Макаров А. Наталья

Наталья выехала из города уже после обеда. Она немного задержалась с отъездом из-за того, что Мишуткины пелёнки ещё не просохли. Они с Катериной сушили их утюгами. Когда все вещи были собраны, то Катерина продолжала уговаривать ее:

— Останься. Куда ты, на ночь глядя поедешь. Оставайся.  Спокойно переночуете, а уж с утра и поедешь. А то что-то погода портиться, она озабоченно смотрела в окно.

Но Наталья ей все время возражала:

— Но как же так? Иван уже третий день дома один. Я-то, у тебя эти дни прохлаждалась. Ему ведь и поесть надо приготовить, и в хате прибраться. Да и за скотиной надо приглядеть. Я успею до темноты-то добраться до Теребринки. Не переживай. Езды-то тут часа три всего.

На улице было морозно. Замёрзший снег хрустел под ногами, небо, и впрямь, хмурилось не к добру. Но Наталья все равно решила ехать, потому что Рыжуха, которая стояла около дома, уже стала замерзать.

Перед выводом из сарая, ей надели на голову мешок с овсом, и она его уже почти весь опустошила.

Наталья подошла к саням и стала укладывать туда муку, крупы и прочую снедь. Катерина шла со свертком. Этот сверток назывался любимым Мишкой, Мишуткой.

Наталья потому и приехала в город, что забеспокоилась о здоровье своего первенца. Последнее время он стал очень беспокойный и, временами, у него даже поднималась температура.

После того, как доктор осмотрел ребёнка, он успокоил Наталью:

— Ничего, не волнуйтесь, все у вашего ребенка хорошо. У него просто режутся зубки.

Наталья успокоилась. Слова доктора, что с Мишуткой все замечательно, вселили в неё уверенность. Она очень хотела, чтобы он вырос здоровым и сильным мальчуганом. Потом он станет красивым и статным юношей. А уже потом — мужчиной, который будет помогать им с отцом по хозяйству. Он вырастет таким человеком, у которого будут золотые руки и светлая голова, и который никогда не покинет её и станет надёжей и опорой. Наталья его очень любила.

Они вышли во двор, Мишутка был закутан в теплое одеяло. Катерина положила его на дно саней, которые снизу были застелены старой медвежьей шкурой, доставшейся Наталье ещё от деда. Сверху Мишутку накрыли пологом из волчьих шкур, которые в прошлом году добыл её муж — Иван.

Волков в прошлом году развелось уж очень много. Иной раз они нападали на коров и овец. И, чтобы они не доставляли много проблем, ее Иван с мужиками прошлой зимой выслеживали волчьи стаи, и отстреливали их. Но, все равно, волки, образовав новые стаи, снова и снова нападали на деревенский скот. Правда, людей они не трогали. Но, всё равно, было жутко слышать, когда где-то в ночи раздавался их жуткий вой.  

Наталью волки не волновали, потому что от города до Теребренки можно было добраться всего часа за три, если Рыжуха будет бежать своей лёгкой трусцой.

На душе у неё было спокойно. Главное – что с ребенком все хорошо.

Дома Мишутка спокойно пососал грудь, наелся и сейчас мирно и ровно посапывал на дне саней.

Она поправила на Мишутке одеяло из шкур, оставив небольшое отверстие для свежего воздуха и, сказав, Катерине последние слова прощания, тронула узду. Сани легко тронулись с места, и поехали, увлекаемые размеренно бегущей Рыжухой.

Рыжуха для Натальи была всем. Кобыла трёхлетка было её самым большим богатством. Ничего не было для неё дороже, без неё в хозяйстве было, как без рук. Весной на ней Иван пахал землю, летом делал заготовки на зиму и управлялся в поле, осенью — собирали урожай. А зимой возили дрова.

Наталья Рыжуху холила и лелеяла. Содержала в тепле и сытости. После каждого рабочего дня она её обтирала, кормила и поила. Она ухаживала за ней так, как сейчас заботится о Мишутке. Если бы не Рыжуха – не было бы достатка у них в семье. А Рыжуха в ответ спокойно и безответно работала.

