- Море позвало
Родился будущий знаменитый русский адмирал 3 (15) ноября в 1788 года во Владимире в семье статского советника Владимирского гражданского губернатора Лазарева Петра Гавриловича, происходившего будто бы из обрусевших армян. Мать Анна Андреевна Чагина из дворян-рюриковичей Тверской губернии родила супругу четырёх сыновей: Андрея (1787 г.р.), Михаила (1788 г.р.), Алексея (1793 г.р.), Павла и дочь Веру.
С 1797 г. Петр Гаврилович тайный советник, его вводят в Сенат, и семья переезжает в Петербург. В 1800 г. через месяц после кончины отца, трое старших сыновей: Андрей, Михаил и Алексей поступят в Морской шляхетский кадетский корпус, станут отважными офицерами и дослужатся до адмиральских эполет: вице-адмиральского чина, адмирала и контр-адмирала соответственно.
После производства по экзамену в гардемарины Михаил в составе семи самых успешных однокурсников в 1803 г. был отправлен на стажировку в Англию, которая продлится пять долгих лет. Он получил большую практику на английских боевых судах в походах в Атлантике, Средиземном море и к Вест-Индии. Английские историки до сих пор упорно включают его в число русских волонтёров, участвовавших в сражении с франко-испанским флотом в октябре 1805 года при мысе Трафальгар: «It should not be forgotten, that Admiral Lazarev, who organized the Russian fleet of the Black Sea, was a midshipman under the orders of Nelson during the battle of Trafalgar» (перевод с англ.: «Не следует забывать, что адмирал Лазарев, создавший современный для эпохи российский флот на Чёрном море, служил гардемарином в подчинении Нельсона во время Трафальгарского сражения»).
Хотя подтверждения этому, в отличие от вице-адмирала Михаила Николаевича Станюковича, которому сам командующий Британским флотом адмирал Нельсон ещё до боя вручил характеристику с благодарственным отзывом, в наших архивах не обнаруживается.
В Англии же вскоре наши волонтёры будут произведены в мичманов, с условием официального утверждения после сдачи экзаменов в Морском корпусе по возвращении в Россию.
После возвращения в Кронштадт в мае 1808 г. Михаил был утверждён в чине мичмана. Он успел поучаствовать в боевых столкновениях с английским флотом у острова Гогланд, когда после Тильзитского договора с Наполеоном Россия оказалась участником блокады Англии; оказался даже на непродолжительное время в плену у англичан, после чего был произведён в лейтенанты.
В момент нападения Наполеона на нашу страну М. П. Лазарев командовал бригом «Феникс». В период военной кампании в августе 1812 г. бомбардировал окрестности Данцига с имитацией высадки десанта.
Таким образом он блестяще подтвердит служебную характеристику, будто бы данную англичанами по завершении его стажировки в Британском флоте: поведения весьма благородного, в должности знающий и отправляет оную с рачением и расторопностью.
В 1813 г. Российско-Американская компания (РАК) отправила в Ново-Архангельск партию груза на только что выстроенном шлюпе «Суворов». Вести шлюп в Тихий океан подрядился капитан-лейтенант Макаров. В его команду входили: лейтенант Платон Нахимов ‒ старший брат Павла Нахимова, лейтенант Семён Яковлевич Унковский ‒ отец будущего командира «Паллады» И. С. Унковского в её дипломатической миссии к берегам Японии во главе с графом Е. В. Путятиным.
Макаров неожиданно потребует от дирекции РАК значительной прибавки в вознаграждении за свои услуги, но Компания посчитала эти требования необоснованными и контракт разорвала. Многие офицеры, получившие аванс, уже успели потратиться. Так Платон Нахимов несколько лет будет ежемесячно выплачивать свой долг 3000 р. с 6%.
Сложилось так, что «Суворов» в кругосветку повёл 25-летний лейтенант М. П. Лазарев, поскольку запланированную доставку заказанных РАК материалов и приборов нельзя было срывать. Усвоенные молодым командиром в продолжительной стажировке в Англии флотские навыки позволили ему завершить трёхгодичное плавание без серьёзных происшествий.
В этом первом своём кругосветном путешествии на «Суворове» Лазарев открывает и описывает неизвестные прежде земли. Так на обратном пути в Россию Лазарев ведёт «Суворов» в Тихом океане неизведанным маршрутом и открывает архипелаг из пяти необитаемых островов, названных им в честь великого русского полководца островами Суворова. Затем успешно минует первый раз (но не последний!) обязательный для каждого, кто дерзнул обойти вокруг Земной шар, мыс Горн.
Это было уже не первое кругосветное путешествие российских моряков. До этого, в 1803‒1806 гг. капитан-лейтенант Иван Фёдорович Крузенштерн первым (имея уже опыт такого плавания в 1793‒1799 гг. лейтенантом-стажёром на английском военном судне) возглавил поход двух приобретённых в Англии шлюпов «Надежда» и «Нева» к берегам Северной Америки с грузами Российско-Американской компании. Его помощником в кругосветке был капитан-лейтенант Ю. Ф. Лисянский, командовавшим шлюпом «Нева».
31 марта 1819 г. Иван Фёдорович обратится к Морскому министру маркизу де Траверсе с проектом двух полярных экспедиций. Одобрение получит проект исследования южных полярных морей. Крузенштерн предложил начальником экспедиции назначить лейтенанта В. М. Головнина и ему в помощники М. И. Ратманова. Но Василий Михайлович Головнин всё не возвращался из плавания в Русскую Америку, а Марк Иванович Ратманов по пути в Кронштадт угодил в госпиталь. И в этой ситуации Крузенштерн вспомнил о Ф. Ф. Беллинсгаузене, с которым 3 года провёл на «Надежде» в кругосветке 1803‒1806 гг. Фаддей Фадеевич согласился возглавить экспедицию на шлюпе английской постройки «Восток», оказавшимся в итоге малопригодным для плавания среди льдин.
И вновь провидение призовёт на выручку лейтенанта Лазарева в составляемую экспедицию уже в южные моря. Он успеет подготовить вверенный ему шлюп «Мирный» к дальнему походу, укрепив его корпус так, что в плавании у него проблем не возникало.
Знаменитый мореплаватель и первооткрыватель новых земель и островов англичанин Д. Кук так и не смог добраться до шельфового льда в южных широтах и всё же предположил, что, возможно, материк существует ближе к южному полюсу.
В начале января 1820 г. путешественники вошли в зону дрейфующих айсбергов и, лавируя между ними в южном направлении, смогли достичь к 20 января шельфового льда. При этом на берегу можно было различить выступающие из-под снега скальные образования и уходящее вдаль постепенно возвышающееся гладкое бескрайнее снежное плато покровного ледника.
22 января 1820 г. войдёт в историю как день открытия 6-го континента Земного шара, возвышающегося над уровнем мирового океана.
С высоты XXI века несложно рассуждать, о том, что наши мореходы могли считать свою задачу выполненной и 6-й континент открытым, как только они вошли в зону плавающих ледяных гор ‒ айсбергов, т.к. образоваться айсберги могли только в результате сползания к морю по твёрдому основанию покровного ледника и далее по выводным ледниковым устьям в шельфовую прибрежную зону, где, погружаясь до 100‒200 м в воду, постепенно распадались на громадные фрагменты и всплывали айсбергами.
Михаил Петрович в ходе экспедиций открывал безымянные необитаемые и населённые острова, на которых проводил этнографические описи и собирал образцы лодок аборигенов. По возвращении он представит свои записи, зарисовки и коллекцию средств передвижения между островами в географическое общество, которое высоко оценит собранные им уникальные сведения и подлинные предметы быта, присвоив ему звание почётного члена Русского Географического Общества, но произойдёт это по инициативе Великого князя Константина только в марте 1851 г., за месяц до кончины самого Михаила Петровича.
Экспедиция, в ходе которой была открыта Антарктида, продолжалась 751 день в период с 16 июля 1819 г. по 21 августа 1821 года, при этом было открыто 29 островов и один коралловый риф, ранее отсутствовавшие на действующих картах.
Неизвестно был ли в отпуске лейтенант Михаил Петрович Лазарев, произведённый тут же через чин капитан-лейтенанта в капитаны 2-го ранга, но определённо фрегат «Крейсер» со шлюпом «Ладога» уже приготовлялись к походу в Ново-Архангельск для очередной доставки грузов РАК.
Эту экспедицию, видимо, в уважение заслуг удачливого морехода, решили доверить братьям Лазаревым, старшему капитан-лейтенанту Андрею и среднему ‒ капитану 2-го ранга Михаилу. Офицеров в команду «Крейсера» отбирал лично Михаил Петрович, основываясь на рекомендациях мичмана Д. А. Завалишина, и это оказались выпускники кадетского корпуса 1818 года мичмана: П. С. Нахимов, А. А. Домашенко, И. П. Бутенёв, И. А. Купреянов; выпуска 1819 г.‒ сам мичман Д. И. Завалишин, и 1822 г. выпуска мичман Е. В. Путятин.
И Михаил Петрович в них не разочаруется. Из них, единственно Дмитрий Завалишин, этот хрупкий юноша, так располагавший к себе своими не по возрасту обширными знаниями, не прельстится, как мы увидим позже, целиком чарами деятельного наставника.
Мичман 23-го флотского экипажа П. С. Нахимов в 1821‒1822 гг. находился по делам службы в Архангельске. Он возвращается посуху в Петербург в конце мая 1822 г., и тут судьба преподносит ему подарок: он зачислен в команду фрегата «Крейсер», снаряжаемого в Кронштадте в кругосветное плавание! Это прекрасная возможность испытать себя и свои претензии на звание профессионального моряка! Прибыв в Кронштадт, Павел застал фрегат ещё без мачт, меняемых после перехода из Архангельска. Командир «Крейсера» Лазарев был в отъезде в Твери, видимо, заезжал проведать сестру Веру Петровну (Львову в замужестве).
24 августа во время грозы молния ударила в кран, возведённый на кронштадтской стенке для установки судовых мачт. Деревянная конструкция мгновенно вспыхнула, грозя распространить пламя на достраивающийся фрегат. Мичман Дмитрий Завалишин не растерялся, взял инициативу на себя и распорядился снести стрелу крана.
