Матвеев А. Из книги А.Деникина. Поход и смерть генерала Корнилова. Поход к Екатеринодару.

23 февраля мы вступили в пределы Кубанской об­ласти.

Совсем другое настроение.

Кубань — наша база. Здесь мы найдем надежную опору. Отсюда можно начать серьезную и организован­ную борьбу.

Нас — пришельцев с севера удивляли огромное богатство ее беспредельных полей, ломящиеся от хлеба скирды и амбары, ее стада и табуны. Сыты все — и казаки, и иногородние, и «хозяин», и «работник»,

Нас располагал к себе веселый открытый характер кубанских казаков и казачек — таких далеких, таких, казалось, чуждых большевистского угара.

Тихая заводь привольной кубанской жизни замути­лась, однако, враждой и чувством мести к тем, кто нарушил ее покой. Когда в станице Незамаевской я замещался в пестрой праздничной, веселой толпе, там это чувство буйно вырвалось наружу. Они уже «сосчи­тались» с одними или угрожали сосчитаться с другими из своих большевиков, главным образом, иногородних. Придет утро, мы уйдем, а еще через день появится отряд «товарища» Сорокина (Сорокин Иван Лукич (1884-1918), из кубанских казаков, окончил войсковую фельдшерскую школу, участвовал в 1-й ми­ровой войне, после Февральской революции примкнул к партии эсеров. В начале 1918 г. организовал казачий революционный отряд. С февраля -помощник командующего «Юго-Восточной ре­волюционной армией», в августе-октябре — главнокомандующий «Красной Армией Северного Кавказа», в октябре — врид коман­дующего 11-й армией. Местные партийные и советские органы относились к нему с недоверием из-за его склонности к военному в политическому авантюризму. На этой почве возник конфликт, приведший к расстрелу, по приказу Сорокина группы руководя­щих работников ЦИК СевероКавказской республики и крайкома РКП (б). 30 октября он был арестован в Ставрополе и заключен в тюрьму, где 1 ноября убит одним из командиров) или Автономова (Автономов Александр Исидорович (1819-1919), из кубан­ских казаков, участвовал в 1-й мировой войне, хорунжий. В январе 1918 г. избран главнокомандующим «Юго-Восточной револю­ционной армией», действовавшей в районе Тихорецкой. В апреле руководил обороной Екатеринодара от Добровольческой армии, с апреля по май — главнокомандующий войсками Кубанской Со­ветской республики. За отказ подчиниться контролю ЦИК республики отстранен от командования, после чего выехал в Москау. По ходатайству Орджоникидзе направлен во Владикавказ, где формировал части из горцев и в качестве командира отряда участвовал в боях за Тереке. Умер от тифа в феврале 1919 г) и нач­нется возмездие…

Казаки начали поступать в армию добровольцами? Незамаевская выставила целый отряд, человек и полтораста. Станичные сбору враждебны большевикам и выражают преданность Корнилову,

Кубань — земля обетованная.

Этот прогноз оказался впоследствии правильным по существу-в оценке психологии рядового кубанского казачества, но не рассчитанным по времени: еще не изжито было наваждение фронтовым казачеством, не было еще широкого народного движения, готового превратиться в открытую, активную борьбу. Кубанцы выжидали. Колеблющемуся настроению давало пере­вес в нашу пользу только присутствие внушительной силы — армии: оно открывало уста одним и заставляло умолкнуть других. С уходом армии — маятник покач­нется в другую сторону…

В направлении на Екатеринодар нам предстояла пересечь Владикавказскую железную дорогу. Узлы ее — Тихорецкая и Сосыка, заняты были большими си­лами красногвардейцев, по дороге ходили бронирован­ные поезда. Чтобы избегнуть боя с ними, штаб прибег­нул к ряду демонстраций в западном направлении, а с вечера 25-го, из станицы Веселой, армия круто по­вернула на ют. Двигались всю ночь и к утру подошли к станице Новолеушковcкой, где под прикрытием части Корниловского полка, занявшего станцию, бесконечная колонна стала быстро пересекать железнодорожный путь. Остановленный взрывом полотна вне досягаемости выстрелов, большевистский бронепоезд громил из ору­дий станцию и посылал навстречу колонне ряд белых дымков, расплывавшихся по небесной синеве далеко в стороне.

