Утро, как говориться, начинается с рассвета.
В темной комнате, где мирно дрыхли, издавая мощный храп, Лешка с Бородиным, зажегся свет, дверь распахнулась настежь и громкий бас Юры потряс ее стены.
— Подъем! Вы чё тут разлеглись? Забыли, что вас ждут великие дела?!
От такого неожиданного пробуждения, Бородин подпрыгнул на диване, где он только что видел один из своих ярких снов и ошалело смотрел на Юру:
— Чё случилось? – бормотал он сухим, как пески пустыни Сахары, ртом.
— А ничего! – так же весело смотрел на него Юра. – Пора бы и за дело приниматься!
— Отстань, — пробормотал Лешка, поглубже зарываясь в перину. – Дай ещё чуток подремать.
— Никаких чутков! – по-прежнему бодро басил Юра. – Подъем и баста! – в Юре чувствовалась закалка Балтийского матроса. Навыки службы он не утратил. – Маманя уже стол накрыла, а вы все прохлаждаетесь. Быстро мыться и за стол, — скомандовал он.
— Ну, Юра…, — канючил Лешка из-под одеяла.
— Хорош балдеть! – Юра двинулся к Лешке, плечом задев обалдевшего от таких криков Бородина.
От такого соприкосновения Бородин вновь оказался на диване, отлетев от Юры, как льдина от форштевня ледокола.
– Я сказал подъем! – и он сдернул со съежившегося Лешки одеяло.
Делать было нечего. Под таким напором Лешке пришлось сесть на кровати.
— Жду вас через пять минут за столом, — грозно предупредил Юра, выходя из комнаты, оставив в недоумении и полной прострации протирающих глаза Лешку и Бородина.
Конечно, Бородин прекрасно помнил, что сегодня у них напряженный день и надо быстро подниматься, поэтому он посмотрел на обалдевшего Лешку:
— Точно, братан, пошли мыться, — и раскрыв рюкзак, вытащил из него мыло и зубную щетку с тюбиком зубной пасты.
Увидев сборы Бородина, Лешка тоже встал и, достав своё полотенце, поплелся вслед за ним.
Выйдя из дома, они были поражены красотой утра.
Свежий воздух, еще не прогретый недавно вставшим солнцем, синее небо без единого облачка. Тишина и только легкий ветерок едва шевелил листву березовой рощи, возвышающейся невдалеке на краю холма.
— Красота то какая! – невольно вырвалось у Бородина.
— Ага, красота, — приземлил его Лешка. – А днем я посмотрю, какая будет красота, когда солнце в маковку светит, а ты с лопатой в земле колупаешься.
— Пробьёмся, — так же бодро, не желая портить настроение, возразил Бородин, — Ты лучше воду в рукомойник долей.
Лешка послушно выполнил приказание и они, наскоро ополоснувшись, вернулись в дом.
Стол, как и вчера был полон. Вот только на нем знаменитой бутыли не было. Да сейчас было и не до нее.
Быстро поев, они вышли за Юрой во двор.
Рядом с «сараюшкой», в которой стоял «Опель», была небольшая пристройка, где у Юры была мастерская. Чего там только не было! Но у Бородина сейчас не было времени, чтобы поподробнее рассмотреть Юрино богатство, потому что он, выбрав в чулане лопаты и вилы, вручил их работягам, грозно пробасив:
— За мной!
Выйдя со двора, Юра направился к кромке будущего картофельного поля. Дойдя до его конца, он остановился и осмотрев своих помощников, объяснил:
— Тут все трактором перепахано. Я и осенью тут все перепахал и пару недель назад соседский Васька тут прошелся. Но все недосуг было за посадку взяться, поэтому земля просохла немного и комьями взялась, — он пнул ногой один из таких комков, — а нам сейчас надо все это взборонить, да разрыхлить, а потом уже и засаживать. Копать будем отсюда, — он показал на край пахоты, — до дороги, — и он ткнул пальцем в сторону березовой рощи.
Бородин оглядел участок, на котором им придется потрудиться. Вспаханная полоса была шириной, метров пятьдесят, да длиной около сотни. На ней то там, то сям вздымались перевернутые пласты темно серой подсохшей земли.
— Да, — невольно подумалось ему, — покорячиться придется. Да, ладно, где наша не пропадала, — и вновь посмотрел на Юру.
Но Юра, по всей видимости, свой инструктаж закончил и, даже не потребовав, чтобы работяги расписались в журнале по техники безопасности, первым вонзил свою лопату в землю.
Бородин с Лешкой последовали столь заразительному примеру и все время старались не отставать от Юры.
Но соревноваться с ним было бессмысленно. Юра работал как трактор. Отставать и показывать свою слабость Бородину не хотелось, поэтому он стремился, хотя бы, не отстать от него.
Но, куда там…. Лешка тоже полностью впрягся в работу, поэтому все у них спорилось.
Так они перекопали все вспаханное поле и начали засаживать его картошкой. Копали и сажали два дня. Белые ночи, начало июня. Тепло. Темнело поздно, светало рано. Работали с небольшим перерывом на обед и допоздна, пока баба Маша уже возмущенно не звала всех на ужин.