Об этом происшествии и надлежащих действиях команды по спасению казённого имущества стало известно начальству. Отсутствовавший при этом капитан 2-го ранга Лазарев был представлен к ордену Св. Владимира 4 ст. Но, по воспоминаниям Д. И. Завалишина, ордена этого Михаил Петрович на кителе не носил.
Воспользовавшийся остановкой «Крейсера» и «Ладоги» в Портсмуте Дмитрий Завалишин отправил на имя Александра I прошение с просьбой призвать его к себе и выслушать его проект «Ордена Восстановления». Учреждаемый Завалишиным орден, по сути, был тайным сообществом масонского типа, преследующим «восстановление правды, порядка и законной власти» через нравственное преобразование людей. Эти идеи были близки к социальной программе «Союза благоденствия», действовавшего в Москве в 1818‒1821 гг. Александр I не возражал против благих идей проекта, но посчитал, что их невозможно реализовать в нынешних условиях. И, на всякий случай, приказал снять лейтенанта Д. А. Завалишина с экспедиции и доставить посуху в Петербург. Высочайшая воля Государя, выраженная в предписании Главному правителю колоний РАК капитан-лейтенанту М. И. Муравьёву, будет исполнена по прибытию «Крейсера» и «Ладоги» в Ново-Архангельск 3 сентября 1823 года.
Удивительно, что взгляды Дмитрия Завалишина и Павла Нахимова, которые были дружны ещё в корпусе и даже поселились в одной каюте, далеко не всегда совпадали.
И какого-либо влияния Дмитрия на Павла после года их совместного плавания не обнаруживается, что наверняка всплыло бы в его доверительной переписке с Михаилом Рейнике в виде ростков вольнодумства. В то же время было известно, что Павел был благодарен Дмитрию за помощь в углублении своих знаний английского, позволивших ему в будущем свободно читать лондонские газеты.
Но как же был поражён сам поборник справедливости и дум высокого стремленья, когда он, находясь на вахте и беседуя о чём-то на шканцах с Павлом, стал свидетелем реального благородного порыва Павла Нахимова, первым среагировавшего на зловеще прозвучавшее с верхней палубы: «Человек за бортом!». Фрегат на попутном ветре нёсся со скоростью более 10 узлов (18,5 км/ч). Павел тотчас принял решение и, в считанные минуты собрав команду гребцов, спустился с ними на шлюпке на воду, чтобы устремиться в бушующий Тихий океан на помощь выпавшему с русленей канониру.
Спасти матроса тогда не удалось… Шлюпка была уже в десятке метров от него, когда матрос, обессилев, выпустил из рук деревянную лесенку, сброшенную ему ранее с фрегата, и больше не появлялся на поверхности волн. Теперь спасатели сами попали в положение бедствующих, и им с трудом удалось вернуться к фрегату.
Поступок Павла был высоко оценён Михаилом Петровичем, который в рапорте начальнику Морского штаба вице-адмиралу А.В. Моллеру, аттестуя офицеров фрегата «Крейсер», отдавал должное лейтенанту Нахимову, “добровольно жертвовавшему собой при спасении (попытке) канонира Давыда Егорова” и ходатайствовал о его награждении [16].
Сослуживцы вспоминали, как Михаил Петрович, исчерпывающе точно характеризовал своего офицера после трёхлетнего совместного плавания, говоря, что он чист душой и любит море. Это оказалось счастливым напутствием и путёвкой в большую и славную флотскую судьбу.
2. М. П. Лазарев ‒ выдающийся мореход британской школы и гениальный селекционер талантливых флотских офицеров
Очередное кругосветное плавание М. П. Лазарева на фрегате «Крейсер» в сопровождении шлюпа «Ладога» снискало себе большую известность в кругу моряков исправным и щегольским состоянием фрегата, а опытность капитана уже могла воспитывать в подчинённых безукоризненное знание обязанностей и развивала в сподвижниках ту страстную любовь к морскому делу, которая служила отличительным направлением лазаревской деятельности.
«Ладогу» в трёхгодичном путешествии вёл старший брат Михаила Петровича Лазарева капитан-лейтенант Андрей Петрович.
То, что во всех трёх кругосветных плаваниях суда, ведомые Михаилом Петровичем, избежали катастрофы или значительных повреждений, и команды возвращались из суровых испытаний в бодром состоянии, не есть везение или следствие удачно сложившихся обстоятельств, это результат расчётливой предусмотрительности и оправданного риска.
Так в своём третьем кругосветном плавании на «Крейсере», спустившись от Рио-де-Жанейро к мысу Горн, чтобы проскочить в Тихий океан, Лазарев принимает решение не рисковать и не испытывать судьбу в бушующем проливе Дрейка и разворачивает фрегат, держа курс на мыс Доброй Надежды. А мыс Горн огибает на обратном пути, переходя из Тихого океана в Атлантику.
Расчётливый Дмитрий Завалишин, воспользовавшись стоянкой в Портсмуте, отправляет на имя Александра I обращение с просьбой призвать его к себе и выслушать его проект «Ордена Восстановления». Означенный Орден ‒ общество масонского типа, преследовавшее «восстановление правды, порядка и законной власти через нравственное преобразование людей». Эти идеи были близки к социальной программе «Союза благоденствия».
А пока на «Крейсере» он строгий ревизор, и это несмотря на то, что командир фрегата пригласил мичмана Завалишина лично в команду «Крейсера» ещё в декабре 1821 г., сообщив по секрету, что намечается плавание в Тихий океан к Ново-Архангельску. Но стоило Михаилу Петровичу попытаться использовать неприкосновенный запас рома не по назначению, как бдительный ревизор незамедлительно воспротивился.
Так вот, в своих сочинениях, опубликованных спустя полвека, Дмитрий Иринархович характеризует своего командира как любителя окружать себя льстецами, наушниками и фаворитами. Религия, по мнению Лазарева, была только необходимым политическим орудием для управления невежественным народом; и он даже доказывал, что тот, кто хочет быть хорошим морским офицером и даже вообще военным человеком, не должен быть христианином, оговариваясь, что Завалишин ‒ исключение. Здесь, к сожалению, проступает жёсткая либеральная этика голой целесообразности, с которой стажёр Лазарев на каждом шагу сталкивался в Англии.
Да и матросов Михаил Петрович, видимо, относил к невежественному, плебейскому сословию, а хождение либеральных ценностей допускал лишь в среде себе равных.
К примеру, другая легендарная личность ‒ гусар Денис Васильевич Давыдов крестьян величал не иначе, как чернью.
“Мне пришлось видеть его в большом унижении, когда выказалось всё бессилие, так называемых железных характеров, если они прилагаются к несправедливому делу. После бунта команды «Крейсера», который он бессилен был укротить и который был укрощён мною, ему долго как-то неудобно было смотреть мне в глаза” [17].
Это произошло тогда, когда возмущённые драчливым старшим офицером «Крейсера» лейтенантом И. И. Кадьяном матросы решили не возвращаться на баркас после заготовки дров на острове Тасмания, и именно Завалишину Лазарев поручит переговоры с вышедшими из подчинения матросами. Позже в Ново-Архангельске Лазарев будет вынужден всё же пойти навстречу требованиям команды «Суворова» отстранить старшего офицера, и лейтенант Кадьян будет переведён на шлюп «Ладога».
Но последователей пренебрежительного, а часто и изуверского отношения к матросам хватало и среди офицеров, не попадавших под непосредственное воздействие лазаревской школы.
Будучи выпускником Николаевских штурманских классов, Митрофан Иванович Скаловский навсегда запомнил из летней кампании 1853 г. методы воздействия командира фрегата «Кулевчи» капитан-лейтенанта С. С. Лесовского на команду не только линьками и розгами, свойственными суровой лазаревской школе, но и нравственным прессом на «нерадивых». «Артиллерийские учения на фрегате были доведены до совершенства: 24-фн. пушка-карронада на верхней палубе производила два выстрела в минуту, а 36-фн. длинные пушки в гон-деке ‒ в две минуты делали три выстрела ядрами. Эта быстрая стрельба достигнута была не телесными наказаниями, а нравственными. Ежели какое-нибудь орудие действовало не с той быстротой, какую требовал Степан Степанович, то имена комендоров были записываемы на дощечках, и дощечки эти вывешивались в батарейной палубе на общий суд всей команды» [18].
Позже, в плавании фрегата «Диана» на Дальний Восток в 1854‒1855 гг. жестокие расправы капитана 2-го ранга С. С. Лесовского с матросами едва не привели к бунту.
Пройдя все испытания, в августе 1825 г. «Крейсер» благополучно вернулся в Кронштадт. За успешный вояж вокруг света Михаил Петрович был награждён чином капитана 1-го ранга.
Три блестящих кругосветных плавания на хрупких парусных судах за 12 лет! Смог ли кто-нибудь повторить это достижение российского морехода?
И всё же нельзя не заметить издержки британской школы, когда ситуация граничила с бунтом команды «Крейсера», а командир не спешил вмешаться в действия не в меру ретивых подчинённых ему офицеров.
Лазарев, твёрдо усвоивший нормы британского флота, позволял своим офицерам обеспечивать беспрекословное исполнение матросами их приказаний любыми средствами. Сам он, невысокого роста с непропорционально большой головой, никогда в контакт с нижними чинами не вступал и к рукоприкладству не прибегал, оставляя это по субординации обер и унтер-офицерам, совсем как в британском флоте. Но там нижние чины ‒ наёмные, нередко имевшие специальную подготовку и добровольно поступившие на флот. Они обязаны были исполнять свои обязанности по контракту, снося порой и жестокое обращение.
В Российском Императорском флоте нижние чины экипажей набирались из рекрутов, часто от сохи. Их успех в освоении флотского ремесла целиком зависел от педагогических способностей младшего офицерского состава.