За эти сутки войска прошли около 60 верст. Пере­несли поход легко — даже дети, батальона Боровского.

Миновали Старо-Леушковскую, Ираклиевекую и 1 марта подошли к Березанской. Здесь впервые против нас выступили кубанские казаки. Маятник колеблюще­гося настроения чуть качнулся влево, иногородние, а фронтовики одержали верх на станичном сборе, и вокруг станицы за ночь выросли окопы, из которых под утро по нашему авангарду ударили градом пуль.

Бой был краток: огонь добровольческой артилле­рии, развернувшиеся цепи «корниловцев» («Корниловцами» именовались чины войсковых частей, полу­чивших почетное шефство генерала Корнилова. Первой такой частью стал Корниловский ударный полк. Первой частью, получившей шефство генерала Маркова, стал Сводно-Офицерский пахотный полк, сформированный 12(25) февраля) и «марковцев» быстро заставили большевиков очистить позицию. Цепи их не успели еще скрыться в станице, как всадник в белой папахе, в сопровождении трех-четырех ординарцев, уже влетел в самую станицу и исчез за поворотом улицы.

— Генерал Марков!

Местные большевики разошлись по домам и попря­тали оружие. Пришлые ушли на Выселки.

Вечером «старики» в станичном правлении творили расправу над своей молодежью — пороли их нагай­ками…

* * *

Добровольческая армия прошла уже около 250 верст до взбаламученному краю, обходя или легко опрокидывая большевистские отряды. Власть главко­верха Антонова (Антонов-Овсеенко Владимир Александрович (1883-1939), из семьи офицера, окончил юнкерское училище. Член РСДРП с 1903 г. В октябре 1917 г.- секретарь Петроградского BPK, один из руководителей штурма Зимнего дворца. В декабре 1917 — марте 1918 г. — командующий войсками, действовавшими против войск Каледина и украинской Центральной рады, в марте-июне — верховный главнокомандующий советскими войсками на Юге России. В 1922-1924 гг.- начальник Политуправления Реввоенсовета Республики, с 1924 г. — на дипломатической рабо­те. Незаконно репрессирован) и Донского военно-революционного комитета, проявляясь в центрах» становилась чисто фиктивной во мере удаления от вех. «Главные силы» Ставропольского «совета дородных комиссаров» после взятия Батайска и разграбления Ростова, ее исполняв приказ «главковерха» в преследовании Добровольческой армии, обратив в заложников своего командующего Сохацкого (Сохацкий В. И. — начальник Ставропольского гарнизона в январе-марте 1918 г) и военного комиссара Анисимова (Анисимов Николай Андреевич (1892-1920), из крестьян, учился на физико-математическом факультете Петербургского универ­ситета, в 1913 г. вступил в РСДРП(б). В декабре 1917-мае 1918 г. — председатель ВРК Ставропольского гарнизона, военный комиссap Ставропольской губернии. С июля 1919 г. — член РВС 9-й ар­мии. Один из организаторов распространения клеветнической ин­формации о «контрреволюционных настроениях и действиях» ко­мандира Конно-Сводного корпуса 9-й-армии Б. М Думенко. Умер от тифа в Новочеркасске), пробивались с награбленным добром обратно в Ставрополь, бесчинствуя я грабя (В январе 1918 г. большевики убедили часть солдат Ставропольского гарнизона воздержаться от демобилизации и «сходить в поход на помощь рабочим Дона». Четыре эшелона под коман­дованием Сохацкого и Анисамова двинулись к Ростову. Оказав помощь в освобождении Батайска и Ростова, солдаты начали ма­родерствовать, разложились и к концу февраля вернулись в Став­рополь, утратив войсковую организацию. и «марковцев» быстро заставили большевиков очистить позицию. Цепи их не успели еще скрыться в станице, как всад­ник в белой папахе, в сопровождении трех-четырех ординарцев, уже влетел в самую станицу и исчез за поворотом улицы) по пути. На станциях Владикавказской дороги -Стенной, Кущевке, Сошке, Тихорецкой, Торговой в др. образовались многочислен­ные и буйные вооруженные скопища, не подчинявшиеся никаким «центрам» я «управляемые» своими собственными революционными комитетами и местными самодержцами. Многие из них в два-три раза превы­шали численно всю нашу армию, но такое только превосходство в силах ее представлялось тогда опасным для добровольцев.