После работы – сытный ужин со стаканчиком бабушкиного первача на березовых почках и спать.
Лешка, как и в первый день спал на кровати под заколоченным окном, а Бородин — на диване. Он был очень мягкий и удобный, и Бородин прямо проваливался в него, как в люльку. Такие люльки он себе мастерил во время качки, чтобы из кровати во время шторма не выкидывало при очередном резком крене или крутой волне.
Хотя Ира, увидевшая, что он занял диван, предложила спать на кровати, но Бородин отказался, потому что на диване ему было мягче и удобнее, а кровать было жесткая и широкая, как аэродром.
В конце второго дня решили начать копать около ДЗОТа. Еще в первый день они за столом обговорили этот план, потому что, судя по прошлому году, картошки едва хватило на все семьи до весны. Поэтому общее мнение было таково – расширять поле. И в этом важном мероприятии придется принимать участие и Бородину. А он и не возражал от такого предложения. Ведь лучше чем-то заниматься, чем валяться на диване перед телевизором, глушить ее, радёмую, да переживать о всяких невзгодах, свалившихся ему на голову. Самое главное для него сейчас – это было не зацикливаться на себе, а чем-то заниматься, чтобы башка была поменьше занята всякой чернухой.
Ну, случилась с ним беда, так это же не смерть. «Все можно поправить в жизни, кроме стука земли о крышку гроба», — как-то сказал ему врач в санатории, и добавил, — «отвлекись, перестань думать о потерях, и ты начнешь радоваться жизни».
Вот он и старался быть всегда чем-нибудь занятым, всегда находиться среди людей, с которыми можно было поговорить и чем-нибудь заняться. Поэтому сейчас он, и в самом деле, чувствовал себя счастливейшим человеком. Все ему было по плечу, все его радовало, все у него получалось. И все, кто бы не встретился ему на пути в последнее время только помогали ему приобрести уверенность в себе и радоваться жизни.
Закончив к вечеру второго дня со вскопкой главного поля, Юра позвал их посмотреть на участок, который им придется завтра заново осваивать.
Участок шел от дороги, идущей от станции к дому, до берез, ниже которых, на склоне холма, располагался ДЗОТ.
Подойдя к березам, Юра махнул рукой.
— Вот от сих, — Юра немного отошел от берез, — до дороги. А кусты эти, — он показал на небольшие деревца и кусты, росшие на этом участке, — я завтра спилю, а вы корни, да пни повытаскиваете. Добро? – он с пониманием посмотрел на братьев.
– Да, понятно все, Юр, чё лишнего городить, ты вот лучше мне объясни, чего это березы тут так аккуратно стоят, будто их кто тут посадил, а не сами они выросли? — Бородина немного удивило, что деревья в роще были посажены как-то уж очень аккуратно, рядками.
– А, заметил, — довольно ухмыльнулся Юра, — а ведь это мой батя перед войной сам их посадил. Сорок ему тогда исполнилось, вот он сорок березок и посадил. Некоторые не принялись, а какие во время войны погибли при обстрелах, когда здесь бои шли, а остальные вон какими красавицами вымахали, — он с любовью посмотрел в сторону белоствольных красавиц, которые, словно в хороводе высились на краю холма.
Бородин подошел к одной из них, потрогал её теплый ствол и ощутил, натруженной за сегодняшний день ладонью, бархатистость березовой коры. Повернувшись в сторону станции, он окинул взглядом долину, раскинувшуюся перед ним, как на ладони.
Внизу виднелась потрескавшаяся бетонная крыша старого ДЗОТа, почти вросшего в землю и обросшего густым кустарником, сквозь который был виден только проем для входа в это напоминание прошедшей войны.
– А ведь не даром его здесь немцы соорудили, – подумалось ему.
ДЗОТ контролировал всю долину.
С вершины холма все пространство, вплоть до самой станции хорошо просматривалось и немецким пулемётчикам из этого ДЗОТа ничего не стоило оборонять эту высоту.
— Много наших полегло здесь? — спросил он у рядом стоящего Юры, который тоже с удовольствием смотрел куда-то вдаль.
– Много, — печально произнес Юра, качнув головой, и показал рукой в сторону станции. — Там есть большая братская могила. А кто уж там похоронен, я не знаю. Знаю точно одно – очень много мужиков наших там лежит. А вот когда наши ДЗОТ взяли, — переменил он тему разговора, — то, к своему удивлению, они в нем никого не нашли. Об этом бате моему дед Матвей рассказывал. Их дом стоял рядом с нашим, но его разбомбили. Кто разбомбил? То ли наши, то ли немцы. Кто его знает? Их дом сгорел дотла, даже печка развалилась, поэтому дед Матвей и выстроил себе новый дом у станции.
А немцы все побросали тут и куда-то исчезли. В ДЗОТе остались только пулеметы, да пустые патронные ящики. Видать у них патроны кончились, и они свалили отсюда, а то бы еще больше наших положили.
Выслушав Юру, Бородин выразил чувства, которые он ощутил во время Юриного рассказа:
— Вот потому то и свалили, что если бы они нашим попались в тот момент, то они бы их в клочья растерзали.