Именно такого мнения придерживался другой замечательный русский адмирал ‒ Дмитрий Николаевич Сенявин, составивший специальное наставление о том, как офицерам выстраивать свои отношения с подчинёнными им матросами: «Весьма важным считаю, ‒ писал он, ‒ обратить особое внимание на обхождение гг. командиров и офицеров с нижними чинами и служителями… Нет сомнения, что строгость необходима в службе, но прежде всего должно научить людей, что им делать, а потом взыскивать с них» [19].
Близкий друг и товарищ Михаила Петровича по стажировке в Англии отставной капитан-лейтенант С. Я. Унковский, которому после возвращения из французского плена пешком (!) в Россию пришлось даже потратить некоторое время на адаптацию в родной среде, буквально воспринял европейские ценности и не страдал, как он о себе заявлял, обычными для российского общества того времени предрассудками: «Воспитанный в Англии в лучшие годы моей жизни, чуждый предрассудков, с либеральными понятиями, я совершенно понимал это печальное состояние тогдашнего нашего общества» [20].
Иван Семёнович в ноябре 1818 г., будучи в гостях со своей невестой Варварой Михайловной Белкиной у будущего свояка Николая Матвеевича Нахимова в его имении в Волочке на Смоленщине, верно подмечает, что российский помещик часто не щадит своих крестьян, заботясь лишь о содержании своей усадьбы-замка, музыкантов, своры породистых собак, и бездумно тратя время и деньги за карточным столом. Хотя многое из перечисленного им за моим прадедом ‒ Николаем Матвеевичем не водилось.
И поиздержавшийся отставной капитан-лейтенант Иван Унковский был просто потрясён, когда в ответ на его просьбу выделить в долг денег крепостник Николай Нахимов тут же передал ему 5 тыс. ассигнациями без оформления расписки и требования возвратить долг с процентами.
Случись отставному капитан-лейтенанту Семену Яковлевичу Унковскому быть в Волочке на месяц позже, в декабре 1818 года, мы наверняка имели бы его авторитетное мнение о молодом унтер-офицере Павле Нахимове, посещавшего в то время своего крёстного Николая Матвеевича в отпуске по случаю окончания кадетского корпуса.
С. Я. Унковский вёл подробный дневник, который будет издан в виде небольшой книги: «Записки моряка» только в начале 20 века. И нельзя не отметить, что в описании хозяина усадьбы в Волочке Николая Матвеевича Нахимова Унковский подметил те черты, которые безошибочно обнаруживаются и в характере Павла Степановича, воспринятые, видимо, им от своего крёстного, двоюродного дяди: прямодушие, верность своему слову и готовность прийти на помощь.
Семён Унковский желал, чтоб в России было всё так же, как в Европе, и непременно сейчас. Его как либерала не интересует, на какие средства уютная чистенькая Англия предаётся праздным увлечениям и что позволило англичанам первыми вступить в промышленную эпоху, ускоренно развивать различные направления производства, иметь самый мощный и передовой морской флот.
Значительные поступления Англия имела от производства и сбыта наркотиков. Готовое зелье завозилось, в основном, с территории нынешней Бангладеш и распространялось в Китае. Таким образом, колонизаторы выкачивали из Китая золото, серебро и другие ценности.
Когда «Поднебесная» приходила в чувство и пыталась оградить себя от опиумной мафии, приплывал Британский Королевский флот и провоцировалась очередная «опиумная война».
Доходы от сбыта опиума в Китае были столь значительны, что «Старая добрая Англия» не считалась с затратами на вооружённые экспедиции.
В то же время нет уверенности в том, что Семён Яковлевич остался бы равнодушным, если бы имел возможность лично увидеть положение трудового люда в процветающем королевстве либерального благоденствия. Но либералов начала XIX века и нынешних изначально роднит нелюбовь, а то и ненависть к России!
На Британских островах никто не скрывал повсеместное применение детского труда. Сотни тысяч подростков были заняты в откровенно вредных и просто гиблых производствах. Работников содержали впроголодь, вынуждая часто конкурировать с хозяйскими свиньями. Рабочий день продолжался 16, а то и 18 часов! Некоторые пытались бежать, и если их ловили, то возвращали на фабрику и приковывали цепью к рабочему месту, с которым они не могли расстаться ни днём, ни ночью. Заковывали в цепи даже девушек, подозреваемых в намерении побега. Во всех отраслях английской промышленной индустрии царили те же античеловеческие условия труда.
Всюду ‒ в Ланкашире, Йоркшире, Шеффилде, Манчестере господствовали рабство, жестокость, невежество и порок свободного предпринимательства. По данным статистики, в 1842 году большую часть рудокопов составляли подростки. Их обычно поднимали из шахт на поверхность раз в неделю по воскресеньям.
А рабовладение в Американских Соединённых Штатах будет законодательно упразднено только 1 января 1863 года, спустя два года после освобождения крестьян от крепости в России. Но печальник С. Я. Унковский замечает пороки лишь в родной России.
К этому времени передовые страны Западной Европы сколотят колоссальные капиталы, надолго определившие их лидирующее положение в мире, одновременно лишив свои колониальные владения средств и сил на нормальное развитие.
Реальная власть от царствующих домов перейдёт к финансовым магнатам, имеющим свои корпоративные интернациональные интересы, часто чуждые интересам стран их временного обитания. Конфликты между странами разрешались не столько на полях сражений, но в большей степени в тиши финансового закулисья.
И не удивительно, что один и тот же банковский трест мог одновременно финансировать противоборствующие стороны, когда проблема всё же доходила до открытого конфликта.
Российская Империя в отличие от «передовых стран» никогда не заводила колоний, присоединяла новые земли, решая, как правило, вопрос защиты своих границ от экспансии, а также выхода к торговым путям. В этих новых провинциях сохранялась местная власть, привычный уклад, духовные традиции.
Но перенесёмся в петербургскую осень 1825 г., когда за успешное плавание фрегата «Крейсера» и шлюпа «Ладоги» к берегам Русской Америки последовали награждения особо отличившихся офицеров, а также назначение ежегодных выплат как участникам кругосветки.
Нахимов будет произведён по экзамену в лейтенанта ещё в плавании 22 марта 1823 г., награждён своим первым орденом ‒ Св. Владимиром 4-й ст., получит, помимо разовой выплаты двухмесячного жалования, ежегодную доплату 225 руб. и зачёт трёхгодичного плавания как двух кампаний.
Павел Степанович дорожил своим Св. Владимиром 4-й ст., носил его постоянно на шее на Владимирской ленточке. Он был на нём и в роковое мгновение в половине 7-го часа вечера на Малаховом кургане 28 июня (10 июля) 1855 г., когда адмирал был сражён французской пулей.
А Михаил Петрович после своей 3-й кругосветки будет произведён в капитана 1-го ранга с назначением командиром 13-го флотского экипажа.
Павла Нахимова Лазарев представит и к награждению Св. Анной 3-й ст. за попытку спасти выпавшего за борт матроса, но командование не согласится, поскольку матроса тогда спасти не удалось.
Павел Нахимов 13 декабря 1825 г. накануне декабристского мятежа отбыл в трёхмесячный отпуск на Смоленщину.
«Брат Иван в Вязьме, а я пишу из Белой. Почти две недели как мы с ним не виделись, хлопочет по хозяйству…в Городке. Уведомь попространнее насчёт производства в лейтенанты, что это значит ‒ Сергей перескочил 62 человека?» [21].
То и значит, что Сергей не зря женился на А. С. Шишмарёвой ‒ сестре своего экипажного командира контр-адмирала Г. С. Шишмарёва (1781‒1835 гг.), при котором состоял в Морском гвардейском экипаже адъютантом. Да, Сергей из пяти братьев Нахимовых отличался деловой хваткой, и вся его флотская служба пройдёт при Морском кадетском корпусе в Петербурге. В 1843 г. в чине капитан-лейтенанта он будет назначен экономом и казначеем Морского кадетского корпуса, затем в 1853 г. он уже контр-адмирал и помощник директора, и, наконец, в 1857 г. вице-адмирал и директор корпуса.
Иван, видимо, остался в Городке и до окончания отпуска помогал овдовевшему в 1818 г. отцу по хозяйству.
А Павел, возвращаясь из отпуска по Бельскому тракту, заглянет в Воло́чек, где родился в 1802 г., навестить своего крёстного Николая Михайловича Нахимова.
В 1826 г. 28 июля он будет переведён в 23-й флотский экипаж и направится посуху в Архангельск к Лазареву, который прибыл туда ранее.
На Соломбальской верфи шла достройка 74-пушечных кораблей «Азов», «Иезекииль» и 24-пушечного шлюпа «Смирный». На «Иезекииле» вахтенными мичманами состояли родственники Павла со Смоленщины: родной племянник Павла Степан Васильевич Воеводский из села Юрьева Бельского уезда и двоюродный брат Андрей Михайлович Нахимов из села Михайловского, что напротив Волочка через озеро.
К началу августа 1827 г. все три судна были полностью оснащены и вооружены, чтобы отправиться вокруг Скандинавии на Балтику.
Выйдя из Архангельска 5 августа 1826 г., отряд судов под командой капитана 1-го ранга М. П. Лазарева благополучно обогнул Скандинавский полуостров и встал 19 сентября на рейде Кронштадта.
Весной 1827 г. команда «Азова» доукомплектовывается и готовит судно к первой практической кампании в составе Балтийского флота. По просьбе отставного капитана-командора сенатора А. М. Корнилова, отца будущего героя обороны Севастополя, бывшего в приятельских отношениях с Д. Н. Сенявиным, в состав команды «Азова» включают мичмана Владимира Корнилова, списанного до этого из гвардейского экипажа.
Взоры Европы в те дни были обращены к Греции. Прогрессивные европейцы Байрон и Шелли, Пушкин и Рылеев, и многие другие искренне сочувствовали мужественным грекам, поднявшимся против своих поработителей-турок и истекавшим кровью в отчаянной и неравной борьбе. Их голоса воздействовали на общественное мнение, и европейские правительства решают вмешаться, чтобы спасти братьев по вере от гибели. В мае 1827 г. возникает тройственный антитурецкий союз России, Англии и Франции. Решено блокировать побережье Греции, чтобы воспрепятствовать подвозу войск и снабжения, в расчете на добровольное предоставление Турцией автономии подвластной ей Греции. 4 апреля 1826 г. между Россией и Англией был подписан в Петербурге протокол, положения которого давали право России и Англии совместно вмешиваться в ситуацию в Греции, а сама Греция имела право на независимость с оговоркой, что она должна при этом выплачивать Турции дань и находиться под её верховной властью. Позже этот протокол одобрила и подписала Франция.
