Стрелец В. Прощай «Хиросима»! (Истории атомного подводного флота России Посвящаю).

Виктор Дмитриевич Стрелец, ветеран первого экипажа АПЛ К—19 (Доктор сельскохозяйственных наук, профессор Московская сельскохозяйственная академия им. К.А. Тимирязева)

Через сорок четыре года после спуска на воду, т.е. 15.08.2003 г., прекратила свое существование одна из самых знаменитых атомных ракетных подводных лодок Северного Флота СССР и России — К-19.

Среди моряков-подводников она была более известна под кличкой «Хиросима», которую присвоили ей моряки первого экипажа после аварии ядерного реактора в 1961 году. За свою долгую жизнь она знала, как взлеты, так и падения; как похвалу, так и хулу:

«Как смертный грех черна,

Стройна как балерина,

В команду влюблена

Красотка субмарина…»

И необходимо добавить, что команда АПЛ, причем не одна, в неё тоже была влюблена, возможно это и спасало ее от гибели во многих экстремальных ситуациях. И вот сейчас, шестого августа 2003 года, уже находясь в сухом доке, перед последним «походом» в эллинг на «заклание» она, покоясь на киль-блоках, по-прежнему внешне красива, несмотря на сплошь покрывшую ее ржавчину, повисшие горизонтальные рули и безжизненно застывшие, когда-то лихие шестилопастные винты.

Так о чем же взгрустнула в последний момент старая подлодка? О трагических ситуациях, разыгрывавшихся в океане на ее борту и героизме управлявших ею моряков или о годах славы? А ведь было и такое время, когда под командованием блестящих командиров, капитанов второго ранга Ваганова Владимира Александровича, Ковалева Эрика Александровича, Бекетова Юрия Флавиановича и других она завоевывала самые почетные призы и являлась лучшей АПЛ Северного Флота, о чем свидетельствуют многочисленные Почетные грамоты.

Первая атомная ракетная субмарина была заложена 17.10.1958 г. на 402-м заводе Северного тяжелого машиностроения г. Северодвинск Архангельской области. И буквально через год, 11.10.1959 г., в условиях высочайшей секретности, закачалась на волнах Белого моря.

Вот её краткая характеристика:

• водоизмещение: надводное — 4100 т; подводное — 5600 т;
• длина: 114,1 м;
• глубина погружения: 300 м;
• скорость хода: надводная — 15 узлов (28 км/час); подводная — 26 узлов (почти 50 км/час);
• вооружение: 3 баллистические ракеты Р-13 (по 1,4 мгт); 6 носовых ТА;                      2 кормовых ТА;
• автономность плавания — 60 суток;
• экипаж – 138 человек.

И какой экипаж!

Офицеры. Почти все, начиная от командира капитана 2-го ранга Затеева Николая Владимировича — до этого, лучшего командира дизельной подводной лодки Черноморского флота — до лейтенанта, с большим опытом службы на флоте.

Матросы срочной службы. Все, без исключения, со средним или средне-техническим образованием, закончившие учебные отряды подводного плавания,  в их числе и В.Д. Стрелец.

И вот, 42 года спустя, после того, как мы были вынуждены из-за аварии реактора покинуть наш корабль, благодаря спонсорской помощи Генерального директора фонда «100 лет подводному флоту России» Александра Викторовича Никишина, судьба снова привела нас на Север в Заполярье. Теперь уже, чтобы навсегда проститься с нашей субмариной.

Наша «делегация» 05.08.2003 г. в составе контр-адмирала Ю.Ф. Бекетова, который в 1967-1969 годах был четвертым по счёту командиром К-19, Б. Кузьмина, Н. Карпюка, А. Перстенёва, Л. Сологуба, В. Стрельца, Е. Котлова, Ю. Филина, А. Иванова, и В. Кондратова прибыла в г. Мурманск. На вокзале нас тепло встретили моряки-североморцы во главе с последним командиром К-19 Олегом Евстахиевичем Адамовым и коллективом местных журналистов.

И надо отметить, что это тепло, радушие и гостеприимство мы ощущали на протяжении всех дней пребывания в гостях у северян.

После приветствий, горячих объятий и рукопожатий, на мягком, даже шикарном автобусе нас доставили в г. Полярный и поселили в гостинице «Чайка». Торжественный обед по случаю нашего прибытия хозяева устроили в кафе «Пала» (по названию рядом расположенной Пала-губе). Тостов было много. И за встречу, и за К-19, и за тех, кто в море, и т. д., и в конце-концов, чтоб наша встреча была не последней на этой скалистой земле.

На другой день нас повезли за город Снежногорск на завод «Нерпа», где в сухом доке первой в очереди на разрезку стояла наша К-19. На заводе нас уже ждали. Встретили у проходной, провели в кабинет директора завода Александра Витальевича Горбунова, который вкратце рассказал о своих заводских делах. После чего побывали в заводском музее, посвященном созданию завода и города. И, наконец, наступил час прощания АПЛ К-19. Нам выдали новую спецодежду и повели на стапель, где на мощных тележках (киль-блоках) стояла наша субмарина. По приставному многомаршевому трапу поднялись на верхнюю палубу, а это ни много ни мало более 10 метров высоты. Через люк первого, торпедного отсека спустились внутрь лодки. Прошлись по отсекам, слабо освещенным одной-двумя лампочками, наскоро брошенной аварийной электропроводки. Спасибо руководству и электрикам «Нерпы» за заботу. Дошли до восьмого, зашли в выгородку дистанционного управления главной двигательной установкой (реакторами). Многое вспомнилось, хотя жизнь из субмарины уже ушла вместе с чистотой, обилием света, теплом, звуком работающих механизмов и молодыми голосами её последнего экипажа.

Интересно, кто же последним из служивших на ней покинул ее борт? Наверное, как и положено, командир. Возвращаясь обратно, немного задержались в шестом реакторном, вспомнили героический подвиг наших друзей-сослуживцев, варивших систему охлаждения аварийного реактора четвертого июля 1961 года в Норвежском море. Кто-то вспомнил, что в американском фильме, несмотря на целый ряд положительных моментов, касающихся ликвидации аварии, полностью обойден тот факт, что до выхода из строя  реактора мы с двумя ядерными и одной учебной ракетами прошлись незамеченными вблизи почти всего восточного побережья США, и в случае чего могли практически мгновенно достать им любую их географическую точку. В этом, как известно, и заключается весь смысл «потаенного судна».

Затем немного постояли в третьем отсеке, где находился центральный пост. Здесь почти все на месте, даже переговорное устройство, только название его другое — «Каштан», а у нас было — «Нерпа». Припомнили, как в начале 1961 года нашу АПЛ посетил заместитель министра обороны Советского Союза Маршал СССР В.И. Чуйков. Кстати, посетителей на нашей субмарине в то время было достаточно. Как-то в один из непродолжительных выходов в море с нами ходил почти 70-летний вице-адмирал, герой Советского Союза Г.И. Щедрин — легендарный командир подводной лодки С-56 во время Великой Отечественной войны.

Иногда с высокопоставленными посетителями случались некоторые казусы. Так, один из них как-то поинтересовался, как работает переговорное устройство «Нерпа». «А Вы включите тумблер любого отсека и можете говорить», — сказал ему командир. Тут включил девятый отсек и сказал: «Аллу». В ответ раздалось: «Ку-ку!» Лицо растерянно и вопросительно взглянуло на командира. Тому ничего не оставалось делать, как снова включить тумблер девятого и внятно произнести: «Девятый?!» В ответ: «Есть девятый!»  «Доложите, чем занимаетесь?» — «Команда девятого отсека занимается осмотром и проворачиванием механизмов, товарищ командир!» — «Есть, продолжайте!» — «Есть!» И обращаясь к посетителю, командир сказал: «Вы уж извините, у нас на неуставной вопрос следует неуставной ответ».

А вспомнили Маршала Чуйкова еще и потому, что всем нам к его приходу выдали новую светло-синюю рабочую форму. Черные пилотки и темно-коричневые сандалии у нас были. И вот пройдя по отсекам, где его приветствовали такие нарядные моряки, и, вернувшись в Центральный пост, он заявил: «За те деньги, которые страна тратит на одну АПЛ с ее тремя ракетами, можно построить полсотни наземных установок». Все тактично промолчали.

Но после его убытия командир сказал: «Он своим пехотным умом не понимает, что наземная ракетная установка будет очень быстро зафиксирована противником и в случае конфликта уничтожена в первую очередь. Мы же ушли в море — и ищи ветра в поле».

Вероятно, «наверху» в то время это тоже понимали. Потому и строился наш атомный подводный флот такими ускоренными темпами. И, естественно, при таком большом строительстве предусмотреть заранее, чтобы все многочисленные механизмы АПЛ работали как часы, было практически невозможно, что и показала дальнейшая их эксплуатация.

Из центрального поста К-19 на память о родной подводной лодке взял, с разрешения сопровождавших нас специалистов завода, маховичок клапана продувки кормовой балластной цистерны, дифферентометр и массивную телефонную трубку, по которой при пожаре на АПЛ в 1972 году поддерживалась связь с «узниками» 10-го отсека.

Впоследствии часть этих вещей передал в музей школы-лицея № 1 г. Сходня Московской области и музей истории Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. Из последней, как известно, добровольцы ушли на флот и стали адмиралами — А.Г. Головко и В.В. Михайлин.

Перешли во второй отсек, тихо и задумчиво расселись в кают-компании. «И каждый думал и молчал о чем-то своем…» И, вероятнее всего, у всех было ощущение, как у Пимена в Пушкинском «Борисе Годунове»:

«…На старости я сызнова живу,

Минувшее проходит предо мною —

Давно ль оно неслось, событий полно,

Волнуяся, как море-окиян?

Теперь оно безмолвно и спокойно…»

Из этого состояния всех нас вывел Саша Перстенев: «А позвать сюда Хмелёва, пора подавать обед!» (Витя Хмелев наш вестовой, обслуживавший кают-компанию).