– Точно говоришь, — подтвердил его мысли Юра и, подойдя к березам, похлопал по стволу одной из них. — Да, красавицы. Память об отце, — а потом твердо решил. — Нет, рубить мы их не будем, пускай растут. Уж больно они красивы, а вот кусты эти – он показал на редкий кустарник перед березами, который заходил на будущее поле, — тот вырубим и выкорчуем. Кстати, отец говорил, что как раз на этом месте, — он показал рукой на кустарник, — и стоял этот самый брошенный «Опель». Бензина в нем не было. Двери были простреляны, а боковые стекла побиты. Отец тогда загнал его в сарай, где он и простоял до самой его смерти. Это уж я, после того, как он помер, начал восстанавливать его. Я к ним «Москвичевские» стекла подогнал, — ударился в воспоминания Юра, — а колеса под «Волговские» переделал, да и много чего пришлось точить и доставать. Запчастей же на него нигде не достанешь, — и, глубоко вздохнув, прогоняя набежавшие мысли, добавил. — А сейчас, пошли лучше ужинать, а то ведь назавтра работы полно, — он хлопнул Бородина по плечу так, что от такого хлопка тот чуть ли не присел и, уже по-дружески, приобняв его за плечи, повлек в сторону дома.
На следующее утро пошли готовить участок для вскапывания.
Юра с пилой «Дружба» на плече, шел первым, а за ним, погрузив на тачку лопаты, вилы, ручные пилы и топоры, плелись Лешка с Бородиным.
— Давай, Лёшик, помогай, — предложил Юра Лешке завести пилу.
Лешка взял пилу, поставил ее на камень, а Юра, пару раз дернув за рукоятку, без проблем завел ее.
Лешкиной помощи больше было не надо, и Юра пошел крушить кусты, мелкие деревца и все, что попадало ему под руку.
Бородин с Лешкой только успевали собирать срезанные ветки и стволы и относили их к краю холма, где и оставляли. Юра сказал им, что когда они просохнут, то он их разделает на дрова.
— Будет что мамане на растопку, — пояснил он свое желание.
Когда достаточная площадь участка была освобождена от поросли, Лешка с Бородиным принялись за выкорчевывания кустов, которые Юра срезáл под самый корень.
Тут уже пришлось взять в руки топоры. Лешка подрубал корни, а потом они вместе с Бородиным вытаскивали их из земли и корчевали пни.
Чтобы было легче корчевать пни, они лопатами окапывали их и сразу освобождали от корней, а потом, обвязав веревкой и поднатужившись, вытягивали из земли. Приходилось потеть над каждым пенечком. Ни один из них не хотел просто так покидать родную землю, цепляясь за нее всем, чем только можно.
— Точно люди, за жизнь цепляются, — подумалось Бородину, когда они начали выкорчевку.
Прежде чем копать, Бородин крикнул Юре, ушедшему дальше вырубать кустарник:
— Слышь, Юра, а мин здесь нет?
Тот, выключив пилу и разогнув спину, потянулся и крикнул в ответ.
— Я думаю, что нет. После войны саперы эти места проверяли, а батя, прежде чем поле пахать, тоже саперов вызывал. Ничего они не нашли. Осколки от снарядов и бомб могут попадаться. Так если вы их найдете, то в ведро складывайте и с холма сбрасывайте.
Земля в этом месте, действительно, была никогда не пахана и никогда не обрабатывалась, поэтому свои дары она отдавала неохотно. Иной раз лопата звякала о попадающиеся проржавевшие осколки металла, тогда их приходилось выкапывать и складывать в заранее приготовленное ведро.
Чтобы не мешать друг другу, Бородин с Лешкой разделились. Каждый выбирал себе пень и вгрызался в него, а потом, когда пень был готов к извлечению, то они уже вдвоем вытягивали его.
Обкапывая один из таких пней, Лешкина лопата на что-то наткнулась. Он попытался поддеть это нечто и вытащить из земли, но этого сделать сразу не удалось, поэтому он обкопал это место и, встав на колени, руками отчистил это нечто.
Поднатужившись, он вытащил из земли какой-то тряпичный сверток и, встав на ноги и, не зная, что делать дальше, крикнул Бородину:
— Вован! Ты глянь, что я откопал!
Бородин бросил обкапывать очередной пень, и подошел к нему.
Перед ними лежал полуистлевший вещмешок сантиметров 40 в длину и 30 в ширину.
— Ого! – он в недоумении почесал грязной рукой затылок. – Чё это ты раскопал?
— Поди знай, что? – Лешка в растерянности смотрел на Бородина. – Надо, наверное, Юру позвать, пусть он сам его посмотрит. Он в армии служил, с минами всякими там дело имел. Пусть лучше он посмотрит, — и тут же завопил.
– Юра! Иди сюда! Мы чего-то тут нашли!
Заглушив пилу к ним подошел Юра. Он осторожно потрогал сверток, так же осторожно перевернул его и уже более спокойно посмотрел на стоящих рядом Бородина с Лешкой.