Позже в том же 1827 г. в развитие этой договорённости была подписана Лондонская Конвенция, по которой стороны обязались предоставлять Турции своё посредничество в целях примирения с восстававшими греками на условиях, приемлемых обеими сторонами.
По секретной статье, предусматривались против Турции активные действия, если она откажется от сотрудничества в достижении мира.
Направлявшиеся к Греции союзнические эскадры поэтому намеревались до конца исполнять роль «примирителей», приняв решение только в случае попытки турок воспрепятствовать союзным державам исполнить роль посредников вынудить их подчиниться силой своего оружия.
В полночь на 10 июня 1827 г. на адмиральский «Азов» прибыл Император Николай Павлович в сопровождении послов Англии и Франции. В пять утра после подъёма на «Азове» императорского штандарта рейд Кронштадта огласился салютом со всех судов и крепостей. Затем были выполнены различные маневры под начальством самого Николая Павловича.
Команда «Азова» готовилась к визиту Государя особо: ружейными замками на баке были выложены два известных каждому моряку слова: «Гангут» и «Чесма» и оставлено свободное место с вопросительным знаком. Царь понял настроение своих моряков и, напутствуя русскую эскадру, высказался решительно: «Надеюсь, что в случае каких-либо военных действий поступлено будет с неприятелем по-русски». Эти слова относились не в последнюю очередь к сопровождавшим его послам союзных Англии и Франции.
В половине десятого Николай Павлович изволил приказать служить на всех судах молебствие, после чего отбыл на яхте «Дружба» к Петергофу. Эскадра в составе 12 различных судов по команде адмирала Д. Н. Сенявина построилась в ордер похода двух колонн и пошла на запад.
К британскому Портсмуту эскадру вел прославленный адмирал Д. Н. Сенявин, чьё умение действовать по-русски и со всей решительностью проявилось в сражении при Калиакре и у Афона, что было известно каждому на флоте, и многие молодые офицеры хотели походить на своего кумира.
Полтора месяца эскадра под флагом адмирала Сенявина шла к Англии.
Дмитрий Николаевич использовал это время для интенсивного обучения команд умению поддержать высокую боевую готовность судов в условиях похода. Он не мог не заметить на «Азове» элементы английских корабельных порядков, нередко переходивших рамки обоснованной жесткой требовательности. Став однажды свидетелем жестокой выходки офицеров «Азова» по отношению к матросам, Сенявин своим приказом отдал на три дня под арест капитан-лейтенанта Кутыгина, лейтенанта Нахимова и мичмана Розенберга за рукоприкладство и сквернословие, проявленное хотя и по усердию к службе, но не делающее чести офицеру.
Верный лучшим традициям русской военно-морской школы, исповедующей гуманное отношение к матросам, он не ограничился взысканием, а издал специальное наставление ‒ напутствие графу контр-адмиралу Логину Петровичу Гейдену, которому поручалось вести далее русский отряд в Средиземное море, включив туда вопросы взаимоотношений офицеров с матросами. Так, по его мнению: «…должно требовать с гг. офицеров, чтобы они чаще обращались к своим подчиненным, знали бы каждого из них и знали бы, что служба их состоит не только в том, чтобы командовать людьми во время работ, но что они должны входить и в частную жизнь их. Сим средством приобретут они к себе любовь и даже доверенность… Начальники и офицеры должны уметь возбудить соревнование к усердной службе в своих подчиненных одобрением отличнейших. Они должны знать дух русского матроса, которому иногда спасибо дороже всего» [22].
В продолжительных автономных плаваниях у чужих берегов Дмитрию Николаевичу удалось познать тонкости управления своими офицерами и матросами. Нам не известны случаи неповиновения или дезертирства на его кораблях, пребывавших в длительных изнурительных кампаниях в Средиземном море и плавании вокруг Европы.
Для лейтенанта Нахимова вмешательство адмирала Д. Н. Сенявина и его авторитетное мнение стало откровением, которое окончательно сформировало и привело в равновесие его служебное рвение и нравственные начала.
На «Азове» прекратились сцены насилия в отношении нижних чинов, что, безусловно, способствовало успешным действиям команды в предстоящем бою. В то же время нельзя отрицать, что большинство офицеров армии и флота той эпохи воспринимали физические методы воздействия на подчинённых им рядовых как продолжение отношений дворянина-помещика к своим крестьянам, находящимся в его частной собственности. Но на Черноморском флоте в целом физические методы воздействия достаточно широко применялись и при главном командире М. П. Лазареве, возможно, лишь с меньшей жестокостью.
Вот пример из 1852 г., как командир 31-го экипажа ЧФ и корабля «Храбрый» капитан 1-го ранга Ф. Д. Бартенев (будущий контр-адмирал, начальник гарнизона укреплений Северной стороны Севастополя) добивался ретивого исполнения службы. «Хотя на многих судах было принято, как бы за правило, чтобы при вызове всей команды наверх палубные унтер-офицеры, стоя у трапов, подгоняли запоздалых людей линьками (плётка из тонкого пенькового троса – прим. авт.), но Б. ввёл особенную экзекуцию: чтобы представить тёмную ночь, днём завязывали платком глаза команде, кроме палубных унтер-офицеров, а командир приказывал бить боевую тревогу, и тут-то палубные унтер-офицеры изощрялись в искусстве помогать линьками матросам находить (вслепую) места у своих орудий.
На фрегате «Кулевчи» командир капитан 2-го ранга И. А. Ендогуров во время парусных учений приказывал марсовым матросам брать воду в рот, после чего посылали на марсы и по реям крепить и отдавать паруса; по окончании учения, люди спускались на палубу и удаляли воду в вёдра. У кого же воды во рту не оказывалось, тому давали 25 и более линьков. Это командир практиковал для того, чтобы приучить команду работать тихо, не разговаривая между собой во время тяжёлой работы» [23].
«Командир брига «Эней» капитан-лейтенант А. И. Заводовский, чтобы отучить свою команду от пьянства, по возвращении в праздничные дни матросов на бриг, приказывал записывать имена пьяных матросов, и на другой день производилась порка их линьками, но когда по долгом времени этот способ не мог уничтожить пьянства, то Заводовский приказывал каждый день вызывать желающих и отпускать их на берег, и прекратить наказание. Вскоре не оказалось охотников съезжать на берег, потому что деньги были пропиты, а выдачу жалования матросам прекратили до прихода в Севастополь. Это было время крейсерства у берегов Кавказа, когда бриг стоял в Новороссийске на якоре для отдыха» [24].
«В апреле 1854 г., по выдержании экзамена (в Николаевской школе черноморских юнкеров), наш выпуск (18 человек) был отправлен на пароходе «Метеор» в Севастополь. Нас расписали по кораблям. Вместе со своими товарищами ‒ Попандопуло и двумя братьями Федоровскими, я был назначен на корабль «Великий князь Константин». 6 мая мы были произведены в мичмана. (Затем Скаловский был переведён в 37-й экипаж на корабль «Гавриил» подвахтенным мичманом – прим. авт.). В мае и в июне выходили по очереди в море. В одно из таких плаваний, во время своей вахты, я, стоя у пушки на баке, вёл разговор с молодым матросиком, что было замечено с юта командиром (капитаном 2-го ранга А. П. Спицыным – прим. авт.).
Неожиданно я слышу приказание старшего офицера К. П. Заса: «Скаловский, дайте 25 линьков тому матросу, который с вами разговаривает!» По исполнению этой экзекуции беседа наша, конечно, прекратилась. За обедом старший офицер спрашивает меня, знаю ли я, для чего было приказано дать 25 линьков матросу?
Я отвечаю, что не знаю и не понял ничего из этого; тогда старший офицер объяснил мне, что командир для того отдал приказание, чтобы я наперёд знал, как следует обращаться с матросами» [25].
Конечно, подобное не могло произойти на 12 судах, которыми командовал в разное время Нахимов.
Александр Петрович Спицын, заслуженный офицер, позже в обороне Севастополя он отвечал за 4-й бастион, и подобные привычки самодура в отношении матросов-защитников Севастополя вынужден был укротить.
Не всякий православный русский человек, какими в основном были черноморские матросы, мог безропотно сносить подобные издевательства и не ответить начальнику-садисту. Непокорного ожидало неправое разбирательство и помещение в острог. По некоторым данным, в Севастополе к началу осады в остроге и в плавучих тюрьмах на двух блокшивах (остававшихся на плаву списанных судах) содержалось до 7 тысяч арестантов. (А по авторитетному мнению мичмана М. И. Скаловского, командовавшего при обороне несколькими орудиями на правом фланге батареи «Грибок», арестантов в Севастополе набиралось до 9 тысяч!) Это при общей-то численности ЧФ вместе с вольными матросами менее 18 тыс. человек?!
Но то, что во всех трёх кругосветных плаваниях суда, ведомые Михаилом Петровичем Лазаревым, избежали катастрофы или значительных повреждений, а команды возвращались из суровых испытаний с небольшими утратами, в бодром состоянии, есть не только везение или следствие удачно сложившихся обстоятельств, а, прежде всего, результат расчётливой предусмотрительности, оправданного риска.
3. Россия на защите единоверцев—греков от геноцида Османской империи. Наваринское сражение 8 (20) октября 1827 года
Но вернёмся на эскадру Балтийского флота, спешащую на помощь единоверцам под флагом адмирала Д. Н. Сенявина. 27 июля она вышла к Портсмуту и расположилась фертоинг (одновременная постановка на два якоря с носу в бухтах со значительным приливно-отливными течениями) на Спитхедском рейде. Из неё был выделен отряд в составе 4 кораблей, 4 фрегатов, корвета и двух бригов для следования в Средиземное море к берегам Греции.
