Субботний читальный зал. Хлебников П. Крестный отец Кремля Борис Березовский. Разговор с варваром

ПРЕДИСЛОВИЕ

Многим моя книга покажется оскорбительной. Это понятно, ибо в ней на самом деле содержится вызов. Я нарочно при­вожу мысли и положения, которые давно не озвучиваются а цивилизованном обществе, некоторые из них уже дискре­дитированы, другие и вовсе попали под табу. Но пусть чита­тель на меня не обижается. Моя задача проста: заставить вас задуматься и определиться в своих собственных взгля­дах, самостоятельно оценить вызывающие утверждения, представленные в данной книге.

Зачем это нужно? Зачем будить духов вражды и невеже­ства? Да ведь они уже давно проснулись. Настало время вновь дать им отпор. Если ты стараешься не слышать рас­суждения того, кто хочет уничтожить тебя, ты совершаешь глубочайшую ошибку – подобно одностороннему разору­жению.

Всякая цивилизация вырастает на определенных нрав­ственных и культурных ценностях, а также на отрицании противоположных ценностей. Когда цивилизация перестает защищать свои ценности и погружается в самодовольство. она открывает путь врагам. Тогда идеи, которые давно уже погребены, возвращаются с полной силой. Поэтому цивили­зация должна постоянно обновляться, заново испытывать свою правду и провозглашать свои ценности. Как правило, такое переосмысление необходимо каждому последующему поколению.

Уже много лет идет роковая борьба внутри Европы за культурное самоопределение. На чем же все-таки основана европейская цивилизация? Либералы отстаивают принци­пы свободного рынка, интернационализма и безбожества, а консерваторы придерживаются, скорее, традиционных цен­ностей, защиты национальной и, как правило, христианской культуры. На Западе эта борьба культур началась в 1960-х годах, а в России разразилась лишь при распаде коммуниз­ма и сейчас только набирает силу.

Исход этой схватки, между либеральной и консерватив­ной культурой, во многом определит суть европейской ци­вилизации в XXI веке. Но, пока мы разбираемся между со­бой, рядом с нами растет страшная угроза. У порога евро­пейской цивилизации сегодня стоит воюющий ислам – так называемый исламский фундаментализм. Он уже развязал самые настоящие военные действия в России (на Кавказе), в европейских странах (во Франции в 1996 году, в Югосла­вии в 1992—1999 годах), в США (с 11 сентября 2001 года). Это лишь пробные камни со стороны фанатиков джихада. Большая война еще впереди.

Это уже не борьба разных культур или разных политиче­ских идеологий, а столкновение цивилизаций. Исламские фундаменталисты не только отстаивают свою независи­мость перед европейской цивилизацией – они мечтают за­воевать мир. Со всеми другими противниками можно хоть как-то договориться, а с этими нельзя. Исламский фундаментализм – это целое мировоззрение, настолько противо­положное всему тому, чему мы верим, что о договоренности не может быть и речи. Исламские фанатики действительно хотят покорить весь мир; с ними даже мирное сосущество­вание невозможно.

Основу данной книги составляет моя беседа с одним из представителей исламского фундаментализма. Рассужде­ния этого человека, может быть, и не выражают всей сути движения – скорее, это специфическая смесь ислама, кав­казской культуры и бандитизма, однако те идеи, которые он проповедует, достаточно распространены сегодня и пред­ставляют серьезную угрозу нашей цивилизации.

В 1980-х годах Хож – Ахмед Нухаев являлся одной из главных фигур московского бандитского мира. Затем стал крупным чиновником независимой Ичкерии, а сегодня на­зывает себя исламским фундаменталистом. Все эти стадии своей жизни он объединяет под лозунгом «Возвращение к варварству».

И Нухаев действительно варвар, он враг государства и даже самой идеи цивилизации. Его экстремистская версия ислама явно подпитана бандитским мировоззрением.

Те, кто считает, что бандитизм – это лишь тупой бунт, неосознанный порыв безответственности, глубоко ошиба­ются. Бандитизм – целая культура или, вернее, антикульту­ра, основанная на полном отрицании государственных за­конов и гражданской нравственности. В бандитской анти­культуре существуют своя шкала ценностей, свои нравы, свои законы. Сегодня, как ни странно, эта антикультура ча­сто прославляется – например, в кавказских народных песнях или в фильмах типа «Крестного отца», «Бригады». Воспеваются такие понятия, как мужество в бою, верность семье и товарищам, даже героическая самоотверженность.