— Не-ет, это не мина, если бы это была мина, то вас, балбесов, сейчас бы надо было собирать по кусочкам с окрестных кустов.
— Так что это тогда такое? – уже с любопытством протянул руки к свертку Лешка.
Но тут же получил удар по рукам:
— Не лезь. Я сам, — и Юра принялся осторожно, вынув нож из ножен, прикрепленных к поясу, разрезать мешок.
Вначале он осторожно разрезал ткань мешка и откинул ее в сторону. Перед ним лежал кожаный портфель странной формы. Сейчас таких уже не делали, но Бородин вспомнил, что в таком портфеле у доктора Айболита хранились все лекарства. И тут же пришло на ум и название этому портфелю.
— Так это же саквояж!
— Точно, саквояж, — подтвердил его мысль Юра. – А теперь мы и посмотрим, что лежит в этом саквояже, — и он попытался открыть на нем медные застежки.
Но, не тут-то было. Застежки окислились и не поддавались, несмотря на все прилагаемые усилия.
Тогда Юра опять прибег к помощи своего знаменитого ножа. В свое время его подарил ему отец. Это был красивый и широкий немецкий нож.
Он сковырнул ножом замки и с трудом раздвинул створки саквояжа. Внутри него лежал еще один свёрток.
Если кожа саквояжа была почти черного цвета и пропитана влагой и грязью, то этот кожаный сверток был не тронут влагой и был плотно перевязан бечевкой.
— Ну что, откроем и его? – Юра с интересом спросил у наклонившихся над ним Бородина с Лешкой.
— Ага, — тут же отреагировали они на его предложение.
— А если и это будет, как в матрешке, мешок в мешке? — нервно пошутил Бородин.
— А вот мы сейчас это и посмотрим, — уже спокойнее продолжил Юра, разрезая бечевку, — какая там матрешка находится.
Но внутри еще одного мешка не было. Там лежали какие-то свертки, завернутые в толстую темно желтую бумагу. От времени она даже не потеряла своего качества, а была такой же гладкой, и матового цвета.
Юра вынул первый сверток и взвесил его в руке.
— Тяжелый, однако, — в раздумье произнес он.
— Разворачивай, разворачивай, — нервно торопил его Лешка.
Было видно, что его от нетерпения даже начинает потряхивать.
Спокойно посмотрев на нервничающего Лешку, Юра начал разворачивать сверток.
Бумага в его руках загадочно шелестела, и «кладоискатели» с нетерпением смотрели на его руки.
— Да она же пропарафинена, — бормотал Юра, разворачивая слой за слоем бумагу.
Всех мучало только одно – что же находится внутри этого загадочного свертка.
Когда был снят последний слой бумаги, то из него показались какие-то ложки, вилки и ножи матового, стального цвета.
— Вот это да! – в восхищении вырвалось у Юры. – Да неужто это серебро? – он взял в руки одну из ложек и покрутил ее перед глазами.
«Кладоискатели» тоже были в шоке и молча смотрели на переливы солнечных лучей на матовой поверхности ложки и на какие-то странные вензеля и узоры на ее ручке.
— Дай и мне посмотреть, — Лешка выхватил из свертка какую-то вилку и принялся вертеть ее в руках. – Вот это да! – восторга его не было предела. – Так это же все старинное!
— Конечно, старинное, — подтвердил его мысль Юра. – Награбленное все это. Видать, тот немец, что сидел в этом ДЗОТе и поливал наших, не надеялся выбраться после боя, потому что машина была не на ходу, враги напирали, патроны закончились и поэтому он решил удрать налегке. Вот и закопал сверток здесь, в надежде, что вернется когда-нибудь за ним. А где тот немец сейчас? — почесал он в затылке. — Пойди, найди его. А может и убили его где-нибудь здесь же. Убитых было здесь полно, что наших, что немцев. Поди пойми, кто и где лежит, а тем более, кто убит.
Юра, уже не спеша, принялся разворачивать остальные свертки. В них тоже были столовые приборы, какие-то вазочки и статуэтки. Все они тоже были сделаны из серебра.
Сложив все обратно в саквояж, Юра встал, взял его подмышку и посмотрел на примолкших братьев.
— Пошли в дом, покажем мамане, да обсудим все это, — он тряхнул саквояжем. – Хорош пока работать. Наработались уже. Пора и передохнуть.
Обалдевшие от полученных впечатлений, Бородин с Лешкой, возбужденно обсуждая красоту старинных предметов, шли за Юрой.
Перед входом во двор дома Юра громко крикнул Ире и бабе Маше, которые досаживали оставшуюся картошку на старом поле:
— Маманя! Ира! Бросайте все и идите в дом!
Женщины, ничего не понимая, разогнулись и с интересом смотрели на Юру. Юра же, еще раз махнув им рукой, направился прямиком в дом. За ним неотступно следовали и Лешка с Бородиным.
Войдя в дом, они разулись, оставив грязную обувь в коридоре и прошли в большую комнату, где Юра сразу же вывалил на стол содержимое саквояжа.