И тут все разом заговорили, припомнив то ли быль, то ли легенду о том, как на замечание старпома Хмелёву, когда тот подавал ему тарелку с первым, — «Витя, что ж ты пальцы в борщ сунул?», тот невозмутимо ответил: «Не беспокойтесь, товарищ капитан второго ранга, он не горячий».

А под настилом второго отсека, в том числе кают-компании, в наше время располагались еще два этажа, на которых размещались три группы аккумуляторных батарей СН-60 по 112 элементов в каждой. И если на второй палубе можно было еще стоять и ходить межу баками в согнутом положении, то обслуживание третьей группы, расположенной у самого нища, осуществлялось лежа со специальной тележки, забраться на которую через небольшой лючок второго настила было делом гибкости и определенного искусства Л. Сологуба, В. Стрельца и В. Дудкина.

За разговорами и воспоминаниями все снова почувствовали себя молодыми моряками, и на какое-то время даже забылось, что мы не в море, а на уже частично демонтированной лодке, находящейся в сухом доке, и дни ее, а может даже и часы, сочтены.

Под впечатлением от встречи с кораблем и нахлынувших воспоминаний было решено обратиться к Президенту В.В. Путину с просьбой передать АПЛ К-19 общественному фонду «100 лет подводному флоту России» для создания музея атомного подводного флота. И затраты на это мероприятие окупились бы за счет экскурсантов в ближайшие 2-3 года. Правда, верилось в благополучный исход нашего мероприятия с трудом. Так как долго ждать решения от аппарата чиновников завод не мог, да и сама лодка была уже сильно разукомплектована. Вероятно, надо было еще несколько лет назад обратиться по этому вопросу к нашим олигархам, в частности г. Абрамовичу.

Но время летит быстрее и, наконец, настал момент прощания с субмариной. Через люк первого отсека снова поднялись на верхнюю палубу, и перешли на кормовую надстройку. Построились и совершили символический спуск теперь уже Андреевского флага, заранее поднятого заводскими специалистами на одном из выдвижных устройств рубки.

Провести эту ответственную операцию ребята единогласно поручили мне. С волнением поднялся на рубку, встал на массивную полукруглую крышку «Самума» (астронавигационная система) и под команду контр-адмирала Ю. Бекетова: «На флаг смирно! Флаг спустить!», по возможности медленно опустил его, бережно сложил и передал заводчанам в музей на вечное хранение. После команды  «Вольно!» сошли на землю и были приглашены в прекрасную заводскую столовую, где уже щедро и гостеприимно были накрыты столы.

 В процессе обеда наряду со словами благодарности хозяевам Николай Карпюк зачитал стихотворение, которое он сочинил под моей редакцией, буквально на ходу, сидя в кают-компании, «Прощание с АПЛ К-19»:

Последний раз спустили флаг,

Скорбим мы августовским днем,

Прости нас, гордый наш «Варяг»,

Прощальный гимн тебе поем.

Служил ты долго морякам,

Водил их в дальние походы,

Делил, по-братски, пополам

Победы, будни и невзгоды.

А поколенья моряков

Тебя любили больше жизни.

И в трудный час, без лишних слов,

Корабль спасали как Отчизну

Не запустить теперь винтов,

Рули повисли, ржа покрыла,

Но красота твоих бортов,

Как в юности, все также мила.

Дожил ты, брат наш, до седин

В труде, во славе и проклятьях

Ты — аксакал средь субмарин,

Прими прощальные объятья.

На «Нерпе» помнить будут нас,

Как мы: «Прощай» — сказали другу,

И слезы потекли из глаз,

Когда бокал пошел по кругу.

Мгновенья эти — чудный сон,

Как будто снова нам по 20-ть

И сердца бьются в унисон

Твоим винтам, К-19-ть

Прощай навеки, ветеран —

Ты первенец Морской Державы,

Пока жив будет Мореман,

Он не забудет твоей славы!

Здесь же, в столовой, познакомились с Николаем Трубаевым, который служил на К-19 машинистом-трюмным 3-го отсека и был на ПЛ во время пожара в кормовых отсеках 24.02.1972 г. в Атлантическом океане. Сейчас он работает бригадиром слесарей на заводе «Нерпа». Спокойный, толковый парень.

Кстати, в г. Хабаровске вышла прекрасная книга воспоминаний капитана 1 ранга Г. Перова, долгие годы служившего на К-19. Вначале командиром БЧ-4 (РТС), а в 1971-1972 годах помощником и свидетелем трагедии, произошедшей на АПЛ в феврале 1972 года. И книгу свою он назвал так: «К-19. Подводная Хиросима — проклятая и благословенная». Проклятая — потому, что унесла столько человеческих жизней, а благословенная — потому, что всегда оставалась на плаву, сберегая жизнь большей части экипажа.

И вот дожила, наконец, до своей естественной кончины. К этому необходимо добавить, что в российской газете в одиннадцатом номере от 21.03.2002 г., во вкладыше «Союз» на первой его странице была напечатана статья Федора Мухи из Бреста «Белорусские Моряки». Там же помещена фотография подводников, служивших на Северном флоте, на первой атомной ракетной подводной лодке Советского Союза К-19. Это был, вероятно, пятый или шестой экипаж этой субмарины. На его долю выпала горькая участь терять друзей-сослуживцев во время пожара на АПЛ в Атлантическом океане 24.02.1972 г., т.е. ровно сорок семь лет назад. И, затем, долгие двадцать три дня возвращаться на буксире домой в родную базу.

Практически все, кто вступил в схватку с огнем в девятом отсеке, стоял на вахте, согласно штатному, боевому расписанию в восьмом и седьмом, погибли, выполнив свой долг. Они остались верны морскому закону — «Сам погибай — товарища выручай». Своими действиями, ценой своей жизни они спасли корабль и остальных членов экипажа, не дав пожару распространиться в другие отсеки. Всего их было 28 человек. Это о них чуть позже была сложена песня «Автономка», которую и поныне поют моряки-подводники всех флотов России.

Автономке конец, путь на базу домой,

Мирно лодку глубины качают.

Спит девятый отсек, спит пока что жилой,

Только вахтенный глаз не смыкает.

Что он думал тогда, может, мать вспоминал,

Дом, друзей или очи любимой,

Только запах чужой мысли вдруг оборвал

Что такое? Несет вроде дымом?

Доложить? – Ерунда, не уйдет, подождет.

Ведь в центральном же люди — не боги.

Поздно. Пламя ревет, и уже душу рвет

Перезвон аварийной тревоги.

Все, кто спал, отдыхал и на вахте стоял

По местам боевым разбежались,

А в девятом на смерть, им не нужен сигнал,

За себя и за лодку сражались.

Ну, а кто не успел, тот уснул навсегда,

Не почувствовав смерть, умирая,

Что за сон в этот миг снился парням тогда,

Никогда и никто не узнает.

Уж введен ВПЛ, но огонь не поник

Тщетно ищут спасенья в девятом.

Сквозь удары оттуда едва слышен крик:

Что ж вы держите, сволочи, гады?

Отзывается сердце на каждый удар,

Рядом гибнут свои же ребята,

Рад открыть бы, да нет, смерть придет и сюда

И седеют от криков в 10-ом.

Ну а дым все валит, больше нет уже сил,

С ревом рвутся гидравлики трубы.

Страх и смерть переборку восьмого открыл

И огонь лижет новые трупы.

Как страшна тишина, боль от той тишины

Вы снимите пилотки, живые,

Двадцать восемь парней без вины, без войны

Жизнь отдали, чтоб жили другие.

Встаньте все, кто в тепле водку пьет и поет,

Помяните и выпейте стоя.

Наш подводный, ракетный, наш атомный флот

Отдает честь погибшим героям.

ВПЛ – внутрилодочная система пожаротушения

Те же, кто остался в живых, кто не покинул своих боевых постов в других задымленных отсеках субмарины, заслуженно получили свои боевые награды. В том числе и те двенадцать моряков, героически боровшихся за жизнь под руководством старшего лейтенанта Бориса Полякова в течение 23-х суток в замурованном пожаром, самом маленьком на лодке, последнем десятом отсеке.

В целом же, во всяком случае, в советское время, едва ли было возможно найти хоть один экипаж подводных лодок, в составе которого не служили бы ребята из  Белоруссии. Не стал исключением и первый экипаж АПЛ К-19, вступивший почти 60 лет назад (04.07.1961 г.) впервые в истории атомного подводного флота в неравную борьбу с аварийным реактором, грозившем гибелью и подводникам, и субмарине, и акватории Норвежского моря, а возможно, и всей Северной Атлантике. Ценой жизней восьми моряков, спецтрюмных реакторного отсека и благодаря решительным действиям командира лодки, а также потери здоровья остальных членов экипажа, аварию удалось ликвидировать.

В чем же она заключалась?

Произошла разгерметизация или разрыв первого контура реактора правого борта и уход из него теплоносителя-бидистиллята (попросту дистиллированной воды двойной очистки), что вело к бесконтрольному разогреву тепловыделяющих элементов (ТВЭЛов) – урановых стержней и возможному взрыву, аналогично Чернобыльскому.

Ситуация усугублялась невозможностью аварийной заглушки реактора из-за глухой блокировки компенсирующей решетки, так как при сильном крене лодки в надводном положении в штормовую погоду она, эта защита, очень часто срабатывала самопроизвольно. При этом, как уже упоминалось, лодка в боевом походе несла в себе три баллистические ракеты и применить их в случае необходимости, не всплывая из-под воды, мы в то время ещё не могли технически. Для их пуска необходимо было в любую погоду, в том числе штормовую, всплыть в так называемое «позиционное положение», т.е. продуть только средние балластные цистерны. При этом над водой оказывалась практически одна рубка, где и располагались крышки ракетных шахт – четвертого отсека. Но море – есть море, а океан тем более – штормит почти постоянно. И лодку раскачивает даже на глубине 50 метров, не говоря уже о «позиционном положении». И вот эта-то техническая недоработка, а именно не регламентированное сбрасывание аварийной защиты реакторов во время сильного шторма, и вынудила специалистов реакторного отсека заблокировать её до наступления более тихой погоды или возвращения на базу. В результате, во время аварии, сработать автоматически она уже не смогла. Да даже если бы и смогла, то все равно на охлаждение активной зоны реактора требовалось даже при исправном первом контуре довольно продолжительное время, исчисляемое часами.