Теперь мы попали в несколько иные условия; Кубанский военно-революционный комитет я «главнокомандующий войсками Сев. Кавказа» Автономов сумели собрать вокруг себя значительные силы красной гвардии (но преимуществу — эшелоны бывш. Кавказ­ской армии), которые вели успешную борьбу с Екатеринодаром. Где-то недалеко на высоте Кореновской р. Усть-Лабинской должна была проходить линия обороны кубанских добровольческих отрядов, пока еще вами не обнаруженная. Теперь уклонение ох боя была нецелесообразным. Корнилов решил подойти к желез­нодорожной магистрали и ударить в тыл большевист­ским войскам, тем более, что уже роковым образом ощущался недостаток боевых припасов, склады которых мы надеялись найти на ж.-д. станциях. 2 марта главные силы армии двинулись на станицу Журавскую, а Неженцев с Корниловским полком ударил по станции Выселки. После краткого боя, понеся небольшие потери, корниловцы лихой атакой взяли Выселки и продвинулись на несколько верст вперед к хутору Малеванному. Армия расположилась на ноч­лег в Журавской, а в Выселках должен был стать за­слоном конный дивизион полковника Гершельмана. Дивизион почему-то ушел без боя из Выселок, которые были заняты вновь крупными силами большевиков (Гершельман был отрешен за это от должности). Положение создалось крайне неприятное.

Корнилов приказал генералу Богаевскому с Парти­занским полком и батареей ночной атакой овладеть Выселками. Ночь была темная, на дворе сильнейший холод. В маленькой станице не хватало ни крыш, ни продовольствия для всех частей, набившихся в нее. Партизаны, голодные, усталые, до поздней ночи оста­вались под открытым небом. Вероятно, поэтому Богаевский отложил наступление до утра. Чуть забрезжил свет, потянулась колонна к Выселкам, и под редким огнем артиллерии стали развертываться против села отряды партизан капитана Курочкина, есаула Лазаре­ва, Власова, полковника Краснянского… Редкие цепи шли безостановочно к окраине деревни, словно вымер­шей. И вдруг длинный гребень холмов, примыкавших к селу, ожил и брызнул на наступавшие цепи огнем пулеметов и ружей…

«Ура… Ура…» — прокатилось по рядам. Бросились партизаны в атаку. Но валятся один за другим люди, редеют цепи. А тут справа — во фланг и тыл им уда­рило свинцом из всех окон каменного здания паровой мельницы, утопленной в лощине… Цепи подались на­зад и залегли.

Бой оказался серьезнее, чем рассчитывали. При­шлось выдвинуть новые силы. Из Малеванного направ­лен в обход Выселок с востока батальон корниловцев, прямо на село двинут Офицерский полк Маркова.

Когда утром Корнилов со штабом подъезжал к партизанским цепям, по дороге длинной вереницей нам навстречу несли носилки с убитыми и ранеными. Дорого стоила атака: погибли партизанские начальни­ки Краснянский, Власов, ранен Лазарев, большой урон понесла донская молодежь чернецовского отряда.

