Omnia sunt vanitas ait vanitas vanitatum
Ранним летним утром Ильич прогуливался по берегу залива. Небо было ясным, солнце, едва-едва оторвавшись от глади вод, ласкало море и берег, уходящий песчаными языками к горизонту. Эти языки и вся прибрежная часть пляжа были густо засеяны разной величины гранитными валунами. У самой воды и на мелководье шла пограничная полоса тростника и осоки, местами открывая бухточки с чистой, прогреваемой солнцем водой. Полоса земноводной растительности переходила в достаточно широкое пляжное пространство с мелким белым песком. Ступать по пляжу было сложно – нога глубоко, выше щиколотки, погружалась в песок при ходьбе.
Далее от края пляжа шла земная твердь поросшая травой, кустами и соснами – она постепенно уходила наверх по склону, завершая свой путь у шоссе. На склоне тоже лежали камни, более крупные и наполовину ушедшие в землю, словно пожилые отцы семейств, веками спешащие к морю и пропустившие вперёд к воде своих половинок с детишками и внучатами.
Создавалось впечатление, что высокий берег в давние времена периодически потряхивало, дно моря вспучивалось горой, а камни катились вниз, грудились на берегу.
Местный фольклор обладал другой версией – валунами были воплотившиеся в камень души воинов и жителей, погибших при многочисленных нашествиях. Убежать далеко они не могли, уходили морем только те, которые сумели поместиться в ло́дьи, остальные окаменели от горя.
Каменные старцы саркастически посматривали на скоропостижную биологическую суету, веками проходящую мимо них, то с лопатами, то с гранатами, мешками, бутылями, шашлыками – «Тьфу, никак не успокоятся! –плесень земная…». Как мирно и уютно было этим глыбам раньше, под одеялом могучего ледника! Правда, когда ледник сошёл, появились солнце, море, трава, деревья – прелесть! Жалели исполины только об одном – в последние времена идёт разрушение ландшафта, исчезает натура, красота! Скоро и они покатятся вниз – эрозия…
На самом деле это не старцы гранитные, а каменная молодёжь – ну, сколько миллиардолетий пестовала их матушка Земля, обкатывая и воспитывая из кусков застывшей лавы! Совсем ничего… Можно сказать: «Болваны вы твердолобые!» Но не будем, с нашими-то наносекундами существования, малым опытом и недостойным образованием.
Поглядев на их толпы, Ильич вздохнул: «Лежат, загорают – ведь болваны болванами, а сколько повидали! Вот бы пожить подольше, совсем недавно понимать кое-что начал. Но вечности не надо. Рождественский прав: «Если б только люди жили вечно, это было бы бесчеловечно!» — да и здоровья не хватит. Как «бывший» коммунист никогда над этим не задумывался. Вот большевики отвергли веру в Бога, стали крематории строить, чтобы никто даже не мечтал о вечности – пожил счастливо, не занимай место, другим трудягам дай пожить, а сам наверх дымком и пеплом в вазочку.
А верующие наверняка правы – есть жизнь вечная! Может тело-то временная шкурка для вызревания бесконечной души? Вот тебе и бессмертие! Индусы тоже молодцы, проблему решили проще – веди себя в жизни хорошо, по заветам, а то не в раджу душу твою после смерти поместят, а впихнут в какую-нибудь муху или свинью…».
Обходя взором утреннюю благодать, Ильич постепенно обретал контакт с окружающей красотой. «Дивный пейзаж! – пронеслось в очищенных от вечерней разминки мыслях романтика, — Левитана бы сюда или Шишкина…, что ли!».
Людей вокруг не наблюдалось – рано ещё — восторг и покой!
Настрой души сломила картина, представшая перед глазами Ильича на подходе к очередной бухточке. У кромки воды, на песке, оскалившись шпангоутами, словно рёбрами оставленного на поле боя неупокоенного ратника, лежал на «больном» боку старый деревянный рыболовецкий баркас. Часть почерневших досок съехала с бортов на песок, словно истлевшее обмундирование бойца, а неестественно изогнутый киль напоминал сломанный в сражении позвоночник.
«Труженик моря, носитель сетей, кормилец всего села – бывшего теперь уже села, — вздохнул старый «морской волк».
В своё время он наплавался и наштормился вволю, дошёл по ступеням службы до старшего помощника командира корабля, на чём и поставил точку во флотской карьере. Бросить якорь потянуло в родные края, поближе к тихому месту, в котором покоились его родители и бабушка, а совсем недавно нашла вечный покой и жена. Теперь, будучи давно уже на пенсии, свой якорь закрепил на даче, в построенном ещё отцом домике, поближе к морю, на свежем влажном ветру.
Родную «дачурку» он благоустраивал и холил лет десять-двенадцать, подрабатывая в местном порту начальником охраны. Начальником он был строгим, но к подчинённым относился добросердечно, со вниманием, за что получал от них душевное тепло.