Таким образом, было очевидным, что расплавление урановых стержней при отсутствие системы их охлаждения неминуемо вело к образованию критической массы урана, что может привести к непредсказуемым последствиям. и по мнению офицеров-управленцев сложившаяся ситуация грозила одним из двух: если не ядерным, то уж тепловым взрывом непременно. Трагичность и безвыходность положения состояла ещё в том, что строители атомных реакторов считали невозможным появление неполадок и сбоев в их работе. По этой простой причине каких-либо инструкций на этот счет даже не предусматривалось.

А время шло, ТВЭЛы, не омываемые водой первого контура, раскалялись все больше и больше. Угрожающе нарастала температура активной зоны.

При этом необходимо упомянуть, что связаться с нашей базой, т.е. со штабом Северного флота и доложить о произошедшей у нас аварии мы не могли, так как система дальней связи «Ива» оказалась в нерабочем состоянии. Как потом объяснили радисты – из-за якобы нарушения забортной изоляции антенны. Хотя, по более поздним воспоминаниям командира БЧ-4 РТС Р. Лермонтова, она и до этого периодически отказывалась работать. В этом случае совершенно не понятно, почему же мы пошли в дальний многодневный поход с плохо работающей антенной? И вина за это лежит на командире БЧ-4 РТС, скрывшего информацию, из-за страха наказания от командира АПЛ за плохо работающее оборудование, и надежды на известное русское «авось пронесет». Справедливости ради, необходимо признать, что страх командира радиотелеграфной связи быть наказанным командиром АПЛ был вполне обоснованный. Командир за провинность мог не только послать на гауптвахту, что порой реально и происходило, но также и разжаловать и даже списать с корабля из-за «несоответствия занимаемой должности». А причина этого страха была в том, что буквально за полтора-два месяца до автономного похода при прохлопывании крышек ракетных шахт, одна из них смертельно, буквально пополам, перерезала ракетчика матроса Володю Захарова, находившегося на мостике и контролировавшего их открытие и закрытие, производившееся старшиной первой статьи Сашей Перстеневым из четвертого ракетного отсека. При этом, команды на мостик передавались параллельно через центральный пост третьего отсека, о чем должна была поминутно делаться запись дежурной вахтой в вахтенном журнале. В нем записывалось, как время её подачи с четвертого отсека, так и ответ с мостика, о её принятии. Если же ответа с мостика о принятии команды не последовало, операцию необходимо было немедленно отменить, связавшись с четвертым отсеком до выяснения причин задержки ответа с мостика и т.д.

Крышка каждой ракетной шахты диаметром до 3 метров и массой около 3 тонн, открывалась и соответственно закрывалась при помощи гидравлики. Кроме того, кроме прочного корпуса для лучшей обтекаемости она была оборудована также легким корпусом, края которого выходили за комингс самой шахты чуть ли не на полметра. При этом необходимо иметь в виду, что гидравлика – это далеко не механика, она обладает определенной долей «люфта», тем более при такой массе крышки, он был довольно значительным. И вот, при закрытии крышки первой ракетной шахты, расположенной рядом с мостиком, откуда можно заглянуть в саму шахту и наблюдать за плавным подъемом этих трех тонн. Последняя, перейдя в вертикальное положение и не встречая никакого сопротивления, мгновенно обрушилась, прихлопнув, не успевшего отскочить Володю Захарова. Слышал он или не слышал команду из четвертого о том, что закрывается крышка первой ракетной шахты, осталось неизвестным, т.к. никакой записи в вахтенном журнале об этом не имелось. Заканчивалась же информация, сделанная дежурным старшиной 2ой статьи, ведущим переговоры с мостиком и четвертым отсеком о том, что открыта крышка ракетной шахты номер один. И сделана она была около полчаса назад. Старшина в это время с разрешения дежурного офицера, которым и был старший лейтенант Лермонтов, ходил на обед на плавбазу «Магомед Гаджиев», на которой и проживал весь экипаж АПЛ К-19.

Почему Лермонтов не контролировал передачу и приём команд четвертого отсека и мостика с записью их в вахтенном журнале, осталось неизвестным. Вероятно, доверившись самим ракетчикам – «не дети, справятся», спокойно читал, как и до этого, сидя в кресле командира, какую-то занимательную книгу. Во всяком случае, пришедшему с обеда старшине пришлось под диктовку помощника командира капитана 3 ранга В.Н. Енина поминутно записать всю цепь команд, вплоть до гибели матроса, о чём впоследствии и пришлось рассказывать следователю военной прокуратуры.

Конечно, непосредственной вины старшего лейтенанта Лермонтова в гибели матроса не было, скорее всего, это произошло из-за неосторожности самого моряка Володи Захарова. Однако, командир ПЛ, капитан 2 ранга Н.В. Затеев, не смог офицеру этого простить и доклад командира БЧ-4 РТС, о неработающей системе дальней связи, тем более перед дальним походом, вызвал бы его непредсказуемую реакцию, причём далеко не приятную для радиотелеграфиста. Вот почему, вероятно, ему пришлось поставить подпись о том, что его боевая часть к «бою и походу» готова.

Таким образом, посоветоваться со штабом флота по поводу возникшей у нас на АПЛ ситуации не представлялось возможным. Впоследствии, анализируя события, мы пришли к выводу, что, вероятно, это было и к лучшему, так как штаб к аварии ядерного реактора на подводной лодке также не был готов. А из-за промедления, в надежде на подсказку, мы, вероятнее всего, вовремя его охладить бы не смогли.

В этих экстремальных условиях командир АПЛ, капитан 2-го  ранга Н.В. Затеев, после совещания с офицерами пульта управления реакторами и принял, как потом выяснилось, единственно правильное решение. Во избежание взрыва аварийного реактора, во что бы то ни стало, его надо было охладить. А так, как конструктивно штатный первый контур потерял герметичность, и восстановить её не представлялось возможным, к тому же заклинило его главный циркуляционный и подпиточный насосы, потребовалось собрать нештатную систему охлаждения, что блестяще и выполнили ценой своей жизни восемь моряков-подводников. Вот их имена:

• командир дивизиона движения ПЛ, капитан-лейтенант Юрий Николаевич Повстьев (родился 06.06.1930 г., умер 22.07.1961 г.);
  • командир первого отсека, лейтенант Борис Александрович Корчилов (родился 17.11.1937 г., умер 12.07.1961 г.);
  • старшина команды спецтрюмных реакторного отсека, главный старшина Борис Иванович Рыжиков (родился 03.08.1938 г., умер 25.07.1961 г.);
  • командир отделения спецтрюмных реакторного отсека, старшина первой статьи Юрий Викторович Ордочкин (родился 23.05.1938 г., умер 12.07.1961 г.);
  • спецтрюмный реакторного отсека, старшина второй статьи Евгений Федорович Кашенков (родился 28.07.1937 г., умер 12.07.1961 г.);
  • спецтрюмный реакторного отсека, матрос Семен Васильевич Пеньков (родился 05.10.1940 г., умер 17.07.1961 г.);
  • спецтрюмный реакторного отсека, матрос Николай Алексеевич Савкин (родился 08.03.1939 г., умер 12.07.1961 г.);
  • турбинист соседнего турбинного отсека, матрос Валерий Константинович Харитонов (родился 04.04.1941 г., умер 14.07.1961 г.).

При этом необходимо подчеркнуть, что пять человек из этого списка приняли участие в ликвидации аварии реактора по долгу службы, так как были специалистами по его обслуживанию. Это, согласно штатному расписанию, было их заведование, за бесперебойную работу которого они непосредственно и отвечали. И сделать лучше них то, что они сделали, мало кто бы смог. Кстати, точно также поступили бы и остальные члены экипажа в своих отсеках, случись у них что-либо подобное, в смысле аварии.

Особое место в вышеперечисленном списке занимают фигуры лейтенанта Б.А. Корчилова, добровольно принявшего на себя, с разрешения командира АПЛ, командование шестым реакторным отсеком и возглавившего часть работы по ликвидации аварии и матроса В.К. Харитонова, турбиниста седьмого отсека, добровольно пришедшего на помощь ребятам соседнего отсека. Огромное значение подвига Бориса Корчилова состоит в моральной поддержке, как старшего по званию, рядовых матросов, проводивших работы по монтажу аварийной системы охлаждения реактора.

Общее руководство осуществляли командир БЧ-5, капитан 3-его ранга Анатолий Степанович Козырев и командир дивизиона движения, капитан-лейтенант Юрий Повстьев. Первый инструктаж ребятам по проведению сварочных работ дал, непосредственно в реакторном отсеке, командир группы дистанционного управления реакторами старший лейтенант Михаил Викторович Красичков. Однако, несмотря на оперативно проведенную работу, по мнению управленцев, избежать частичного оплавления ТВЭЛов все же не удалось. Не ясно только, откуда они об этом узнали. Догадались? В результате, при запуске аварийного охлаждения, а также из-за наведенной радиации солей пресной воды, поданной в реактор, т.к. запасного бидистиллята на лодке не было, часть пара, насыщенного радионуклидами разрушенных урановых стержней, через трещины в месте сварки прорвалась в отсек, еще более усугубив радиационную обстановку и погубив находившихся там подводников, она же явилась причиной появления в отсеке голубого облака – результата сильнейшей ионизации воздуха. Чуть позже для заделки этих трещин в реакторный отсек пошли старший помощник командира, капитан 3-го ранга Владимир Николаевич Енин, ст. 1 статьи машинист-трюмный Иван Кулаков, а также матросы Леонид Березов и Геннадий Старков. Таким образом, аварийный реактор был охлажден и заглушен.