Однако не торопитесь восхищаться. Ведь у диких зверей (волков, шакалов, львов) тоже есть своя нравственность, свое мужество в бою, свой строгий общинный порядок. Но разве значит это, что мы должны опуститься до уровня ди­ких зверей?

Бандитизм, не менее чем исламский экстремизм, пред­ставляет смертельную угрозу нашей цивилизации. На самом деле эти два явления тесно связаны. Организованная пре­ступность бытовая легко перерастает в организованную преступность политическую, и бандит легко перевопло­щается в революционера или террориста.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗНАКОМСТВО

Кто такой Хожа Нухаев?

Я познакомился с Хож-Ахмедом Нухаевым (кличка: «Хожа») в декабре 2000 года в Баку. Меня вывел на него след Бори­са Березовского – судебный процесс этого скандального предпринимателя против журнала «Форбс» затягивался, и я со всех сторон собирал свидетельства и информацию, чтобы представить их в Лондонский суд. Мне было важно встре­титься с Нухаевым – я слышал, что он, как и многие чечен­ские бандиты, помогал Березовскому на заре его карьеры.

Готовясь к поездке в Баку, я навел некоторые справки о Нухаеве через моих знакомых в правоохранительных орга­нах и через Интернет.

Хож-Ахмед родился 11 ноября 1954 года в Киргизии. Его семья, в числе других чеченских семей, в 1944 году была выслана в Среднюю Азию (многие чеченцы во время войны сотрудничали с немцами). В 1957 году советское прави­тельство отменило наказание чеченцам, и Нухаевы верну­лись в Чечню, в Грозный.

В своей официальной биографии Хожа Нухаев сообща­ет, что появился в Москве в 1974 году. По его словам, он поступил на юридический факультет МГУ, хотя диплома так и не получил. В 1980-е Нухаев стал одним из главарей чечен­ской общины (чеченской мафии) в Москве. Несколько раз сидел.

Освободившись в последний раз из тюрьмы, в 1991 году, Нухаев занялся политикой, приблизился к чеченскому пре­зиденту Джохару Дудаеву, проводил подпольные финансо­вые операции для общака независимой Ичкерии. В 1994 го­ду, когда федеральные войска вошли в Чечню, Хожа принял участие в обороне Грозного. В январе 1995-го был ранен в боях за президентский дворец – он до сих пор хромает и ходит с палкой. После лечения в Турции занял пост первого заместителя премьер-министра при Земилхане Яндербиеве. В начале 1997 года политическая ситуация в Чечне изме­нилась не в пользу Нухаева. Президентом Чечни был избран Аслан Масхадов, который назначил своим премьер-минист­ром известного полевого командира Шамиля Басаева. Нуха­ев решил уехать – жил то в Стамбуле, то в Баку, где у него были банковские счета и свои дома. Занялся какими-то неле­пыми экономическими проектами (под названием «Кавказ­ский общий рынок»), открыл представительства в Киеве, Варшаве, Брюсселе, Лондоне, Вашингтоне, Хьюстоне и Токио. Идея была заманчива: создать Общий рынок независи­мых народов Кавказа и подключить его к мировой экономи­ке. Проповедуя эту идею, а также экономическую независи­мость Чечни, Нухаев в 1997 году встречался с Маргарет Тэт­чер, с бывшим секретарем безопасности США Збигневом Бжезинским, с бывшим госсекретарем США Джеймсом Бейкером, председателем Всемирного банка Джеймсом Вульфенсоном. Экспертный совет организации «Кавказский об­щий рынок» возглавил первый президент Европейского банка реконструкции и развития Жак Аттали.

Однако ничего из этого проекта не получилось – по крайней мере в экономическом смысле. Нухаев увлекся бо­гословием и философией, стал исламским фундаменталис­том и приверженцем «нового евразийства».

База Нухаева в Баку была расположена в гостинице «Абшерон». Это огромное пустующее здание в самом цент­ре города превратилось в логово чеченских сепаратистов. Нухаев разъезжал на бронированном шестисотом «мерсе­десе», но другой роскоши, по-видимому, себе не позволял. Ходил всегда в одном и том же элегантном сером костюме (какого-то неопределенного евразийского стиля) и строго соблюдал мусульманские обряды. В офисе Нухаева висели портрет Дудаева, чеченский флаг и шашка, в углу стояла винтовка XIX века, было полно книг – исламское богосло­вие, русская и немецкая философия.

