Лейтенант Алексей Морин позвонил в дверь своей однокомнатной квартиры. Дверь открыла жена. Пылко обняла Алексея, поцеловала. Из ее объятий заиндевевший лейтенант тут же попал в не менее жаркие объятия многочисленных друзей и соседей, приглашенных на встречу Нового года.
— А мы-то думали: все, амба, — улыбаясь в густые усы, басил отставной мичман дядя Миша. — Посмотри, времени сколько…
На электронных часах, висевших в прихожей, ярко горели цифры: “23.35”.
— Кажется успел”, — еще не совсем веря в такое везение, подумал Алексей и, на ходу снимая с себя пропахшую корабельным “железом” одежду, устремился в ванную комнату.
Через пятнадцать минут он уже стоял за праздничным столом с бокалом шампанского.
Первый тост подняли за старый год. Мысленно лейтенант был еще там, на корабле. Сколько же всего пришлось ему сегодня испытать, сделать и переделать, чтобы получить заветное “добро” на сход!.. Взглядом встретился с женой Машенькой, столько любви и нежности прочитал в ее глазах, что сердце сладко заныло. Словно уловив этот молчаливый “разряд”, кто-то из друзей предложил, остальные шумно поддержали, тост за хозяйку дома.
Забили главные куранты страны. После двенадцатого удара отсчет тостов начался с нуля.
— С Новым годом, с новым счастьем! Ур-а-а!
А память вновь унесла Морина в круговерть лихо закрученного сюжета корабельной предновогодней агонии. Только накануне корабль вернулся из дозора.
Всю ночь, плавно переходящую в утро, экипаж занимался послепоходовыми осмотрами, заправками, присоединениями кабелей и телефонных палевок, вывешиванием всевозможных бирок и предупредительных надписей, отправкой бесчисленного множества отчетов.
Весь следующий день ушел на очень БОЛЬШУЮ ПРИБОРКУ.
В 17. 00 старпом сыграл “тревогу” для опечатывания помещений. В 18. 00 официально начали подготовку к встрече Нового года. Впрочем, эта подготовка больше напоминала окончание большой приборки.
Все это время лейтенант был везде едва ли не главным действующим лицом. Дважды его похвалил командир, один раз — командир БЧ, и только трижды он получил выволочку от старпома. Заместитель командира по воспитательной работе, суммируя результат, крепко пожал Морину руку и торжественно произнес: “Молодец, лейтенант!” Время шло, а заветное “добро” так никто и не решался дать.
Наконец, в 22.00 на вечерней поверке, снова попав в поле зрения командира, молодой офицер был застигнут врасплох вопросом последнего:
— Лейтенант, а ты домой-то собираешься?
— Так точно! — выпалил Морин, виновато опуская глаза.
— Ну, ладно. “Добро тебе”! Выпей там за нас… чего-нибудь… Последних слов лейтенант уже не слышал.
Волшебное “добро” прозвучало выстрелом стартового пистолета. Опасаясь услышать команду “фальстарт”, офицер прибегнул к классическому спурту. Расстояние от базы до дома было чуть меньше семи километров. А в такое время транспорт бездействует, вероятно, и в центре Парижа…
И, рассекая морозный декабрьский ветер, Алексей рванул в беспроглядную полярную ночь. На встречу Новому году и любимой жене…
За столом объявили второй традиционный тост: “За дам!” С не менее традиционным уточнением: “За наших любимых женщин!” … Только сейчас Алексей полностью осознал реальность происходящего.
Служебная дистимия наконец-то уступила место здоровому юношескому энтузиазму. Вино освободило от комплексов и заторможенности. “Хорошее познается только в сравнении с трудностями”, — промелькнула последняя “дистимическая” мысль… Алексей поднялся из-за стола, привлекая всеобщее внимание, и торжественно, не без гордости за свою принадлежность к флоту, произнес:
— Друзья! Предлагаю третий тост поднять за тех, кто в море!
Молодец! Предновогоднюю атмосферу нарисовал явственно!