XIII. Девятый Главный командир Черноморского флота 1834‒1851 гг.
С чем столкнулся Михаил Петрович Лазарев, вступив в должность Главного командира ЧФ?
31 декабря 1834 г. вице-адмирал Лазарев официально вступает в исполнение обязанностей 9-го Главного командира Черноморского флота и портов и приступает к давно назревшим преобразованиям с целью вселить здоровый дух в тело флота.
«…Вот третий уже год, что флот здесь не ходит в море, и бог знает от каких причин! Команды здесь совершенно перевелись… не достаёт 2400 человек» [92].
Лазарев, озабоченный невозможностью поддержать положенное штатом число военных судов, пишет 29.07.1839 г. Меншикову о реальном состоянии ЧФ. «При обследовании корабли: «Память Евстафия», «Анапа», «Адрианополь» и «Екатерина» обнаружили многочисленные повреждения корпуса и гниль». «Адрианополь» и «Екатерину» Лазарев застал ещё на вооружении в Николаеве в 1832 г., т.е. срок службы их всего 7 лет. Тот же «Адрианополь» три года назад почти целиком поменял свою подводную часть.
Год назад вынуждены были сделать тоже на «Анапе», «Екатерина» готовилась к подобному ремонту в прошлом году, но этого нельзя было осуществить, не нарушая предписания о постоянной готовности флота.
«Память Евстафия» кроме большой гнилости сверх воды весьма худ и в подводной кормовой части; а о «Чесме» и «Марии» и говорить нечего: едва плавают, и покуда не встретилось какого-либо несчастия, хорошо бы обратить их прямо в блокшивы» [93].
Второй на Чёрном море линейный корабль «Париж», на котором командир ЧФ адмирал А. С. Грейг держал свой флаг при осаде Анапы в июне 1828 г. и затем с августа 1828 г. при осаде Варны и Румелийского побережья, был спущен на воду в 1826 г. На нём, кстати, размещался император Николай I, пожелавший лично участвовать в избавлении братьев по вере от произвола турок. Обращён в блокшив уже в 1836 г. Подобная же картина вырисовывалась на фрегатах и более мелких судах.
Верфи Николаева и Херсона собирали суда из некачественного сырого леса.
«Ничтожная смета наша в теперешнее время стала недостаточна. Одна комиссариатская экспедиция представила смету на будущий год в 7½ миллионов, из которых невозможно убавить ни одной копейки, ибо заключает в себя продовольствие, жалованье и пр. наличных чинов: то много ли останется на кораблестроение и содержание флота, вооружение и отделку новых кораблей, на плату министру финансов за медь, заготовление пеньки, парусины, лесов и пр.? Из этой суммы следует ещё дать один миллион Южному округу. Я уже не говорю о том, что офицеры в Абхазских экспедициях должны остаться на прежнем довольствии и что скупление домов в Севастополе на хребте должно не только прекратиться, но и некоторые из хозяев сломанных уже домов остаться неудовлетворёнными» [94].
Лазарев понимает бесперспективность латания дыр на одряхлевших судах и переходит к строительству новых. Его решимость восстановить боеспособность флота была поддержана в Петербурге, последовало необходимое финансирование.
В 1849 г. с Николаевских стапелей будет спущена очередная «Чесма», теперь уже 84-пушечным кораблём, а в 1853 г. очередная после 1827 г. на ЧФ «Императрица Мария».
«Жидам дозволено пробыть здесь ещё 5 лет; ибо, не имея права вступить в подряды, они другим только мешают, и будьте уверены, ваша светлость, что покуда они здесь останутся, русские капиталисты с ними дела иметь не будут» [95]. Об этом и о том, какой урон качеству спущенных в Николаеве и Херсоне судов, а также ущерб боевой готовности ЧФ в целом это реально наносило, мы узнаём из обильной переписки практически вступившего в 1832 г. в должность главного командира ЧФ и портов Михаила Петровича Лазарева и князя А. С. Меншикова.
Терпение у русского самодержца лопнуло, когда ему доложили, что не сыскать на Черноморском флоте офицера, который не задолжал бы безнадёжно местному ростовщику, и он принимает решение выселить еврейские семьи из Севастополя и Николаева и запретить им поселяться там впредь. Но отлаженную ими схему поставок необходимых верфям материалов и вербовку сборочных бригад, контролируемых своими соплеменниками-мафиози, разом отменить было невозможно и процесс избавления от лихоимцев растянулся на несколько лет.
Лазареву также откроется картина полного запустения Адмиралтейства в Севастополе, когда исправить флот, даже и посредственным образом, вовсе невозможно, ‒ в магазинах ничего нет.
«Паруса, с коими эскадра находилась в море, хотя и были при начале кампании новые, но теперь все изорваны, и многие из них не стоят починки, ибо были сшиты из парусины, поставленной Рафаловичем, через которую многие в Николаеве обогатились. В то время как паруса на нескольких судах, сшитые из парусины с Александровской мануфактуры, служат исправно с 1830 г.» [96]. Проблему с парусиной Лазарев предлагает исправить решительным повелением ‒ остановить всякое заготовление парусины по подрядам, а требовалась бы она с Александровской мануфактуры, которая к тому же имела устойчивый спрос и в Соединённых Штатах Северной Америки.
