Сразу после выхода в открытое море прошли совещания, на которых мы впервые увидели друг друга и хоть немного познакомились. Поскольку в предпоходной толчее и суматохе даже некогда было узнать, как кого зовут.
Теоретически, в такого рода дальние походы должен идти сплававшийся, опытный экипаж, однако речь шла о вспомогательном флоте ВМФ, где всё подчинено не столько здравому смыслу, сколько приказу вышестоящих инстанций и поставленным задачам.
Поэтому рядовой состав состоял наполовину из девятнадцатилетних юнцов, недавно выпущенных из 185-й мореходной школы ВМФ и имевших в активе пару каботажных рейсов до Совгавани в лучшем случае. Хорошо, что штурманы и механики были с опытом боевых служб, но всё равно так далеко ещё никто до нас в бригаде не заходил. Однако настроение в экипаже царило приподнятое: выход в открытое море всегда означает, что все проблемы остались на берегу и жизнь начинается с чистого листа.
Народ расписали по вахтам, и служба как-то сразу пошла по привычному руслу. Всё же Корабельный устав — вещь очень даже нужная! Написан кровью моряков и проверен веками.
Капитан, передав управление опытному старпому, завалился спать — надо было хоть немного отдохнуть и привести нервы в порядок. Мы его понимали: такую нервотрепку пройти — эдак и до кондрашки недолго. Тем более что кэпу было под шестьдесят.
После выхода из территориальных вод Союза за нами сразу же установили слежку японцы, которых наш красный флаг не убедил: они прекрасно знали, с кем имеют дело. Над судном появился сине-белый, похожий на красивую игрушку, противолодочный патрульный самолёт Р-2 «Нептун», на горизонте замаячил белый сторожевик береговой охраны.
Оно и понятно: впереди нас на большом удалении шли два эсминца 56-го проекта и старый СКР 50-го проекта — «полтинник». Остальные должны были присоединиться к отряду во Вьетнаме. Прошли отмеченную на карте условную линию «Мокпхо — Нагасаки», пошла «капать» валюта. Вот она, маленькая моряцкая радость!
Начинаю разбирать и приводить в порядок свои медикаменты и документацию на экипаж. Обнаруживаю, что нас снабдили целым мешком стерильных бинтов и шин, — видимо, комплектовали в расчёте на ведение нешуточных боевых действий. Особенно порадовал новенький хирургический на[1]бор и комплект скорой помощи.
Вакцины, шприцы, слава Богу, на месте — полный набор прививок от всех мыслимых тропических болезней. Начинаю всё раскладывать по шкафам и ящикам и раскреплять. В шторм ничего не должно разбиться.
В дверь амбулатории просовывается бородатый лик боцмана.
— Док, валерьянка есть?
— А тебе-то она на кой? Это же больше для камбузных дам.
— Дай флакона четыре!
— Сначала скажи, зачем.
Боцманюга помялся для приличия, потом брякнул:
— А выпить!
— Да ты что?.. Её же нормальные люди каплями потребляют.
— Так то нормальные. А я вот флаконами! И голова не болит, и настроение потом спокойное-спокойное.
— Ну ты меня и удивил. Феномен какой-то. На, возьми, не жалко.
Боцман, прихватив вожделенные флакончики, тут же испарился. Действительно, феномен!
Впереди меня ждало ещё немало интересных открытий на этом поприще.
Судовая жизнь потихоньку налаживалась: всё же большинство командного состава в море ходили не первый раз и своё дело знали. Прошёлся по камбузу и провизионным кладовым — это теперь и моё заведование.
За день вколол вакцины всему экипажу — надо же соблюдать данные обязательства: впереди тропики, контакты в ино[1]странных портах, и не приведи Господь, ежели кто что-нибудь экзотическое подцепит.
Прошли знаменитый Цусимский пролив, было построение на верхней палубе, развеивание российской земли над морем и венок на место вечного упокоения моряков эскадры адмирала Рожественского. Флот незыблемо держится в том числе и на памяти, на традициях!
Пошли смены часовых и климатических поясов, сразу стало жарко и влажно. Включили кондиционер.
И тут-то мне пришлось туговато: вся моя зимняя форменная одёжка для тропиков не годилась. В принципе, мало кто из новоиспечённого экипажа в суматохе успел с собой прихватить что-либо подходящее для тропиков. Пришлось импровизировать на ходу, позаимствовать матросскую робу из боцманских запасов.
Короткий заход на нашу военно-морскую базу в Камрань. Здесь мы должны были присоединиться к сформированному отряду кораблей. Пришвартовались к авианосному пирсу быв[1]шей американской базы. Сейчас её активно восстанавливали наши и вьетнамские военные, однако следы разрушений ещё хорошо были видны.
На мысе у входа в бухту Бинь-Ба стояла заброшенная американская береговая батарея, длинные стволы 105-миллиметровых орудий развёрнуты во все стороны как попало. На окружающих сопках, среди густой зелени джунглей, виднелись жёлтые песчаные проплешины — следы от авиационных бомбардировок напалмом. Кругом базы были густо натыканы мины, так что ходить можно было только по тропкам. По ночам вокруг базы постреливали недобитые южновьетнамские рейнджеры.
