Иосиф Георгиевич, небольшого роста, полный, лысеющий блондин, всю жизнь посвятил морю. Однажды решив посмотреть мир, он уехал из Ленинграда на Дальний Восток и устроился на рыболовный траулер. За его долгую службу перед моряком открывались новые страны и континенты, менялись корабли и команды, проверяли на прочность шторма и особые в плавании быт и тяжелая работа. Он не оканчивал мореходку, не имел морской специальности, но с годами приобрел опыт моряка и стал одним из профессионалов, которых ценят капитаны, и уважает экипаж.
Последние лет 15 он был на судне не матросом, а боцманом. Эта должность его вполне устраивала. Заручившись поддержкой капитана, он, не задумываясь, выполнял его приказы, обязательно сдабривая их для связки слов незлобным русским матом. Подойдя вплотную к неопытному моряку, он, широко открыв голубые с прозеленью навыкате глаза, доходчиво объяснял, как надо работать, или драить палубу. Особенно нравилось Иосифу отбивать склянки на рынде. При этом он испытывал блаженное чувство, когда, устроившись на баке, и, предварительно погладив отшлифованный колокол, вслушивался в звон издаваемых им команд: три троекратных удара – полдень, три раздельных – якорь поднят и на месте.
– Наш Ося опять в приподнятом настроении, – за глаза балагурили моряки.
– Играет, как ударник, заслушаешься.
– Ему, когда сойдет на берег, надо в церковь идти, будет у батюшки первый звонарь.
На пенсию его действительно провожали всей командой. Боцман прощался не только с кораблем, с сослуживцами, но и с Сахалином, он навсегда уезжал к себе на родину, где не был уже лет 30. На баке Иосиф обменивался адресами с матросами, взамен те давали ему шуточные наставления для жизни на берегу.
– А это подарок от меня, – капитан протянул боцману увесистый брезентовый мешок. Боцман заглянул внутрь. От неожиданности глаза его еще более округлились, и он вытащил желтоватый, потускневший от времени корабельный колокол.
– Бери рынду на память, она с моего старого списанного судна. Долго хранил, и вот представилась возможность подарить ее морскому волку. В общем, прими от всей души, – расчувствовался капитан.
Иосиф вернулся теперь уже в Санкт-Петербург, в коммунальную квартиру в центре, где прожил с мамой детские и юношеские годы и, которую сдавал после ее смерти. Здесь всё оказалось не так, как он себе представлял. Соседи замкнутые, заняты своими проблемами, друзей нет, а новым знакомым, появляющимся у него в рюмочной, он рассказывал о разных сортах рыбы, пытался объяснить, что рында, строго по-научному, не колокол на судне, а звон от него.
– Эх, боцман, ничего ты не знаешь! Рында висит на носу, – заплетающимся языком спорил с ним собеседник.
– Не на носу, а на баке. Так повелось, колокол моряки обычно называют рындой, – не унимался Иосиф, – бить в нее – значит бить склянки. Да, что тебе сухопутному объяснять! А чувачу ты пробовал? Деликатес! Самая вкусная рыба, сам на Камчатке ловил.
Вскоре боцман понял, что приятели ждут от него не столько морских баек, сколько соответствующего угощения. Да и накопления Иосифа стали заметно таять. В комнате он повесил рынду и по воскресеньям отбивал три трели склянок, осуществляя связь его прошлой насыщенной перипетиями жизни с настоящей, размеренной и спокойной. Соседки на общей кухне вначале хмурились от непривычных звуков, а потом даже улыбались:
– О! Наш Ося якорь поднимает!
– Жаль помочь некому, одинокий…
Помучавшись от безделья пару месяцев, Иосиф Георгиевич устроился на работу сторожем в гаражный кооператив. Гаражи находились на окраине города, с одной стороны они примыкали к редко используемой железной дороге, с другой обрамлялись редким березовым леском с ивовым кустарником. Здесь боцман чувствовал себя нужным человеком, и как на флоте без его звучных рындовых ударов корабль не мог отойти от пирса, так и теперь с нажатием на кнопку шлагбаума движение автомобилей то продолжалось, то останавливалось, и он чувствовал себя главной фигурой, словно полицейский – регулировщик на перекрестке. Коллеги относились к нему с определенной долей иронии и в тот же время побаивались его возможных непредсказуемых поступков.
