Поезд подходил к Ленинграду. Он снизил скорость и, выбирая путь к вокзалу, уже отчетливо отстукивал по рельсам последние минуты, которые оставались до прибытия.
Пассажиры неторопливо стали вынимать свои чемоданы и сумки, выставляя их в коридор.
В противоположном конце вагона тоже царила тишина.
Молодые прапорщики, едущие на службу по распределению, переоделись в форму и тихо сидели по полкам, мирно ожидая прибытие поезда.
Это они вчера, после отъезда из Калининграда, были неуправляемые.
Сразу после посадки они начали пить и уже через пару часов все были пьяные. Они орали песни, кричали непристойности, затевали между собой драки, а самый здоровый из них даже свалился с верхней полки, ударился головой об угол ступеньки и сейчас понуро сидел, грустно повесив голову, стараясь скрыть огромный лиловый синяк, расплывшийся на половину лица.
Бородин иронично поглядывал в их сторону, вспоминая вчерашнюю ретивость и разухабистость выпускников.
А сейчас они понурые и притихшие, как побитые собаки, ожидали начала новой жизни и что она им приготовила, учуяв перегар и увидев потрепанные физиономии.
Бородин и сам вспоминал, как после окончания училища они гуляли несколько дней, прежде чем разъехаться по местам распределения. Но он не мог припомнить такой разнузданности, которую он наблюдал вчера вечером.
Прапорщики вели себя, как свора собак, спущенных с цепей. Он понимал, что после строгих правил и постоянной муштры в учебке, им хотелось отвязаться, но не до такой же степени, когда даже начальник поезда не смог с ними справиться и только пришедший на какой-то станции наряд милиции, навел порядок, забрав самых ретивых с собой.
Конечно, после выпуска и они все выпивали и на выпускном вечере, и в ресторане, и потом догуливали по кафе и еще на третий день устроили пикник на склонах сопок Амурского залива, но, такую разнузданность, что он наблюдал вчера, никто из его друзей не позволил себе.
Эти новоявленные прапора гуляли только после одного года обучения, выдавая скопившиеся эмоции, а что тогда было говорить о них, отучившихся пять лет в не менее жестких условиях.
Была радость, ощущение свободы и эйфории от открывшихся ворот жизни, но такой вакханалии у них не было.
Бородин возвращался из санатория после трех недель отдыха в Светлогорске.
Каким-то образом папа достал ему путевку туда, и он с удовольствием провел это время на дюнах, в хвойных лесах и на песчаных пляжах Балтийского моря.
Компания у них подобралась веселая. Все примерно одного возраста, но у всех были свои стремления в жизни и разные профессии. Конечно, выпивали, ходили по ресторанам, ездили на экскурсии, но никто никого никогда не таскал на руках, и никто не зарывался в грязь лицом в состоянии легкого алкогольного опьянения.
Отдых оставил приятные воспоминания и какую-то легкость.
А тут, глядя на вчерашних героев, на душе было как-то муторно и радость от проведенного отпуска куда-то исчезла.
В купе плацкартного вагона, в который ему в это время года с трудом удалось достать билет, он остался один. Его попутчики вышли немного раньше.
Поэтому он в одиночестве сидел и смотрел в окно, разглядывая пригороды Ленинграда.
Вскоре поезд замедлил ход и остановился под огромной, стеклянной крышей вокзала.
Пропустив вперед гурьбу прапорщиков, издающих миазмы перегара, распространившемуся после их прохода по коридору, Бородин одним из последних вышел из вагона.
Торопиться было некуда. Никто его здесь не ждал и не встречал, хотя он дал тете Вале телеграмму, что приезжает сегодня. Но, так как он точно не знал времени прибытия поезда, то и время приезда он в ней не указал.
Выйдя из вагона, он огляделся и поежился. Под сводами вокзала было прохладно, сумрачно и неуютно.
Вереница пассажиров не торопясь двигалась по перрону и он, затесавшись в нее, последовал к выходу.
Пройдя весь вокзал, он вышел на улицу.
Здесь было светло и тепло, несмотря на раннее утро.
Он немного отошел от главного входа, поставил чемодан и закурил, оглядываясь по сторонам.
Небо было без единого облачка, взошедшее солнце уже прогрело воздух и дышалось легко и свободно.
Сделав пару затяжек, он осмотрелся. Было интересно, где же это он сейчас находится.
В этом районе Ленинграда ему еще не приходилось бывать, поэтому он с интересом смотрел на набережную Обводного канала, по которой то и дело проносились автомобили и периодически проезжали автобусы и троллейбусы.
Конечно, можно было сесть на один из них и доехать до метро, а потом с пересадками ехать на Гражданский проспект к тете Вале, но ему что-то очень не хотелось толкаться в утренних поездах с чемоданом, поэтому он решил ехать на такси.
Тут как раз один из таких таксистов и подошел к нему.
— С поезда что ли? – доброжелательно поинтересовался он.
— Угу, — в подтверждение его слов, Бородин кивнул головой.
— Куда ехать собираетесь? – вежливо продолжил выспрашивать таксист.
Прежде чем ответить, Бородин осмотрел таксиста. Это был мужик одного роста с ним, аккуратно одет, но возрастом намного старше Бородина. Вид его внушал доверие, поэтому он, пожав плечами, ответил:
— На Гражданку.
— Ого! – невольно вырвалось у таксиста. – Так это же почти в Мурино, совсем другая сторона города.
Бородин почувствовал, что таксист, конечно же повезет его, но набивает цену своей услуги, поэтому возразил, стараясь придать уверенность своему голосу.
— Нет, это рядом с проспектом Луначарского. Я покажу где, — и вновь посмотрел на таксиста. — Так повезешь или нет?
Таксист, немного подумав, как бы нехотя решил:
— Довести то можно, только вот как с оплатой то быть?
