— Читайте мои труды, — услышал я уже в пятый, наверно, раз от своего прямого и совершенно непосредственного начальника, подполковника Мишина. Если четыре предыдущих команды относились ко всему военно-научному коллективу подразделения, то в данном случае фраза могла предназначаться только мне, ибо разговор шел с глазу на глаз. Впрочем, разговором это назвать можно было только условно. Начальник возбужденно ерзал задом по сиденью стула, пребывая за своим командным столом, а я, вытянувшись по стойке «смирно», отслеживал взглядом интенсивную жестикуляцию, производимую его верхними конечностями. Недовольство руководителя было вызвано тем, что, выходя из комнаты на перекур, я оставил на столе какой-то секретный отчет по НИР, а не запер его в один из многочисленных железных ящиков. Попытка оправдаться малым сроком моего пребывания в этом достойном военном НИИ и незнанием местных обрядов, правил и обычаев вызвала еще большее возмущение. Когда же я сослался на то, что в комнате оставался сторожем целый майор ПВО, это было воспринято как вызов.
— Вы на своем корабле, наверно, не позволили бы себе такое безобразие. Вот! Где, где Вы хранили там режимные документы? — с лукавым, но грозным подвохом спросил подполковник.
— Под матрасом в каюте, — честно ответил я и осекся, глядя, как багровеет его лицо, — но не такие уж и секретные были документы, — попытался я исправиться, — так, барахло разное….
— Вы, Вы, Вы…..!!! Та-а-а-рищ, старший лейтенант! Прекратите!! Не смейте! Идите!
— Есть! — ответил я и, щелкнув каблуками, двинулся к выходу из кабинета.
Тогда и услышал я, брошенную мне вслед фразу о чтении его трудов.
— Есть! — повторил я и, произведя очередные круговые развороты, направился выполнять последнее приказание. Во всяком случае, я это воспринял именно, как приказание.
* * *
Я еще только осваивался с ролью младшего научного сотрудника, но уже знал местонахождение библиотечного фонда НИИ, где за железными запорами под грозными грифами хранились зафиксированные на бумаге научные мысли, озарения, отчеты и справки. Отыскав по каталогу диссертацию Мишина Григория Семеновича, я написал на бумажке ее инвентарный номер и сунул эту записку в зарешеченное окошечко, где ее приняла строгая хранительница всех тайн и архивов. В ответ я получил три разноцветных линованных листочка и разъяснение, что труды моего начальника носят очень высокий статус секретности. Для допуска к ним надо собрать штук шесть автографов должностных лиц на полученных бланках. В том числе, нужна и подпись самого автора, — Мишина.
Когда я, в очередной раз, постукав каблуками, попросил начальника подписать мне допуск к его, недавно защищенной, кандидатской диссертации, он несколько замялся. Мне почудилось даже, что — смутился. Бумажки он подписал, но при этом все время прятал глаза, и что-то бубнил, словно оправдываясь. Как выяснилось из его дальнейших, путаных заявлений, диссертация еще не представляет завершенного результата и будет основой для новых исследований. Впереди еще много уточнений и детальных разработок при написании докторской монографии. А некоторые существенные вопросы нельзя было раскрывать подробно по причине возможной утечки секретов во вражеский стан. Пока он обкручивал свой ученый труд различными цепочками слов, я начал кое-что понимать и, в конце концов, — до меня дошла простая истина. Оказывается, фраза — «Читайте мои труды!» — несла в себе скрытый оскорбительный смысл, показывая ничтожество подчиненного, его лень и бездарность. Достаточно близким аналогом можно было считать любимый вопль нашего старпома с эсминца «Г-вый»:
— Кретины! Сволочи! Всем — неделя без берега! Марш по боевым постам дерьмо вылизывать!
Для меня все сразу стало на свои места и на душе полегчало. Вот она, — специфика военной науки. Было чуток стыдно за свою непонятливость, но я решил идти до победного конца и, быстро собрав остальные подписи, приступил к изучению «изысканий начальника»
Он достоин степени кандидата наук уже потому, что впервые в практике устроил банкет
не после защиты диссертации а до ее защиты.
Впервые в жизни я держал в руках индивидуальный труд известного мне человека, заслужившего право именоваться кандидатом наук. Некоторые злопыхатели, правда, успели посеять сомнения в душе, обзывая кандидатские диссертации развернутыми челобитными о повышении должностного оклада, но мое преклонение перед учеными было еще непоколебимо.
То, что я прочитал, в вольном изложении представляло собой следующее.