Рыжуха — это их достояние. В прошлом году она родила жеребенка, его заботливо обхаживал и кормил Иван. Он делал всё, чтобы из него вырос хороший работящий и выносливый конь. А Рыжуха была доверчивая, любимая лошадка, она всегда знала куда идти и что надо делать.

Сейчас же Рыжуха шла к своему ребенку-жеребёнку, который дожидался её в тёплом сарае. Вымя у неё было полное, несмотря на то, что Наталья доила её в городе. Катерина была очень довольна этим молоком.

После выезда из города погода действительно начала портиться. Как так получается? Неужели Катерина была права, когда говорила, что погода испортится? У нее ныла нога, которую она когда-то сломала.

Наталья ей не поверила тогда, а сейчас подумала:

– Может быть, ещё не поздно вернуться? – но тут же что-то шевельнулось у неё внутри. — Нет, нет. Всё равно надо ехать. Может быть пронесёт? Может быть, успеем доехать домой до темноты? Что тут ехать-то? Всего-то три часа. Что тут такого? Рыжуха же быстро добежит до дома.

Но Рыжуха не торопилась. Хотя Наталья ее подхлестывала, но та всё равно шла спокойно. Колея была набита, дорога шла вдоль соснового леса.

Это был один из укромных уголков Курской области, где в густых лесах водилось множество различного зверья.  Но сколько его в тех лесах, никто толком не знал, одним словом – много. Крестьяне распахали все свободные земли в округе, и давным-давно выстроили вокруг них деревни. В лес они особо не совались. Только лишь, что летом за грибами да ягодами. Да на дрова егеря выделяли специальные участки.

Наталья была уверенна в себе. Она ехала домой, где ее ждал муж, тепло и уют хаты.

Через несколько километров запуржило не на шутку. Поднялся сильный ветер, который разметал падающий снег. Он забивал все щели в санях и хлестал по лицу.

Наталья проверила, спящего под одеялами Мишутку. Но тот мирно посапывал в тепле шкур. Наталья с любовью посмотрела на него, закутанного снизу медвежьей шкурой, а сверху одеялами из волчьих шкур. Эти одеяла только недавно сделал ее муж. Она радовалась, потому что они были теплые и добротные. Мишутке под ними было тепло и уютно. Это ещё больше успокоило Наталью.

Но тут снегопад и ветер ещё усилились. Снег стал заваливать колею дороги, стало происходить что-то непонятное. Наталья уже смутно видела колея дороги и, как могла направляла Рыжуху по ней.

Дорога вела вдоль густого соснового бора. Он грозно темнел, справа от дороги, которая потихоньку стала заметаться снегом.

Постепенно колея стала пропадать, и Наталья уже стала сомневаться, а туда ли они едут? Видимость от снегопада снизилось. И, едва-едва можно было рассмотреть даже то, в было в пятидесяти шагах впереди. Всё вокруг было белым бело. Снег был везде. Дорога, по которой они ехали, потерялась в снежных сугробах. Вьюга стала задувать не на шутку. Иногда порывы ветра даже чуть не сдували Наталью с облучка саней. Она поглубже опустилась в сани, полностью доверившись инстинкту Рыжухи.

И вдруг в какое-то мгновение, она даже не поняла, в какое, до неё дошло, что и Рыжуха сбилась с дороги домой. Потому что они уткнулись в тёмную стену соснового бора.

В этой стене просматривались три просеки. Куда они шли? Наталья не знала. Она даже и не слышала про эти просеки. Иван говорил, что в соседней деревне идёт вырубка леса на строительство, но где это, она не знала.  Наталья отпустила вожжи и подумала:

— Может Рыжуха сама выберет дорогу?

Наталья вообще потеряла ориентацию в пространстве.  Для нее было так неожиданно, что поземка и снегопад так быстро завалили дорогу, которая бы вывела их на путь в деревню. Как туда ехать и где она, та деревня – ей было непонятно. Была только одна надежда на Рыжуху.