— А как быть? – усмехнулся Бородин. – Сколько счетчик настучит, так пару рубчиков сверху добавиться, — и посмотрел на колеблющегося таксиста.
Тот, немного подумав решил:
— Маловато, конечно, но поехали. – и тут же добавил. — Если бы не утро, то за такие деньги я бы в такую даль ни за что не поехал.
— Так едем или нет? — не понял его Бородин.
— Едем, едем, — проворчал таксист и, подхватив чемодан Бородина двинулся к своей желтой «Волге», стоявшей тут же в небольшой очереди.
Бородин невольно удивился действиями таксиста, но, промолчав, последовал за ним.
Во Владивостоке ни один таксист за чемодан не хватался. Там они себе цену знали и никогда не заигрывали или заискивали перед пассажирами.
Таксист открыл багажник, уложил туда чемодан, подошел к своей двери и, посмотрев на Бородина, удивленно спросил:
— Чего стоишь? Садись, поехали, — и уселся за руль.
Послушав его, Бородин поудобнее устроился на пассажирском сидении рядом с водителем и огляделся.
Машина внутри была чистая и ухоженная. В ней было тепло и уютно.
Таксист завел мотор и, включив счетчик, взглянул на Бородина.
— Ну что? – как бы ожидая разрешения, спросил он. – Тронулись, что ли?
— Конечно. Чего ждать? Поехали, — кивнул головой Бородин. — Только провези меня, пожалуйста, через мосты по набережной. Хочу посмотреть какой стал Питер, — попросил он.
Таксист с удивлением посмотрел на Бородина.
— Соскучился, — пояснил Бородин ему. – Давно не был.
— Нет проблем, — согласился таксист. – По набережной, так по набережной, — и, плавно сдвинувшись с места, не спеша поехал.
Несмотря на интенсивное утреннее движение по дорогам города, таксист ехал быстро, выполняя просьбу Бородина.
С посторонними вопросами он к нему не лез, а Бородину и не хотелось ни о чем говорить. Он разглядывал город.
Он много раз бывал в Ленинграде, который ему нравился своей архитектурой, широкими улицами, зелеными проспектами.
Невольно вспомнился последний приезд с женой, но он сразу же отогнал от себя эту мысль, чтобы не будить горечь обиды, оставшуюся после их последней встречи.
Он заставил себя сосредоточиться на городе и его улицах, чтобы вновь не впасть в меланхолию и депрессию, от которой он с таким трудом избавился в санатории.
Машина быстро проехала по набережной Обводного канала, Московскому проспекту и по Садовой выехала на Невский. Слева где-то мелькнул шпиль адмиралтейства, справа Александрийский столп на Дворцовой площади, а потом она свернула на Дворцовую набережную.
Таксист четко выполнял просьбу Бородина. Он, даже проезжая по набережной, снизил скорость, чтобы Бородину было удобнее рассмотреть окружающие здания, а проезжая Литейный мост, перестроился в правый ряд и очень медленно проехал его, чтобы Бородин смог полюбоваться водами Невы.
А потом понесся по Лесному проспекту. Там Бородину уже было не интересно. Он все ждал, когда же они выедут на Гражданский проспект.
После того, как машина пересекла проспект Непокоренных, он стал узнавать знакомые места.
Когда справа показались знакомые корпуса высоких панельных домов, он нарушил молчание, которое стояло в машине:
— Вот здесь сверни, пожалуйста, и через эту арку заезжай во двор, — он показал на проезд между корпусами.
Таксист с удивлением посмотрел на Бородина, но четко выполнил все его указания.
— После арки, поверни, пожалуйста, направо, — продолжал руководить действиями таксиста Бородин, — и езжай до третьего парадного.
Таксист еще раз изумленно посмотрел на Бородина:
— А чего же ты мне не сказал, что ты питерский? – в голосе его сквозило неподдельное удивление.
— А что, незаметно?
— А кто вас, молодых поймет, кто вы такие. Я вот и подумал, что ты приезжий. Уж больно фасонисто разодет.
— Просто в рейсе был почти год, вот и соскучился по городу, — соврал любопытному таксисту Бородин.
— Моряк, что ли? – с еще большим удивлением произнес таксист.
— Ага, — утвердительно кивнул головой Бородин и уточнил, — механик.
— Понятно, — протянул таксист, хотя, что ему было понятно, он так и не успел сказать, потому что остановил машину у третьего подъезда.
Бородин вышел из машины и, немного размяв спину, повернулся к багажнику, чтобы достать чемодан, но таксист уже доставал его и бережно поставил на высокий бордюр газона.
— Спасибо, что доставил, — поблагодарил таксиста Бородин, но увидев его ожидающий взгляд, полез в карман за деньгами.
Достав кошелек и вынув две трешки, он вручил их таксисту.
— Большое спасибо, — поблагодарил таксист, бережно забирая деньги у Бородина. – Дома то хоть ждут? – мимоходом поинтересовался он, хотя чувствовалось, что этот вопрос он задал только из вежливости и ему было абсолютно безразлично, что там твориться у Бородина в доме.
Этим он хотел скрыть свое удовольствие от того, что от этой поездки он получил лишнюю трешку, а не два рубля, как они договаривались.
— Ждут, ждут, — удовлетворил его любопытство Бородин, — хотя мать, наверное, уже на работе.
— Ну, тогда желаю счастливой встречи, — пожелал ему таксист и сев в машину, быстро уехал.
Бородин поднял чемодан и не спеша прошел к двери подъезда.
Квартира находилась на втором этаже, поэтому он на стал ждать лифт, а легко взбежал по лестнице с чемоданом в руке и остановился перед знакомой дверью. Прежде чем позвонить, он пару раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить дыхание, и нажал на кнопку звонка.
