Сафаров А. Место встречи изменить нельзя.

В жизни, я думаю, каждого военного пенсионера наступает время когда с себе подобными приходится встречаться в основном в лечебных учреждениях. Надежды наверстать упущенные из-за службы жизненные радости, рухнули вместе со страной, которой служили и приличной пенсией, на которую рассчитывали, чудесным образом в одночасье сократившуюся до уровня придуманной каким-то мудаком минимальной потребительской корзины, не позволяющей считаться нищим.

Из льгот осталось только условно бесплатное медицинское обслуживание. Вот и потянулись снявшие погоны и переставшие быть бравыми защитники отечества лечить приобретенные в местах, где не было больных и здоровых, а были только живые и мертвые, болячки. Там же они общаются. Ничто не может заменить человеку роскошь общения.

Начальник поликлиники это знает, и чтобы продлить людям удовольствие придумал, что солдаты и действующие офицеры принимаются врачами в первую очередь. Для этого пенсионерам в регистратуре выдают талоны с номерами, а «действующие» и срочная служба проходят по мере надобности. Вот и сидят под дверями кабинетов полковники и майоры, пропуская без очереди не сумевших откосить от призыва восемнадцатилетних. Общаются. Часами.

— Кто вас воспитывал?- сказал я лейтенанту, заявившему о своём преимуществе.

— Я прослужил больше чем вы живете на свете, а вы норовите вперёд пролезть, причем не за бутылкой, а к врачу. Вам по возрасту болеть не положено. А командиру своему передайте, что ему следует научить своих подчиненных элементарной вежливости.

Лейтенант смутился. Значит еще не всё потеряно.
Начальник же поликлиники на мои умозаключения по поводу того, что его указания воспитывают у молодежи неуважение к старшим и элементарное хамство, удивился. Но выводы, как оказалось, сделал.

— Сходи в госпиталь, узнай, будут ли они тебя резать и когда.- сказал мне хирург поликлиники, обнаружив какую-то опухоль — А потом ко мне за направлением.

— Сказали, чтобы приходил в понедельник.- сообщил я ему ответ коллег через минут сорок.- Пишите направление.

— Не могу. Наш начальник запретил давать направления больше чем за два дня. Сегодня среда. Так что приходи в пятницу или в понедельник.

-???

— Мало ли что может случиться за это время, вдруг Ты под машину попадёшь. Пенсионерам всё равно делать нечего, так что до встречи.

— Всё имеет конец кроме вселенной и человеческой глупости.
В приемном покое госпиталя толпилось довольно много тех, кому делать было нечего.

В кабинете с табличкой «ОСМОТРОВАЯ», не делая никакого осмотра, а лишь заглянув в направление, мне посоветовали попутно вырезать всё что можно, на том основании, что есть указания сократить, а затем и вовсе прекратить лечение запасников.

— Отвыкайте от халявы!- сказали- Лечитесь по месту жительства или в платных больницах, а «отработанный материал» государство не интересует!

— Приехали!- подумал я- Последнюю из списка льгот в законе «О статусе военнослужащих…» отбирают.

После этого отобрали верхнюю одежду и отправили в отделение.

— А где ваша куртка?- поинтересовались в отделении.

— Отобрали.

— Зря отдали! В чем вы в другие корпуса ходить будете? У нас халатов не хватает. Завтра сходите на склад и заберите свою верхнюю одежду.

— Дни идут, картина таже.- подумал я, направляясь в палату.

Народ в палате подобрался разнокалиберный: подполковник, лейтенант, и старожил, обосновавшийся здесь четыре месяца назад, генерал-лейтенант.

Только я устроился, как нас снегом замело, мы об этом из сообщений центрального телевидения узнали.

Территорию госпиталя расчищали солдаты и сформированные из выздоравливающих солдат бригады. А мы за ними в окно наблюдаем. За одним таким три часа наблюдали, ставки делали, будет он работать или нет. А он за это время даже не шевельнулся, как стал, оперевшись на лопату, так и простоял, не меняя позы. Не человек, а памятник. Его даже снежком припорошило. Спит трудяга.

И начали нас с лейтенантом по врачам гонять. Лейтенант хоть и молодой, болячки у него всё больше стариковские, и количеством поболее чем у всей палаты.

