Утром за Валентином приехала жена, когда его не было в номере и нашла под подушкой кружевные трусики. Когда он вернулся с завтрака, то устроила скандал. Большой и очень громкий скандал.
— Все хватит набля….ся. Шагом марш домой.
— У меня еще неделя осталась — пытался воздействовать на нее Валентин.
Феликс остолбенело слушал ругань вылетавшую из уст молодой женщины.
— Слава Богу, что я развелся — думал он — неужели они все такие?
Побитый, как собака Валентин со своей большой синей сумкой шел впереди, а она в красном брючном костюме шла за ним и лупила маленькой черной сумочкой по спине, выкрикивая довольно матерные слова.
Валентин несколько раз обращался к Феликсу за помощью:
— Феликс! Скажи ты ей, что ничего не было. Что я вел себя достойно. А трусики я вообще первый раз вижу.
Феликс хотел сказать в защиту товарища, как тут же получил сумочкой по загривку.
— Собутыльник и такой же б…..н – пророкотала дама в красном, отвешивая заодно удар мужу.
— Катрин. Больно же – фальцетом прокричал Валентин.
— Позвольте – пропищал Феликс, пытаясь инстинктивно защититься от ударов рукой. Вы что себе позволяете?
— Не позволю! – проревела особа, усердно раздавая удары остановившемуся мужу и заодно сопровождавшему его Феликсу.
— Хорошо, что у нее в сумочке килограмма картошки нет или кирпича – подумал Феликс, защищаясь от очередного удара.
Народ, собравшийся на шум радостно внимал, происходящему действу. Что надо еще народу для полного счастья говорили еще древние римляне – хлеба и зрелищ.
Жены усердно щипали своих мужей. Смотри несчастный, что с тобой будет, если ты только посмеешь ……
— Что тут происходит – спросил, вышедший на шум из кабинета плотненький и лысоватый врач.
— А то, что вместо лечебного заведения вы устроили здесь дом терпимости. Дом для совращения мужей, отрыва их от семьи и детей. А заодно и пьянства – кричала она, вытирая слезы одной рукой слезы, а другой лупя по спине мужа, который терпеливо выносил удары.
— Наверно любит – подумал Феликс, занимая дистанцию за дальностью достижения ее ударной сумочки.
— Позвольте уважаемая ээээ …… дама – пролепетал врач.
— Я вам не дама – взвизгнула женщина – я мать троих детей. И в то время, когда я занимаюсь их воспитанием, этот кобель, мотивируя, что парных путевок у вас нет, наслаждается прелестями продажной любви.
— У нас на территории санатория нет продажной любви – взвизгнул уже врач – в следующем году вы получите парную путевку, я сам прослежу.
— А эти – она добавила довольно грубое слово, характеризующее женщин с пониженным социальным статусом — что здесь делают? — спросила она обводя взглядом собравшихся вокруг на скандал дам — Вы видели сколько одиночек и разведенок ведут охоту на наших бедных мужей. А сейчас высоко подкидывая ноги носятся в надежде на легкую добычу по аллейкам вашего парка.
— Женщина прекратите – внезапно сказал врач – пройдемте ко мне в кабинет и поговорим. Он распахнул перед ней дверь.
Видимо он решил прекратить громкую часть скандала и попытаться что-то решить кулуарно.
Она гордо подняла голову и посмотрев зло на мужа со злостью сказала:
— Жди меня здесь ничтожество.
Валентин поставил свою сумку на пол и прислонился к стенке. Руки его тряслись.
— Вот позор. Правильно ты сделал Феликс, что завязал со своей мегерой – сказал он, глядя исподлобья на боязливо подошедшего Феликса.
— Да у меня вроде была не такая. Золото по сравнению с твоей.
— А у меня такая – вздохнул Валентин – чуть, что в политотдел. Начальник от нее уже бегает, когда видит. Теперь понимаешь меня?
— Я-то понимаю, а что так вывело ее из себя?
— Утром она вломилась в номер. Ты же убежал и не закрыл. Нашла пустую бутылку вина и что самое страшное женские кружевные трусики у меня под подушкой. Я сказал, что это твои.
— Что женские, кружевные трусики мои? — удивился Феликс – ну брат ты меня и ославил. А почему же они под твоей подушкой оказались?
— Может дура Наташка вчера забыла или специально оставила – простодушно признался Феликс.
Из-за дверей врача доносились крики дамы в красном, которая учила врача, как должен работать санаторий.
— Тогда мне все понятно Валя – усмехнулся Феликс – расхлебывай свою кашу сам, а я пошел на завтрак.
— И что даже не скажешь ей, что трусики твои, к примеру твоей жены.
— Нет – улыбнулся Феликс – по загривку больше получать не хочу лишний раз. А чего же ты ее не бросишь?
— Люблю я ее дуру – нахмурившись еще больше признался Валентин – и дети у нас понимаешь. Она хорошая, но понимаешь дома одна с детьми все время, но ей нужна по натуре трибуна. Вот она и выступает. А как эти трусики по подушку попали не представляю. Не представляю.
Феликс только усмехнулся.
За дверью раздалось цоканье каблучков, направлявшихся к двери, и Феликс счел за лучшее ретироваться.
Из-за поворота коридора он слышал далекие крики жены Валентина и удары сумочки по спине и Феликс искренне радовался, что сумел сбежать.
После завтрака он еще раз сходил на пруд и лег поспать.
И снилась Феликсу дама в красном, лупцующая его сумочкой по спине.
Через пару лет, проезжая через Москву он случайно встретил Валентина, который служил теперь в Москве.
— Привет!
— Привет. Ты как?
— Как видишь в Москве.
— А с женой как?
— Отлично. Живем вместе и не тужим.
— Здорово она тогда тебя в санатории — вспомнил Феликс — как обошлось?
Валентин замялся немного, а потом с вздохом сказал.
— Понимаешь. Она меня любит по настоящему. Потом, когда у нас все стабилизировалось, она призналась, что сама мне свои трусики подсунула под подушку, чтобы вытащить меня из этого гнезда разврата. Я слабый человек и не могу отказаться, если сами дают. Так она говорит, что я должен быть постоянно под ее присмотром. Теперь в санатории только вдвоем — тяжело вздохнул Валентин.
— Ты еще скажи, что она тебе и перевод в Москву обеспечила.
— Она — опустил голову Валентин — и звание досрочно скоро получу. Все она.
То, что рассказал Валентин было за гранью понимания Феликса. И он по доброму пожалел Валентина и всю службу, где порой пробивная женщина повыше любых кадров. Хотя жизненный опыт говорил, что бывает и по другому.