За дверями тут же послышались шаги нескольких человек, и она широко распахнулась.
На пороге стояла тетя Валя, а над ней возвышалась голова Лешки.
Тетя Валя с момента их последней встречи, совсем не изменилась. Хоть и прошло уже почти три года, а она была все такой же полной и глаза ее излучали по-прежнему теплоту.
А Лешка сбрил бороду, отрастил усы и лицо его уже не выглядело столь устрашающе, как тогда, при их последней встрече, когда он походил на разбойника с большой дороги.
Тетя Валя, увидев Бородина, тут же кинулась к нему с распростертыми объятиями.
— Вовочка, миленький, — вскрикнула она низким хрипловатым голосом, — куда это ты запропастился. Я уже вся извелась тут, — и она, обняв Бородина, прижалась к нему.
А он, почувствовав ее теплые мягкие руки, наклонился к ней и поцеловал ее в щеку.
Он не успел еще даже выдохнуть, как тут же был засыпан множеством вопросов, которыми принялась задавать тетя Валя, выдавая их, как очереди из пулемета.
— Что же ты, пакостник такой, не написал время, когда приедешь? Дату он написал, видите ли, а время – нет, — начала отчитывать она Бородина, немного отодвинувшись от него и радостно рассматривая. – Это значит, что Вова едет, а тетя Валя сиди и жди его у окошка целыми днями. Это пусть вас моряков, жены так ждут, а мне и на работу надо и по дому вон сколько дел, — она повернулась в сторону коридора и махнула туда рукой.
Этой секунды ее замешательства хватило Лешке для того, чтобы он широким жестом сильной руки отодвинул мать и вцепился клещами в Бородина.
От таких объятий у Бородина затрещали все кости и перехватило дыхание. Хотя Лешка и был выше Бородина на полголовы, но он был намного мощнее и тяжелее его. Мама Лешку, наверное, специально откармливала, чтобы он стал борцом и, насколько помнил Бородин, был уже мастером спорта в тяжелом весе.
Ослабив объятья, Лешка хлопнул Бородина по плечам обеими руками, отчего тот чуть ли не присел.
— Чего застыл? Проходи. Заждались мы тебя. Я вот тоже только что чуть на работу не ушел, — он немного сдвинулся в сторону, пропуская Бородина в квартиру.
Подхватив чемодан, Бородин сделал несколько шагов, но Лешка выхватил его, отодвинув мать в сторону:
— Ты, мама посторонись, успеешь ты свои вопросы задать, а я хочу братца своего рассмотреть. Где это он там загулял, что с таким трудом к нам вырвался? Да проходи ты, проходи, — и, обняв Бородина за плечи, потащил его вглубь квартиры.
На весь этот шум и гвалт из боковой комнаты вышла женщина с осунувшимся лицом и ребенком на руках.
Бородин сразу узнал в ней Татьяну, жену Лешки. Во время их последней встречи она была беременна и очень стеснялась Бородина своим положением.
Зато сейчас у нее на руках был годовалый мальчишка, который был точной копией Лешки. Тут и сомнений никаких не могло возникнуть, чей сын у нее на руках.
Татьяна в приветствии скромно кивнула головой и тихо произнесла:
— Здрасьте, — на что Лешка шумно отреагировал.
— Что? Не узнаешь, что ли? – он остановился около жены. – Так это же Вовка! Мы с ним еще до рождения Юрки в Петергоф ездили!
— Почему? – все так же тихо отреагировала Татьяна на слова своего громогласного мужа. – Узнаю. Здравствуйте, Володя.
— Ну ты даешь! – тут же отреагировал на ее слова Лешка. – Чё ты мямлишь? Володя, здравствуйте, — передразнил он ее. – Вован это! – торжественно закончил он и, отодвинув точно таким же широким жестом жену в сторону, протащил за собой Бородина в большую комнату.
Комната с последнего визита Бородина не изменилась. Она, как и прежде, казалась полупустой.
В стены стоял складной диван, напротив него сервант, а в середине комнаты разместился большой старинный стол с витиеватыми ножками, окруженный такими же древними стульями.
В свое время Лешкин отец дядя Дима, только сменил на них обивку и отлакировал, а сейчас они по-прежнему окружали стол, напоминая о какой-то прошлой, тайной, неизвестной Бородину жизни.
Но тут уже настала очередь тети Вали.
Она ворвалась вслед за своим заполошным сыном в комнату и волевым движением руки отодвинула Лешку от Бородина.
— Чего это ты навалился на Вовочку? Не видишь, что ли, что он только что с поезда, что он устал. Ты бы хоть усадил его, а потом уже тискал.
От таких слов Лешка пришел в себя и выпустил Бородина из своих объятий.
— Садись, рассказывай, — он, своей сильной рукой, пригвоздил Бородина к одному из стульев, а сам плюхнулся на диван, который от такого соприкосновения жалобно простонал всеми своими древними пружинами. – Чего это ты забыл в том Калининграде? Чего это тебя туда занесло?
Но тут его вновь перебила тетя Валя.
— Ну что ты к нему пристал? Ответит он тебе на все твои вопросы. Будет у вас еще время. Ведь будет? – она испытующе посмотрела на Бородина. – Ведь ты же не на пару дней пожаловал?
— Конечно, будет, теть Валь, — подтвердил ее слова Бородин. – У моряков отпуск всегда большой.
— Вот, вот, — перебила его тетя Валя, — значит и поговорить обо всем успеете. А сейчас позавтракать ему надо, — указала она взглядом на Бородина. — А потом уже и расспрашивать, — и тут же громогласно выкрикнула. – Татьяна! Иди, поможешь мне с завтраком, — и вышла на кухню.
Бородин только и увидел, как Татьяна, с Юркой на бедре, прошла за ней на кухню, где тут же раздался звон кастрюль и сковородок.
