было то время, когда николаевские девушки были легкомысленные, а лейтенанты от флота занимались своим любимым делом

Итак, теплый осенний день. Поход по историческим местам города корабелов начинался с центрального колхозного рынка. Над входом плакат: «Пейте сухое вино, оно содержит почти все витамины». Нас группа лейтенантов: Володя Пикуза, Игорь Сафаров, Валера Ефремов, Володя Азаров, Паша Перегудов и Серёга Воронов Быстро проскочили мясные, фруктовые и овощные ряды. Рыбные ряды — первая остановка. Изобилие рыбы Бугско-Днепровского лимана. Тарань, голавль, судак, щука, сазан, лещ, сом, толстолоб. … Остановились на лещах. Сушеные, горячего и холодного копчения, вяленые, цельные и развернутые. А запах…

—  Лейтенант, помогите, пожалуйста, подержать сетку.

Оборачиваюсь. Передо мной стояло юное создание малороссийского розлива. Четыре Пегги в улучшенном варианте.  Оно протягивало мне сетку, в которую пыталась засунуть двух крупных лещей хвостами вперед. Я перевернул их и они, как милые, влетели в авоську.

Все знают предназначение авоськи для советской женщины, но мало кто знает ее влияние на энергосбережение в СССР. С появлением красочных пакетов и упаковок для их утилизации, сколько было построено мусороперерабатывающих (сжигающих) заводов? Только в России больше 50. И сколько они потребляют электроэнергии?

— Лейтенант, а вы пиво любите?

— Естественно.

— А пьете как?  С рыбой или с сушками?

Во мне вдруг проснулся поручик Ржевский. Видимо после двух стаканов холодного цимлянского, употребленного при входе на рынок.

— С раками, сударыня, с раками.

— Ой! Мой папа то же любит раков. Помогите мне выбрать.

Я повернулся к своим товарищам, пожал плечами и потопал вслед за этой энергичной девицей. Рожденный у океана, я слабо разбирался в пресноводных.  Тем не менее, со знанием дела ткнул в одну из кучек и десяток раков улетел в бездонную авоську.

— А теперь я приглашаю вас на обед.

Минут через десять, мы уже стояли у двери квартиры на втором этаже четырехэтажного кирпичного дома. Просторная, как и ее мама, прихожая. На вешалке мне бросилась в глаза подполковничья шинель. Мама, снимая передник, дочкиным голосом оповестила кого-то в глубине квартиры о прибытии Наташи с кавалером.  Затем щедрое застолье с не менее обильными вопросами со стороны мамы. Стол был богатый и, как я понял, гостей не ждали. Значит, в этой семье кормильца любят. О чем я и произнес под очередную рюмку маленькое эссе. На что маман ответила, сделав игривые глаза, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.  Опять во мне проснулся поручик Ржевский – путь к сердцу мужчины лежит ниже желудка, подумал я.

Позже мы с отцом Наточки, Василием Степановичем, перекурили на балконе. Я только-только начал курить. В каюте на четверых – трое злостных курильщиков. Достал пачку болгарских сигарет «Солнышко» и тут что-то ударило меня в голову: вино на входе в ЦКР называлось не цимлянское, а «Солнце в бокале»! Если кто-то его пробовал хоть раз в жизни, он меня поймет. Потом мы с Наточкой и ее мамой сидели в ее комнате и рассматривали альбом с фотографиями. Но труба позвала на службу и я, пообещав, что завтра мы с Наташей идем на какую-то встречу с однокашниками, отчалил.

Вахтенный у трапа сообщил мне, что командир собрал всех лейтенантов, водит по кораблю и проверяет знания устройства корабля. Один трап наверх, проскакиваю мимо каюты помощника, пробегаю на левый борт и… не запланированная встреча с командиром. Представился и стал к переборке. Преданно смотрю ему в глаза и чувствую, что он тоже дегустировал, но не «Солнце в бокале».

— Лейтенант, вы провалились на три палубы ниже. В каком помещении вы очутились?

Лихорадочно пытаюсь вспомнить. На корабле 1127 помещений. Не могу. И забыл золотое правило: на любой вопрос – давать любой ответ.

— Не помню.

-Передайте старпому, что я вас арестовал на трое суток с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Освежите там свою память.  Я освежил.

1959 год. Первый раз попал я на губу в городе Балтийск (бывший Пилау). Шел в бассейн на тренировки по плаванию.  Навстречу мне идут четверо мужиков, обнявшись, перекрыв весь тротуар. Стандартная ситуация из сказки про двух упрямых баранов. Я им дорогу не уступил, и эта пьяная партикулярная братия столкнула меня на проезжую часть дороги. Рост у меня 187, вес 85, и я служил в Парусном!  Было все, как всегда. Милиция, патруль, и даже неотложка армейская. Старший патруля капитан был краснопогонник (красные просветы на флотских погонах) и с радостью препроводил меня в комендатуру. Комендант закатал Серёге Воронову 10 суток строгого ареста. За что? Оказалось, что мужички те были профсоюзными работниками из областного центра. Не по праву. А по праву – недолюбливал нас комендантский взвод.

Что такое «строгого ареста»?  Поясняю. Горячая пища через день. В обычный – «птюха» хлеба (четверть буханки), селедка и кружка воды. Все это на сутки проживания в сырющей камере на голых дощатых нарах. И эта койка пристёгивалась к стене от подъёма до отбоя. Умывание и отправление естественных надобностей по расписанию, а не тогда, когда тебе приспичило. Сопровождение – конвой с автоматами. Получить прикладом под ребро – элементарно. А пока сидишь на толчке разрешенных семь (sic!) минут, в камере зальют пол хлоркой — дыши паря. Разнообразие таких примочек у конвойных комендантского взвода было много.  И понял я смысл стихов:

— Чтоб обоср@ть морскую славу,

— Какой-то хрен губу создал в Пилау.