Скоро обозначилось наступление Корниловского ба­тальона. Идут быстро, не останавливаясь, как на ученье, заходя большевикам в тыл. Подходят марковцы; левый фланг партизан продвинулся уже вперёд — в охват. Словно электрический ток проносится по всем целям, раскинувшимся далеко — не окинешь взгля­дом. Партизаны поднялись и бросились снова вперед.

Противник бежит.

А справа от мельницы слышится уже заглушенный сухой треск одиночных выстрелов: идет, по-видимому, расправа.

Корнилов крупной рысью едет в Выселки. Колышет­ся распущенный трехцветный флаг. Прошли село, едем вдоль железнодорожной насыпи — попали под силь­нейший ружейный огонь, укрылись за железнодорож­ную будку. Впереди — никого. Нагоняет жидкая цепь партизан. Начальник отряда, раненный в ногу, весь мокрый, ковыляет бегом по неровному полю. Не то оправдывается, не то сердится, обращаясь к штабным:

— Зачем генерал срамит нас? Ведь он конный, а мы пешие — догнать трудно.

Цепь продвинулась, к впереди лежащей роще, а скрылась из глаз: огонь прекратился скоро, и все поле боя смолкло.

Корнилов объезжает собирающиеся в колонны вой­ска, благодарит их за одержанную победу.

В этот день мы узнали неприятную новость: не так давно здесь, возле Выселок, произошел бой между большевиками и отрядом кубанских добровольцев По­кровского (Покровский Виктор Леонидович (1889-1922), генерал-лейте­нант. Окончил Павловское военное училище, участвовал в 1-й ми­ровой войне, летчик, штабс-капитан. В январе 1918 г. сформировал на Кубани добровольческий отряд, действовавший против револю­ционных войск. Вскоре назначен командующим «войсками Кубан­ского края», а в марте произведен войсковым атаманом Филимо­новым в генерал-майоры. Командовал последовательно конной бригадой, дивизией, корпусом. С декабря 1919 по февраль 1920 г.-командующий Кавказской армией ВСЮР. В мае 1920 г., не получив командной должности в «Русской армии» генерала Врангеля, эмигрировал. Убит в ноябре 1922 г. в Болгарии в стычке с по­лицией). Добровольцы были разбиты и поспешно отступили в сторону Екатеринодара. Шли какие-то зло­вещие слухи и о кубанской столице (Ввиду невозможности защитить Екатеринодар от революци­онных отрядов 28 февраля (13 марта) группа членов Рады, крае­вое правительство и «войска Кубанского края» оставили столицу Кубани) …

Пока — только слухи. И потому на завтра приказа­но наступать далее, на Кореновскую, в которой со­средоточилось не менее 10 тысяч красногвардейцев (Деникин преувеличивает численность отряда Сорокина, насчитывавшего в тот период не более 1500 бойцов) с бронепоездами и с большим количеством артиллерии. Большевистскими силами командовал кубанский казак, бывший фельдшер Сорокин. Против нас был уже не тыл, а фронт екатеринодарской группы большевиков.

* * *

4-го утром мы шли с авангардом Боровского. Кон­ная часть, бывшая впереди, по обыкновению, не пред­упредила, и голова колонны, выйдя на гребень, с ко­торого открываются уже купола кореновской церкви, попала под сильный ружейный огонь.

— Положите юнкеров!

Но Боровский не слышит или не хочет слышать, Он занят отдачей распоряжений. И на него, и на мо­лодежь действует присутствие командующего. Чувству-» ют на себе его пристальный взгляд… Рассыпаются по линии, никто не ложится. И скоро жидкие цепи юнке­ров тихо, в рост, не останавливаясь, двинулись на станицу, опоясанную длинным рядом окопов, в кото­рых даже простым глазом было заметно большое скоп­ление большевиков.