Здесь, для большей ясности относительно появления в отсеке повышенного радиационного фона, необходимо ещё раз обратить внимание на тот факт, что чистый, с двойной очисткой бидистиллят, содержащий молекулы воды, состоящие только из водорода и кислорода, в радиационном отношении практически полностью безвредны, чего нельзя сказать о той же пресной воде. Имеющиеся в ней многочисленные ионы солей в нейтронном поле изменяют свои атомные веса и становятся исключительно радиационно опасными., хотя и не очень продолжительное время, как тот же магний, период полураспада которого составляет 21 час. Другие элементы действуют более продолжительное время. Так, йод распадается наполовину за 8 суток, фосфор – 14 суток, кальций – за 1 год, марганец – от 1 года до 4,5 лет, железо – за 2,7 года и т.д.

И этого срока, безусловно, вполне достаточно для оказания ими вредоносного воздействия на живой организм. В качестве элементарного примера, о чем знают даже школьники, можно привести также такой химический элемент, как калий, атомный вес которого составляет 39,1, он радиационно нейтрален. Однако, увеличив его атомную массу всего на единицу, приобретя К₄₀, калий начинает, как говорят реакторщики, «фонить», т.е. испускать радиоактивные лучи, вредные для всего живого. и к этому необходимо добавить, что даже в обыкновенном калийном удобрении, применяемом в сельском хозяйстве для питания растений, всегда присутствует, хоть в мизерном количестве, К₄₀. В этой связи сельскохозяйственным работникам не рекомендуют не только спать, но даже сидеть на мешках с калийным удобрением.

Эти примеры я привожу для людей далеких от ядерной энергетики, но их должны были очень хорошо знать все реакторщики наших АПЛ, в т.ч. К-19, и предвидеть результат подачи пресной воды в аварийный реактор с тем, чтобы на это время вывести моряков из аварийного отсека, избежав таким образом их переоблучения, тем более, что после завершения сварки трубопровода к цистерне с питьевой водой, делать им там было совершенно нечего. Отсюда возникает естественный вопрос, — кто виновен в допущенной оплошности, если не сказать больше, приведшей к гибели людей? Те, кто плохо обучал наших реакторщиков или те, кто недостаточно твердо усвоил подаваемый материал о взаимодействии ядерного излучения с частицами среды, через которую те проходят?

Неизвестно также, кто дал команду об осушении трюма реакторного отсека от радиоактивной воды главным осушительным насосом третьего отсека, разнеся радиацию в носовые отсеки. Удивляет также и то, что все управляющие реакторами в один голос твердят, что причиной увеличения радиационного фона в шестом реакторном отсеке явилось разрушение оболочек ТВЭЛов от поданной в реактор пресной холодной воды. Причем, утверждают голословно, не утруждая себя какими-либо объяснениями – просто им так кажется. А о том, что пресная вода, т.е. ее соли в нейтронном поле становятся исключительно радиоактивными – ни слова. Неужели об этом не говорили в г. Обнинске при подготовке их в качестве специалистов-ядерщиков? Вероятно, не говорили, так как на АПЛ К-8 при аналогичной аварии реактора также подали в него пресную воду, переоблучив 15 человек. И только впервые о том, что пресную воду ни в коем случае нельзя подавать в реактор, поведала Елена Юрьевна Маховко в своей книге «История К-19 и ее первого экипажа» (СПб.: АО «ЦКБМТ «Рубин», 2018, стр.36, 2-ой абзац).

К сожалению она также не объясняет почему категорически нельзя этого делать. Неужели до сих пор секрет? Не верю! Более того, выполнение этих, общеизвестных для ядерщиков, требований скольким бы морякам спасло жизнь и здоровье. А разрушение оболочек ТВЭЛов, также как и трубопроводов первого контура, едва ли возможно, принимая во внимание высокопрочную нержавеющую сталь, из которой они были сделаны.

Что же касаемо всего содержания книги Е.Ю. Маховко, то, наряду с подробным описанием устройства ядерного реактора, произошедшей аварии, и её ликвидации, имеют место быть явные недоразумения. Так не совсем ясно, сколько же раз падал в перископную шахту все еще живой (слава богу!) старпом В.А. Ваганов? По его воспоминаниям – один раз, а по книге – трижды и каждый раз его спасали, вытаскивая из шахты три разных человека: Батырев, Богацкий и Лермонтов.

А еще раньше, забегая до аварии реактора, при резком дифференте корабля на нос и уходе лодки на глубину нет конкретики о том, кто же всё-таки спас положение, дав «пузырь в нос» и реверс турбинам. По воспоминаниям моряков таких участников набирается не меньше, чем «помогавших» В.И. Ленину на субботнике нести бревно по известной картине.

Не ясно также, сколько раз заходил в аварийный отсек командир АПЛ Н.В. Затеев, да и зачем? Чем он мог помочь даже в случае острой необходимости?

По книге «К-19, события, документы, архивы, воспоминания», вышедшей в издательстве «Вся Россия» в 2006-ом году, последними из отсеков аварийной субмарины, после их герметизации и отключения аварийного освещения, вышли, как оно и было на самом деле, В. Погорелов и В. Стрелец. И ни у кого из членов экипажа и его командования это утверждение не вызвало никакого вопроса или тем более возражения. Почему же в книге Е.Ю. Маховко (и на основании каких источников), последними покидают отсеки АПЛ все тот же В. Погорелов, но теперь уже с командиром Н.В. Затеевым, отключая аварийное освещение и герметизируя отсеки? Да, последним, как и положено по уставу и неписанному закону, с надстройки АПЛ К-19 на дизельную лодку перешел именно командир. Но отключать аварийное освещение внутри лодки и герметизировать отсеки не его это «царское» дело. Здесь кто-то, видимо, захотел сильно «прогнуться», вероятно, чтобы придать себе большего весу. Ведь командира уже десять лет, как нет в живых и что же теперь, — «мели Емеля, твоя неделя»? Или Владимир Евгеньевич на этот раз решил, что матросу негоже последним покидать аварийную субмарину? Неужели так трудно смотреть правде в глаза? Уж лучше бы обратил внимание на действия других членов экипажа, в том числе офицеров-управленцев реакторами. Так, в книге, к сожалению, очень слабо освещены роли командира БЧ-5 – А.С. Козырева и командира дивизиона движения – Ю.Н. Повстьева, а ведь они принимали непосредственное участие в ликвидации аварии. Они действительно неоднократно заходили в реакторный отсек, чтобы на месте разобраться в возникшей аварийной ситуации, принять необходимое решение по ее ликвидации и проконтролировать выполнение поставленной задачи.

Об этом, вероятно, лучше и более подробно в своих воспоминаниях должен был бы написать Михаил Красичков, утверждавший, что он все время, вплоть до прихода туда Б. Карчилова, находился в реакторном отсеке и, естественно, не мог не видеть, чем занимались там А. Козырев и Ю. Поветьев. Однако, по какой-то причине он об их роли в ликвидации аварии почти ничего не сообщил.

Впрочем, как и о роли каждого спецтрюмного, принимавшего участие в монтаже аварийной системы охлаждения реактора. Кроме того, справедливости ради, необходимо упомянуть, что искусством сварки металла владеет не только Николай Савкин, как утверждает М. Красичков в своих воспоминаниях, но и все спецтрюмные и даже некоторые машинисты, трюмные прошедшие обучение на специальных курсах в Малой Лопатке задолго до автономного похода. К сожалению, на сегодняшний день в живых из них никого не осталось и более подробно осветить этот вопрос практически  представляется возможным. При этом, к слову сказать, тот же Михаил Викторович, как и Владимир Евгеньевич Погорелов, хорошо помнят, сколько раз в реакторный отсек заходил командир и как они его оттуда вежливо выпроваживали, указывая на усиление радиоактивной опасности, хотя ее там в первое время, пока не дали в реактор пресной воды, не наблюдалось.

Уже на 12 час. 30 мин. радиационная обстановка в лодке по данным доклада командиру АПЛ начальника Дозиметрической службы, ст. лейтенанта Николая Николаевича Вахромеева и корабельного врача, майора Виктора Адамовича Косача только по гамма-излучению составила: 1-й отсек – 2р/час; 2-й – 2,5; 3-тий – 3; 4-ый – 4; 5-ый – до 50 р/час; 6-ой и 7-ой приборы зашкаливают; 8-ой и 9-ый – 3 р/час; 10-ый отсек – 2 р/час.

Личный состав, согласно их докладу к этому времени получил, по предварительным подсчетам – от 80 до 200 рентген гамма-излучения. Ребята же, находившиеся в отсеке в момент подачи пресной воды в реактор получили, согласно рассекреченным ныне данным, от 720-990 рентген гамма-облучения и на порядок выше рад бета-лучей.

На основании сложившейся ситуации командиром было принято решение эвакуировать экипаж на подошедшие наши дизельные подводные лодки.

При этом, необходимо упомянуть, что еще задолго до этого нашим радистам, по приказанию командира, удалось связаться, используя резервный маломощный передатчик, с нашими дизельными лодками принимавшими участие в учении «Полярный круг» на стороне «красных», в противовес нам — «синим» (американцам).

И первой к нашему борту где-то около16.00 часов подошла С-270 под командованием капитана третьего ранга Жана Львовича Свербилова. А примерно в 17.00 часов появилась и вторая аналогичная субмарина — С-159, командовал которой капитан третьего ранга Григорий Иванович Вассер. Через них и была установлена связь со штабом флота. Правда, толку от этого было мало. Даже на просьбу командира о пересадке экипажа на подошедшие субмарины они ответили молчанием.