Вилки, ложки, ножи и прочая утварь, прозвенев, образовали на нем небольшую кучу, которую Юра разровнял рукой, вынимая из нее остатки оберток.
— И чё теперь с этим делать? — в размышлении протянул Юра.
Он сел за стол и тупо смотрел на эту кучу металла, ожесточенно скребя у себя в затылке. Лешка с Бородиным тоже расселись вокруг стола и также в недоумении смотрели на невесть откуда появившуюся головную боль.
— Дернул же меня черт копаться на этом поле, — раздосадовано произнес Юра. – Теперь вот что со всем этим делать?
— А чё делать? — тут же встрял возбужденный Лешка. – Продадим. Машину купим, кататься будем, погуляем…, — быстро начал он.
Но его тут же перебил Юра:
— Да подожди ты со своей машиной, да гульками! Тут такой головняк наклевывается, что его вовек не разгребешь. Это же клад!
— Точно, клад, — подтвердил Бородин. – И дело это государственное и принадлежит он государству, и мы его должны сдать, а нам за это государство выдаст 25 процентов его стоимости когда-нибудь, возможно, даже половинку, — это он добавил уже шутя.
— Ага! – тоже рассмеялся Лешка. – Держи карман шире, так они сразу прибегут и выдадут тебе твои проценты.
— Точно, — уже и Бородин почесал в раздумье у себя в затылке. – Помню папа рассказывал, что на Севере области у нас, пацаны нашли затыренную бутылку с золотом. Сколько оно уже весило, я не знаю. Но, полная, такая старинная бутылка. Видать кто-то из старателей ее припрятал еще до революции. Так налетело столько ментов, да КГБ-шников, что родители этих пацанов сами были не рады, что их дети нашли ее. Так их всех затаскали по допросам. Мол стырили или нет они чего. И только через год следствие закончилось, а пацанам выдали по похвальной грамоте, что они, мол, молодцы и все такое….
— Вот я об этом и думаю, — спокойно продолжил Юра, — что не жить нам спокойно сейчас, если мы об этом заявим, — он печально покачал головой.
— А если продадим? — опять встрял Лешка.
— Да кому ты что продашь!? – опять прервал его Юра. – Тебя тут же сдадут, да еще и срок впаяют за укрывательство. Знаю я такие случаи.
Но тут в комнату вошли Ира и баба Маша.
Увидев на столе кучу вилок и ложек, они в недоумении остановились возле стола и молча смотрели на них.
Потом Ира обрела дар речи и, указывая пальцем на кучу матово поблескивающие вилки и ложки, чуть ли не заикаясь, произнесла:
— Эт-то что такое? Откуда все это?
— Да, вот Лешка раскопал у ДЗОТа, — Юра зло глянул на Лешку. – Теперь и не знаем, что со всем этим делать будем.
— А ничего делать и не надо, — уже спокойным голосом твердо заявила Ира. – Вы что продавать что-то задумали? – она с подозрением осмотрела озадаченных мужиков.
— Да Бог с тобой, — махнул на нее Юра. – Окстись, мать! Ничего мы не затеяли. Вот сидим и вас ждем.
— А если ждете, то я вам вот что скажу, — Ира отодвинула легким движением руки мужа и присела с ним рядом на лавку. – Не вздумайте что по комиссионкам, да по знакомым таскать. Моментом вас всех сдадут, — она вновь осмотрела мужиков, которые уже с интересом уставились на нее. – Земля чья? – задала она первый вопрос. – Маманина. Значит и все это барахло тоже ее, — она сама ответила на свой вопрос. – А уж как она этим распорядится, то это ее дело, — и все перевели взгляд на бабу Машу.
— А что вы от меня ждете? — баба Маша окинула всех взглядом. — Я ничего с этим, — она показала на стол, — делать не собираюсь. Не наше это все, не нами заработано, а уж кто его заховал, то это того дело. Ну, достали вы его из земли и что? Так пусть, как оно лежало в земле, так пусть и лежит сейчас у меня у шкапчике. А придет время, я сама его вам раздам, а если не успею, то после смерти моей все и поделите. А пока Юрочка, сложи все обратно в сумочку и отнеси в спаленку. Нечего этому всему глаза мозолить, да людей искушать.
— Правильно все сказала, маманя, — поддержал ее Юра. – Так и поступим. Но чтобы никому об этом не рассказывать, — он вновь осмотрел всех присутствующих.
— А обмыть! Я что? Зря все это доставал что ли? – не выдержал Лешка.
— Вот закончим всю работу на сегодня, тогда и обмоем, а тебе чтобы не обидно было, я бидон самогонки отдам. Вот там ты уже точно наобмываешься.
Его шутке все рассмеялись. В комнате прошла атмосфера напряженности и в ней вновь стало светло и легко от Юриных слов.
— А тебе чего надо? – Юра посмотрел на Бородина. — Ты тоже, вроде как принимал в этом участие, — Юра вновь показал на стол.
— Да, ничего мне не надо, — пожал плечами Бородин. – Вроде все у меня есть. Руки, ноги, голова на месте – вот и ладно. А от такого, — он тоже показал на стол, — добра особого не будет. Все правильно решили, но обмыть надо обязательно, — он весело осмотрел вдруг ставшими напряженными лица Юры, Иры, бабы Маши и Лешки.