На «Азове» Павел Нахимов распрощался со стоявшем под его началом гардемарином Григорием Левицким, земляком по Вяземскому уезду. Павел поддерживал его в походе, зная по своему опыту, как непросто освоить флотские премудрости. Тремя десятилетиями позже в начале января 1855 г., когда Севастополь отбивался от наседающего неприятеля, Григорий Павлович Левицкий, уволенный от флотской службы надворный советник (это соответствует званию капитана 2-го ранга), подал Его Императорскому Величеству прошение: «…Изъясняя, что имел счастье служить во флоте, и желая чем-либо явить свою глубочайшую верноподданническую преданность Государю и Отечеству, он устроил в имении своем Смоленской губернии, Вяземского уезда в селе Букареве пристанище трём инвалидам морского ведомства, сражавшимся в настоящей войне, которых обязуется снабжать всем, что будет нужно для их спокойствия. …А в дни празднования ангелов незабвенных для Левицкого командиров его: Михаила Петровича Лазарева и Павла Степановича Нахимова, будет отпускаться пшеничная мука и масло на пироги. Баня еженедельно». По докладу Государю Императору о предложении помещика Левицкого Его Величество высочайше повелеть изволил: «Предложение сие принять и Г. Левицкого благодарить» [26].
Непродолжительного совместного его плавания оказалось достаточно, чтобы Левицкий на всю жизнь сохранил свое юношеское восхищение необычайными человеческими качествами Павла Степановича.
Далее русские боевые суда поведёт граф контр-адмирал Л. П. Гейден, державший свой флаг на «Азове». Начальником его штаба был назначен командир «Азова» капитан 1-го ранга М. П. Лазарев 2-й (Лазаревым 1-м был его старший брат капитан 1-го ранга Андрей Петрович).
1 октября русская и английская эскадры соединились у острова Занте, на следующий день подошла и французская эскадра.
Турецко-египетскими войсками и флотом командовал энергичный 38-летний Ибрагим-паша, сын правителя Египта Мухаммеда-Али. Он сам выбрал Наваринскую гавань в качестве основной своей базы на минимальной дистанции от Египта. Именно через Наварин он успел незадолго до этого высадить 75-тысячное войско, здесь же укрывалась основная часть флота. Поэтому задача блокады для союзников сводилась к проблеме Наваринской бухты.
Командующий объединенной эскадрой британский вице-адмирал Э. Кодрингтон направил послание Ибрагиму от имени участников Тройственного союза с требованием возвратить флот в Александрию, чтобы не доводить отношения до неприязненных действий. Ибрагим ответил, что сам принять решение не полномочен и пошлёт бриг в Константинополь испросить согласия, а также обещал на это время войск не высаживать и кораблей из гавани не выводить.
Старая добрая Англия, известная своим вечным лукавством, отнюдь не стремилась к кардинальным переменам на Балканах, опасаясь усиления позиций православной России, а просто хотела устранить некий дискомфорт своим интересам в Средиземноморье в связи с окрепшим союзом Турции и Египта.
Знакомая проверенная тактика: разделяй и властвуй, и ничего более. Тот же Лондонский трактат трёх (Тройственный союз) царствующих дворов ‒ российского, британского и французского ‒ содержал обязательства восстановить греческую государственность, избегая сколько возможно, неприязненных действий с турками, и с этой целью участники союза послали свои флоты к берегам Мореи и в Архипелаг.
1 октября на меридиане о. Занта русская эскадра встретила английский флот под флагом вице-адмирала Кодрингтона. Командующий русской эскадры контр-адмирал Л. П. Гейден без промедления отправился на «Азию» для переговоров с ним. При встрече британский адмирал признался, что давно его ожидал и что прежде нашего прибытия турецкий и египетский флоты смогли прорваться из Кандии в Морею (остров Пелопонес) и стоят в настоящее время в порту Наварин, что флот их составляют 3 линейных корабля, 5 двухдечных фрегата, 13 больших фрегатов (от 36 до 60 орудий на каждом), 30 корветов, 10 бригов, 31 транспорт с десантом и провизиею, которые почти все вооружены (десант, кроме настоящих корабельных команд, до 5 тысяч), и 7 брандеров. Рассказал также, что он имел переговоры с Ибрагим-пашой ‒ сыном египетского паши, главнокомандующим сухопутными и морскими силами; требовал от него от имени трёх дворов в силу Лондонского трактата, чтобы он непременно оставил Наварин и возвратился обратно в Александрию и что в противном случае дойдёт дело до неприязненных действий.
На что тот отвечал, что он сам собою не может решиться, но пошлёт бриг в Константинополь испросить разрешение и до тех пор, пока оный не возвратится, не будет ни высаживать войск на берег, не вышлет ни одного судна в море, что ему и было дозволено.
Но не прошло и трёх дней, как коварный Ибрагим изменил своему слову.
Английский адмирал, имея недостаток в питьевой воде, нарочно ночью, чтобы не дать заметить своего отсутствия, спустился к острову Зант. Но Ибрагим, узнавши об этом, сейчас же вышел со своим флотом из Наварина и полетел в Патрас ‒ порт Мореи, лежащий от Наварина к северу и занятый турками.
Кодрингтон, будучи извещён через своих крейсеров, немедленно вышел из Занта, догнал его и заставил возвратиться обратно в Наварин без всяких неприязненных действий.
Кодрингтон тогда предложил: когда придёт французский флот, крейсирующий неподалёку к востоку, собраться трём адмиралам, написать к Ибрагиму и требовать от него решительного ответа.
На другой день пришёл французский флот, состоящий из 3 линейных кораблей, 2 фрегатов, одного брига и шхуны, которым командовал контр-адмирал де Риньи. Немедленно наш и французский адмиралы были потребованы для совещания. Они решили послать ноту Ибрагиму с требованием немедленно оставить Наварин и вернуться в Александрию.
Но нота не была принята под предлогом, будто самого Ибрагима нет в Наварине и без него никто не вправе принять ноту.
Посовещавшись, адмиралы принимают единственно возможное в этой ситуации решение, тем более что наступала пора бурных штормов, затрудняющая патрулирование и блокаду побережья Греции и многочисленных её островов от возможных высадок турецких войск а именно: войти в Наваринскую гавань и через грозное присутствие соединённых эскадр предупредить кровопролитие. Вследствие чего 7 октября адмиралом Кодрингтоном был отдан приказ, в котором он детально распишет порядок вступления эскадр в бухту и места для постановок их линейных кораблей и фрегатов.
Ежели время позволит, прежде, нежели какие-либо неприязненные действия будут сделаны со стороны турецкого или египетского флота, судам стать фертоинг со шпрингами.
Ни одной пушки не должно быть выпалено с объединённого флота прежде, нежели будет на то сигнал. Разве только в таком случае, что откроют огонь с неприятельского флота, в таком случае те из судов должны быть истреблены немедленно.
В случае настоящего сражения и могущего случиться какого-либо беспорядка советую привести себе на память слова Горацио Нельсона: «Чем ближе к неприятелю, тем лучше».
Таким образом, объединенная англо-франко-русская эскадра включала 10 линейных кораблей и 10 фрегатов с 1298 орудиями, из которых 4 русских линейных корабля и 4 фрегата.
Турецко-египетский флот, укрывшийся в Наваринской гавани, имел 73 боевых судна: 3 линейных корабля, 23 фрегата, 40 корветов, бригов и других судов с 2224 орудиями, 8 брандеров, 50 вооруженных пушками транспортов и купеческих судов, береговые батареи с 145 пушками. Суда в гавани были расставлены полумесяцем, концы которого упирались в береговые батареи.
В первой дуге стояли тяжелые боевые единицы ‒ линейные корабли и фрегаты, во второй ‒ корветы и бриги, остальные образовывали третью дугу и располагались глубже в гавани. Дуги имели разрывы, позволяющие задним судам вести стрельбу одновременно с передними. Все размещалось в точном соответствии с диспозицией капитана Летелье ‒ французского наемника турок.
Кодрингтон оценил такую расстановку сил противника, как прекрасно составленный план.
План самого Кодрингтона, похоже, вообще не предполагал генерального сражения, был отдан приказ не открывать первыми стрельбу, палить только по тем, кто ведет стрельбу. Тем не менее, русской эскадре было предписано занять центральное место и левый фланг полумесяца напротив 11 наиболее боеспособных турецких судов в первой линии и не менее сорока судов второй линии, а против десяти судов французов и англичан ‒ десять турецких в первой линии и двадцать во второй.
Наиболее мощные орудия несли линейные корабли. На четырёх российских ‒ это были бомбовые пудовые единороги и 36-фунтовые пушки, на 3-х английских и 3-х французских ‒ артиллерия должна была быть не меньшего класса.
Можно допустить, что собравшийся в бухте турко-египетский флот, выстроенный при активном содействии корабелов Британии и Франции, имел также подобные орудия на своих 3 линейных кораблях. Но основные их силы были представлены 23 фрегатами, вооружение которых ограничивалось 32-фунтовыми, 24-фунтовыми и орудиями меньших калибров. Конечно, и 12-фунтовая пушка своим ядрышком в 9 кг способна была изорвать паруса и обрушить такелаж, но пробить борт или вызвать серьёзные разрушения на верхней палубе ей было не под силу. Поэтому число артиллерийских стволов противоборствующих в сражении сторон: 1298 ‒ объединённой европейской эскадры и 2224 ‒ турко-египетской ещё ни о чём не говорит. Заметное количественное преобладание малокалиберных артиллерийских орудий у наших соперников не могло дать качественного перевеса в артиллерийской дуэли 8 октября.
Решающим в сражении окажется более чем троекратное превосходство союзной эскадры в линейных кораблях и их вооружении. В итоге противник не смог в течение трёх с половиной часов боя ни сжечь, ни потопить ни одно судно союзников, получив при этом полный разгром своих сил.
Кодрингтон до последнего надеется склонить Ибрагима, если не к уступкам, то к переговорам, но надменный и вероломный магометанин тут же нарушает свои обещания и на контакт не идёт. Флагман союзной эскадры окончательно решается на демонстрацию силы.
В час пополудни 8 (20) октября с английского флагмана «Азия» вице-адмирал Кодрингтон сделал сигнал спуститься в две колонны в Наваринскую гавань и приготовиться к атаке неприятеля.