Участок его родовой находился на пригорке, в старой деревне — из окна открывался вид на море, дальние острова и соседний лесистый полуостров. Деревня была большая. В те времена живы были соседи, державшие и коров, и коз, и кур, и другую живность. Поэтому семья имела и молоко, и яйца, и мясо, и, конечно, рыбку, что доставлял друг-рыбак, хозяин баркаса.
Остальное пропитание семья растила сама. Зелень, огурцы, кабачки, помидоры, картошку понемножку, всё своими руками, преимущественно Валюшиными — хозяйки дома. С весны по осень с великим удовольствием трудились в огороде и саду, где росли яблони, вишни, сливы, ягодники. Из соседнего с деревней леса несли грибы, ягоды, а по опушкам и полянам собирали травы – лечебные, ароматные. Где всё это?
Немного шагов и картина стала ещё более удручающей. На открывшейся взору поляне среди молодых ивовых кустов стояло несколько старых обшарпанных вагончиков-бытовок. Территория была огорожена давно завалившимся забором из штакетника. Разбитая заросшая травой дорога, спускавшаяся по склону от шоссе, заканчивалась на заброшенной стоянке, проходя мимо упавших уже ворот. Первый от въезда вагончик украшала плохо читаемая, но вдохновляющая надпись: «База отдыха — Рыбалка! Лодки! Пляж!».
«Господи, что ещё надо для счастья? Только удочка да пара бутербродов! Ну термос с чаем-кофе … Эх, пивка бы сейчас…! А вот ни Левитана, ни Шишкина, ни даже Пикассо такой «пейзаж» явно не устроил бы…».
Пришло из памяти, как однажды, лет сорок назад, они с женой, Вовкой-морковкой и Зойкой-зайкой в выходные приехали на своей старенькой «Волжанке» в это спокойное место и поселились в одном из вагончиков. Вспомнил и сохранившуюся до сих пор надпись на административном вагончике, детский смех и возню малышей на игровой площадке, выход в залив на ве́сельной лодке, утреннюю зорьку и восторг своих наследников при виде первого пойманного судачка. Уха, знакомство с соседями, ночной костёр…
Теперь он один. Валюша оставила этот мир, дети разъехались по разным далям, внуки растут почти невидимо для него, редко посещают деда. Прежняя рыбалка тоже оставила этот мир – базы нет, лодок нет, дружных любителей не видать. Зато теперь появилась мобильность, все на авто́, в воду на «резинках», кто побогаче – на катерах да яхтах… «Эх-х-х!».
У Ильича возникла мысль – хоть как-то приобщиться к действительности. Он прошёл на территорию базы. Обстановка уже перестала удивлять – ведь не одно десятилетие «приобщаемся». Кучи мусора, пара вагончиков-погорельцев (наверное, неприкаянные зимой грелись), размалёванные разноцветьем стенки оставшихся жилищ… Умелому «морскому волку» загорелось оставить свой след в современном «сверхискусстве», в память о прошлом. Настроение было игривым, ведь солнце уже стало приближаться к зениту, согрело землю, ну и, конечно, голову путника.
Народ потянулся к берегу на пляж, но к базе никто приближаться не думал – полная свобода действий …
Ильич взял от одного из кострищ уголёк, подошёл к бывшей «администрации», и под влекущей на отдых прошловековой надписью стал накладывать свой креатив. Сначала написал на языке современных блогеров: Fishery Internationalizatione Generated Association – ОРГАНИЗАЦИЯ СЧАСТЬЯ! Отошёл, посмотрел, оценил. Подумал… «Почему наши продвиженцы-рекламщики вставляют в русские названия латинские буквы, вводят всё больше иностранных слов? Для хохмы…, или провокация, чтобы приучить к раболепию? В Лондоне-Париже можно себе представить подобное? Рекламу с русскими названиями на кириллице…Эх-х-х! – Ха!».
В сердце проснулись патриотические чувства… Взмахнул рукой и поправил первые буквы в названии – по-нашему, по-русски, кириллически. Получилось в стиле современных дизайнеров: Фishery Иnternationalizatione Гenerated Association – ОРГАНИЗАЦИЯ СЧАСТЬЯ !… «Вот теперь з…сь! — Ильич в чувствах сплюнул, — крутяк!».
За спиной вдалеке послышался зычный гудок – это рельсоукладчик подходил к пляжу со стороны порта. Цивилизация неумолимо неслась по рельсам в светлое будущее, разрушая устаревший уклад. Вдоль залива скоро пройдёт железная дорога! А ильичи естественным образом размеренно покидали настоящее, уходя на дно…
Тем временем каменные мо́лодцы, иронично «поглядывая» на рельсоукладчик, шептали на сверхнизких частотах голосом планеты Земля: «Ну-ну…».