Мы сдали на базу мешки с владивостокской почтой, несколько мешков и ящиков с судовой документацией, на кото[1]рой были штампы бригады (войсковой части 31012) и слили часть горючего из танков в береговые резервуары. В сумерках тихо вышли, ориентируясь по огням впереди идущего буксира.
На выходе из бухты нас уже ждали подошедшие с Камчатки и Сахалина боевые корабли и рефрижератор «Ульма», загруженный продовольствием. Танкер вышел вперёд и следовал впереди отряда с большим отрывом, демонстрируя полную непричастность к военному флоту.
Следующей остановкой для нас был город-государство Сингапур. Из моря постепенно вырастали его небоскрёбы, окутанные густым смогом. Надо сказать, что Сингапур начала восьмидесятых годов прошлого века совсем не напоминал сегодняшний. Воды залива носили неестественный изумрудно-зелёный цвет и издавали неприятный химический запах, а в мутной, вонючей реке Сингапур-ривер густо плавали всякие отбросы, вплоть до дохлых коров.
Во время увольнения пришлось проходить, сразу у порта, через шумный, дымный и по-азиатски грязный «Малай-базар» — везде густо чадили жаровни, стояли харчевни с экзотическими блюдами и лавчонки с самыми разными дешёвыми контрафактными товарами. Больше всего поразили, конечно, рикши и чудовищная, горластая смесь лиц разных национальностей на тесных улицах.
Надо отдать должное, что после одиннадцати месяцев рейса, уже на обратном пути, мы застали Сингапур преображённым самым чудесным образом. Президент Ли Куан Ю железной рукой навёл там порядок. Полисмены нещадно штрафовали (50 долларов!) и лупили дубинками курящих и плюющих. С улиц исчезли грязные лавчонки, рикши, был ликвидирован «Малай-базар», быстро очистилась река и залив. Зазеленели скверы и парки, исчез смог. Пока мы бродили по городу (стандартный маршрут того времени — «Раффлз-сквер», «Пиплз-парк» и универмаг «Пиненсула»), на наше судно загрузили с баржи несколько тонн фруктов и свежих овощей для эскадры, которая гордо проследовала на наших глазах через Сингапурский пролив в сопровождении вертолётов и боевых катеров сингапурских ВМС.
Во время оформления груза произошёл смешной инцидент с шипчандлером. Тот работал с «Илимом» не первый раз и очень удивился, что он теперь не «нэйви шип» (военный корабль), а «мерчант шип» (торговый). И даже притащил английский справочник «Джейн» по советскому Военно-морскому флоту, где наш танкер, разумеется, присутствовал во всей красе.
Кое-как наш «контрик» Саня Ощупкин на хреновом русско-английском сленге убедил его, что, мол, «Рашен нэйви» — банкрот и продал «Илим» «ФЕСКО лайн» (Дальневосточному пароходству). Только после этого бдительный шипчандлер отвязался.
Тогда же выяснилось, что в суматохе забыли получить машинку с латинским шрифтом, и все документы на заход пришлось писать «врукопашную», и так весь рейс! То-то потом над нами в портах потешались.
Индийский океан, после выхода из Малаккского пролива, встретил нас весьма неприветливо. Небольшой шторм у Андаманских островов постепенно разыгрался не на шутку, танкер и корабли нещадно болтало на волнах, тонны воды с гулом и брызгами перекатывались через палубу, плескались на шкафутах до самых иллюминаторов.
Танкер тяжело влезал на гребень волны, ненадолго там повисал, внутри раздавался вой оголённого винта, потом резко проваливался вниз. В это время ноги отрывались от трапа, и моряк повисал на поручнях.
Мгла и дождь окутали океан, и лишь изредка мелькали среди волн раскачивающиеся ходовые огни кораблей отряда. Половина экипажа страдала от морской болезни, на камбузе было невозможно что-либо приличное приготовить — питались консервами и кашей, которую изредка удавалось сварить. Да и то не всем это лезло в горло…
Мне повезло. Ещё на ледоколах, пару раз попав в шторм, я обнаружил, что совершенно не укачиваюсь. От болтанки только неимоверно возрастал аппетит, а адреналин не давал долго засиживаться на месте, и пришлось носиться по трапам внутри надстройки, так как выход на верхнюю палубу категорически запрещался — попавшего за борт спасти в шторм практически невозможно.
Так прошло несколько дней, и только на исходе недели шторм начал, наконец, затихать.
По поверхности океана катилась крупная мёртвая зыбь, то подбрасывающая корабли вверх, то погружающая их вниз по самые надстройки.
На одном из старых эсминцев 56-го проекта заканчивались котельная вода и топливо, нужно было срочно его заправлять, иначе корабль остался бы беспомощно болтаться посреди штормового океана.
Однако и сама операция по заправке представляла не меньшую опасность …