Когда «Азия» адмирала Кодрингтона, пройдя остров Сфактирию, подходила к гавани, турецкий офицер с переводчиком, прибыл к нему на борт для сообщения, что Ибрагим-паша никаких приказаний о разрешении входа союзной эскадры в Наварийский порт не оставлял и потому требует, чтобы адмирал не шёл. На сие адмирал отвечал, что после вероломного нарушения данного слова Ибрагимом он истребит весь флот, если хоть один выстрел будет сделан в союзников.
В 2 часа 25 минут английский флот прошёл крепости и стал на своём месте на якоря, а вслед за ним и французские суда вошли в гавань, и стали на якоря в определенных диспозицией местах.
На египетский флагман посылали парламентера, чтобы использовать последний шанс, но командующий турецко-египетского флота Мухарей-бей полномочий от Ибрагима-паши не имел.
Все это время молчит крепость на входе в гавань, молчат береговые батареи и не стреляют с кораблей. Французские суда всё ещё устанавливаются, а русская эскадра под флагом контр-адмирала Л. П. Гейдена, пропуская замешкавшихся французов, лежит в дрейфе (по предварительному плану объединенная эскадра должна была вступать в гавань одновременно двумя колоннами).
Самонадеянные Мухарем-бей и Тахир-паша рассчитывали, что их численное превосходство окажется решающим, но на этот раз они просчитались.
«Неприязненные действия в Наваринской бухте в этот день развивались следующим образом: Английский фрегат «Дартмунд» направляет к турецкому брандеру шлюпку, чтобы отвести его на безопасное для союзных кораблей расстояние. Возникает ружейная перестрелка, переросшая в артиллерийскую, и тогда сражение становится общим.
Русская эскадра в кильватере втягивается в гавань, осыпаемая смертоносным градом всего левого фланга противника. «Азов» неумолимо движется вперед на свою позицию в центр дуги, разворачивается на 180º и уверенно становится правым бортом к туркам, отдает якорь вместе со шпрингом от якорного рыма на корму и вступает целиком в сражение.
Разворот парусных судов осуществляется с использование передних косых парусов ‒ кливеров. Турки, по примеру англичан, начинали бой с обстрела парусов и такелажа, кливерам было особое внимание. Павел Нахимов, командуя парусами и артиллерией на баке, сражался, таким образом, на самом ответственном и опасном месте на верхней палубе «Азова».
В 3 часа «Азов» положил якорь в назначенном месте и развернулся посредством шпринга вдоль борта турецкого линейного корабля и двухдечного фрегата под турецким адмиральским флагом и ещё одного фрегата. Остальные корабли и фрегаты по примеру флагмана прорывались сквозь завесу ядер и дыма, в точности занимая свои позиции. Второй в нашей колонне «Гангут» в дыму немного оттянул линию, потом заштилился и целым часом опоздал прийти на своё место. В это время «Азов» выдерживал огонь шести неприятельских судов и именно тех, которых должны были занять наши корабли. О, любезный друг, казалось, весь ад разверзнулся перед нами! Не было места, куда бы ни били, ни сыпались книпеля, ядра и картечь. И ежели бы турки не били нас очень много по рангоуту, а били всё в корпус, то я смело уверен, что у нас не осталось бы и половины команды. Надо было драться с истинно особенным мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников, стоящих вдоль нашего правого борта.
Когда же «Гангут», «Иезекииль» и «Александр Невский» заняли свои места, тогда нам сделалось несравненно легче. Вскоре после сего пришёл ещё французский корабль «Бреславль», не нашедший в своей линии места, встал на якорь у нас под кормой и занял линейный корабль, совершенно уже избитый нами. Тогда, повернувшись всем лагом к фрегатам, мы очень скоро их разбили.
В 6 часов кончилось сражение совершенным истреблением всего турецкого и египетского флота. В продолжение сражения взорвано на воздух 15 судов, не включая 7 брандеров. До 6 судов было пленено. И я не понимаю, как ни одно судно из соединённого флота не сгорело во время сражения» [27].
Союзные эскадры оставались в Наварине до 13 октября и, исправив самые опасные для живучести судна повреждения и восстановив способность корабля к выходу в открытое море, доплелись к 27 октября на Мальту.
Самые значительные повреждения были на «Азове»: он получил 153 пробоины, в том числе 7 подводных, и лишился 24 человек убитыми и ранеными. Из 34 матросов, сражавшихся на баке под командой лейтенанта Нахимова, погибло 6 и было ранено 17. Два раза Павел Нахимов с подчинёнными гасил пожар.
«Положение англичан в Наварине, ‒ справедливо отмечал современник, ‒ можно уподобить их положению при Ватерлоо, и если бы здесь адмирал граф Гейден, подобно как там сделал Блюхер, не прибыл бы вовремя, то г. Кодрингтон подвергнул корабли свои совершенному истреблению» [28].
«Сражения кровопролитнее и губительнее едва ли когда флот имел. Сами англичане признаются, что ни при Абукире, ни при Трафальгаре ничего подобного не видали», ‒ писал Нахимов другу Михаилу [29]. Надо думать, что это совпадало и с мнением М. П. Лазарева, участника Трафальгара. Заслуга победы принадлежит в первую очередь артиллерии: русским комендорам в Наваринской дуэли не было равных. Точность и темп стрельбы, умение командиров концентрировать огонь на решающем направлении неизменно подавляли противника, не позволяя ему наносить нашим судам существенный урон.
«Азов» свое боевое крещение выдержал с честью. Пострадав более других, он стал первым боевым российским кораблем, награжденным Георгиевским кормовым флагом (до этого практиковались награждения стеньговым Георгиевским флагом).
Получили своё боевое крещение и большинство участников сражения ‒ члены команд русских кораблей. На «Азове» бесстрашно сражались на своих постах мичман К. И. Истомин, будущий полный адмирал, его младший брат гардемарин В. И. Истомин, мичман В. А. Корнилов, отвечавший за действия трёх орудий гон-дека (нижней палубы); лейтенант П. С. Нахимов, управлявший парусами на баке и командовавший носовыми орудиями; лейтенант Е. В. Путятин, лейтенант И. П. Бутенев, потерявший в бою руку.
На корабле «Иезекииль» родной племянник Павла Степановича ‒ мичман С. В. Воеводский, средний из братьев ‒ мичман А. И. Истомин, мичман В. С. Завойко, будущий генерал-майор от флота, а затем и полный адмирал, бесстрашный защитник Петропавловска-на-Камчатке в Восточную войну и многие другие безвестные и ставшие впоследствии известными моряки.
Наваринский бой завершился к 6 часам вечера. Зарево от догорающих вражеских судов не давало южной ночи вступить в свои права. Временами раздавались взрывы, и к небу поднимались искрящиеся обломки, салютуя утомленным победителям.
Русская эскадра в Наварине потеряла погибшими 65 человек и ранеными 141, французы ‒ 43 и 141, англичане ‒ 79 и 205, соответственно; потери турок и египтян оценивались до 5 тысяч.
Погибших российских матросов и офицеров похоронили на острове Сфактирия.
Спустя 45 лет экипаж клипера «Жемчуг», посетившего под командою контр-адмирала Г. И. Бутакова этот остров, установил памятник на месте погребения наших соотечественников. Позже был выстроен небольшой православный храм во имя Вознесения Иисуса Христа.
Сам Павел Степанович во все время боя не сходил с верхней палубы, отвечая за паруса на баке и баковую артиллерию. Два раза с подчиненными одолел пожар и гасил панику.
На всю свою оставшуюся флотскую жизнь он запомнит то благоразумие, хладнокровие, с каким распоряжался командир «Азова» М. П. Лазарев и будет стараться следовать этому образцу командира.
Подробное, безукоризненное в профессиональном плане описание лейтенантом Павлом Нахимовым в письмах своему однокашнику по кадетскому корпусу обстановки перед боем и самого сражения так и останется бесценным свидетельством той героической эпохи, когда Россия бескорыстно явилась на выручку братьям по вере. Работа известного потомственного мариниста Сергея Варленовича Пена, знатока корабельной архитектуры, передаёт напряжение грандиозного сражения на воде, в котором участвовало более сотни кораблей, фрегатов, корветов и более мелких судов.
Всякий раз, любуясь полотном, не оставляющим никого равнодушным, не могу не отметить некоторые отступления живописца от реальной боевой обстановки, в который действовал легендарный «Азов».
По согласованному накануне порядку размещения судов, российские корабли и фрегаты становились к дуге турецких боевых судов своим правым бортом, носом к проливу, на случай, если пришлось бы срочно выбираться из бухты. Поэтому «Азов» оказался замыкающим в линии наших четырёх фрегатов и трёх кораблей, и Андреевские флаги за его кормой не могли оказаться, они были по его носу. А на полотне «Азов» палит левым бортом.
Обладатель контр-адмиральских эполет, тот, что с подзорной трубой, 55-летний Логин Петрович Гейден выглядит моложе своих лет, а коренастый капитан 1-го ранга Михаил Петрович Лазарев на капитанском мостике не обнаруживается.
Два орудия, показанные в центре, видимо, 24-фунтовые короткие пушки-карронады. Они, как правило, стояли на баке и использовались в качестве ретирадных на корме, при том что строгого описания артиллерийского вооружения «Азова» до нас не дошло.
Одежда матросов включала тёмно-серую куртку и серые посветлей брюки, на ногах были сапоги. Настил палубы показан доской, какую не применяли, она должна быть в полтора раза ′уже.
Такой исход сражения и новая расстановка сил в Средиземноморье не отвечали политике британских правящих кругов, недовольных тем, что Кодрингтон не сумел воспротивиться разгрому турецко-египетского флота. Участие английской эскадры в сражении было расценено в Англии как досадная случайность. И будто бы король в сердцах адресовал Э. Кодрингтону такие слова: «Посылаю тебе награду, хотя ты достоин веревки».