Пересадка началась примерно в 16 часов сначала на первую подошедшую лодку Жана Свербилова, а затем на подлодку Григория Вассера. Последними где-то около 19 часов оставили аварийную АПЛ командир Н.В. Затеев, замполит А.И. Шипов, помощник командира В.Н. Енин, командир электротехнического дивизиона В.Е. Погорелов, шифровальщик Троицкий, электрик Стрелец и сигнальщик Ефремов.

Эта, более чем своевременная эвакуация и спасла большую часть экипажа от скорой и неминуемой гибели. Хотя многие из выживших остались, к сожалению, без потомства. А из моряков, перенесших аварию, на сегодняшний день в живых осталось около 20 человек. Почти все покинувшие нас ушли из жизни в относительно молодом возрасте — 40-55 лет.

Меня иногда спрашивают, неужели из 139 человек, бывших на борту во время аварии, никто не струсил. Нет, явной трусости я не помню. Психологические срывы были. Особенно, у моряков, прошедших учебную подготовку в г. Обнинске и крепко усвоивших влияние радиации на организм человека. Кто-то из них не смог стоять на вахте у дизелей очень опасного в радиационном отношении пятого отсека, когда мы, заглушив реактор, с помощью дизель-генераторов вентилировали отсеки и шли навстречу нашим малым подводным лодкам. Кто-то забрался в аккумуляторную яму второго отсека и, подстелив бушлат, улегся спать прямо на батареях. Хорошо, что я вспомнил о нем, и он ушел с первой партией эвакуируемых.

Очевидно, в этом случае мы столкнулись с явлением радиофобии, которую физик-ядерщик Александр Боровой наблюдал в Чернобыле. «До Чернобыля я не знал, что делает страх с человеком. И вот, в зону приехал молодой здоровый спортивный парень — журналист из «Комсомольской правды». И когда мы на автобусе поехали осматривать блок, он говорит: не могу туда ехать, странно себя чувствую, словно в лапы к смерти лезу. И контролировать себя в этом случае почти невозможно. А от постоянного страха, чаще всего, останавливается сердце, что неоднократно наблюдалось в Чернобыле. И специалисты Украинской академии медицинских наук подтвердили, что радиофобия — серьезная болезнь, а от постоянного напряжения не выдерживает сердце.

Аналогичная картина наблюдалась и у некоторых наших товарищей при аварии на АПЛ. Они на просьбу наших офицеров и дальше нести вахту буквально кричали: «Ну, не могу я, не могу!»

Тогда это было воспринято нами за трусость, а Чернобыль показал, что это далеко не так. При этом, необходимо отметить, что те, кто не испытывал явления радиофобии, прожили намного дольше.

Были и такие, которые вместо разрешенных командиром 50 граммов спирта «приняли на грудь» 150, трижды подойдя к анкерку с горячительным напитком. Но это были единицы и таких эвакуировали в первую очередь.

В целом же следует отметить, что примерно до 13 часов все моряки находились внутри подводной лодки и четко выполняли приказы своих непосредственных начальников. И только после этого времени командир корабля Н.В. Затеев, учитывая повышенную радиационную обстановку, приказал вывести часть незанятого по службе экипажа на носовую надстройку, т.е. на «свежий воздух».

Хотя, как отметил в своих воспоминаниях командир первой подошедшей к нашему борту дизельной подводной лодки — Жан Свербилов — «При приближении к АПЛ наши дозиметристы зафиксировали значительное увеличение радиационного фона».

Выше мы уже приводили список личного состава первого экипажа К-19. Из них 11 человек к моменту выхода подводной лодки в море (18.06) оказались в отпусках (Ваганов, Богацкий, Балабанов, Плющ, Галюта, Улищенко, Вадюнин, Макаров, В.А. Иванов, А.М. Иванов, В.Е. Кондратов). На их место были назначены специалисты из экипажей других ПЛ. Это офицеры: Виктор Сергеевич Калинцев — командир дивизиона живучести, Виктор Адамович Косач — врач, Юрий Павлович Филин— управленец, Игорь Григорьевич Зеленцов — КИП и А, Владимир Петрович Прокофьев— командир группы электриков, Анатолий Семенович Ильин— командир группы РО, Николай Николаевич Вахромеев— дозиметрист. Старшим помощником командира был назначен Владимир Николаевич Енин.  Кроме того, на время похода в качестве стажеров и наблюдателей от штаба флота были прикомандированы офицеры: Николай Петрович Андреев, Василий Александрович Архипов, Георгий Анатольевич Кузнецов, Владимир Федорович Першин и Владимир Петрович Жамов.

Таким образом, всего  моменту аварии на АПЛ оказалось 139 человек. Среди них из Украины — 22 человека, Прибалтики — 2, Казахстана — 1, Узбекистана — 1, Белоруссии — 8, Чувашии — 2, Татарстана — 3. Остальные из других городов и сел России.

Среди тех, кто героически боролся за живучесть корабля, были, как отмечено выше, и белорусские парни. Это, прежде всего, уже упоминавшийся, Иван Петрович Кулаков из д. Петричи, Могилевской области; а  также  Геннадий Викторович Глушанков, г. Могилев; Виталий Аввакумович Ковальков, д. Калиновка, Дубровского района, Витебской области;  Василий Михайлович Малюшин, д. Старое село, Ветковского района, Гомельской области; Аркадий Петрович Левков, г. Минск; Станислав Иванович Соломахо, Владимир Адамович Брагинец, Иван Иосифович Хацкевич, Феликс Еремеевич Ковалев.

Очень хорошо об этом подвиге моряков-подводников написала жена нашего старпома, Елена Ваганова:

На атомной лодке реактор в беде,

Мгновенья остались до взрыва:

Шагнула команда навстречу судьбе,

В едином и братском порыве.

Реактор в опасности:

«Всем по местам!»

Рентгены тела нам пронзают,

И мощная сила его мегаватт

Последний парад обещает…

И в контуре первом,

Сравнявшись с нулем,

Зловеще упало давленье,

Спасение, братцы, сегодня в одном:

В созданьи устройств охлажденья.

Все стрежни реактора раскалены,

И вышли насосы из строя,

Умолк передатчик, утрачена связь,

На бой мы выходим с судьбою,

В атаку на атом!

Мы с Богом! Ура!

Норвежское море под нами:

Не думали, братцы, мы с вами вчера,

Что нынче нас ждет под волнами.

На К-19-ой:

«Все по местам!»

Не просим у смерти пощады,

И стал наш подводный могучий «Варяг»,

Подобен кромешному аду.

Был правый реактор

Промыт, охлажден,

Водой питьевой, бортовою,

В мучениях страшных трепещут тела —

Большая беда за кормою.

В наш атомный век

Также стоек моряк —

Ведь были «Варяг» и Цусима.

На К-19 – полощется флаг,

Ей имя дадут «Хиросима».

Оставшиеся в живых подводники, уже находясь в Ленинграде — на лечении в госпитале, прозвали свою подлодку «Хиросимой». И впервые это слово написали на широком лейкопластыре, крест-накрест наклеенном на груди, после пересадки костного мозга, Стрелец, Еськин, Закупа, Жакудин, находившиеся на лечении в академии военно-полевой терапии им. С.М. Кирова. За ними последовали и другие.

Дело в том, что, глобально вооружаясь, Советский Союз постоянно твердил о мире, и в газетах часто появлялись рисунки гриба ядерного взрыва крест-накрест перечеркнутого белыми полосами, на которых обычно писалось «нет войне!», «нет Хиросиме!». По аналогии с этим и написали мы на груди это слово. С тех пор и приклеилось к лодке на всю оставшуюся жизнь это зловещее прозвище — «Хиросима». Впоследствии, уже в восьмидесятые годы автору этих строк приходилось встречать молодых офицеров, в том числе окончивших военные медицинские училища и боявшихся лишь одного — направления для прохождения службы на «Хиросиме».

После буксировки лодки на базу и постановки ее «на бочки» посреди залива, т.е. на мертвые якоря, через несколько дней у лодки образовался дифферент на нос, в результате чего последний ушел глубоко под воду. Выяснить ситуацию и принять меры к ее устранению добровольно вызвались моряки аналогичной АПЛ К-55, только что вернувшиеся с моря. В условиях очень высокой радиационной обстановки русские: Лев Николаевич Баклушин, Валентин Евтюшин, Николай Александрович Иванов, украинец Иван Васильевич Устенко и белорус Николай Васильевич Кобцев, родом из Могилевской области, успешно справились с поставленной задачей. При этом все они получили большие дозы облучения, так как по данным дозиметристов, работать там можно было не более 5-ти минут. Но за такой короткий срок разобраться в причине поступления воды в первый носовой отсек, а именно из-за этого и произошел дифферент, было невозможно. Интересно бы узнать, как сложилась их дальнейшая судьба, где они теперь и жив ли хоть один из этих героев?

Вероятно, здесь следует упомянуть, что и об этой нашей последней трагической аварии, субмарина несколько раз испытывала первый экипаж, как говорится, на прочность. Особенно запомнились два случая, которые, окажись подводники не на высоте, могли закончиться гибелью подлодки вместе с моряками.

Первый произошел в конце лета 1960 года во время государственных ходовых испытаний, при глубоководном погружении. Дело в том, что по конструктивным тактико-техническим характеристикам предельная глубина погружения лодки составляла всего 300 метров. И вот, достигнув этой отметки, команда не обнаружила в отсеках, а стояли как по боевой тревоге, каких либо неполадок, а тем более поступления забортной воды через сальники и другие устройства. Для большей ясности о сложившейся ситуации приведу отрывок воспоминаний физика-ядерщика Александра Борового из его статьи «О правде и мифах «Чернобыля»» (Исторический научно-популярный журнал «Родина» №8, 2019 г., стр. 34-44).