А Лешка вопросительно уставился на Бородина.
— Ну, братан, рассказывай, чего это тебя в наши края занесло?
Бородин, немного подумав, пожал плечами.
— А что тут рассказывать…, — он немного был ошарашен таким громогласным приемом. – Отдыхал, дурь выгонял из себя.
— Ну, и как? – напирал Лешка. – Выгнал? Папа твой звонил и долго разговаривал с мамой о тебе. У тебя что-то в семье случилось? – это он уже проговорил сочувственным тоном.
— Случилось…, — тяжело вздохнул Бородин. Уж больно не хотелось ему бередить только что начавшую заживать рану.
— Ладно, — как будто поняв его состояние, прервал свои мысли Лешка. – Время будет еще у нас. Потом расскажешь.
— Конечно, расскажу, — подтвердил его слова Бородин. – Тут скрывать нечего. Только за один присест всего и не расскажешь.
— Да будет у нас еще время, — Лешка встал с дивана и, от души хлопнув Бородина по плечу, присел рядом с ним на стул. – Возьмем пару пузырьков, посидим, потрендим.
А потом, резко переключившись на другую волну, уже начал другим тоном:
— Я вот хотел сейчас съездить на завод и взять отпуск на пару недель, пока ты у нас гостишь. У меня там куча переработок, поэтому мне не откажут. Погуляем…, — мечтательно произнес он. – Чё дома-то сидеть. Лето. Красота! А Юрку моего видел? – он опять переменил тему разговора, на что Бородин утвердительно кивнул головой. – Во, кабанчик растет! Весь в меня!
— Это точно, — подтвердил его слова Бородин. – Как две капли воды. Я помню тебя малым, так ты точно таким же был. Да еще и шкодливым. Вечно пакости какие-то сотворял.
— Точно! – громко хохотнул Лешка. – И Юрка точно такой же. За ним глаз, да глаз нужен. Татьяна уже вымоталась с ним.
— Да видел я. Лица на ней совсем нет. Схуднула она сильно.
— Тут схуднешь, — Лешка опять громко рассмеялся, — если тебе ни днем, ни ночью покоя нет. Он то ночами не спит, то целыми днями пакости вытворяет. От Димки таких хлопот не было.
— Да, кстати, — Бородин огляделся, — а где он сейчас?
— Да в садик я его оттаранил с утра, когда со смены вернулся.
— А ты что в ночную работаешь? – тут же поинтересовался Бородин.
— Когда как бывает, — попытался объяснить Лешка. – Сейчас мастер попросил, так я в последнюю неделю в ночную отработал, а так обычно то с утра, а то и во вторую смену пашу.
— Ну, и как? – вновь поинтересовался Бородин.
— А как? – Лешка опять громко рассмеялся. – Да никак. Работаю. План перевыполняю, поэтому иногда и поблажки мне делают.
Тут в комнату вошла Татьяна со скатертью в руках и Юркой, который уцепившись за ее юбку, семенил за матерью.
Пока Татьяна расстилала скатерть на столе, Юрка, спрятавшийся за ее подол, исподтишка разглядывал Бородина.
— Привет, Юрка, — улыбнулся ему Бородин.
Но от этих слов, Юрка еще крепче вцепился в материнскую юбку и уже одним глазом продолжал разглядывать Бородина.
— Это он с виду такой скромный, — Лешка нагнулся и взъерошил вихри на голове сына. – Подожди. Привыкнет к тебе, тогда тебе точно, не сносить головы.
От этих слов он вновь рассмеялся, а Татьяна даже улыбнулась.
Но тут в комнату вошла тетя Валя с огромной сковородой в руках, на которой еще шкворчала яичница с огромным количеством колбасы.
Татьяна вышла из комнаты и принесла чайник и кружки для чая.
Лешка тоже сбегал на кухню и расставил на столе тарелки с вилками и ложками.
— Давай, наворачивай, — он еще раз хлопнул Бородина по плечу.
От таких ласк Бородину приходилось еще больше проваливаться в мягкое сидение стула, но он уже начал привыкать к такому роду ласк.
— А я поеду на завод, отпуск оформлю, — Лешка собрался выходить из комнаты.
— Скажешь мастеру, что я завтра буду в первую смену, а сегодня пусть дает мне выходной. И объясни почему — напомнила ему тетя Валя.
— Ладно, скажу, — согласился с ней Лешка и направился к выходу из комнаты.
Бородин сделал попытку привстать, чтобы проводить его, но был остановлен жестом брата.
— Сиди, сиди. Ешь. А я через несколько часов вернусь, вот тогда уже ты, точно, от меня не отвертишься, — он вновь расхохотался своей шутке, звучно щелкнув себя по кадыку и, резко отвернувшись вышел в коридор. Бородин услышал только хлопок двери и щелчок закрывшегося замка.
На несколько мгновений в комнате воцарилась непривычная тишина, которую прервала тетя Валя.
— Ты, Вовочка ешь, ешь, — она наполнила тарелку яичницей и поставила ее перед Бородиным.
Делать было нечего. Такой приказ Бородин не смог нарушить и, взяв вилку и кусок ароматного черного хлеба, принялся уплетать яичницу.
Тетя Валя села рядом с ним и молча смотрела, как он справляется с завтраком, а Татьяна, взяв на руки Юрку, села по другую сторону стола.
Бородин быстро справился с яичницей, ведь со вчерашнего дня он кроме нескольких галет с чаем так и не съел ничего.
Налив в большую кружку ароматного чая, тетя Валя поставила ее перед ним.
— Ну, и как ты там отдыхал? – как бы между прочим начала она.
— Нормально отдыхал, — попытался односложностью ответов уйти от расспросов Бородин.
