Нет. Не случайно меня начальником штаба именно этого дивизиона назначили. Не дивизион, а ЛТП. Все с чьим пьянством на флотилии бороться устали сюда сосланы. Только два политических, как в том курятнике, где попугай-матерщинник говорил курам: « Вы здесь за блядство сидите, а я политический!». В роли попугаев- мы с комдивом.
Я хоть с командующим конфликтую, а Чебатура- то чем ему не угодил, что его сюда загнали? Сам комдив говорит, что однажды командующий нагрянул к нему домой, обнаружил там длинноволосого Чебатуру- младшего, сказал, что раз у офицера сын в таком безобразном состоянии, значит и среди подчиненных бардак, после чего и перевёл его сюда на исправление. Николай Никитович был человеком мягким , я бы даже сказал, интелленентным, даже матом не ругался, и на этом простом основании на его потуги что-то изменить мало кто внимание обращал. Пьянство процветало. Пили все, но дивизионный штурман капитан-лейтенант Казанцев, больше всех. На него давно махнули рукой, и из сообщества пьяниц перевели в алкоголики и даже перестали пускать в кают-компанию. Питался он исключительно «Агдамом», частенько ночевал в трубах большого диаметра, сложенных в штабель на границе нашей территории с заводом, и что интересно, когда мы все болели гриппом, у него даже лёгкого насморка не наблюдалось Чебатура мечтал дотянуть его до пенсии, до которой оставалось всего два года, но он игнорировал добрые намерения и продолжал пить беспробудно. Он-то, скорей всего, до пенсии и дотянет, а вот я с такими подчиненными- врядли. В любой момент обвинят меня в этом бардаке, и выгонят с позором. Такие мысли посетили меня, когда я знакомился с новым местом службы. Нет. Не зря меня сюда послали.
Начал я с пьяницами бороться, добился увольнения нескольких мичманов, одного офицера отправил на лечение в психиатрическое отделение окружного госпиталя…, одним словом дал алкашам понять, что шутить с ними никто не собирается. Вот только Казанцев своего образа жизни менять не хотел. После того как я несколько раз определил его отдохнуть на губе, он стал от меня прятаться. Он не привык к такому обращению. Но однажды случился у него прокол.
Погода в тот день была отвратительная, сыпал мелкий холодный дождь со снегом и вовсю свирепствовал Бакинский норд. Казанцев решил погреться, выполз из труб и двинулся в родную часть. Когда он нетвёрдой походкой пересекал КПП, я как раз закончил вводить в курс дела только что прибывшего с ТОФа замполита старшего лейтенанта Архангельского, и вышел в рубку дежурного осмотреться и покурить. Был выходной день не моя очередь обеспечивать и Казанцев не рассчитывал на встречу со мной. Он не учел погоду, была объявлена штормовая готовность № 2. Столкнувшись со мной нос к носу, он дал резкий реверс и сел задницей на раскалённыё радиатор отопления. Тут необходимо сказать, что отопление у нас газовое, то есть в чугунный радиатор подведена газовая горелка, и дежурный раскочегарил её чуть ли не докрасна. Раздалось шипение, от задницы Казанцева отделилось и поплыло по рубке облако пара, и запахло палёным лавсаном. К счастью плащ был мокрым и принял встречу с раскалённым железом на себя. Попытка Казанцева самостоятельно слезть с радиатора успехом не увенчалась. Пришлось вмешаться мне, не ждать же когда у него пол задницы отгорит, и яйца спекутся. Хватаю его за шиворот и рывком сдёргиваю с радиатора. Потеряв третью точку опоры, Казанцев таранит телефонный коммутатор, повисает локтями на краю стола и сучит ножками. Наконец он сползает на пол, лежит неподвижно несколько минут, потом переворачивается на спину, видит меня и говорит:
— Во! Сейчас это сволочь скажет, что я пьян!
Подошедший замполит в полном восторге.
— Вызовите машину.- говорю дежурному, а сам заполняю записку об арестовании на пять суток.
Для знатоков устава сообщаю, что властью меня ссудил командир корпуса, когда познакомился с контингентом нашего дивизиона.
Когда всё было готово, Казанцев наотрез отказался ехать на губу пока не напишет на меня жалобу.
— Дайте ему лист бумаги и ручку.- сказал я – Пусть пишет.
Казанцев потребовал конверт, выразив нам недоверие и желая отправить жалобу собственноручно. Подняться с пола ему не удалось, и он написал её лёжа, после чего, с чувством выполненного долга убыл на отсидку.
Через несколько дней Чебатура отправился представлять нового замполита ЧВСу КФ.
— Что это у вас Начальник штаба распоясался,- говорит адмирал- к офицерам придирается, необоснованно оскорбляет их человеческое достоинство, обзывая пьяницами! Вот на него капитан-лейтенант Казанцев жалуется. Примите меры! У нас никому не позволено над людьми издеваться!!!
— Товарищ, контр-адмирал. Обратите внимание на почерк, которым написана жалоба.- говорит комдив.
— Причём здесь почерк?! Я вам говорю о беспределе, творимом вашим начальником штаба, а вы мне про почерк.
— Дело в том, что эта жалоба писалась лёжа, так как встать Казанцев был не в состоянии из-за сильного опьянения.- поясняет Чебатура.
— Я при этом присутствовал.- добавляет замполит.
— Да ???
— Так точно! И действия начальника штаба мы полностью поддерживаем!
— Да ??? Но мы же должны принять меры по жалобе?!