От его слов все вновь заулыбались, а Юра даже весело расхохотался.
— Молодец, Вован! – громогласно заявил он. – Дай пять! Так держать! Вот это по-нашему, по-матросски.
Он выставил перед собой ладонь, к которой с удовольствием приложился Бородин всей своей пятерней.
— Ну, а теперь, — Юра оглядел Лешку с Бородиным, — пошли работать. За нас нашу работу никто не сделает, — и, с шумом отодвинув тяжелую скамейку, поднялся из-за стола. – А бабоньки уж пусть сами со всем этим тут разберутся.
Лешка с Бородиным тоже поднялись следом за Юрой и пошли продолжать вскапывать поле, где и прокопались до самого вечера.
Ближе к вечеру, когда дневной зной спал и солнце уже было готово закатиться за горизонт, на дороге, ведущей от станции к дому, показались двое.
Лешка с Бородиным распрямились, оперлись на лопаты и принялись разглядывать приближающуюся пару.
По мере их приближения Лешка удивленно вскрикнул:
— Так это же Серега с Галкой!
— Точно, они, — подтвердил, подошедший к ним Юра и тихо произнес. – Про ложки ни слова, — и, громко добавив, — хорош копать! — пошел навстречу к новым гостям.
Бородина, как молнией по башке огрело:
— Ну ничего себе баба, приехала все-таки! Черт бы ее подрал! – но подавив в себе минутную злость, он по-прежнему спокойно смотрел, как Юра обнимался с пришедшими.
Лешка тоже бросил лопату и пошел навстречу к ним. Делать было нечего и Бородин, изобразив на лице чувство великой радости, двинулся за Лешкой.
Подойдя, он крепко пожал Сереге руку, а Гале обеими руками пожал скромно протянутую ладошку.
При этом пожатии он почувствовал, что она немного, крепче обычного, сжала его ладонь и пристально посмотрела в глаза. Но Бородин на этот взгляд не отреагировал, а только громко сказал.
— Ну, вы даете! Вот кого не ожидал увидеть, так это вас.
— А ты что забыл, что я за столом еще тебе говорил, что мы тоже собираемся к Юре? – ответил ему Серега, крепко сжимая ладонь Бородина.
Тот от такого напоминания немного смутился. Вот чего не было, того не было за столом. Обо всем говорили. И о даче тоже, но, чтобы приехать сегодня, то этого не было. Но, не желая разрушить дружескую обстановку, он хлопнул себя ладонью по лбу:
— А что-то этот разговор у меня совсем вылетел из головы!
— Бывает, — как бы простил его Серега. – А мы вот с Галей решили далеко все это не откладывать. Я взял отгул на пару смен, а вот Галя и на понедельник даже.
— Рад, очень рад, что не забываете, — растроганно бубнил Юра.
— Да мы же еще на прошлой неделе собирались к вам, — начала Галя. – Я еще звонила тебе на работу.
— Точно, точно, припоминаю, — начал припоминать Юра. – И разговор помню, но что-то за всей этой суетой, все из головы вылетело. Дел столько навалилось…, — Юра виновато посмотрел на Галю.
Было немного потешно, что такой громила, который и горы может свернуть, способен так мило стесняться.
Но Галя только подошла к нему и приобняв, ласково сказала:
— Да куда же мы без вас.
В ответ на эти слова, Юра обняв ее, повернул голову в сторону дома и предложил:
— Чего стоять то тут? Пошли в дом, там обо всем и поговорим. В ногах правды нет.
На самом деле, что было стоять на краю дороги в это позднее время, надо идти отдыхать, чтобы завтра с новыми силами закончить этот участок поля.
Лешка с Бородиным вернулись на поле, собрали инструмент, погрузили его в тачку и тоже двинулись к дому.
Во дворе, скинув с себя рубашки, они принялись поливать друг друга теплой, прогревшейся за день водой из бочки.
Ира вышла во двор и, чуть ли не с упреком высказала им:
— Чего вы тут расплескались? Давайте быстро за стол. Все уже собрались, только вас и ждем, — и вручив им полотенца, ушла в дом.
Быстро вытеревшись и переодевшись в чистую одежду, Лешка с Бородиным вскоре тоже сидели за столом.
Стол, как и прежде, ломился от еды. Было видно, что в этом доме покушать очень любят. Во всем чувствовалась рука хлебосольной хозяйки, которая гордо сидела рядом со своим мужем и заботливо осматривала стол. Все ли у всех есть, и чтобы у всех всегда тарелки были полны еды.
Бородин это уже испытал на себе, когда Ира, проявляя заботу о нем, все время повторяла:
— А картошечки, что не положишь? А мяска, что не возьмешь? А огурчики – ох и хрусткие. Ты бери, бери, кушай на здоровье.
Поэтому из-за стола за эти пару дней каждый раз приходилось не выходить, а выкатываться.
Ира с бабой Машей сидели по одну сторону стола на стульях, напротив них на лавке пристроились Лешка с Бородиным и Галей, а Серега устроился рядом с Юрой во главе стола.