Это не мешает англичанам теперь, спустя более полутора веков, вспоминать Наваринское сражение как великую победу англо-французского флота, разве что припомнят, сражавшегося на русском флагманском «Азове» М. П. Лазарева, служившего в своё время волонтёром в британском флоте и участвовавшего на стороне англичан в Трафальгарском сражении. При этом действительно блестящую во всех отношениях победу русского оружия в Синопе 18 ноябре 1853 г. упрямо относят в разряд кровавой бойни!
Успех русского оружия был отмечен наградами императора Николая I: Л. П. Гейден получил Георгия 3 ст., командир «Азова» М. П. Лазарев был произведён в контр-адмиралы, командир «Гангута» А. П. Авинов ‒ Св. Владимира 3 ст., командир фрегата «Константин» С. П. Хрущов ‒ Св. Анны 2 ст. Все командиры шести российских судов были также награждены французами орденом Св. Людовика, англичанами ‒ орденом Бани.
Из обер-офицеров лейтенант И. П. Бутенёв, лейтенант Павел Нахимов получили орден Св. Георгия 4 кл., мичман Степан Воеводский на «Иезекииле» получил Св. Анну 3 ст. с бантом. Мичман Е. В. Путятин на «Азове» был произведён в лейтенанты и награждён орденом Св. Владимира 4 ст. Мичмана В. А. Корнилов и К.И. Истомин получили Св. Анну 4 ст., гардемарин В. И. Истомин ‒ Знак отличия военного ордена (солдатского Св. Георгия, совсем недавно учреждённого Государем Александром I).
Нахимов, как и другие наиболее отличившиеся участники Наварина, получит в 1835 г. высший греческий орден Спасителя. Корнилов и Константин Истомин, стараниями Лазарева, годом позже тоже. Греция, приобретя, наконец, государственность, помнила заслуги своих доблестных единоверцев из России, не раз приходивших ей на помощь. Интересно, что по статуту ордена Спасителя, награда должна была быть возвращена правительству Греции по кончине кавалера.
С награждением мичмана Корнилова, не покидавшего батарейную палубу и свой расчёт у трёх орудий во всё время боя, происходит необъяснимое. К тому же мы не знаем, на каком борту размещались его три орудия: на правом, противостоящим основным турецким силам, или левом, не имевшем практически целей для поражения противника, поскольку наши 6 судов последними помещались на свои места, когда англичане уже вступили в артиллерийскую дуэль с противником, и цели с левого борта «Азова» были скрыты английскими судами.
По представлению командира «Азова» капитана 1-го ранга Лазарева, мичман Владимир Корнилов, командовавший в Наваринском бою тремя пушками нижнего дека и «действовавший как весьма деятельный и храбрый офицер», командир российской эскадры контр-адмирал Л. П. Гейден полагал 13 ноября 1827 г. наградить среди прочих отличившихся орденом Св. Анны 3-го класса (так в подлиннике). “На подписанном Собственною Его Величества рукою написано тако: Анна 4”. Видимо, Николай Павлович имел возможность получить более детальное описание участия «Азова» в бою с персональной оценкой действий офицеров корабля [30].
Такую же награду получат мичмана К. И. Истомин 1-й, старший из трёх братьев Истоминых и средний Андрей, сражавшийся на «Иезекииле».
«Клюква», как тогда в мирном быту называли орден Св. Анны 4-й ст., носился как подвеска на темляке к эфесу палаша или сабли и считался самой младшей наградой за боевые заслуги.
Анну 4-й степени Корнилов воспринял как унижение и обратил своё разочарование Лазареву. И свершилось нечто экстраординарное, просто чудо! В формуляре мичмана Владимира Алексеевича Корнилова появится запись, датированная 21 декабря 1827 г. о награждении героя Наваринской битвы французским Королевским орденом Св. Леопольда меньшего креста и британским почётным рыцарским орденом Бани, занимавшем 4-е место после ордена Подвязки, ордена Чертополоха и ордена Св. Патрика в иерархии наград Британской империи [30].
Понятно награждение этими почётными орденами командиров наших 4 кораблей и двух фрегатов. Но встраивание в их кампанию безызвестного 21-летнего мичмана, одаряя его орденом Бани с рыцарским достоинством и возводя в круг кавалеров ордена св. Леопольда?! Да такого при жизни надо было поместить под стекло!
Ни мичмана К. И. Истомин и А. И. Истомин, В. С. Завойко, А. И. Панфилов, С. В. Воеводский, как и прочие мичмана, принявшие участие и реально отличившиеся на различных кораблях и фрегатах в бою 8 (20) ноября, не удостоились таких почётных зарубежных наград! Так же, как и отвечавший за действия трёх орудий на батарейной палубе с правого борта мичман Е. В. Путятин, представленный за боевую доблесть к ордену Св. Владимира 4 ст. и внеочередному производству в лейтенанты.
Как твёрдохарактерному М. П. Лазареву удалось договориться с командованием наших союзников и получить у них ордена и дипломы на них? Ясно одно ‒ отношения командира «Азова» капитана 1-го ранга М. П. Лазарева и мичмана В. А. Корнилова уже тогда выходили за рамки чисто служебных.
А может, на Мальте приветливый мичман приглянулся тем, кто искал случай найти особые отношения с российскими флотскими офицерами?
На «Азове» отличился и гардемарин Владимир Истомин, получивший совсем недавно учреждённый для награждения нижних чинов знак Георгиевского ордена.
Так чем тогда оказался обязан заслуженный мореход и бесстрашный боевой моряк Михаил Петрович Лазарев навязанному по рекомендации Д. Н. Сенявина неприкаянному стажёру, которого он не смел поставить на место? Зачем самому Корнилову нужны были эти знаки, ни о чём не свидетельствующие и которые никто и никогда не видел на его груди?
Доступные архивные источники не дают ответов на эти вопросы, в то же время они могли бы объяснить дальнейший стиль поведения и странные поступки Корнилова при восхождении его к командным высотам на Черноморском флоте.
Так щепетильный в этих вопросах капитан 2-го ранга И. А. Шестаков, откликнувшийся по возвращении из Англии на гибель Корнилова биографическим очерком «Владимир Алексеевич Корнилов», о пристрастии Корнилова к наградам не знал, и выразил своё виденье награждения Корнилова орденом Св. Анны 4 ст. за участие в Наварине так: «Михаил Петрович не любил торопиться в делах некоторой важности и не баловал подчинённых, не уверясь предварительно в твёрдости выказанного ими направления; поэтому Корнилов получил во всю кампанию (за участие в Наваринском бою) только орден Св. Анны 4-й степени» [31].
Уважаемый Иван Алексеевич здесь не прав, уже в первые месяцы службы на «Азове» отношения между командиром корабля и мичманом Корниловым сложились особые, именно сам Лазарев поторопится авансом отметить распознанные в своём подопечном задатки будущего успешного офицера, представив его на орден Св. Анны 3 ст.
Из 34 подчинённых лейтенанта Нахимова 2-го на баковой батарее «Азова» 6 были убиты и 17 ранены. Сам командир бакового расчёта Павел Нахимов не получил и царапины.
Эскадра была отведена на Мальту для отдыха и устранения повреждений. «Азов» c трудом оправился от многочисленных ран, и его героическая биография, видимо, по этой причине, завершилась на Балтике уже в августе 1831 года.
Нахимов, по представлению Л. П. Гейдена, награждается 14 декабря вне очереди следующим чином капитан-лейтенанта и орденом Св. Георгия 4-го класса, поскольку «действовал с отличною храбростью и был причиною двукратного потушения пожара» [32].
И пока эскадра пребывала в Ла Валлетте, в марте 1828 г. в торжественной обстановке и с участием союзников на «Азове» были подняты Георгиевский кормовой флаг и Георгиевский гюйс. «Азов» оказался в Российском Императорском флоте первым, удостоенным кормового Георгиевского флага. За ним, как известно, в 1829 г. последует бриг Черноморского флота «Меркурий», вышедший под командой капитан-лейтенанта А. И. Казарского победителем в неравной схватке с тремя турецкими линейными кораблями.
Царь отметил и заслуги адмирала Д. Н. Сенявина, готовившего русскую эскадру к боевому походу к берегам Греции, пожаловав ему бриллиантовые знаки к ордену Св. Александра Невского.
Капитан-лейтенанта Нахимова одновременно переводят в 23-й экипаж. Наверняка здесь не обошлось без авторитетного мнения Лазарева, тем более что Михаил Петрович был начальником штаба Гейдена, и письмо Меншикову составлял, скорее, он. И Павел Степанович не разочаровал уважаемого адмирала. Нахимов принял корвет 15 августа после карантина в удручающем антисанитарном состоянии, а 23 февраля 1829 г. привел на рейд отремонтированный и перевооруженный 20-пушечный корвет «Наварин», «ныне могущий быть образцовым в каждом лучшем европейском флоте» [33].
Новое имя корвету, как повелось в царствование Николая Павловича, дал он лично.
Сохранились воспоминания капитан-лейтенанта А. П. Рыкачёва, в которых он метко характеризует своего коллегу по службе. «Вскоре после сражения я видел Нахимова командиром призового корвета «Наварин», вооружённого им в Мальте со всевозможной морской роскошью и щегольством на удивление англичан, знатоков морского дела». Что было необычно, поскольку турецкий корвет «Нассаби-Сабах» (Восточная звезда) был добротной английской сборки. «В глазах наших, тогда его сослуживцев в Средиземном море, он был труженик неутомимый. Я твёрдо помню общий тогда голос, что Павел Степанович служит 24 часа в сутки. Никогда товарищи не упрекали его в желании выслужиться тем, а веровали в его призвание и преданность самому делу. Подчинённые его всегда видели, что он работает более их, а потому исполняли тяжёлую службу без ропота и с уверенностью, что всё, что следует им, или в чём можно сделать облегчение, командиром не будет забыто» [34].
4. Последствия победы при Наварине
Христианская Греция была избавлена от реального геноцида своего народа и вскоре, в 1829 г., смогла обрести автономию, а в 1830 г. и полную независимости от Турции, восстановив тем самым свою государственность. Англию, как всегда, нервировало присутствие России в Средиземноморье, и русская эскадра перемещается с Мальты на остров Порос в Эгейском море. Всё торговое сообщение Турции через Мраморное море было прекращено.