— Ты лёг в госпиталь лейтенантом, а выйдешь полковником!- пошутил я, когда мы с ним направлялись на УЗИ на предмет наличия простатита.

Меня туда отправили как превысившего сорокалетний возраст, а лейтенанта потому, что у него находили всё что искали.

— Ну, как?- поинтересовался я после процедуры.

— Не вполне ясно. Зато я теперь точно знаю размер своих яиц.- хихикнул он.

А еще ему здоровенную бутылку с раствором вазелина притащили, велели пить, сказали: «Чтобы лучше выходило.»

— Ему бы что-нибудь чтобы лучше заходило! — не удержался я, под общий смех.

У генерала даже трубка, торчащая в боку, выскочила. Он её тут же на место вставил. Сам, без помощи медперсонала. Он и перевязки сам себе делает, научился за долгие месяцы. А врачей это вполне устраивает, видят что генерал без претензий на особое к себе отношение и особо не суетятся.

В день операции нарисовались в палате два солдата из выздоравливающих, с каталкой, штаны с меня сдёрнули и на каталку погрузили.

— Штаны-то зачем снимать? Резать-то на груди будут.- попытался я возразить.- Да и дойти до операционной я сам могу.

— Положено!- ответили они хором. Армия.

И поехали мы по коридору, а потом в лифте, и все встречные вставали во фрунт и честь отдавали. Традиция такая.

— Рано привезли! Везите назад!- сказал хирург, и мы отправились в обратный путь.

Через пол часа катание повторилось. На этот раз мы приехали вовремя. Взобрался я на операционный стол, и стали врачи меня к нему привязывать.
— Хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается?!- говорю, а они мне- По просьбе трудящихся резать будем под местной анестезией. А чтобы ты не дёргался ,на всякий случай тебя обездвижим.

— Только по голове не бейте. Я честное слово дёргаться не буду.

— Что это?- тыкает пальцем мне в живот хирург- Почему твёрдый?

— Никто не знает! — отвечаю- Говорят нужно разрезать и посмотреть.

— Разрежем и посмотрим!
Оперируют по новомодной технологии, то есть спокойно обо всём при мне разговаривают. А еще хирург на мне студента обучает.

— Попробуй сделать разрез. Не бойся. Если не получится, я поправлю.- говорит и студент послушно режет, а я за ними наблюдаю.

Там у них одна лампочка не горит и в отражении в стекле мне кое- что видно.
Отрезали от меня кусочек, скальпелем пополам разрезали и разглядывают, обсуждают что-то. Потом зашили, развязали, перекинули на каталку и рысью в палату. Слез я с каталки и мы с лейтенантом сразу курить пошли. Надеть куртку повязка мешала, и в курилке солдаты не без зависти рассматривали остатки моей мускулатуры. Не могу сказать что я очень здоровый, но по сравнению с нынешними солдатиками и я – Шварцнегер.

Воспользовавшись вниманием к своей персоне, провожу с солдатами воспитательную работу.

— Нехорошо, ребятки, сидеть когда пожилой человек, да еще и больной стоит. — указываю на курильщика, которого с завидной регулярностью режут и зашивают. — Старшим, вообще, принято место уступать. Вы ему сесть предложите, он наверняка откажется, но будет считать вас воспитанными людьми.

Солдат тут же со стула вскочил, и с этого дня стали место старшим уступать.

А на следующий день сказали, чтобы мы с лейтенантом на консультацию к урологу шли.

— Держись!- говорю лейтенанту- Нас к врачу с жуткой фамилией вызывают.

— С какой?- интересуется.

— Уролог.-говорю- Хорошего человека так не назовут.

Пришли. Перекрестились перед дверью, и я первым зашел, как старший по званию.

Сидит за столом уменьшенная копия боксёра Валуева, сразу ясно, что от такого целым уйти шансов мало.

— Чего явился?- спрашивает, не поднимая глаз.

— Прислали.

— Им бы только присылать. Не будет у нас разговора. Так что будем прощаться.- сказал, не отрываясь от бумаг, и я не стал ждать дополнительного приглашения.

— Зверь!- говорю лейтенанту, утирая пот для большей убедительности.- Не зря его УРОЛОГОМ назвали.

Лейтенант вымученно улыбается, но в кабинет входит.