Так что у Гали слева сидел Бородин, а справа муж, поэтому Галя ухаживала за ними обоими.
— Ну, вот и все в сборе, — радостно заключил Юра, увидев вошедших Лешку и Бородина. – А то мы тут уже вас заждались. Слюнки текут, да первачок греется, — он взял знаменитую бутыль с первачком на березовых почках.
Серега прикрыл свой стакан ладонью:
— Мне не надо, — но увидев удивленный взгляд Юры, ответил. – Я водочки луче бахну.
Он сам взял со стола одну из двух бутылок, которые привез, и налил себе полстакана.
— Хозяин – барин, — отреагировал на его слова Юра. – А мы нашей, самтрестовской, — он весело посмотрел на парней и наполнил им стаканы.
Парни от таких предложений посчитали, что отказываться будет неуместно, поэтому дружно их подняли.
У женщин же была налита смородиновая настойка из того же самого крутобокого графинчика.
— Ну, если у всех налито, — заключил Юра, — то и выпьем за труды наши праведные и за то, что нам предстоит еще сделать.
Все дружно поддержали этот тост и над столом прозвенел звон соприкоснувшихся стаканов.
После выпитого, за столом воцарила временная тишина, потому что все накинулись на еду.
После трудового дня и нахождения на свежем воздухе, аппетит у Бородина был отменный, и он быстро опустошил свою тарелку.
Заметив, что тарелка у своего соседа слева пустая, Галя тут же подскочила:
— Ой, Вовочка, да ты ешь еще, что ты ждешь, да не накладываешь себе. Давай я за тобой поухаживаю, — с такими приговорами она взяла его тарелку и принялась вновь ее наполнять. — Мы сейчас и выпьем, и закусим. Так что кушать надо обязательно.
Как только Бородин устроился на лавке, Галя сразу же принялась ухаживать за ним, как хозяйка. Она наполнила его тарелку дымящейся картошкой с мясом, полив все это соусом, пододвигала к нему то огурчики, то помидорчики, то капустку, все время приговаривая:
— Надо, надо кушать. А то, смотри как вы тут работаете. Без еды и сил то никаких не будет, — и все время, как бы невзначай, задевала Бородина то плечом, то касалась его руки, когда накладывала ему в тарелку картошку из общего казанка то, когда передавала кусочек хлеба.
От каждого ее прикосновения Бородина прошивало, как молнией, так что даже по спине пробегали мурашки, когда он чувствовал прикосновения её тела. У него даже что-то внутри аж кипело.
Он не понимал, видит ли кто из сидящих за столом все эти ухаживания или нет, потому что, опустив голову, он смотрел только в тарелку.
Но, за столом, после выпитого, все начали громко разговаривать, обсуждая семейные проблемы и то, что каждый считал для себя самым важным.
Серега нешуточно присосался к привезенной им водке, а Юра с парнями больше налегали на еду, поэтому Серега быстро нажрался и стал вырубаться прямо за столом.
Галя, увидев, что муж вдрабадан пьяный, встала, ласково обняла его за плечи и приговаривая:
— Пойдем баиньки, мой хороший. Что-то ты совсем захмелел, устал поди работать в своем порту, — повела его спать в комнату, где ночевали Бородин с Лешкой.
Когда Галя с Серегой ушли, то Юра, как бы невзначай, спросил жену:
— Ну чё, Ира? Нашли место этим вилкам, ложкам?
— Да все маманя прибрала и куда-то унесла, не волнуйся. Все нормально, — она посмотрела на бабу Машу, которая за вечер и слова не вымолвила.
— А ты, мама их подальше куда положи, — начал ей внушать Юра, — а то, не дай Бог, кто прознает…, — о чем они дальше говорили, Бородину было не интересно, и он предложил Лешке:
— Пошли, братан, покурим.
Лешка согласно кивнул, и они вышли в коридор, где находился и туалет. Бородин зашел туда первый, оставив Лешку в коридоре.
Через пару минут выйдя, он запустил туда Лешку и достав сигареты, принялся прикуривать.
Тут дверь их комнаты открылась и из нее вышла Галя. Она выключила в комнате свет и пошла прямиком на Бородина. От её решительных действий, у Бородина даже что-то ёкнуло под ложечкой:
— Ой, чё будет то…? – кольнула его провокационная мысль, предсказывающая что-то нехорошее, но он внутренне собрался и, изобразив спокойствие на лице, смотрел на приближающуюся Галю, продолжая раскуривать сигарету.
Но ничего особенного не произошло.
Бородин стоял, прислонившись к косяку открытой двери в большую комнату. Он только выпустил первый клуб дыма и собирался сделать вторую затяжку, когда Галя, проходя мимо него, задела его плечом и тихо, не шевеля губами, произнесла:
— Я сегодня приду. Жди.
От услышанного Бородин чуть ли не поперхнулся дымом, а Галя с независимым видом, как будто ничего не произошло, прошла мимо него и уселась в большой комнате за стол, объясняя свое долгое отсутствие Ире:
— Вот, паразит, чего это он надрался? Ума не приложу. Да пока раздевала, да укладывала все силы потратила. Ты мне Ирочка плесни немного, да выпьем мы с тобой за долю нашу женскую.