«Многие казармы здесь в Севастополе в совершенном разрушении, а потому переносить для нижних чинов наступающую зиму будет крайне тягостно» [97].
Преследуя объявленную при своём появлении на ЧФ первейшую цель ‒ дать здоровому духу здоровое тело, Лазарев, ещё будучи Начальником штаба ЧФ, безотлагательно приступил к улучшенному кораблестроению. Это проходило в тяжёлом преодолении порядков, воцарившихся при А. С. Грейге, который отсутствовал на ЧФ весь 1831 г., обосновывая в Петербурге целесообразность запрошенных сумм и участвуя в подготовке Положения об управлении ЧФ, но без него, как выяснилось, николаевская мафия лишь сплотилась.
«За желанием успехов в любви прелестной Юлии я благодарен, но признаться должен, что по неловкости своей вовсе в том не успеваю. Доказательством сему служит то, что на другой же день отъезда моего из Николаева она, собрав совет, состоявший из Давыдки Иванова, Критского, Вавилова, Богдановича, Метаксы, Рафаловича и Серебряного, бранила меня без всякой пощады: говорила, что я вовсе морского дела не знаю, требую того, чего совсем не нужно, он ничего не смыслит, и пр., и пр.» [98].
Лазареву оставалось определиться только с тем, кому доверить контроль за финансовыми потоками, которые вдохновлённый грядущими переменами на Чёрном море император Николай I обещал направлять в исполнение проектов, доложенных ему Лазаревым на личном приёме в Петербурге в феврале 1835 года.
Генерал-адъютант, вице-адмирал Главный Командир Черноморского флота и портов Военный губернатор Севастополя и Николаева Михаил Петрович Лазарев, почётный член Российского Географического Общества в своём кабинете в доме Штаба Черноморского флота в Николаеве (из фондов «Эрмитажа»).
На должность обер-интенданта ЧФ Лазарев в 1836 г. приглашает капитана 1-го ранга И. П. Дмитриева. Михаил Петрович мог хорошо узнать его, состоявшего с 1832 г. дежурным штаб-офицером при штабе ЧФ, и не ошибся: за всю 15-летнюю службу Ивана Прокофьевича на месте главного казначея Черноморского флота не возникало никаких проблем с денежными средствами ЧФ.
Но не всё решалось на месте безупречным обер-интендантом.
«…Подобным образом здесь знали через жидов, гораздо ранее, чем обер-интендант Дмитриев за месяц прежде, насчёт ассигнованной суммы на сей 1835 г. до получения официального известия от морского министра не только назначение круглым числом 16.000.000, но именно 16.598.109 руб. 8 коп. Сиё доказывает, что в Петербурге много есть Черноморских доброжелателей нам, так сказать, желающих участвовать в будущих расходах наших, которые заблаговременно о том уведомляют. Я подозреваю, что всё это делается через М.» [99]. Потерявшая было свои позиции мафия и не думала отступать.
Говоря о причинах, тормозящих намеченное приведение флота в должное состояние, Лазарев в письме Меншикову от 2 февраля 1835 г. напишет: «Главнейшая причина есть недостаток честных здесь капиталистов и наводнение Новороссийского края евреями, которые держат всё в своих руках. Жидовские подряды хотя и запрещены, но они входят в оные под чужими именами (несмотря на то, здесь ли торги проводятся или в казённых палатах отдалённых губерний) и принуждают через то казну платить гораздо дороже… Не имея права вступать в подряды, они другим только мешают, и будьте уверены, Ваша Светлость, что, покуда они здесь останутся, русские капиталисты с ними дела иметь не будут» [100].
В другом письме Меншикову Михаил Петрович сообщит: «К крайней досаде моей, я опять должен доложить вашей светлости, что в постройке по контракту кораблей произошли затруднения со стороны еврея Рафаловича и даже совершенная остановка. Нельзя не пожалеть теперь, что заключённый уже на постройку одного корабля с Рафаловичем контракт и затраченные им под залоги деньги препятствуют выкинуть его из Николаева. Он, некоторым образом, успел в своих видах, т.е., чтоб из трёх кораблей построить только один, как он и предлагал уже в начале и остался здесь в Николаеве на два ещё года» [101]. К чести Лазарева следует отнести то, что всё это он успешно преодолевал.
Таков оказался самородок из Владимирской губернии с русскими тверскими и армянскими корнями. Хотя его вынужденное «жидоборчество» не могло остаться незамеченным, такое это сплочённое гонениями племя никогда не забывало и никому не прощало. Поэтому я допускаю, что недомогание и болезни, навещавшие Михаила Петровича с начала 40-х, явились следствием злонамеренного воздействия на его организм с тем, чтобы со временем лишить его привычной работоспособности.