«Под действием сильного радиационного излучения воздух ионизируется и молекулы кислорода О₂ соединяются в озонные О_3.. Поэтому радиационные поля всегда им пахнут». И это также постоянно отмечали в нашем шестом реакторном отсеке. И думаю, что не только мы. Даже, несмотря на то, что излучение было постоянным, но не очень сильным. Вероятно, в связи с этим, в обычном походе отсек был практически необитаем. Обслуживающий персонал появлялся там только по боевой тревоге.

На основании отсутствия из отсеков замечаний, командир решил «нырнуть» чуть поглубже, всего на 25 метров. Но этого оказалось достаточно, чтобы морская вода под давлением в 30 с лишним атмосфер стала поступать в прочный корпус лодки через съемный лист шестого отсека. Этот съемный лист крепится через специальную прокладку на подволоке, т.е. вверху отсека с помощью двух рядов мощных болтов-шпилек и предназначен для замены ТВЭЛов и электрооборудования реакторов.

И вот в считанные секунды отсек заполнился густым туманом. В центральный пост по «Нерпе» — внутрилодочной громкоговорящей связи, полетел не доклад, а буквально вопль — «шестой заливает!». Командир: «Шестой, внятно доложите обстановку. Откуда поступает вода?» Однако, шестой молчал. Неужели конец? Затеев: «Аварийное всплытие, продуть средние  балластные цистерны!» Но лодка из-за огромной массы не подает признаков всплытия. «Продуть цистерны главного балласта!» И тут лодка, как пробка, понеслась к поверхности. Но то ли из-за небольшого крена, оставшегося после ее нечеткой балансировки на заводе, то ли по другой причине, подлодка начала заваливаться на левый борт все больше и больше. Казалось, еще немного и мы сделаем оверкиль, т.е. опрокинемся вверх килем, а это верная гибель. И нам для этого «не хватило» каких-то 10-15 метров глубины, т.к. с нарастанием крена огромная рубка, как рычаг, все с большей силой опрокидывала нашу сигарообразную субмарину. Неизвестно, куда ушла кровь у пышущих здоровьем, только что краснолицых моряков, но в отсеках все побелели. И, думаю, многие, хотя потом никто об этом не говорил, мысленно обратились к богу, несмотря на свое атеистическое воспитание. Поистине, «кто в море не находился — тот богу не молился». Однако через несколько секунд опрокидывание лодки прекратилось, а затем она, пройдя вертикальное положение, стала валиться теперь уже на правый борт. Снова подумалось о худшем, так как глубиномеры есть не во всех отсеках и не все увидели, что мы всплыли, но крен оказался меньше, a еще через пару небольших качаний лодка приняла свое обычное, нормальное положение.

Шестой отсек оказался без каких-либо признаков затопления. Покинули же его при появлении тумана представители штаба флота и какого-то КБ, принимавших участие в испытаниях.

Пережив некоторое оцепенение понемногу приходим в себя. В отсеках поправляют и снова закрепляют кое-какой разболтавшийся и сдвинувшийся с места инвентарь. Кто-то пристегивает к палубе с помощью специальных ремней завалившуюся на бок печь регенерации кислорода, кто-то потирает шишку, оставленную невесть откуда свалившимся гаечным ключом. И надо признать, что после этого случая все оборудование, инструменты и прочее действительно содержалось постоянно закрепленным на своих штатных местах, как и положено «по штормовому!».

Время к ужину. Центральный отсек пересекает с бачками пищи, по пути в кают-кампанию второго, наш кок-вестовой Витя Хмелев. Командир: «Ну, что Хмелев, не расплескали мы твой борщ?». «Никак нет, товарищ командир, у нас сегодня на ужин макароны по-флотски». «Ах да, я и забыл, что мы «псковские» (Витя родом со псковщины), нас голыми руками не возьмешь»-командир вспоминает эпизод известного кинофильма. Все смеются. Но Хмелев тоже не лыком шит: «Товарищ командир, а Вы не испугались?», «А ты как думаешь, очко-то не железное». Смеются все, и командир, и офицеры, и рядовые моряки. Беда миновала, и надо хоть немного снять стресс. Вообще на флоте, особенно подводном, как нигде, без шутки нельзя. И уже по отсекам ходит новая байка. «Капитан Иванов (наш интендант) подал командиру докладную, в которой как разбившиеся в результате ЧП просит списать наряду с чашками и мисками, ножи, вилки, чумички (половники) и ложки». И так почти каждый день. Чего стоит, например, прижившаяся в экипаже поговорка: «может на праздник сделаем».

История ее такова. Как-то раз, в целях противопожарной безопасности, нам было приказано получить и одеть на электромоторы насосов, помп и т.п. новые чехлы. А старые, замасленные сдать на склад. Сменили все, кроме моего земляка Вити Закупы, машиниста-трюмного 8-го отсека, в заведовании которого находился мощный осушительный насос. И вот однажды перед походом, обходя отсеки, капитан-лейтенант Погорелов, командир электротехнического дивизиона, опустившись в трюм восьмого обнаруживает на насосе старый грязный чехол. «Закупа, ты новый чехол получил?». «Получил, товарищ капитан-лейтенант». «Почему не сменил?». «Та я подумал, может лучше на праздник новый одеть». В течение почти минуты бедный капитан- лейтенант от хохота, ухватившись за злополучный насос, не мог сказать ни слова. Затем, чуть отдышавшись, приказывает: «Какой праздник? Немедленно одеть новый, а старый сдать на склад. Послезавтра в поход!». «А, ну Вы бы так и сказали». Еще больше хохоча Погорелов покидает восьмой отсек. С тех пор, если предстояла какая-либо срочная работа, всегда кто-нибудь предлагал — «может на праздник сделаем!».

Второй случай, который моряки первого экипажа считают третьим днем своего рождения, произошел в день полета Ю. Гагарина, теперь это День Космонавтики, 12 апреля 1961 года, в Баренцевом море.

Лодка шла на небольшой глубине, где-то около 80 м. Вообще мы чаще старались быть под водой, так как не все «любят» качку, а Баренцево почти всегда штормит. Так было и на этот раз. Свободные от вахты моряки перед обедом смотрели фильм в самом просторном носовом торпедном отсеке. И вдруг экран-простыня, висевший на крышках торпедных аппаратов, пошёл вниз. Зрители» начали сползать со своих мест. Подхватили падающий на головы, но стрекочущий кинопроектор «Украина», кто-то догадался выдернуть штепсель. А дифферент все нарастал. Чтобы не свалиться на торпедные аппараты, ребята похватались за подвесные койки, за пустые стеллажи запасных торпед, кто за что мог. Казалось, этому «пике» не будет предела и лодка скоро станет «на попа». Но прошло еще несколько бесконечно тревожных секунд, и палуба сначала выровнялась, а затем задралась кверху и теперь надо было опять за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть на переборку второго отсека. Но на душе слегка повеселело, мы чувствовали, что всплываем, а не идем ко дну. И действительно, через несколько минут лодка закачалась на волнах, но продолжать смотреть «фильму», как мы говорили нашему турбинисту, а по совместительству, и киномеханику, Жене Колову, «охочих» не нашлось.

Как потом оказалось, провалились мы почти на предельную глубину, идя на скорости, из-за обесточивания кормовых горизонтальных рулей. И только команда командира БЧ-5 Козырева «оба полный назад!» и командира ПЛ Затеева «пузырь в нос!», т.е. продуть носовые балластные цистерны спасла положение. Но нос лодки вместе с рубкой успел уйти в ил, едва не достигнув твердой породы. Чтобы смыть его с субмарины, пришлось, после устранения причины обесточивания рулей, снова погрузиться и на скорости пройти несколько десятков миль. Оба эти эпизода, как и авария реактора, были связаны с техническими, конструктивными неполадками или недоработками и произошли не по вине экипажа. Тем не менее, для объективности ради необходимо признать, что был у нас еще один экстремальный случай, в результате которого был залит забортной водой весь первый «этаж» девятого отсека вместе со всеми электромеханическими приборами. Причем, залит, как это ни странно, по вине моряков этого же отсека, да еще судостроителей, передававших нам корабль. И хорошо, что произошло это ЧП, когда лодка находилась в надводном положении, а забортное давление воды на уровне киля было всего около одной атмосферы. Но, все по порядку.

Произошло это недалеко от бухты, при возвращении лодки с моря. Поход на этот раз был непродолжительный, где-то около недели, может чуть больше. Оставалось буквально несколько часов – и мы дома. А это значит, что после швартовки надо будет через аварийные люки первого и особенного девятого отсеков вытаскивать тяжёлые пластиковые мешки с камбузными отходами, грязной ветошью, отработанными пластинами регенерации воздуха и т.п. и тащить их в специально отведенные места складирования на берегу. Занятие, как говорится, не из приятных. Не лучше ли воспользоваться ДУКом – специальным устройством именно и предназначенным для «выстреливания» при помощи ВВД (воздуха высокого давления) этих мешков-контейнеров в море при длительных походах, чтобы эти отходы не отравляли в отсеках и без того не очень чистый воздух. При этом, необходимо пояснить, что само устройство дистанционного удаления контейнеров (ДУК) представляет собой трубу длинной около 2-х метров и диаметром около 60 см. Размещается она в днище девятого (камбузного) отсека таким образом, что один ее конец с герметичной крышкой находится за бортом в воде, а второй с такой же крышкой в отсеке. Имеющаяся блокировка не позволяет открыть одновременно верхнюю и нижнюю крышки. Только набив трубу мешками и закрыв верхнюю крышку, можно открыть нижнюю и с помощью ВВД произвести «залп». Затем снова закрыть нижнюю крышку, осушить, опять же воздухом, трубу, открыть верхнюю крышку и все повторить сначала.