И лошадь выбрала свою дорогу. Несмотря на снегопад, она потихоньку шла вперёд. Так казалось Наталье. А может быть и назад.

Постепенно стало темнеть. Наталья же рассчитывала за три часа доехать до дома, но теперь становилось очевидным, что этого не произойдёт.

— Как так? Я не успею до темноты? – пронеслась у неё мысль. — Как так получилось? А где я буду ночевать? В этом лесу, что ли? Как же Мишутка?

Ее сознание помутилось, она не знала, что делать. Она поднялась в санях во весь рост и начала хлестать Рыжуху, чтобы та хоть куда-то шла. И Рыжуха пошла куда-то налево. Наталья подумала, что Рыжуха инстинктивно нашла нужную дорогу в деревню.

Но нет! Ветер со снегом были настолько сильны, что снег завалил все выбоины и неровности полей и буераков. И дорога, ведущая домой, совсем скрылась под его слоем. В конце концов, Рыжуха встала. Она никуда не хотела больше идти.

Наталья выскочила из саней, и непроизвольно, стараясь перекричать гудящий ветер, начала кричать на нее:

— Рыжуха, ты что? Где наш дом? Чего ты встала? Что? Вообще не знаешь куда идти? Ты почему никуда не идешь? Почему? – кричала она в истерике, заливаясь слезами.

Но что от этих слёз, сделается лошади? Рыжуха только смотрела на Наталью огромными глазами, как будто извинялась:

— Я заблудилась, — так и говорили, эти полные горя глаза.

Наталья сделала последнее усилие. Она схватила Рыжуху под узцы и потащила её за собой. Рыжуха покорно последовала за хозяйкой. Но вскоре они уперлись в большую сосну.

Сосна, как саваном, была полностью покрыта снегом. Рядом стояли точно такие же сосны, также густо покрытые снегом. А снег сверху всё падал и падал. Его становилось все больше и больше. Он громадными хлопьями все летел и летел сверху.

Наталье вдруг стало страшно от одиночества, которое она неожиданно ощутила.

Но вдруг в санях проснулся Мишутка. Наталья услышала его кряхтение, постепенно переходящее в требовательный крик и подумала:

— Надо его покормить и перепеленать. Наверное, он по уши мокрый.

Было очень холодно. Но тут, в соснах, ветер задувал не так сильно и она, сев поглубже в сани, накрылась одеялом из волчьих шкур, достала грудь, и Мишутка жадно принялся за неё.

Несмотря на всю усталость и перенесённые переживания, по всему телу прошла истома. Это было наслаждение от того, что ребенок кушает, что он довольный, живой, тёплый и мягкий, что он такой замечательный!

— Ты моя роднулечка, моя кровинушка. Счастье ты моё, — ласково приговаривала она, глядя на чмокающего сына. — Ты продолжение моё.

По понятиям Натальи, это будет тот, кто вместе с отцом начнёт пахать землю, и сеять хлеб. Он будет иметь коней, и будет делать все для того, чтобы семья у него была замечательная, и вокруг него были только счастье и любовь.

Закончив кормить сына, она тут же, под одеялом, перепеленала его, заново укутав в попоны и вылезла из саней.

Рыжуха стояла так же, упершись в сосну. Наталье, когда она кормила, было все равно, что происходит с Рыжухой, потому что она была занята только кормлением ребенка.

И вдруг откуда-то издалека раздался волчий вой. У Натальи внутри все похолодело.

— Это что такое? Что случилось? Почему вой? Это что, волки вокруг?

Хотя ее муж достаточно перестрелял их и, даже сын её был накрыт одеялом из этих шкур, но она никак не ожидала, что встретит волка сама в одиночку в этом тёмном лесу.