Главный удар наносится слева на станцию Станичную Офицерским и Корниловским полками. Мы подвигаем­ся влево. Бой там в полном разгаре. Немолчно гудит неприятельская артиллерия, ружейный огонь сливается в сплошной гул. Попали в полосу сильного ружейного обстрела. Все легли. Пытаются убедить Корнилова отой­ти в сторону или, по крайней мере, лечь. Безрезультат­но. Обращаюсь к Романовскому:

— Иван Павлович, уведите вы его… Подумайте, если случится несчастье…

— Говорил не раз — бесполезно. Он подумает в конце концов, что я о себе забочусь…

Корнилов поднялся на пригорок, глядит в бинокль». С ним рядом Романовский. Смотрю на них с тревогой, любуюсь обоими; вспоминаю — кого еще на протяже­нии шести лет трех войн я видел таким равнодушным к дыханию смерти…

В наступлении произошел перелом. Корниловский полк на всем фронте отходит. За ним валят густым, а нестройными линиями большевики. Много, много их чернеет на светло-сером фоне поля. Артиллерийский огонь перешел в ураган; шрапнели белыми дымками густо стелются по небу и осыпают отходящие цепи пулями. Из обоза доносят: патроны и снаряды на ис­ходе; части требуют; отдавать ли последние?

-Надо выдать — на станции мы найдем их много! — говорит Корнилов.

Но корниловцы остановились, потоптались несколь­ко минут в нерешительности на месте и опять двинулись вперед; большевики залегли. Еще нет успеха, но уже чувствуется, что кризис миновал.

Стало, однако, ясным, что надо искать решительных результатов в другом мелете. Корнилов послал весь свой резерв — Партизанский полк и Чехословацкую роту под начальством Богаевского в охват позиции с запада.

Едва только частя эти отделились от обоза, оттуда пришло донесение:

-В тылу возле нас появилась неприятельская конница, У обоза никакого прикрытия нет.

Положение осложняется…

Корнилов посылает офицера конвоя:

-Передайте Эльснеру, что у него есть два пуле­мета я много здоровых людей. Этого вполне достаточ­но. Пусть защищаются сами. Я ничего дать им не могу.

С гребня видно, как в обозе зашевелились повоз­ки, строя вагенбург (Вагенбург-строй войскового обоза (повозка к повозке дышлами внутрь). Применялся для обороны и ночлега вблизи противника), и рассыпалась жидкая цепь.

В этот день, кроме превосходства сил, мы встре­тили у противника неожиданно управление, стойкость и даже некоторый подъем. Бой затягивался» потери росли.

Среди офицеров разговор:

-Ну и дерутся же сегодня большевики!

-Ничего удивительного — ведь русские… Разговор оборвался. Брошенная случайно фраза за­дела больные струнки.

Мы приехали к Богаевскому. Партизаны медленно разворачивались против станицы, батарея полковника. Третьякова шла вместе с целями и, снявшись на последней позиции, открыла огонь в упор по юго-запад­ной окраине ее. Батальон Боровского, дважды уже захватывавший окраину и оба раза выбитый оттуда, поднялся вновь и пошел в атаку. Ударили и партизаны. Через полчаса мы входили в станицу. Батарея гало­пом мчалась по широкой улице к мосту через Бейсужек, где скоро в сгрудившуюся человеческую массу от­ступавших большевиков ударила картечью.

А с востока подошли уже Офицерский полк и кор­ниловцы, преодолев бронированные поезда, ураганный огонь артиллерии и реку — по широкому броду, усеяв свой путь вражескими телами. По-видимому, взятие Офицерским полком моста решило дело.

Арьергард противника задержался несколько в роще южнее Кореновской, но, выбитый оттуда корниловцами» ушел к станице Платнировской.