Весь день Иосиф непрерывно следил за обстановкой в гараже по монитору и только ночью в соответствии с инструкцией спал три часа. Но по прошествии трех месяцев, а именно с конца мая, все пошло не так, как предписывала официальная бумажка. Казалось бы, наступили теплые, ясные, солнечные дни. А какие вечера и белые ночи…. Томные, тихие, наполненные запахом распустившихся смолистых еще клейких листочков и пением птиц. Но именно птицы, а точнее соловьи, явились для боцмана тяжелым испытанием. Соловьи поселились на ближних к сторожке больших березах и с наступлением вечера исполняли свои очаровательные россыпи песен. Некоторые водители, прежде чем уйти домой, останавливались понаслаждаться завораживающими звуками, а влюбленные специально приходили послушать соловьиные трели. Только боцман не мог заснуть под эти птичьи концерты и все ворочался на диване с боку на бок. Три часа отведенные для сна у него проходили в ожидании, что свист и периодическое бульканье, наконец- то прекратятся. И, не долежав отведенное для отдыха время, он поднимался, прибавляя к эмоциям все свои флотские эпитеты. Однажды он не выдержал и начал швырять в вершину березы камни, надеясь прогнать соловья. Затем стучал по стволу палкой, – ничего не помогало. Немного помолчав, птичка начинала вновь выдавать свои коленца.
В очередной раз, идя с работы, Иосиф обратил внимание на магазин пиротехники.
– Ух, ты! Это то, что мне нужно, как раз по поговорке: «И овцы целы, и волки сыты». Убить не убью, но напугаю.
– Мне бы петард, – застенчиво обратился он к большегрудой голубоглазой продавщице лет 50-ти, посчитав, что она имеет опыт продаж взрывоопасных устройств. Чуть курносый нос и ямочки на щеках выдавали в ней веселую особу.
– Какой ранний интересный покупатель, для вас на выбор, есть малые, большие, гранаты – лимонки, бомбы, – улыбнулась в ответ голубоглазая, заинтересовано посмотрев на покупателя.
Боцман, мгновенно сообразив, что она может предложить еще что-нибудь выпалил:
– Лучше поменьше, какими мальчишки бабушек пугают.
– Вы, вроде бы, солидный мужчина, – удивилась продавщица, – чем вам бабушки так насолили.
– Я для других целей, – смутился Иосиф, предпочитая далее не откровенничать с разговорчивой дамой.
На следующую вахту Иосиф шел в приподнятом настроении, предвкушая долгожданную победу над соловьем. В сумке у него лежало шесть настоящих петард, готовых к применению. Вечером, проходя мимо ни в чем не повинной березы и ничего не подозревающего соловья, боцман бросил петарду, после чего через несколько секунд раздался сильный хлопок. По-видимому, соловушка, удивленно посмотрев сверху на уже знакомую ему фигуру, на минуту замолчал и снова продолжил концерт, защищая свое гнездо.
– Ничего, – проворчал боцман, обращаясь к птичке, – я еще до тебя доберусь.
Раздосадованный Иосиф снова зашел в теперь уже знакомый магазин и поделился своей проблемой и неудавшейся попыткой прогнать соловья.
— А я вас вспоминала. Понравились вы мне. Так бы сразу и сказали, зачем вам наши игрушки нужны, – улыбнулась голубоглазая, — а то старушек пугать?! Тоже мне, минёр!
– Как-то неудобно было раньше вам обо всем рассказывать.
– Ладно, не печальтесь. Вот, специально только для вас, возьмите, — она протянула Иосифу небольшую красочную коробочку, – жахнет так, что все листья с дерева осыпятся. Как хоть вас зовут?
– Иосиф Георгиевич. Можно просто Ося.
– Какая прелесть, я почему-то предполагала, что будет нечто похожее. А меня – Любовь Александровна, можно просто Люба или Любочка.