Она-то думала, что три часа ей хватит доехать до Теребренки. Но уже была глубокая ночь. Сколько времени она кормила Мишутку, она не знала. Но только сейчас она поняла, что вьюга прекратилась, и снег уже не шёл. Она вышла из-под ели и посмотрела в небо. Сквозь густые облака уже кое-где даже проглядывали редкие звёздочки. А вскоре через них даже можно было видеть полумесяц луны. От этого стало немного светлее. Свежий снег отражал каждый блик луны, и вокруг разлилась мертвенная белизна.

Наталья решила, что лучше стоять и ждать, потому что до её деревни было уже не так и далеко. Она чувствовала это. Муж Натальи знал, что она должна была вернуться сегодня вечером до наступления темноты. Она надеялась, она была уверена, что, несмотря ни на какие обстоятельства, он все равно ее будет встречать. Надо было только подождать. Они с мужиками соберутся и обязательно найдут её.

Рыжуха стояла спокойно, но вдруг она стала всхрапывать и вскидываться на дыбы. До Натальи сначала не доходило, почему она всхрапывает. Что такое случилось и что начало происходить?

Но через несколько минут до неё дошло, почему изменилось поведение Рыжухи. Рядом были волки! Их ещё не было видно, но лошадь их уже почуяла.

Наталья не могла её распрячь. Она не могла её спасти ни от чего. Потому что, не дай бог, если она освободит Рыжуху от сбруи, то та от страха понесётся неизвестно куда. Ну, а там волки обязательно догонят её и в два счёта растерзают.

Неожиданно она почувствовала на себе чей-то взгляд. Ей подумалось:

— Что это такое? Откуда это?

Она первым делом кинулась к саням, где лежал Мишутка. Инстинкт гнал её спасти своего ребёнка.

Она не могла понять, что вокруг происходит. Темнота, ночь, снег глубиной больше полуметра. Но, нависшую опасность она ощущала каждой клеточкой своего тела.

Рыжуха не могла тащить сани по такому глубокому снегу. Бедная Рыжуха покорно стояла и жалобно смотрела на неё, на Наталью. Она тоже чувствует приближающуюся опасность. Но всем своим видом она отображала покорность судьбе.

Вдруг из глубины ночи засветились два ярких красных огонька. Тёмное пятно, из которого шли два этих зловещих огонька, приближалось.

Но тут это тёмное пятно с красными огоньками осветилось, вышедшей из-за облака луной, и оказалось, что это огромный чёрный волк.

Он немигающе смотрел на Наталью, сжался в комок и приготовился кинуться на нее.

— Как? Это он сейчас бросится на меня? Это он меня сейчас задерет? – прошила ее нревольная мысль.

— Нет, невозможно! Невозможно, чтобы меня можно было задрать! Я хочу жить, я хочу жить дома! Я хочу жить со своим ребенком, я хочу жить со своей семьёй! Но Рыжуха? Как же она? Если ее сейчас растерзают то, как же мы будем жить дальше? Нет, без неё жизни нет!  — эти мысли пронзили её мозг.

Наталья встала около головы Рыжухи, раскрыла в стороны руки и грозно закричала:

— Ты кто такой? Что тебе надо? А ну, пошёл вон! Вон пошёл! Кому я сказала? – надрывно в злобе кричала она.

Хотя лунный свет отсвечивал на бледном снегу чёрную фигуру волка, но глаза его злобно и страшно горели. Они горели, как два раскалённых угля в печи. Волк, наверное, был очень голоден, что он не испугался и не дрогнул от злого, громкого крика Натальи.

Это был вожак. Рядом где-то должна быть и его стая. Только через мгновение Наталья разглядела за ним еще то ли пять, то ли шесть точно таких же горящих, алчных пар глаз.

Вот тут ей на самом деле стало страшно.

Она так испугалась, она не могла двинуть ни рукой, ни ногой.  Она только встала у горла Рыжухи, потому что знала, что волк будет впиваться лошади в холку или в горло. А когда он кинется, то вся остальная стая ринется за ним, и они раздерут бедную Рыжуху на куски.

— Да как же мы без тебя жить-то будем, радость ты моя? – опять пронеслась мысль. — Как же мы будем пахать землю, как же мы будем детей-то своих кормить?