Так и поступили. И пока выстреливали мешки, все шло хорошо. Но остались вязанки деревянных реек от ящиков из-под консервных банок. Недолго думая, решено было таким же путем освободиться и от них. Зарядили, стрельнули, но то ли воздуха мало дали, то ли «парусность» у деревяшек была не так, что у мешков, а может, скорость лодки помешала. Во всяком случае, произошло непредвиденное – последнюю вязанку дров заклинило на выходе из трубы. В результате закрыть нижнюю крышку не удалось. Повторная «стрельба» ВВД ни к чему хорошему не привела. И вот, в нарушение инструкции, без доклада командиру, умными головами моряков было решено поднять в отсеке давление воздуха, сравнять его с забортным, разобрать блокировку, открыть верхнюю крышку и протолкнуть злополучную вязанку за борт. После чего, разумеется, закрыть нижнюю крышку и все привести в исходное состояние.

Для начала, как и положено, задраили переходные люки с девятого в десятый и восьмой отсеки, Поставили вахтенных со стороны девятого, чтоб никого не пускали и тем самым соблюдали герметизацию. Затем подняли давление в отсеке и приступили к работе. Но в самый ответственный момент, когда нижняя и, естественно, верхняя крышка ДУКа были уже открыты, кто-то из моряков не смог пройти из восьмого в девятый, скорее всего на камбуз, и заметив по манометру, что в девятом сильно повышено давление воздуха, тоже недолго думая и без доклада в ЦП открыл стравливающий клапан. В результате забортная вода под давлением почти в одну атмосферу фонтаном ударила через ДУК в отсек. Первыми, отдраив переборку восьмого, побежали строители с криками «пробоина в девятом!» В этой ситуации очень оперативно среагировал, находившийся в восьмом, командир электротехнического дивизиона капитан-лейтенант Владимир Евгеньевич Погорелов. Он буквально затолкнул очередного бегущего ногой назад в девятый, задраил переборку и снова дал туда давление. Но, к сожалению, было уже поздно-почти весь нижний этаж отсека был затоплен. Тем не менее, воздух сделал свое дело, вода частично ушла через тот же ДУК за борт, а остальную откачали главным осушительным насосом восьмого отсека.

К счастью, обошлось без жертв, но разжалования некоторых моряков были. Были партийное и комсомольское собрания с оргвыводами. Была и последующая трудная многодневная замена засоленного электрооборудования.

И вот, 6 августа 2003 года мы, вероятно, навсегда простились с нашей своенравной и капризной субмариной, «обуздать» которую удавалось не всем, кто на ней служил, и не всегда.

Во время обеда в заводской столовой познакомились с главой администрации города Снежногорска, где и расположен завод «Нерпа»- Юрием Петровичем Юрлиным, бывшим десантником. Веселый, энергичный и остроумный человек.

После обеда тепло простились с директором, администрацией и рабочими завода, сфотографировались на память.

На следующий день, после завтрака снова уселись в мягкие кресла все того же туристического автобуса и покатили в базу атомных подводных лодок Гаджиево. Там, в штабе бригады АПЛ нас встретил её командир контр- адмирал Николай Михайлович Максимов. Он вкратце познакомил нас с работой своего штаба, учебными классами, небольшим музеем, где собраны основные достижения и рекорды подводников-гаджиевцев. На одном из стендов контр-адмирал Ю.Ф. Бекетов нашёл и свою фамилию. Есть чем гордиться ветерану-подводнику!

Из штаба пошли на пирс. Там нас ждал морской буксир под командованием бывшего подводника капитана 1 ранга Алексея Канеева, очень гостеприимного и весьма хлебосольного, как все северяне, человека.

На буксире вышли в залив и пошли, чтобы опустить цветы над местом гибели моряков-подводников в период Великой Отечественной войны. После возложения цветов на воду, длинного гудка и минуты молчания буксир лег на обратный курс. В его рубке был накрыт стол. Выпили, помянули всех погибших моряков. Незаметно перешли к причалу и пересев в автобус переехали к длинному и широкому плавпирсу, возле которого был отшвартован современный атомный ракетный подводный крейсер стратегического назначения (АПРКСН) «Екатеринбург».

Да, махина впечатляет. Видать не спроста Василий Семенович Лановой после посещения аналогичной субмарины записал в ее вахтенном журнале: «Поражен, Ошеломлен, Горжусь!». И действительно, есть чем. Но в то же время подумалось и о другом. Сколько же разрушений, смертей и крови может принести человечеству только одна такая подводная лодка? Не приведи, господи!

После доклада командира подводной лодки капитана первого ранга Павловского контр-адмиралу Бекетову о том, что экипаж АПЛ «Екатеринбург» для встречи с ветеранами первого экипажа АПЛ К-19 построен, мы поздоровались, пожав руки каждому моряку и по приглашению командира спустились внутрь лодки. Но побывать во всех отсеках корабля и пообщаться с моряками нам, к сожалению, из-за ограниченности во времени не удалось. «Екатеринбург» только не давно вернулся из капитального ремонта и экипаж готовился к дальнему походу. Проводились учения и отрабатывалась выучка молодого пополнения. Поэтому дойдя до реакторного отсека мы вынуждены были повернуть обратно, так как были приглашены в кают-компанию на дружеский обед.

На прощанье моряки «Екатеринбурга» подарили нам сборники стихов и диски с песнями о Севере, Полярном, Гаджиеве, службе на подводных лодках. Большое спасибо.

Однако всех нас удивил и немного озадачил неизвестно кем, когда и откуда был занесен странный (если не сказать больше) обычай, во всяком случае в наше время такого не было, установленный на нынешних подводных лодках и заключающийся в том, что в первом походе молодому моряку для того, чтобы его приняли в подводники, необходимо выпить кружку противной горько-соленой морской воды и поцеловать подвешенную за ручку и раскачивающуюся кувалду. Кому и что это даёт- трудно понять, но уж больно логики маловато, да и выдумки тоже. Во всяком случае, от подводников, всегда отличавшихся тонким юмором, мы этого не ожидали. На наш взгляд, уж лучше было бы предложить молодому моряку намылить шевелюру простым мылом в соленой воде и походить таким «ёжиком» хотя бы смену. Кто случайно пробовал такую помывку, тот знает, что это такое. Хорошо бы еще сфотографировать его в таком виде на память. Можно было бы также придумать веселые «экзаменационные» вопросы от Нептуна, на которые нет однозначного ответа и т.п.

И второе, что также не оставило никого равнодушными, так это очень низкая «упитанность» личного состава АПЛ, особенно матросов, да и некоторых офицеров тоже. Оказывается, кормят их почти как солдат – три раза в день, вечернего чая со сгущёнкой, сыром, галетами или печеньем уже нет. Да и те продукты, что получают моряки, иногда оставляют желать лучшего. Грустно. И поневоле задумаешься, как же они выдерживают довольно продолжительные автономные плавания?

В заключение хочу привести строки из письма нашего ветерана Александра Перстенева. Думаю, что они здесь весьма уместны.

«Переосмысливая поездку на север и наши встречи, размышляю над вопросом: почему же это общение с моряками и простыми людьми северянами так волнует, так бредит душу?

Все мы пенсионеры, увидели нашу заслуженную старушку К-19. Увидели почувствовали отношение к ней и к нам самых разных людей: и командиров бригады и дивизии АПЛ, и работников штаба, и моряков самого современного подводного крейсера, и работников гостиницы и столовой, и молодых крепких ребят из спецназа (с которыми познакомились в столовой). С их стороны постоянно чувствовалось доброе, сердечное отношение к нам, ветеранам первого экипажа К-19. Почему? И кто нас понимает и радушно принимает здесь на севере?

Видимо, такие же обыкновенные труженики. Так же с удовольствием смотрящие на дело рук своих, своего ума, воли. Хорошо, качественно делающие каждый свое маленькое дело на общее благо. А в сумме это и сейчас, и в годы нашей молодости – мощный, надежный защитник нашей большой страны, нашей России – Флот! Просто очень приятно чувствовать и переживать встречу тружеников разных регионов России, делавших и делающих одно общее большое и нужное нам дело – дело обороны страны. Это мы видим сейчас и подсознательно чувствовали всю нашу трудовую жизнь. Конечно же приятно чествовать себя первопроходцем в деле становления атомного подводного ракетоносного флота страны. И очень приятно видеть, что и наш скромный труд вложен в создание и освоение таких современных подводных красавцев как «Екатеринбург». И за всем этим великолепием техники стоят люди, и еще раз люди. Прекрасные специалисты, высококвалифицированные и надежные товарищи по одному общему делу – делу охраны спокойствия Отечества.

В день гибели атомной подводной лодки «Комсомолец» (07.04.1989 г.) наша страна поминает всех погибших в океане и ушедших из жизни подводников, в том числе моряков АПЛ К-19. Вечная им Слава и добрая Память!

И вот «невезучая» субмарина уже утилизирована, или как говорят подводники — «пущена на иголки». Видимо, не заслужила она, как мы ни старались, стать музеем. Что ж, всему приходит конец. Единственным, в какой-то мере печальным напоминанием о ней является памятник в виде корпуса подводной лодки, установленный московскими энергетиками на Кузьминском кладбище у могил моряков первого экипажа, погибших от радиации в 1961 году. Там же теперь в этой «подлодке» лежат первый командир К-19, капитан первого ранга Н.В. Затеев и командир турбинной группы, капитан 3-его ранга Г.В. Глушанков.

Вторым памятником подлодке, первому экипажу, его командиру и погибшим морякам стал вышедший в США фильм под названием К-19 «Субмарина, оставляющая вдов» с участием в главной роли известного краснодеревщика-актера Харрисона Форда.

К большому сожалению, наши кинематографисты за экранизацию истории АПЛ К-19 пока не берутся. Вероятно, тоже боятся гнева богов, которым по каким-то причинам эта субмарина пришлась не по душе.