В Кореновской армия пополнила свою хозяйствен­ную часть и, в особенности, боевые припасы. Но увы, слишком дорогой ценой: за последние бои наша маленькая армия потеряла до 400 человек убитыми и ра­неными (Армия пополнилась тремя сотнями Брюховецкой станицы, ко­торых обоз принял за большевистскую конницу).

Здесь же ожидало нас окончательное подтвержде­ние зловещих слухов: в ночь на 1 марта кубанские добровольцы полковника Покровского, атаман и рада оставили Екатеринодар, ушли за Кубань, в горы. Екатеринодар в руках большевиков. Подобранная в око­пах советская газета в патетических тонах описывала встречу делегатов Екатеринодарского совета с пере­довым отрядом красных войск, во время которой обе стороны «не могли говорить от волнения» и только «со слезами на глазах обнимали друг друга» …

Это был тяжелый удар для всей армии. Терялась идея всей операции, идея простая, по­нятная • всякому рядовому добровольцу, на­кануне ее осуществления: до Екатеринодара остава­лось всего два-три перехода. Гипноз «Екатеринодара» среди добровольцев был весьма велик, и разочарова­ние, казалось, должно было отразиться на духе войск. Мне представлялось необходимым продолжать выпол­нение раз поставленной задачи во что бы то ни стало, тем более, что армия давно уже находилась в поло­жении стратегического окружения, и выход из него определялся не столько тем или иным направлением, сколько разгромом- главных сил противника, который должен был повлечь за собою политическое его падение. А несравненные войска Добровольческой армии внушали неограниченное доверие и надежды…

В штабе узнал, что готовится приказ о повороте на юг, за Кубань. Поговорил с Иваном Павловичем, ко­торый разделял мое мнение, и вместе с ним пошли к командующему.

— Я с вами согласен, — ответил нам Корнилов,- но вы говорили с Марковым и Неженцевым?

— Нет.

— Вот видите ли, они были сегодня у меня с докла­дом о состоянии полков…

Он передал нам вкратце сущность доклада: боль­шая убыль и крайнее утомление — физическое и осо­бенно моральное. Некоторые тревожные симптомы про­явились уже во вчерашнем бою. Оба командира считали необходимым дать людям некоторый, отдых от этого ежедневного крайнего нравственного напряжения, от боя и от кошмара походного лазарета; постоять на месте и не чувствовать себя вечно окруженными.

— Если бы Екатеринодар держался, — говорил Кор­нилов, — тогда не было бы двух решений. Но теперь рисковать нельзя. Мы пойдем за Кубань и там в спо­койной обстановке, в горных станицах и черкесских аулах, отдохнем, устроимся и выждем более благопри­ятных обстоятельств.

Спор наш не привел ни к чему. Вероятно, потому, что все трое мы руководствовались только теоретиче­скими предположениями и интуитивным чувством. Ибо за пределами армейского района мы ничего не знали. Область была охвачена пожаром, все внутрен­ние связи- моральные, административные, техниче­ские-были порваны, — взаимоотношения перепутались, и на почве общего разлада росли и ширились слухи, один другого нелепее, один другого обманчивее. Нич­тожный состав конницы не позволял производить серь­езных дальних разведок. Посылаемые штабом тайные разведчики — люди верные и самоотверженные — обык­новенно пропадали, их ловили, мучали, убивали, в луч­шем случае они томились в тюрьмах и подвалах чрез­вычаек.

Мы не знали тогда, что за Кубанью армия попадет в сплошной большевистский район и долго еще будет вести непрерывные тяжелые бои изо дня в день; что и это новое огромное напряжение не сломит дух до­бровольцев; что, наконец, по иронии судьбы, в то самое утро, когда армия наша повернет с екатеринодарского направления на юг, кубанский добровольческий отряд, уверовавший наконец в приход Корнилова на Кубань, поведет наступление через аул Шенджий на Екатери­нодар… 5 марта был отдан приказ армии с наступлением сумерек, соблюдая полнейшую тишину, двинуться из усть-лабинскую переправу.