«Когда Земля была еще теплой и по ней ползали ящеры и бегали мамонты, никто понятия не имел о всяких радиоустройствах и их излучениях. Но даже если бы кому-то захотелось разобраться в этом, то ничего бы не получилось. Причина очевидна: — не было еще марксизма-ленинизма, без которого ничего путного и истинно научного никто сделать не мог. Естественно, что ящеры и мамонты вымерли, оставив в науке следы малозначительные. В современную эпоху кое-кто, вооружившись самым передовым философским учением, кое-что наворотил в теории, практике и технике. Неплохо, но, правда, Мишина и современную армию такой вариант не очень удовлетворяет, ибо допускает ошибки во всяких расчетах, что снижает точность попадания наших снарядов в противника. Это неудивительно, так как вся теория разрабатывалась задолго до последнего партийного съезда, мартовского пленума ЦК и указаний министра Обороны на прошлогоднем совещании руксостава. Опираясь на правильное мировоззрение и его интенсивное развитие в последних партдокументах, Григорий Семенович позволил себе заподозрить, что некая лямбда (какая-то величина) при неопределенных условиях может свихнуться и подчиняться не обычной, а вычурной зависимости от неких произвольных параметров (восемь листов формул). Затем мой начальник запихивает эту лямбду во все ему известные радиоустройства военного назначения, схемы и формулы (тридцать девять листов математических значков), утверждая, что подозрения могут оправдываться без нарушения общей картины мироздания. В последнем разделе вопрос неадекватного поведения лямбды уже считается доказанным ранее. Теперь автор приводит фотографии и графики, полученные не без его участия из окружающей среды. Иллюстрации показывают, как совершенствуется мировая гармония путем введения дополнительной подпорки под нее в виде шальной лямбды. Благодаря всему этому Мишин надеется повысить эффективность всего излучающего, отражающего и стреляющего по врагу на величину от нуля до трех процентов. Это в среднем соответствует годовой экономии для народного хозяйства двух эшелонов зерна или небольшого склада боеприпасов. Для реального достижения результатов надо, конечно, провести еще пару НИР и ОКР, но это — дело третье. Все вышеизложенное проиграно на ЭВМ и имеет положительные заключения уважаемых, в определенных кругах, специалистов»
Пока я изучал диссертацию, подполковник несколько раз невзначай заходил в помещение и искоса посматривал на заметки в моей тетради, которые я делал в процессе чтения. Наконец он не выдержал и повелел прибыть к нему со всеми имеющимися секретными документами для проверки их наличия.
После того, как с основной массой бумаг было покончено, а потери не обнаружились, он раскрыл мою рабочую тетрадь.
— Что это за выписки Вы там делали из диссертации?
— Да, вот, — начал я искать по тексту, листая труд начальника, — интеграл тут….
— Не занимайтесь ерундой и не умничайте, — перебил меня подполковник, — у Вас по плану что? Лабораторные испытания. Вот и испытывайте, да не забудьте отчитаться своевременно. А диссертацию — сдайте в библиотеку. Нечего лишние документы в сейфе плодить. Напишите свою, собственную и читайте, сколько заблагорассудится.
* * *
Вернувшись на рабочее место, я обнаружил, что сидящий за соседним столом майор обложился кучей толстых журналов и передирает что-то из них в свою тетрадь.
— Слышь, Руслан, — обратился я к нему, — Мишик приказал сдать свой дисер в кладовую и не лапать больше его ученых трудов всуе.
— Поздравляю, — ответил тот, — нет еще и двух недель, как ты к нам прибыл, а уже успел задеть начальника за живое. Теперь, небось, вместо своего дисера, начнет всем в морду тыкать приказами по секретному делопроизводству. Может, еще и Дисциплинарный устав вспомнит. Что ему еще остается?
Я взглянул на обложку одного из журналов, прочитал его название и рассмеялся.
— Тебе не кажется, что в словосочетании «Военная мысль» есть что-то противоестественное?
— Есть. И еще какое. Но военным об этом думать не положено. Хватит с нас злопыхательства разных шпаков и прочих штафирок, — ответил мудрый майор, вышедший уже в старшие научные сотрудники, — наше дело — военная наука. И мы ее — сделаем!
* * *
Собственную диссертацию я так и не написал. Несколько раз брался с упорством за это дело, но неизбежно отступал, чувствуя в произведенных текстах знакомые мотивы. А вдруг, кто-нибудь возьмет и пролистает, — думалось мне. «Читайте мои труды»……
В.Высоцкий. Товарищи ученые
|
Наверно, я совсем дурак. Так и не понял, что автор хотел сказать этой статьей. Видимо, исключительно умный.