Больше Бородин не прислушивался к разговорам в большой комнате, потому что из туалета вышел Лешка, и они вышли во двор.
Вечерняя прохлада заставила даже слегка поежиться от свежести воздуха, но после пары затяжек Бородин привык к нему и принялся разглядывать ночное небо, и мигающие фонари далекой станции.
Были белые ночи, так что особой темноты во дворе не было. Небо оставалось сероватым и беззвездным. На нем выделялась только одна звезда и, насколько Бородин знал звездное небо, он предположил, что это была Венера, которая ровным светом, не мигая, одиноко высвечивалась на небе, да встающая из-за горизонта Луна дополняла ночное освещение. Хотя от ее полумесяца особого света то и не было. Но все равно, было очень красиво и он, затаив дыхание, молча смотрел в бездонную глубину неба.
Вскоре во двор вышел и Юра, и они вместе продолжили «дышать свежим» воздухом выпуская клубы дыма.
— Чё то Серега быстро сегодня сломался, — посетовал Юра.
— Да, — согласился с ним Лешка, — что-то он последнее время сильно стал увлекаться этим, — Лешка тыльной стороной ладони хлопнул себя по горлу, — даже Галя жалуется. Говорит, что последнее время он и с работы часто балдой приходит.
— Да, — проговорил неодобрительно Юра, покрутив головой и цыкнув губами, — зараза эта такая. Только потеряй бдительность, как она тебя в момент скрутит. Вон у нас на заводе сколько таких случаев было….
— Да и у нас в цеху пару хануриков чуть ли не каждый месяц на собраниях обсуждают, а одного мужика даже в ЛТП определили, — тут же вставил Лешка.
— Вот поэтому, — Юра усмехнулся, — пойдем сейчас по маленькой врежем, да на боковую. Завтра надо этот новый участок закончить и копать, и засадить его надо полностью. А то мы что-то с посадкой припозднились в этом году.
Они затушили сигареты и вернулись в дом.
За столом по-прежнему сидели женщины и о чем-то мирно беседовали.
— Хорош, бабоньки разговоры разговаривать, — вмешался в их беседу Юра, — давай по последней усугубим, да на боковую пора. Завтра у нас решительный бой, — пошутил он и разлил всем первачка.
Выпив и немного закусив, потому что от всех угощений у Бородина еда чуть ли не из ушей выливалась, они с Лешкой пошли к себе в комнату.
Галя с бабой Машей ночевали в бабкиной комнате, а Ира с Юрой – в своей.
Пока Бородин с Лешкой выкуривали по последней сигарете у туалета, из кладовки с ворохом белья вышла Галя и, проходя мимо них к себе в комнату загадочно посмотрела в глаза Бородина. От ее взгляда у него аж мурашки прошли по спине.
— Чё она задумала? – опять невольно подумалось ему, и он искоса посмотрел на Лешку, чтобы убедиться, видел ли он ее хитрый взгляд или нет.
Но, как ему показалось, Лешка не обратил внимания на Галю, потому что был увлечен своим рассказом об алкашах на их заводе.
Покурив, они прошли в свою темную комнату, предварительно включив в ней свет, чтобы раздеться.
К своему удивлению, Бородин обнаружил, что на его диване спит Серега.
— Ну, ничего себе! — возмутился Бородин. — Чё это он тут развалился? Еще обоссыт или обблюет все тут, — он смотрел на храпящего Серегу.
— Да пусть спит, не трогай его, — махнул на него рукой Лешка. – Ложись на кровать. Какая тебе разница?
— Не могу я спать на этих деревяшках, — начал объяснять ему Бородин, — у меня после них все ребра болят. Я люблю, чтобы все мягко было.
— Да и я тоже, — согласился с ним Лешка. — А давай перетащим его, — предложил он, — я думаю, что от трелевки он даже и не проснется.
— А чё? — согласился с ним Бородин. – Давай, — и они, взяв за руки и за ноги аморфное тело, чуть ли не перекинули его с дивана на кровать.
Серега был настолько пьян, что не то что не проснулся, он и даже и не мычал при переноске, а как куль валялся на кровати, продолжая храпеть.
Лешка, чтобы Серега не захлебнулся в блевотине, повернул его голову на бок и прикрыл одеялом.
Пока горел свет, они разделись, а потом Бородин выключил его и завалился на «свой» мягкий диван.
Диван со стоном всех своих пружин принял Бородина, и он провалился в них.
Потом он долго ворочался, выбирая место поудобнее и соображая, чтобы могли значить Галины слова и таинственные взгляды.
Что тут вообще в этой комнате, в кромешной темноте можно было делать? Ведь тут спит Лешка, да и муж ее тут же храпака задает, да такого, что от него стены дрожат.
Но как-то за этими раздумьями, глаза его сами собой начали закрываться. Бородин несколько раз сопротивлялся этому, вновь открывая их, но, незаметно для себя, заснул.