— Папа мне твой звонил, — тетя Валя внимательно посмотрела на Бородина. – Он рассказал мне о той беде, что постигла тебя…, — проникновенно продолжала тетя Валя. – Я вот все переживала, как же ты все это переживешь?
— А как? – Бородин исподлобья посмотрел на тетю Валю. – Как видите, пережил. Погулял, развеялся, задавил в себе обиду. Вроде живой, а вроде и нет. Не знаю еще, как конкретно жить дальше, — и посмотрел на Татьяну.
Татьяна, наверное, поняла, что она мешает откровенной беседе и поднялась из-за стола.
— Так, Юрасик, пошли-ка спать. А то ты и ночью выделывался и сейчас куксишься, — подхватило она сына на руки.
От этих слов Юрка с пол-оборота разорался во весь голос, всем своим видом показывая, как он не согласен с решением матери.
Но, не смотря на его яростное сопротивление, Татьяна сгробастала сына в охапку и утащила в спальню.
Через некоторое время Юркины крики начали затихать, а минут через десять вообще замолкли.
— Кажись, угомонился, — предположила тетя Валя и вновь посмотрела на Бородина. – Ну, и что ты мне хотел сказать?
Хотя ничего особенного у Бородина и в мыслях не было рассказывать, но тетя Валя положила свою теплую руку на его ладонь и заглянула в глаза.
— Ты, Вовочка не таись, раскройся, поделись. Ведь все в себе не удержишь. Сгореть ведь можно от этого.
И тут Бородина, как будто прорвало. Ведь за последние два месяца никто не смотрел на него так по-доброму. Никого не интересовало, что у него там, в клокочущей душе от чего сердце только яростно билось в груди, делая частые сбои.
В санатории врач посоветовал, хоть и с небольшой долей юмора, как можно излечиться от всего этого. Забыть то, что постигло его дома после возвращения из рейса, и воспользоваться тем же самым методом.
— Клин клином вышибается, — усмехнувшись, объяснил он этот метод.
Этот клин было очень легко найти, особенно в той компании, которая у них там сама собой образовалась.
Но там были только действия, а, чтобы покопаться в душе и вылиться кому-либо – это было невозможно. Да оно никому и не надо было. Все они там жили одним днем, одними развлечениями, которыми старались заполнить те серые будни, от которых убежали в санаторий.
Но сейчас, в присутствии тети Вали, он не смог сдержать весь поток своих чувств, серых мыслей, обид, унижений, которые ему пришлось пережить за последнее время и скопившихся у него на душе.
Он только произнес несколько слов о том, что у него накипело, как его уже было невозможно остановить.
Он начал со своего прихода из шестимесячного полярного рейса, когда узнал, что семья его разрушена и он, оказывается, никому не нужен и давно не любим.
Он, как мог, изливал свои обиды и переживания перед своей тетей, которая, а он это чувствовал, сможет ему помочь разобраться в самом себе и в той ситуации, возникшей вокруг него.
Ее ненавязчивые вопросы, добрый и мягкий голос побуждали его открыться перед ней и, тем самым, облегчить все страдания.
Закончив свой рассказ, он в бессилии положил голову на стол и замолчал.
— Все будет хорошо, Вовочка, — раздавался над ним ласковый и проникновенный голос тети Вали. – Ты, главное, не торопись, не руби с плеча. Наберись терпения, а если надо и попроси помощи у Бога….
От таких слов, Бородин резко поднял голову и в недоумении посмотрел на тетю Валю.
— Какой Бог? Я же коммунист….
— Не ерепенься, — так же ласково продолжала тетя Валя. – Бог у нас один. Коммунист ты или нет, но ты его все равно найдешь там, где, возможно, ты его и не ждешь. Жизнь – она интересная штука. Она все идет и идет, куда-то вдаль. А мы по ней идем и не замечаем, что мы идем уже по проторенной для нас дороге, иногда спотыкаясь на ней. Споткнулся, и тебе кажется, что все – жизнь закончилась. Ан нет. Наверное, тебе эта кочка была не даром дана, чтобы ты поднялся и огляделся. А дорога также идет вдаль. Может быть тебе эта кочка была дана для того, чтобы ты лучше понял, как идти и что делать на этой дороге. Главное – это не отчаиваться, а, поднявшись, вновь собраться с силами и продолжать свой путь. Ведь силы же у тебя есть? – она потрепала Бородина по щеке.
— Вроде есть, — вяло согласился с ней Бородин.
— Да не вроде, а есть, — уже подбодрила его тетя Валя. – Вон ты какой стройный и сильный мужик! Со всем ты справишься. Все у тебя будет, — Бородин недоверчиво посмотрел на тетю Валю. – И не стреляй в меня глазками. Ты сейчас и не знаешь об этом, а я больше чем уверена – все у тебя будет, даже лучше, чем сейчас. И дом будет и семья будет, только ты пока об этом не знаешь, поэтому и сомневаешься в своих силах. А ты не сомневайся. Ты поднимайся с колен, не сдавайся – и всего этого сам добьёшься.
Уже забыв про свои сопливые излияния, Бородин в недоумении смотрел на тетю Валю.
— Будет, будет, — тетя Валя еще раз погладила его по голове. – А сейчас я тебе постелю, и ты поспи пару часиков, пока Леша не пришел. Вот когда он придет, то тогда уже точно, все твои грусти закончатся, и ты про все на свете забудешь. Иди поспи.
Бородин, как послушная овечка прошел следом за тетей Валей в спальню и, закутавшись в хрустящую простынь, провалился в темноту сна.
Проснулся он от того что Лешка бесцеремонно его толкал.
— Вставай, братуха! Нас ждут великие дела, — громыхал он у него над головой.
Куда вставать, чего вставать, Бородин так и не мог полностью осознать, но, что просыпаться пора и уже середина дня, он моментально понял.