Поэтому она ещё шире раскинула руки, встала около горла своей лошади, и вовсю мочь, что было сил, продолжала кричать:

— Пошёл вон отсюда! Чего тебе надо? Что ты хочешь? Хочешь, ешь меня, но лошадь мою не тронь! Оставь ее!

Но волчара, не обращая на её крики внимания, приготовился к прыжку. Он немного присел на задние лапы, ощерил клыки своей страшной пасти и принялся злобно рычать.

Наталья, видя, что её крики никак не воздействуют на вожака, ещё пуще прежнего заорала:

— Не надо! Не трогай Рыжуху! Она же ведь единственная помощью в нашей жизни! Если ты ее съешь…

И вдруг их глаза встретились. Она посмотрела в эти два красных зрачка. В них была только злоба, ненависть и желание напасть. А он, наверное, в её таких же решительных зрачках тоже увидел ту же злость и ненависть. Но там было ещё большее – там было желание драться до последнего вздоха.

После того, как их глаза встретились, волк понял, что эта кричащая женщина чем-то сильнее его. Он сделал шаг назад. Потом нерешительно сел на задние лапы, не переставая смотреть на Наталью. Но, хотя он все еще щерился и рычал, прежней решимости в его действиях уже не наблюдалось.

Наталья разглядела его огромные клыки и полураскрытую пасть.

Сзади вожака, как тени, маячило ещё несколько таких же громадных чёрных теней с горящими глазами. Они так же злобно рычали, подстегивая вожака на дальнейшие действия. Поэтому волк вновь ощерился, зарычал, прижался к земле, пытаясь броситься в сторону лошади. Он всем своим видом показывал, что у него вновь возникло желание кинуться на нее. Крадучись, он сделал ещё несколько осторожных шагов в сторону Рыжухи, потому что Наталья сдвинулась на половинку шага от горла лошади в сторону саней. Её обуяла невероятная мысль.

Наталья подскочила к саням и выхватила оттуда Мишутку, по-прежнему завернутому в одеяло. Потом кинулась обратно, опережая волчьи действия, подскочила к голове лошади и протянула свёрток со своим сокровищем волку:

— На! Возьми его! – уже истерично вопила она этому страшному чудищу. — Лучше съешь его! Но только оставь Рыжуху! Я еще рожу! У меня еще будут дети! Но только не трогай Рыжуху! – продолжала молить она, встав на колени, и протягивая свёрток с ребёнком этому злобному чудовищу.

Она уже не кричала, она уже не вопила от злобы к вожаку, стараясь хоть как-то защитить Рыжуху. Силы начали покидать её. У неё оставались силы только на мольбу к этому кровожадному зверю:

— Если ты его съешь, у меня еще будут другие дети. А лошади уже не будет! Ведь тогда мы умрём с голоду! — уже рыдала она, заливаясь горючими слезами.

Волк, как будто, увидел всё горе в глазах этой женщины. А она смотрела, прямо в его немигающие зрачки не отрываясь. Это было страшно, это было невероятно, они смотрели друг другу прямо в глаза. Как человек и волк могут смотреть друг другу в глаза? Кто первый оторвёт свой взгляд? Кто первый оторвёт — тот и проиграет эту схватку.

Вот тут-то Наталья и поняла, что, если она человек с бо́льшим интеллектом, чем волк, она может его пересилить. И она, не отрывая взгляд, смотрела в эти два красных злобных зрачка. Хотя из её глаз не переставая лились слёзы, а из груди вырывались громкие рыдания, она ни на миг не изменила ни своей позы, ни злости в глазах. В голосе у неё уже не было мольбы. Во всех её действиях и желаниях были только требовательность и решимость.

Шесть остальных волков из стаи сидели сзади. Они ждали окончания этого поединка. Кто будет сильнее? Вожак или эта беззащитная женщина? Они рычали, они хотели есть, они были голодные, они были готовы растерзать все, что встретиться у них на пути. Но они не могли ослушаться своего вожака. Они не могли пойти против его воли.