Почему же именно американцы взялись за экранизацию нашей героической драмы? Думается, по двум причинам. Во-первых, 4 июля, когда мы меньше всего думая о себе, боролись за спасение корабля, акватории Норвежского моря и стран Европы, а может быть и мира на Земле. США беззаботно и как всегда помпезно отмечали очередную годовщину своей независимости. Странно, что в фильме это не прозвучало. И, во-вторых, во всяком случае, по первому сценарию они хотели показать, что советским людям такую серьезную технику, как атомное оружие, доверять нельзя. И пока оно у них имеется, мир все время находится под угрозой глобальной катастрофы. В целом же, что касается американской картины, то наряду с достаточно правдивым отображением героизма моряков, ликвидировавших аварию ядерного реактора, фильм изобилует многими надуманными сценами. Причем, показывающих экипаж и, прежде всего, его командиров не с лучшей стороны.

При этом постановщики признают, что ввели конфликтные ситуации просто для остроты сюжета, ибо фильм ставили как художественный, и в связи с этим имели право на вымысел. К сожалению, вымысел этот, принимая во внимание название картины, недалек от клеветы. Об этом много писалось в нашей прессе. Ну да бог с ними, американцами.

Всего же за сорок лет жизни первой атомной ракетной подводной лодки ею командовало более десяти командиров, в том числе вернувшийся после лечения первый ее штурман Валентин Анатольевич Шабанов, и несли боевую вахту около полутора десятка экипажей подводников. За это время в отсеках, в основном во время походов, нашли свою смерть более 40 человек, не считая многих моряков первого экипажа, умерших впоследствии от переоблучения в 1961 году. Единственным командиром этой субмарины, не имевшем смертельных случаев и даже серьезных ЧП, в течение двух лет командования субмариной, вначале в должности старшего помощника, а затем командира, был в то время капитан 2-го ранга, а ныне покойный контр-адмирал Юрий Флавианович Бекетов. Остается только гадать, что это-везение или талант? Вероятно, и то, и другое.

Однако, несмотря на все беды, связанные с этой подлодкой, у всех, кто на ней служил, известие о ее кончине вызывает легкую грусть. Это как прощание с советским флагом в начале 90-х годов. Ведь с ней связана частица нашей молодости, нашей жизни, истории становления нашего атомного подводного флота и, конечно, крепкой флотской дружбы, которую мы, несмотря ни на что, сохранили до сих пор. Пусть будет легким ее уход, а горькая память о ней останется навсегда.

Прощай АПЛ К-19! Прощай Хиросима»!

Тем более, что окончательно и бесповоротно субмарина не погибла. Благодаря стараниям служившего на ней в 1969-1970 годах моряка-подводника Владимира Николаевича Романова, выкупившего у заводчан, и тем самым спасшего от утилизации, рубку лодки, которая была впоследствии перевезена в Подмосковье и установлена на Пестовском заливе. Причем не одна рубка, а вместе с надстройкой, создающей иллюзию субмарины, всплывшей в позиционное положение, с сохранением кормового и носового буев, а также аварийных люков первого и девятого отсеков.

Здравствуй, «Хиросима»!

Живи, АПЛ К-19! И неси потомкам славную весть о героизме советских подводников!

Матросы срочной службы все без исключения со средним или средне-техническим образованием, закончившие учебные отряды подводного плавания.

Список экипажа «К-19»

Вот они:

офицеры

1. Затеев Николай Владимирович — командир
2. Ваганов Владимир Алексанрович — старший помощник командира
3. Енин Владимир Николаевич — помощник командира, командир БЧ-3 (торпедное оружие)
4. Шипов Александр Иванович — заместитель командира по политической части
5. Шабанов Валентин Анатольевич — командир БЧ-1 (старший штурман)
6. Мухин Юрий Федорович — командир БЧ-2 (ракетное оружие)
7. Лермонтов Роберт Алексеевич — командир БЧ-4 (РТС)
8. Козырев Анатолий Степанович — командир БЧ-5
9. Повстьев Юрий Николаевич — командир дивизиона движения
10. Погорелов Владимир Евгеньевич — командир электротехнического дивизиона
11.  Балабанов Евгений Петрович — командир дивизиона живучести

Специалисты по управлению реакторами:

12.  Ерастов Юрий Васильевич
13.  Ковальков Виталий Аввакумович
14.  Красичков Михаил Викторович
15.  Ковалев Александр Прохорович
16.  Герсов Владимир Александрович
17.  Плющ Владимир Петрович
18.  Кузьмин Анатолий Кнстантинович
19.  Корчилов Борис Александрович

Специалисты КИП и А (контрольно—измерительные приборы и автоматика):

20.  Михайловский Николай Николаевич
21.  Волков Николай Петрович
22.  Галюта Андрей Васильевич

Другие службы:

23.  Улищенко Анатолий Николаевич — дозиметрист
24.  Вадюнин Иван Степанович — корабельный врач
25.  Глушанков Геннадий Викторович — командир турбинной группы
26.  Васильев Александр Михайлович — командир группы электриков
27.  Макаров Владимир Николаевич — командир группы электриков
28.  Сергеев Вадим Львович — командир электронавигационной группы
29.  Иванов Виктор Александрович — интендант
30.  Богацкий Глеб Сергеевич — командир группы РО (ракетное оружие)

Мичманы, старшины и матрочы:

31.  Абросимов Валерий Михайлович
32.  Аленников Иван Иванович
33.  Антипов Сергей Валентинович
34.  Бабченко Анатолий Иванович
35.  Батырев Николай Серафимович
36.  Березов Леонид Алексеевич
37.  Браславский Николай Тимофеевич
38.  Брагинец Владимир Адамович
39.  Ванякин Виктор Петрович
40.  Веневцев Анатолий Казимирович
41.  Гаврилов Лев Анатольевич
42.  Галиганов Виктор Васильевич
43.  Голоднов Петр Михайлович
44.  Гонеев Михаил Дмитриевич
45.  Граудукис Микел Янович
46.  Грибченко Иван Матвеевич
47.  Громов Игорь Петрович
48.  Гусев Сергей Иванович
49.  Дубровин Леонид Веденисович
50.  Дудкин Владимир Николаевич
51.  Дятдюк Владимир Афанасьевич
52.  Евстифеев Владимир Александрович
53.  Егоров Владимир Иванович
54.  Егоров Владимир Егорович
55.  Еськин Геннадий Александрович
56.  Ефремов Виталий Иванович
57.  Ефремов Николай Николаевич
58.  Жакудин Кайролла Жакудинович
59.  Закупа Виктор Михайлович
60.  Запускалов Александр Иванович
61.  Зорин Владимир Иванович
62.  Ивановский Александр Константинович
63.  Иванов Анатолий Макарович
64.  Иванчиков Михаил Сергеевич
65.  Ивашко Анатолий Николаевич
66.  Исаев Алексей Иванович
67.  Казановский Антон Иванович
68.  Калюжный Анатолий Максимович
69.  Каралуп Геннадий Михайлович
70.  Карпюк Николай Александрович
71.  Клинков Николай Степанович
72.  Кошенков Михаил Васильевич
73.  Кошенков Евений Федорович
74.  Кисенко Николай Степанович
75.  Коваль Владимир Константинович
76.  Ковалев Николай Сергеевич
77.  Ковалев Феликс Еремеевич
78.  Кондратов Владимир Емельянович
79.  Конопков Анатолий Федорович
80.  Корнюшкин Николай Иванович
81.  Костюченко Николай Яковлевич
82.  Котлов Евгений Петрович
83.  Кошиль Анатолий Сергеевич
84.  Кузьмин Борис Федорович
85.  Кузьмин Геннадий Иванович
86.  Кулаков Иван Перович
87.  Курицин Станислав Иванович
88.  Левков Аркадий Петрович
89.  Лешков Виктор Федорович
90.  Лузин Василий Павлович
91.  Малюшин Василий Михайлович
92.  Молоток Алексей Прокопьевич
93.  Моргун Николай Ильич
94.  Мустафин Наим Абдрахманович
95.  Наливайко Михаил Архипович
96.  Неживой Николай Филиппович
97.  Орлов Игорь Васильевич
98.  Ордочкин Юрий Викторович
99.  Павловский Виталий Васильевич
100. Первушин Владимир Петрович
101. Перстенев Александр Леонидович
102. Пеньков Семен Васильевич
103. Пируев Владимир Петрович
104. Петров Виктор Гаврилович
105. Питель Юрий Алексеевич
106. Пичугин Виктор Андреевич
107. Ражда Владимир Иванович
108. Разживин Александр Александрович
109. Разумов Виктор Константинович
110. Саенко Валентин Иванович
111. Савкин Николай Алексеевич
112. Свистун Александр Гаврилович
113. Соколов Владимир Григорьевич
114. Сологуб Леонид Семенович
115. Соломахо Станислав Иванович
116. Старков Геннадий Андреевич
117. Стодоля Иван Максимович
118. Столбов Виктор Андреевич
119. Стрелец Виктор Дмитриевич
120. Суханов Владимир Петрович
121. Смирнов Валентин Васильевич
122. Тараканов Владимир Иванович
123. Титарчук Анатолий Александрович
124. Токарь Федор Андреевич
125. Троицкий Алексей Николаевич
126. Урбас Владас Иозосович
127. Фатеев Александр Алексеевич
128. Фоменко Анатолий Романович
129. Харитонов Валерий Константинович
130. Хацкевич Иван Иосифович
131. Хмелев Виктор Дмитриевич
132. Шашабрин Александр Васильевич
133. Шестаков Валерий Геннадиевич
134. Шерпилов Виктор Михайлович
135. Шишилин Борис Иванович
136. Шпак Валерий Петрович
137. Шигимага Борис Иванович
138. Рыжиков Борис Иванович

И вот, 42 года спустя, после того, как мы вынуждены были из-за аварии реактора покинуть наш корабль, благодаря спонсорской помощи Генерального директора фонда «100 лет подводному флоту России» Александра Викторовича Никишина, судьба снова привела нас на Север в Заполярье. Теперь уже, чтобы навсегда проститься с нашей субмариной.