Давно замечено, что если осмотру подлежат интимные места, и ты при этом стесняешься, то в самый интересный момент дверь откроют и какая-нибудь молоденькая медсестра заглянет. Так было и на этот раз. Медсестра дверь открыла и перед нами открылась незабываемая картина: бледный и мокрый как мышь лейтенант со спущенными штанами и перегнувшийся через стол уролог перетягиванием каната занимаются, а вместо каната у них лейтенантский член, за который уролог крепко ухватился, тянет и приговаривает: « Приходи! Я тебе всё оторву, а сзади всё наизнанку выверну!». Но прежде чем проделать операцию «мехом внутрь», лейтенанту предложили выписаться, съездить в часть, расположенную в другом городе, взять направление к урологу, и снова лечь в госпиталь. И всё это вместо того чтобы подняться по лестнице на один этаж. Естественно, в этот день мы говорили о бюрократии.

А, вообще-то, мы проводим время в беседах с генералом. Он человек интересный, думающий и напрочь лишен генеральской спеси, слишком для генерала интеллигентный. Мне таких раньше встречать не приходилось. Я так ему и сказал, а он только улыбнулся. Тем для разговоров у нас много. Генерал начинал службу в морской пехоте, я десять лет служил на десантных кораблях, так что поговорить нам есть о чем.

Между тем состав палаты обновился: подполковника сменил равный в звании представитель авторемонтного завода в Энгельсе, где администрация была из военных, а рабочий класс гражданский, а место лейтенанта, уехавшего за новым направлением, занял полковник из разведотдела какого-то штаба.

От подполковника я узнал о смерти единственного однокашника по училищу, с которым встретился перед увольнением в запас, Женьки Сысоева.

Полковник, как «истинный разведчик, держался особняком и как-то обмолвился, что целых восемь лет служил « в нечеловеческих условиях Бакинского климата, без кондиционеров в сорокоградусную жару», и на этом основании разговаривал с нами снисходительно поучительным тоном.

Улучшив момент, когда генерала в палате не было, я сказал ему:
— Между прочим, Юрий Александрович- генерал-лейтенант, а я прослужил в Баку двадцать лет, на кораблях без кондиционеров, а если считать с училищем- то двадцать пять лет, и о качестве работы разведотделов в девяностые годы могу судить по тому как вольготно себя чувствовали главари бандитов, всякие Панаховы и прочие.

Полковник спеси поубавил и в дискуссии с нами больше не вступал. 

Вскоре меня выписали и сразу представилась возможность убедиться в том что зря мы придирались к порядкам в военной медицине.

Мой друг Серега руку сломал, и отправились мы с ним в травмпункт. Приём проходил в коридоре по причине которую вы поймете несколько позже. Всех посылали на снимок.

Стоим, Серёга в здоровой руке снимок держит.

Открывается дверь и в коридор выползает медсестра. Никакая. И вдоль стеночки, перебирая всеми четырьмя лапками, пробирается в сторону гальюна. Молодая еще, стойкости не хватает. Минут через десять наблюдаем перемещение в обратном направлении. Халатик застёгнут только на одну пуговицу в районе пупка, и травмированные не без интереса созерцают, что там у неё внутри. Перед дверью, обе створки которой открываются в любую сторону, сестричка застывает в нерешительности, решает тянуть или толкать. Наконец, тянет на себя и делает шаг вперёд, для устойчивости принимая «позу бегущей египтянки». Двери закрываются, наподдав бегунье по попке и придав ускорение движению.

Ждём. Выходит травматолог, берет у Серёги снимок, помещает его между лампой и глазом , погружается в его изучение… и засыпает. Он ненамного трезвей медсестры. Осторожно, чтобы не напугать, будим.

— Перелом!- с трудом разлепляет веки эскулап- Сейчас сестра вам гипс наложит.

— Ни за что!- испуганно трясёт головой Серёга.- Она меня так загипсует, от мумии не отличите! Я лучше в аптеке импортную лангету куплю. Так будет надёжней!

— Хорошо.- соглашается костоправ и удаляется в кабинет где его ждёт накрытый стол и медсёстры.

— А мы еще порядки в военной поликлинике и госпитале ругали.- думаю я.- Не отбирайте их у нас. Пропадём!- и мы отправляемся покупать импортную лангету.