Так ему не хотелось вырываться из объятий сна, но многолетняя привычка механика, просыпаться от малейшего изменения шума в равномерной работе судовых машин, оказала свое действие.
От Лешкиных слов он тут же соскочил с кровати и уставился в его смеющееся лицо.
Память моментально вернула его к действительности и он, уже полностью проснувшись, уставился на Лешку.
— Что? Уже отпуск оформил? – тут же спросил Бородин и, увидев непонимающий взгляд Лешки, пояснил. – Так пошли в магаз, ведь этого нам сейчас не хватает, — он хлопнул тыльной стороной руки по горлу. — Чего ждать?
— Ну, ты даешь! — пролепетал Лешка, глядя на полностью проснувшегося Бородина. – А я бы еще полчаса врубался, что от меня хотят.
— Поживешь с моё, — веско отреагировал на поведение Лешки Бородин, — и не такому научишься. Короче, чего ждем? – он посмотрел на Лешку. – Пошли.
— Пошли, так пошли, — мирно согласился Лешка и тут же, уже пониженным голосом, добавил. – Только мамане про это молчок.
— Чего молчок? – не понял его Бородин.
— Возьмем парочку, а скажем только про одну, — Лешка с пониманием посмотрел на Бородина.
— Как скажешь, товарищ начальник, — тут же согласился с братом Бородин и они вышли в коридор.
— Мама! – громко крикнул Лешка в пустоту коридора. – Мы с Вовкой в магазин пойдем.
Из комнаты тут же выскочила тетя Валя и накинулась на Лешку.
— В какой, такой магазин?
— Да, в наш магазин, — начал объяснять ей Лешка.
— Не надо вам ни в какой магазин идти, — настаивала на своем тетя Валя. – Все у нас дома есть. Я еще вчера об этом побеспокоилась и полтора часа в очереди отстояла.
— А водки у нас нет, — настаивал на своем Лешка.
— Ну и что, что нет, — чувствовалось, что тетя Валя начинает терять терпение. – А я вам спиртику разведу, — выдвинула она последний довод.
Но этого то и не надо было говорить.
Лешка недовольно фыркнул.
— Пей сама свой спирт, а водки мы давно не покупали.
Тетя Валя молча смотрела на своего упрямого сына, не зная, что же сказать в ответ.
Конечно, на нее повлияла недавняя смерть Лешкиного отца, дяди Димы, который перед смертью очень даже злоупотреблял, поэтому она только от одного слова «водка», приходила в ужас.
Но Лешка, зная свою мать, приобнял ее и ласково произнес:
— Да мы только один пузыречек то и возьмем, — он заглянул матери в глаза. – Не переживай, ничего же с нами из-за одного пузырька не случиться, — это он уже стал канючить, как маленький мальчишка. – Тем более, что и закуски мы знатной купим. Ведь купим же? – Лешка, в поисках подтверждения своих слов, посмотрел на Бородина.
— Конечно, купим, — тут же подтвердил Бородин.
— Ничего не покупайте, — тут же вставила тетя Валя. — Зря не тратьтесь. Я вчера все, что надо было купила, — повторила она.
Лешка, поняв, что лед сдвинулся, незаметно подтолкнул Бородина к дверям.
— Так мы пошли, — он своим мощным торсом начал подталкивать Бородина к двери, а когда они оказались возле нее, быстро протолкнув туда Бородина и выскользнул сам.
Вдогонку им только послышалось:
— Только одну берите, — и тут же следом раздалось. – Татьяна! Давай картошку чистить, а то мальчики придут, а кормить их нечем.
А «мальчики», что есть духу неслись вниз по лестнице и, выбежав со смехом из парадного, остановились.
— Все нормально, — удовлетворенно выдохнул Лешка. – Теперь можно не спешить, — и они, вынув сигареты, закурили.
У Бородина были «ВТ», а Лешка предпочитал «Беломор».
Вот так, покуривая, они двинулись к гастроному, который располагался в соседнем доме и всеми своими витринами выходил на Гражданский проспект.
На удивление, в это время дня в гастрономе не было огромных очередей, а так, только у некоторых отделов было по несколько человек.
Бородин вообще отвык от хождения по магазинам.
В рейсе все продукты были на столах и их кормили регулярно по три раза в день. Все зависело от мастерства поварихи и расчетливости артельщика. В полярке, тем более было усиленное питание, а в «загранке» на покупку продуктов выделялись особые деньги в валюте. Так что никакого беспокойства о пропитании ни у кого не было.
У них даже шутили. «Почему ты любишь морской флот?», «А потому что на обед всегда дают холодный компот, по понедельникам селедка с картошкой, да и на работу далеко ходить не надо. Всунул ноги в тапочки, и ты уже на работе».
Дома он пробыл чуть больше месяца. Там было не до хождения по магазинам. А за месяц, который он провел у родителей, продукты и магазины его вообще не касались. Они доставлялись с базы или мама приносила все дефициты из магазина, к которым для нее был всегда свободный доступ.
Ну, а в санатории, он знал только где и как можно купить спиртное, конфеты и в каких барах можно было весело просидеть до позднего вечера.
Так что, наличие небольших очередей у него не вызвало никакого удивления.
Они взяли батон колбасы, сыр, конфет, небольшой тортик и только после этого подошли к прилавку со спиртным.
В отличии от Прибалтики, вина почти не было, но зато водка была в ассортименте.
— Чё брать-то будем? – нерешительно спросил Бородин Лешку.
— Чё, чё? – Лешка недоуменно посмотрел на него. — Водяру, конечно.
— А винца для Татьяны и матери? – поинтересовался Бородин.
— Танька и водяры треснет стопарёк, — пренебрежительно ответил Лешка. – А у мамани всегда есть вишневая наливочка.