— И примем. Начальник штаба его еще раз накажет.
Пришло лето, а вместе с ним и первая комплексная проверка дивизиона штабом корпуса. Впервые за последние несколько лет мы выполнили все задачи, комиссия осталась довольна. Для закрепления успеха мы повезли проверяющих в Мардакьяны, на дачу командира бербазы. Перед отъездом я проинструктировал дежурившего Казанцева, когда нас ждать обратно и что к этому времени приготовить.
Светило солнце, вода в море была тёплая и чистая как слеза, шашлыки вкусные… всё было отлично.
Нет худа без добра. Наш дивизион располагался в низине, и комаров там было видимо невидимо. Спасаясь от этой напасти, проверяющие изъявили желание последнюю ночь провести в батальоне РЭБ (радиоэлектронной борьбы) где в кабинетах были кондиционеры. Я вернулся в дивизион один, и низко поклонился комарам. Дежурного на месте не было, в открытом сейфе лежали секретные документы и два пистолета, вахтенный местонахождения дежурного не знал. Этого было вполне достаточно, чтобы все наши труды пошли насмарку.
Забираю пистолеты и документы и отправляюсь на поиски Казанцева. Опыт подсказывает, что искать его следует в коморке рядом с магазинчиком, где мы планируем оборудовать, что-то вроде матросского кафе, и которое служит временным жильём дивизионному штурману, так как его жена обменяла квартиру куда-то в Подмосковье, где и ждёт, когда её ненаглядный дослужит до пенсии. В каморке темно, освещение не работает. Стою на чем-то мягком, а левая нога всё время соскальзывает с чего-то круглого. При свете зажигалки выясняю, что мягкое это грудь Казанцева, а круглое- его голова. На полу накрыта поляна в виде газеты, двух уже пустых бутылок из под «Агдама» и нехитрой закуски. От того что я на него наступил, штурман не проснулся. Утром Казанцева из коморки выселили и он вновь перебрался в родные трубы. Вскоре пришла телеграмма из Подмосковья, о тяжелой болезни жены, заверенная доктором Казанцевым. Несмотря на сомнения в истинности болезни (из-за подписи врача), комдив подписал ему отпуск по семейным обстоятельствам на десять суток. По истечении этого срока, день в день, на КПП меня встречал дивизионный механик Эрик Усманович Ильмуратов. Дослужив до капитана 3 ранга, Эрик сам был большим любителем заглянуть на дно бутылки, но Казанцева и связиста майора Ивакина считал пьянью несусветной, себя- умеренной, и на этом основании коллег презирал.
— Полюбуйтесь на своего подчиненного! — сказал он вместо приветствия и повёл меня в конец штабного коридора. Там на полу, раскинув руки, лежал прибывший из отпуска Казанцев, а рядом с ним средней густоты зловонная куча.
— Ну сука, вставай! Начальство прибыло! — пнул ногой бесчувственное тело Эрик — Насрал тут и валяется!
Казанцев зашевелился и с трудом поднял голову. И тут случилось то, чего мы даже от него не ожидали: он обмакнул палец в кучу, смачно его облизнул и промямлил:
— Ты чёё? Это варенье! Я его из Москвы привёз.
До гальюна мы с механиком мчались наперегонки, пуская фонтанчики сквозь плотно сжатые губы. Всё! Финиш! Терпение закончилось даже у Чебатуры, и Казанцев был уволен, не дотянув до пенсии всего нескольких месяцев.
А дерьмо, с тех пор, мы стали называть «Московским вареньем».
Видел я как-то в Калининграде высокого американского офицера во времена Борьки-алкоголика. На него,на Борьку, понятно, наверное, офицер Казанцев и равнялся: пример с Верховного брал, «делай как я»! И Казанцев не виноват, что у него самолета не было, зато была каморка, где он не был даже хозяином. Но, в принципе, разницы никакой.
Вспоминая американца, я твердо уверен, что тех условий, в которых, во-первых, жили и живут многие наши офицерские семьи, американец и в страшном сне увидеть не мог.
Во-вторых, с такими задатками его в Аннаполис бы не приняли. И, вообще, ну какой из 100 сенаторов дал бы ему рекомендацию? А если бы он так себя вел на службе, как вы думаете, сколько он бы продержался?
Америкос был хорош: форма дорогая, отлично сшитая, выправка, выражение лица, некая сдержанная властность. Хозяин морей, однако.
Ему в курятнике не пришлось жить, у него — реальная власть для поддержания дисциплины. Ему не надо орать не подчиненных, за ним вековой опыт Англии по установлению порядка на флоте. У него рычаги реальной власти! Ему платят весьма достойную зарплату, он обязан раз в два года менять автомашину. К нему в место переменного базирования привозят семью, а если необходимо, он совершенно открыто закажет любую проститутку в любом порту мира, например, в Одессе, и его она (они) встретят на собственном автомобиле и проведут время в нормальном отеле.
У них ЧВС, назовем его так, не наказывает тупо, а там процедура… с очень печальным концом.
Сколько таких забубенных офицеров я видел? Скажем сдержанно: небольшое количество. Но страшно то, что это были продукты не ВМФ, а в целом — ГОСУДАРСТВА нашего, как античеловечной социальной и очень безжалостной системы, начиная с 17-го года. Вот такие мысли возникли от чтения.
Я Сафарова обязательно читаю. Автор — талант. Здоровья и долголетия ему.
Замечательный рассказ! И не менее точный комментарий. Благодарю!