Но я служил в Парусном. Посёлок, где готовили подводных диверсантов. Поэтому все примочки комендантских оболтусов для меня были детскими забавами. Через пять дней меня командир забрал в часть. Вроде разобрались…

1964 год. Второй раз я сидел трое суток. За примерное поведение. Сидел в Питере на Садовой. Знала бы моя прабабушка по дедушкиной линии, что я буду проводить в этом здании не лучшие дни, она, прогуливаясь с Растрелли, посоветовала построить что-нибудь другое. Трое суток для курсанта ВВМУРЭ им. Попова сущие пустяки.  Терпимо.  Первая посадка с лейтенантскими погонами.  По службе еще две будут. Но это потом, а эта первая.

Старпом, Борис Сергеевич Романов, был в отпуске и его обязанности исполнял добрейший человек командир БЧ-2 Анатолий Гудзикевич. Один из тех, кто выжил после взрыва на линкоре Новороссийск. После чего, говорили, он стал немного заикаться.

—  Серега, отдыхай. Скоро начнутся авральные работы. Анисимову передай, чтобы создал тебе все условия для отдыха.

Старший лейтенант Генадий Анисимов, техник по обслуживанию вертолетов, не имея ни подчиненных, ни матчасти на тот момент, был назначен внештатным помощником коменданта на период нахождения крейсера в заводе. Должность его называлась оригинально — замкомпоморде. Заместитель коменданта по морским делам. В комендатуре я отдал старшине гауптвахты сопроводительные бумаги и вместе с Анисимовым пошел осматривать место своего трехсуточного содержания. Помещение для младших офицеров было просторным и, к моему удивлению, чистым. Правда, перегар стоял в воздухе тот еще.  С двух коек, при нашем появлении, поднялись два капитана. Два техника морской авиации, судя по молоткам и голубым просветам на погонах. Помятые и понурые. Почти однополчане Анисимова. Только званием старше.

— Гена, за что повязали славные крылья нашей Родины?

— Вчера вечером официантка из кабака вызвала милицию, а те сдали этих друзей нам. Я их привез и еле уложил в койки. Комендант будет в обед – пусть сам разбирается.

— Когда, говоришь, комендант, будет? В обед? Это хорошо. Я забираю этих славных ребят и веду их завтракать в сосисочную на Радяньской (Центральная улица г. Николаев).  Знаменитое кафе-закусочная с названием «сосисочная». Скажу честно, таких сарделек, какие подавали там, я больше нигде не едал.  Шесть сарделек, три пива. Уложился в два рубля. Хлеб, помидоры и горчица – бесплатно. Горчица на столе, томаты и хлеб на отдельном столике – горкой на разносах, бери – не хочу.

Два капитана повеселели и мы, оттрапездничав, отправились в комендатуру. Во дворе стояла черная Волга, знать прибыл комендант. Обхожу машину. Вижу Гену Анисимова и…

—  Здравия желаю, Василий Степанович! Какими судьбами в этих краях?

— Так я в этом заведении ВРИО начальника. А ты, что здесь забыл.

— Занимался реабилитацией двух капитанов. Блузку официантке они не рвали, а юбку она сама потеряла. Очень сожалеет, что сгоряча несла понапраслину на доблестных офицеров. Милиция претензий не имеет. Капитанов надо освободить – у них сегодня зачеты в университете марксизма-ленинизма, — скороговоркой врал и не краснел лейтенант. — А я тут по простой причине: На три мили ошибся при определении координат. Командир спросил у меня, где я выйду, если провалюсь сквозь землю в Николаеве. Я ответил, но с ошибкой. Получил за каждую милю по суткам. Василий Степанович, теперь я на трое суток в полном вашем распоряжении.

Он взял меня под руку, и мы отошли с ним в сторону. Минут пять он мне втолковывал, что мы с ним в полной ж…, что бабы готовятся к выходу на сегодняшний вечер, где мы с ним тоже должны быть, что там будет весь цвет города и т. д.

-Что я скажу своим БАБАМ? Что ты сидишь на губе, где я начальник! Они меня кастрируют! И это не самый плохой вариант.

-Что делать будем?  Лейтенант, ты ситуацию обозреваешь? Ладушки, сделаем так…

Через полчаса я на черной комендантской Волге, миновав без остановки проходную, подъехал к сходне крейсера. Сходня представляла собою деревянный настил и стояла во всю ширину торпедной палубы. На сходне стоял командир и вахта, построенная для встречи начальников. Знать, вахтенный офицер, решив, что едет кто-то из начальства, дал четыре звонка. Выхожу из машины, иду к командиру. Представляюсь и вручаю конверт с запиской от коменданта.  Командир прочел записку, хмыкнул и, дохнув на меня приятным запахом коньяка, произнес:

— Свободен, лейтенант. И будьте готовы познакомиться с Севастопольской гауптвахтой.  Это Я… Вам… обещаю!!!

Еще один выхлоп в мою сторону и мне почему-то захотелось в город, на рынок, где торговали не превзойденным суррогатом «Солнце в бокале». Обещание своё он выполнить не смог – был снят с должности 11 ноября 1967 года в самый разгар испытаний.

Предсказание его сбылось, в Севастополе я ещё дважды побывал на губе. Но это были другие командиры славного противолодочного крейсера «Москва», и другой комендант.

—