— Нет, без вина, как-то неудобно будет, — возразил Бородин.
— А, — отмахнулся от него Лешка. – Делай, что хочешь, но водяры пару пузырей надо обязательно взять.
— Чё пару-то? — вновь удивился Бородин. – Мать же сказала один.
— Да, слушай ты ее больше, — возмутился Лешка, и решил. – Берем пару.
— Так она возникать будет, — все беспокоился Бородин, что они нарушат приказ тети Вали.
— Это я беру на себя, — важно успокоил его Лешка. – Ты, главное, возьми.
— Ладно, — покорно согласился с ним Бородин, понимая, что на всю ночь да при хорошей закуске одной бутылки будет мало.
— Отмечать встречу, так отмечать, — подумал он и показал продавщице на пару бутылок «Столичной», но Лешка и тут встрял:
— Не, не, — поправил он заказ Бородина. – Вы нам парочку «Русской» дайте.
Продавщице, такой необъятной тетеньке, увешанной золотыми кольцами и серьгами, было безразлично, что выдавать покупателям, а Бородин с удивлением посмотрел на Лешку.
— А немного ли будет?
— В самый раз, — успокоил его Лешка, складывая одну бутылку в сетку, а вторую пряча во внутренний карман куртки.
— Посмотрим, — неопределенно пожал плечами Бородин и расплатился за две бутылки водки и одну «Варну».
Выйдя из магазина, они опять устроили перекур, перекидываясь незначительными фразами о погоде, городе и о том, что Бородин делал в санатории.
— Да, нормально там все было, — отмахивался от Лешки Бородин. – Щас, сядем за стол и обо все побазарим. Ты же в отпуске? – спросил он Лешку, на что тот утвердительно кивнул головой. – На работу завтра не надо? – он вновь посмотрел на Лешку, на что тот только отрицательно хмыкнул. – Ну, значит, время у нас — вагон, до утра далеко, а разговоров – тьма. Пошли лучше домой. Мать, наверное, уже заждалась, а картошечка остыла.
— Точно, пошли, — согласился с ним Лешка, и они так же, не торопясь, двинулись в сторону дома.
Перед входом в квартиру, Лешка нажал кнопку звонка и, пропустив впереди себя Бородина, замешкался на пороге.
Поняв его маневр, Бородин, приподняв сетку с продуктами перед собой, радостно провозгласил:
— Ну, теть Валь, берите небольшой закусончик, да и картошечкой, я чую, что-то очень даже заманчиво пахнет, — он передал тете Вале сетку с продуктами, на которые та с возмущением уставилась и потирал руки в предчувствии угощения.
Тетя Валя не отреагировала на его слова, а только возмутилась:
— Вы чего это целый батон колбасы купили?
— Так нас вон сколько! – едва успел ответить Бородин, загораживая спиной вошедшего за ним Лешку, но тете Вале в своем возмущении было не до этого.
— Я же вчера почти столько же взяла! — а потом, покрутив перед собой сетку перед глазами, удовлетворенно произнесла. – А конфеток с тортиком ты очень хорошо сделал, что купил. Чаек попьем, за жизнь поговорим.
И, развернувшись, пошла с сеткой на кухню. Оттуда, нетвердой походкой вышел маленький Юрка и пошлепал к отцу.
Лешка, уже успевший снять куртку, подхватил сына на руки и вручил ему конфету в яркой обертке.
Юрка, ухватившись за конфету, пытался ее развернуть, а Таня, вышедшая на шум в прихожую, недовольно всплеснула руками.
— Лёшь, ну я же просила тебя не давать ему конфет. Он же потом ничего не ест, только их и просит.
— От одной ему ничего не станет, — отмахнулся от нее Лешка и подтолкнул Бородина в большую комнату.
Там он вновь плюхнулся на диван и, развернув конфету, всунул ее в раскрытый рот Юрки.
Тот моментально заглотил ее и молча сидел на руках у отца, пуская коричневые пузыри.
Вскоре зашла тетя Валя и принялась накрывать на стол.
Когда вся посуда была расставлена, она принесла бутылки со спиртным и небольшой графинчик с бордовой жидкостью.
— А это, — она приподняла графинчик. – Моего собственного приготовления. Вишнёвочка, — пояснила она и поставила его около той тарелки, где предполагала сидеть сама.
Татьяна выставила сковороду с картошкой на середину стола и тоже села на свое место, забрав Юрку из рук мужа.
Лешка с Бородиным сели рядом и Лешка по-хозяйски, раскупорив бутылки, налил спиртное в небольшие рюмочки, а Татьяне вино в изящный фужер и посмотрел на мать.
Тетя Валя, приподняв рюмочку со своей вишневкой, посмотрела на Бородина.
— Очень рада, Вовочка, что ты сейчас у нас. Я так на тебя хотела посмотреть. Пусть у тебя все будет хорошо. Да и сам ты, чтобы был здоров, — она протянула рюмку в сторону Бородина.
Тот тоже приподнял свою рюмку навстречу тете Вале.
Раздался мелодичный перезвон стекла, который как будто напоминал об искренности и чистоте пожеланий тети Вали.
За столом чувствовалась семейная обстановка. Бородину от этого ощущения стало тепло и радостно на душе.
Давненько он не ощущал такого. Последний раз это было полтора месяца назад, когда он с папой и мамой отмечал свой день рождения. А так все рестораны, бары, кафе, различные компании, в которых он никому не был нужен и где каждый говорил, любил только себя и думал только о себе.
А сейчас, он испытал ощущение, что находится дома и от этого, сидящие за столом, стали ему еще ближе и роднее.
После первых нескольких стопок и обильной закуски, разговор потек в спокойном русле.