– Очень приятно, знаете, меня тоже чувства редко обманывают.
Следующей ночью, когда подошла очередь спать, боцман от волнения не мог закрыть глаза и ждал подходящего момента. А соловей, как никогда раньше, громко выводил свои любовные мелодии. Собравшись с духом и предупредив напарника о предстоящей акции, Иосиф вышел из сторожки, размахнулся и бросил под дерево пиротехническую бомбу. Взрыв сотряс не только березу, но и ближайшие автомобили, в которых включилась сигнализация. Из растворяющегося дыма сверху на землю посыпались конфетти и, как бы смеясь, березка отправила к ногам боцмана три своих блеклых листочка. Из соседних кустов выскочила любовная парочка и бросилась наутек. И тут наступила такая тишина, от которой, как показалось Иосифу, у него зазвенело в ушах. Боцман крутил в них пальцами, усиленно глотал слюну, пытаясь избавиться от заложенности барабанных перепонок. Растерянный, но довольный он вошёл в караулку:
– Ну, как я его!
– Не ожидал такого результата, – усмехнулся напарник.
– Теперь могу спокойно выспаться, — восторжествовал боцман.
Вдруг в открытую форточку вместе с ветерком проник знакомый свист, а затем бульканья и трели. Соловей, осерчав, выдавал свои песни ещё громче обычного. Ося обессилено опустился на диван и закрыл глаза.
Утром председатель гаража задал боцману прямой вопрос:
– Скажи, Иосиф Георгиевич, почему остальных соловей не беспокоит, а тебе мешает? Может тебе жениться надо, чтобы голова была другим занята? Мы тебе невесту подыщем, только скажи.
– Никого мне не надо, – не гладя на него, ответил боцман.
Перед ним возник образ знакомой продавщицы, и лицо его озарила добрая, теплая улыбка.
Весь выходной Иосиф Георгиевич провел в ощущении непонятного волнения и беспокойства, его терзали сомнения в правильности принимаемого решения. Он включал и выключал телевизор, не вникая в смысл передач, бесцельно смотрел в окно, подходил к своей любимой рынде, как будто та могла дать ответ на тревожащие его мысли. А они перескакивали от продавщицы к соловью, от Сахалина к председателю гаража, не давая сосредоточиться. В конце концов, он достал из шкафа костюм, который не одевал с полгода. Рассматривая себя в зеркало, примерил несколько галстуков, но отложив их, отправился к закрытию в магазин пиротехники.
– Добрый вечер, – приветливо улыбнулась голубоглазая, с удивлением рассматривая знакомого покупателя, – какой вы сегодня нарядный! Помогла моя бомбочка? Может ещё, что желаете?
– Любовь Александровна, – смутился боцман, – вечер сегодня отличный, если вы не заняты, прогуляемся по набережной после работы?
Та в ответ только улыбнулась.
– Не буду мешать. Я вас на улице подожду.
Солнце спряталось за домами, уступая место незаметно накатившейся белой ночи.
Иосиф выдавал Любочке все новые морские истории, удивляясь своему красноречию.
– Вот мы и пришли, здесь я живу, – вздохнула Люба.
– Я вам еще не успел рассказать об Индонезии….
– Не беда, у меня вкусный кофе, – обнадежила его Люба, — надеюсь услышать вашу увлекательную историю.
В следующее дежурство к вечеру боцман стал «клевать носом», а ночью быстро уснул. Когда утром его разбудил напарник, Ося, нахмурясь, поинтересовался:
– Что-то я не слышал соловьев, наверно со страха улетели?
– Пели, как обычно, неужели в этот раз не помешали? – изумился коллега.
Иосиф вышел из сторожки, подошел к знакомой березе и, подняв голову вверх, чуть слышно произнес:
– Спасибо, соловушка.
Вернувшись утром домой, боцман подошел к рынде и, отбросив все сомнения, стал отбивать склянки от переполнявших его чувств, не обращая внимания на всполошившихся соседей.
Редактор Ксения Латина
Вот, что рынка чудодейственная творит!