Уже в декабре 1827 г. султан Махмуд II расторг прежние двусторонние договорённости и вступил в войну с Россией.
Николай I ответил нашему южному соседу спустя четыре месяца ‒ 26 апреля 1828 г. объявив о вступление Российской Империи в войну с Портой, и уже в период с 8 по 15 мая были заняты территории Молдавского и Валахского княжеств.
А неделей ранее, 21 апреля 1828 г. «Иезекиилю» (конкретно лейтенанту А. П. Рыкачёву) из русской эскадры удалось захватить египетский корвет английской постройки и оснащения «Нассаби Сабах» («Восточная звезда»). Корвет перевозил в Александрию несколько сотен турецких солдат и 12 невольников ‒ греческих детей обоего пола.
Команда корвета была передана греческим властям для обмена на греков, находящихся в плену у турок, а детей сдали в распоряжение графа Каподистрии, временного главы греческого правительства. Остальные турки отданы Ибрагим-паше [35].
Гейден оставляет захваченный корвет при своей эскадре, и у него не возникает сомнений кому вручить этот приз: «…Командиром же на сей корвет я назначил капитан-лейтенанта Нахимова, как такого офицера, который по известному мне усердию и способности к морской службе в скором времени доведет оный до лучшего военного порядка и сделает его, так сказать, украшением вверенной мне эскадры» [36].
В это время эскадра, с целью обеспечения защиты греков от реванша османов, включается на 2 года в блокаду Дарданелл, и «Наварин» с эскадрой крейсирует в Архипелаге.
В состав сил блокирования включен и фрегат «Александра», прибывший в качестве пополнения с Балтики, на нем несёт службу старший брат Павла лейтенант Иван Степанович Нахимов 3-й, получивший за крейсерство в Архипелаге по возвращении в Кронштадт в 1830 г. орден Св. Анны 3 степени.
Павел Степанович писался в год Наварина Нахимов 2-й, а Нахимовым 1-м числился на флоте Платон Степанович.
Платон Степанович выйдет в отставку 5 октября 1827 г. в чине капитана 2-го ранга с сохранением права ношения мундира и с 1 октября 1834 г. более десяти лет будет служить инспектором студентов при Императорском Московском университете.
Таким образом, в Средиземноморской кампании 1827‒1830 гг. участвовали трое из смоленской ветви Нахимовых: капитан-лейтенант Павел, лейтенант Иван и старший сын их сестры Анны Степановны мичман Степан Воеводский. Думается, они не раз имели случай встретиться втроём на Мальте, обменяться новостями и вспомнить далёкую Смоленщину.
Командующий русской эскадрой адмирал граф Гейден Логин Петрович (происходит из старинного вестфальского графского рода, полное имя — граф Людвиг-Сигизмунд Густав фон Гейден) 1772‒1850 гг., поступил в Российский флот в 1795 году, участвовал в средиземноморских походах Ф. Ф. Ушакова, в сражениях со шведами в 1811 году. Его сыновья Фёдор и Александр сражались вместе с отцом в Наваринском бою. Александр в бою навсегда оглохнет. Как следует из семейного предания, он забыл перед очередным залпом открыть рот. Третий сын Логин Логинович также был моряком и полным адмиралом.
Логину Петровичу благодарные сослуживцы подарят две уменьшенные копии азовских пушек, отлитых из бронзы и способных стрелять небольшими ядрышками, а также портрет, рама к которому была выполнена из обшивки разобранного уже к 1833 г. «Азова».
Его внук граф Петр Александрович Гейден приобретает имение Хмелита в Вяземском уезде на Смоленщине, привозит эти вещи деда туда. Внук П. А. Гейдена Владимир Владимирович Волков-Муромцев, родившийся в Хмелите и почивший в эмиграции в Швеции в 2000 году, вспоминал: «Что же до орудий, то в обычные дни они стояли в большом доме, перед лестницей. А на Пасху в ночь их выкатывали на газон перед усадьбой, и кузнец принимался из них палить. Начинался настоящий салют» [37].
И этот салют, слышимый по всей округе, давался одновременно и в честь адмирала Л. П. Гейдена, и в честь П. С. Нахимова, сражавшегося лейтенантом в Наварине на «Азове». Грохот выстрелов достигал Нахимовского Городка, что в 8 км на юг. Нахимовых там уже не было, в конце 60-х годов XIX века сельцо стало принадлежать вяземским дворянам Кудрявцевым, а после Великой Отечественной 1941‒1945 гг. его следы окончательно исчезли. Вскоре и храм в честь Нерукотворного образа Христова, где крестили Ивана, Павла, Сергея Нахимовых, Льва Кавелина (архимандрит отец Леонид наместник Троице-Сергиевой лавры) и его сестру Александру Кавелину, был разобран до основания.
А на пушки в округе мода так и осталась. В Дугине перед господским домом Паниных можно было видеть полевую пушку ещё в начале XX века.
Портрет адмирала Л. П. Гейдена в «азовской раме» был вывезен в Гражданскую войну за рубеж и находится ныне в шведском Мальме.
Спустя месяц после Наварина, Павел выберет время написать Рейнеке о событиях, участником которых ему суждено было стать. Он составляет практически подробный отчет о действиях русской эскадры, прикладывает свой план Навринского сражения, приказ Кодрингтона. Затем шлёт вдогонку еще одно письмо с уточнениями. Он знает, что в Архангельск, где Михаил с 1826 года в течение пяти сезонов должен был выполнять съемку Белого моря, подробная информация иначе не скоро дойдет или не дойдёт никогда. Как всегда Павел меньше всего пишет о своей роли, но Михаил, прекрасно зная его характер, понял, что Павел был в самом пекле и действовал достойно, и лишь поэтому у него есть потребность изложить все другу.
Можно себе представить, сколько раз эти исписанные ровным нахимовским почерком листики перечитывались наедине и в компаниях, непременно проникаясь гордостью за Россию, пришедшую на помощь единоверцам, за Российский флот, за друга Михаила лейтенанта Нахимова.
В экспедиционной партии Рейнеке состоял выпускник штурманских классов в Кронштадте П. К. Пахтусов. Позже, в 1832‒1833 гг. он возглавит свою экспедицию по обследованию и описанию юго-восточной части Новой земли. В своих повседневных записях он сообщал, что называл обнаруженные им безымянные прежде заливы, мысы и прочее именами участников экспедиции и своих сослуживцев в работах по Белому морю в 1826‒1831 гг.
Павел Нахимов не входил ни в ту, ни в другую партию. Всё, что знал о Нахимове Пётр Кузьмич, он знал со слов Рейнеке, видимо, и с письмами своего друга его ознакомил сам Михаил Францевич. Что он мог сделать товарищу по ремеслу, к которому заочно проникся глубокой симпатией? Открытые им острова в проливе Никольский шар в Карских воротах он назовёт островами Нахимова. Видимо, у Пахтусова вслед за Рейнеке возникло предчувствие особого предназначения Нахимова.
Так в 1832 г. на планете Земля появились острова Нахимова. Неизвестно, как реагировал Павел Степанович на такую инициативу подпоручика корпуса штурманов, но то, что тщеславие его не распирало, это уж точно. Конечно, право первооткрывателя ‒ давать наименование неизвестным прежде объектам. Но это не могло пройти незамеченным теми, кто считал себя вправе решать, кому и как воздавать по заслугам. Петр Кузьмич Пахтусов инициирует ещё одну экспедицию на Новую землю в 1834‒1835 гг., по возращении из которой вскоре погибнет от горячки. Его сослуживцы соберут средства, и в Кронштадте в конце 1870-х появится запоминающийся памятник этому незаурядному человеку.
А спущенное в Англии в 1898 г. по российскому заказу гидрографическое паровое судно для арктических исследований получит имя Петра Кузьмича Пахтусова. На нём в одной из экспедиций начала XX века будет участвовать мой родственник по прабабке Екатерине Михайловне Нахимовой (Белкиной) капитан-лейтенант Фёдор Михайлович Белкин, выполнивший серию зарисовок исследуемых экспедицией объектов северных морей и арктического небосвода.
5. Павел Нахимов после Наваринского сражения
«Почти два с половиной года размеренного патрулирования в благодатных водах Средиземноморья, есть время посетить местное общество, испытать фортуну за карточным столом, а то и в казино заглянуть или просто осмотреться, осмыслить свое положение. 26 лет, нет и тридцати, сходил в кругосветку, за первый же бой Георгий и внеочередной чин, призовой корвет ‒ это ли не успех, это ли не признание? Пустое, кем бы я сейчас был, не будь Михаила Петровича? И надо довести «Наварин» до состояния, когда буду уверен в команде как в себе; освоить итальянский, мы проторчим здесь неизвестно сколько и пора научиться торговаться, чтобы перестать переплачивать им за провиант…», ‒ так, возможно, мог рассуждать молодой командир первого своего судна капитан-лейтенант Нахимов.
После подписания 2 (14) сентября 1829 г. Адрианопольского мирного договора и возвращения в Кронштадт все офицеры эскадры Л. П. Гейдена, участвовавшие в блокаде Дарданелл, были представлены к наградам.
В представленном Меншикову списке офицеров эскадры на награждение по итогам 3-годичной кампании Лазарев характеризует Нахимова как отличного и совершенно знающего свое дело морского капитана. Нахимов был награждён орденом св. Анны 2-й ст., лейтенант И. С. Нахимов 2-й, мичман В. А. Корнилов и другие офицеры ‒ орденом Св. Анны 3 степени.
Исполнив свой долг, русская эскадра в составе 9 судов под флагом контр-адмирала М. П. Лазарева 12 мая 1830 г. прибывает в Кронштадт, потратив на переход из Ла Валлетты на Мальте 59 суток.
Ещё 14 марта 1830 г. Лазарев получил приказ быть в Кронштадте к 1 мая, но у мыса Дагерорд при входе в Финский залив эскадру остановил лёд, не успевший растаять после необычайно суровой зимы, и «Азов» смог прибыть в Кронштадт с повреждённой обшивкой днища только 10 мая.
Очень интересно и познавательно!