Тетя Валя интересовалась планами Бородина на дальнейшую жизнь, Лешку интересовало море и интересные случаи, связанные с ним и произошедшие с самим Бородиным. Татьяна сначала сидела молча, потом затеяла разговор о детях, сначала о своих, а потом разговор перешел и на детей Бородина, которые остались у него во Владивостоке.
За всеми этими разговорами, время пролетело незаметно и только бдительная тетя Валя, глянув на часы охнула:
— Надо же! Уже скоро полночь, а мы все сидим.
Татьяна подхватила, спящего у нее на руках Юрку и отнесла к себе в спальню, а Лешка Димку мирно пускавшего пузыри на диване, за которым в перерыве застолья он сходил в садик.
Когда дети были уложены, то они помогли матери убрать все со стола и, с остатками закуски, переместились на кухню.
— Мы еще посидим тут, — объяснил Лешка такое переселение удивленной матери, — тем более, что после двенадцати будут передавать «Пинк Флойд» по радио.
— Чего, чего? – не поняла тетя Валя.
— Музыка это такая современная, — уже раздраженно посмотрел он на мать, а у Бородина спросил. – Ты «Темную сторону Луны» слышал?
— Не-а, — честно сознался Бородин. – Я как-то в Сингапуре купил их одну кассету, но там такого не было. Там был альбом «Стена» 1979 года со своими “Hey you”, “Run like hell” и чего-то еще, сейчас названий не припомню….
— Вот! – радостно заявил Лешка матери, перебив Бородина. – Тем более, Вовка не слышал!
Это был весомый аргумент, поэтому тетя Валя уже мирно согласилась:
— Ладно уж, слушайте свою флойду, — и добавила. – А я лягу в зале, на диване, так что вы уж тут громко музыку не включайте. Пойдем, Лёшик, поможешь мне диван расстелить, — и Лешка, хитро подмигнув Бородину, пошел вслед за матерью.
Минут через пять он вернулся, придерживая рубашку на непомерно раздувшемся боку. Воровато оглянувшись, он вытащил оттуда бутылку и, быстро засунув ее за угол шкафа, присел к Бородину за стол.
Через пару секунд в кухню заглянула тетя Валя и, подозрительно оглядев Лешку, якобы сонно произнесла:
— Ну все, мальчики, я пошла спать, а вы тут долго не засиживайтесь.
— Да, ты мам иди, спи. Передача, — Лешка посмотрел на часы, — минут через двадцать только начнется.
— Но вы, все равно, — погрозила она братьям своим пухлым пальчиком, — долго не засиживайтесь и радио громко не делайте.
— Хорошо, хорошо, мам, — нетерпеливо начал Лешка и, встав из-за стола, подтолкнул мать к двери, — иди, иди, иди.
Тетя Валя, еще раз подозрительно оглядев почему-то очень вежливого сына, тяжело вздохнула и вышла из кухни.
Лешка сел за стол и едва слышно прошептал:
— Через пару минут она начнет выдавать такого храпака, что стены затрясутся и ее уже пушкой не разбудишь, не то что «Пинк Флойдом».
Бородин еле слышно прыснул в кулак и разлил остатки из бутылки по стопкам.
— Ну, за «Пинк Флойд» — шутливо произнес Лешка, и они опрокинули в себя стопки.
Закусив, Лешка негромко включил точечное радио, висевшее на стене.
Диктор уже рассказывал об этом знаменитом ансамбле, на что Бородин удивился:
— Чего это его разрешили выпустить по радио?
— Это только у нас, в Питере, можно, а по Союзу еще нельзя, — пояснил Лешка. — У нас тут, как бы, окно в Европу, — подчеркнул он хвастливо, — поэтому иногда после полуночи классный музон катят.
Через несколько минут из репродуктора понеслись первые, едва слышные аккорды композиции, постепенно наращивающие свой звук, а из залы послышался непередаваемый храп. Но такой аккомпанемент не помешал парням слушать полуфантастическое исполнение музыки невидимых музыкантов.
Радио работало негромко, что не мешало упиваться невероятной мелодией.
Постепенно первая мелодия затихла и следом пошла другая, не менее завораживающая, от которой только хотелось закрыть глаза и улететь в неведомые дали туда — куда звали трепетные аккорды гитар и ритм ударника, как будто это были звуки не нашего времени, а чего-то фантастического, которое непередаваемо манило к себе, казалось, что это не группа обычных парней играет, а как будто вселенная ожила и зовет тебя в другой мир. Это было, как воздух, как пища. Как будто эту музыку исполнял Бог под названием Pink Floyd, где каждая нота была на своем месте, каждый тон, каждый аккорд отточен до идеального состояния.
Всё было по-настоящему, от души.
Бородин почувствовал, что эта музыка вытаскивает его из большой депрессивной ямы. Он почувствовал, что каждая мелодия, каждый аккорд его лечит также, как и время, потому что эта музыка была наполнена какой-то, необъяснимой, позитивной энергией.
Когда концерт закончился, они с Лешкой еще некоторое время сидели и молчали, переживая все эмоции и мысли, которые еще до сих пор звучали в их головах.
Лешка достал спрятанную бутылку и перелил в пустую одну треть.
На непонимающий взгляд Бородина он только ответил:
— По многу не будем, а это, — он указал на полупустую бутылку на столе, — чтобы музыка лучше усвоилась, — едва слышно добавил он, наливая в небольшие стопочки ее содержимое.
Они еще долго сидели и обсуждали прослушанный концерт, а потом Бородин почувствовал, что глаза сами собой закрываются и приходится делать усилие, чтобы приоткрыть их.
У Лешки состояние было такое же, поэтому, допив остатки, они, обнявшись, побрели в спальню, где тетя Валя постелила Бородину постель.
Кровать была широкая, так что, едва скинув с себя верхнюю одежду они вдвоем завалились не нее и моментально провалились в глубокий сон.