Но что тут было делать? А волк – вожак. Из-за своих размеров и силы он был вожаком своей стаи. У него были высокие уши, вытянутая морда, непередаваемо страшный оскал, с которым он хотел кинуться на Наталью. Но он не мог на нее кинуться. Он хотел кинуться на Рыжуху, но Рыжуха была защищена телом Натальи. А на человека он почему-то не мог кинуться.

Но вдруг он, подстегиваемый рычанием своих собратьев, вновь захотел кинуться на Наталью, и даже начал перебирать задними лапами для предстоящего прыжка.

Но у Натальи в руках был Мишутка, завернутый в простое одеяльце. А она всё также стояла на коленях с вытянутыми вперед руками, то крича, то моля вожака. То грозно, то с мольбой, то со слезами, стараясь хоть как-то уговорить вожака не делать своего страшного дела, стараясь всеми силами не опустить взгляд перед этим демоном.

Мишутка, который был у нее на руках, тоже кричал почти так же громко, как и его мать на эту темную ночь, которую освещала только равнодушная луна, в эту бездонную темноту, в глубине которой были красные глаза вожака-волка и, подстрекающих его еще шесть таких же зловещих пар глаз.

Уже из последних сил Наталья ещё раз прокричала:

— На, бери Мишутку! Ешь его! Ты лучше его возьми, но не трогай мою Рыжуху!

Как это понял волк, это было непонятно. Но вдруг его задние лапы, которые он сжал для предстоящего прыжка, ослабли. Он осел на них, что-то прорычал, потом сдвинулся на два шага вперед, понюхал то, что было у Натальи в руках, и попятился назад. А она все равно протягивала к нему своего ребенка:

— Ешь, ешь его, на, возьми, забери, только оставь Рыжуху. Не трогай её! – не переставая ни на секунду, продолжала молить и рыдать она.

Почему это произошло? Но волк как будто понял ее. Он что-то прорычал, громко рыкнув, и немножко отодвинулся назад. Вокруг была та же самая темная ночь. Ничего не изменилось. Наталье было по-прежнему страшно. Она не знала, что ей делать дальше. Еще раз сунуть Мишутку этому волку, чтобы он отошел от нее еще на несколько шагов? Она вообще не знала, что ей делать. Силы окончательно покинули её.

Но вдруг откуда-то послышались какие-то отдалённые крики, звон железа и голоса множества людей.

Волк оглянулся назад – в ту сторону, откуда неслись людские голоса, напоследок рыкнул ещё раз, чего-то немного подождал и исчез в темноте под соснами.

Наверное, он скомандовал своим шестерым голодным собратьям, чтобы они тоже ушли вместе с ним.

А крики приближались. С факелами, с криками, воплями. Оказывается, это муж Натальи поднял всю деревню, чтобы они помогли ему встретить жену.

И когда все увидели, что и Мишутка цел, и Наталья цела, то никто не мог ничего  понять, что же здесь произошло. А у Натальи вообще не было сил сказать ни единого слова. У неё вообще не было голоса. Она сорвала его, крича и моля волка.

Наталья от пережитого только беззвучно рыдала. Неужели случилось так, что она спасла свою семью от голода, от всего того, что могло бы лишить ее Рыжухи.

Когда она увидела приближающиеся факелы, то самый ближний из них был факелом ее мужа. Поэтому, не выпуская Мишутку из рук, она кинулась к нему в объятья.

— Вань, вы спасли всех нас, — сипела она сорванным голосом и только слёзы лились у неё из глаз.

Рыжуха также понуро стояла у сосны, а Иван, забрав у Натальи верещащий свёрток с сыном, первым делом спросил:

— Рыжуха-то цела?

— Рыжуха цела, – так же шёпотом просипела Наталья. Голос у неё восстановился только через месяц.

А Мишутка на руках отца орал как потерпевший, он очень хотел есть и, наверное, был мокрый по уши.  Ребенок есть ребенок.

Рассказ записан со слов Натальи Ивановны Журавлёвой, которая слышала его от своей бабушки.