Во многом жизненный путь Нухаева отражает путь пост­коммунистической России: от чистого бандитизма и граж­данской распри до поисков неких религиозных устоев.

Беседуя с Нухаевым, я сразу понял: он интересен мне не только потому, что может дать сведения о ранней карьере Бориса Березовского. Главное – то культурное и политиче­ское движение, которое он представляет. Сегодня люди ти­па Березовского теряют свою историческую значимость. Эпоха царствования оголтелого жульничества и бандитизма в России уходит в прошлое. Предстоит выбор новой идео­логии, которая подскажет, как жить, на каких фундаментах строить процветающее общество. Поиск духовных ценнос­тей – теперь основная задача.

Что за книга перед вами? Подлинное отражение случив­шегося? Выдумка? Не знаю. По крайней мере, основана она на реальной встрече. Разговор с Нухаевым получился за­манчивый, достаточно откровенный, и детали истории отошли на второй план. Меня не столько заинтересовала прав­доподобность всех его утверждений, сколько те нравы, ко­торые отражены в его рассказах. Я не намерен внести вклад в историю России последних десятилетий. Я только хочу представить читателю мировоззрение нового варвара во всей его искренности.

Здесь приводятся отрывки из моих интервью с Хожой Нухаевым, кое-какие мои личные соображения, а также до­полнительные разъяснения одного сотрудника РУБОПа, ве­терана московской милиции, с 1980-х годов работающего по чеченской линии.

Разборка с Отариком

[ПХ] Расскажите о каком-нибудь ярком моменте в ва­шей бандитской деятельности, когда вам удалось проявить силу своего характера и выйти победи­телем из очень трудного положения.

[Х-АН]Я могу много рассказать: где приходилось пер­вым применить оружие, несмотря на то что про­тивников было много. Или в другом месте, когда пришла толпа с лидером впереди… и ты одним разговором ставишь так, чтобы чисто психологи­чески взять верх – ты берешь и переводишь раз­говор на личности, на достоинство того или дру­гого: он и ты.

Ты ему: хочешь не хочешь – надо выяснять здесь достоинство. Человек перед тобой стоит. Ты знаешь, что через него армия может потерять дух. Ты ему показываешь, что ты сейчас на это перейдешь… и ему придется или опозориться пе­ред своими, или перейти на другую плоскость. Тогда он разводит все стрелки, и ты побежда­ешь1.

[ПХ]Как это случалось в конкретных случаях?

[Х-АН](смеется). Ну с тем же Отари, допустим.

СПРАВКА. Отари Квантришвили (кличка «Отарик»), 1948 го­да рождения, первый бандитский авторитет новой эры.

В молодости Отарик готовился стать олимпийским борцом. Однако карьера оборвалась в 1966 году, когда его осудили за из­насилование. Просидел он меньше пяти лет.

В начале 1980-х Отарик работал тренером по борьбе в спорткомплексе «Динамо», обзавелся обширной сетью всяких спортсменов, которых поставлял в помощь бандитским груп­пировкам. Поддерживал связи со многими бандитами, но был особенно близок к бауманским. После краха коммунизма при­обрел доли в разных дискотеках, казино и торговых фирмах. Изображал из себя мецената. «У меня множество друзей и то­варищей, одни сильные, а другие слабые, – объяснял он мне в 1993 году. – Вот я сильных равномерно загружаю слабыми».

Отарик создал этакий образец организованной преступнос­ти в России – не просто банда отморозков, а совокупная орга­низация, включающая и видных коммерсантов, и знаменитых спортсменов, и звезд шоу-бизнеса, и влиятельных политиков. «Это для вас они мафиозные структуры, – заявил он мне, – для меня это добропорядочные люди».

Отарик уважительно относился к старым бандитским авто­ритетам. О знаменитом воре в законе Вячеславе Иванькове (кличка «Япончик») он высказался так: «Это один из честнейших людей». В августе 1993 года брат Отарика, Амиран Квант­ришвили, был убит вместе с четырьмя членами люберецкой преступной группировки при перестрелке в торговой фирме в центре Москвы. РУБОП считает, что Амирана и люберецких уб­рали чеченцы, однако преступление до сих пор не раскрыто. Девять месяцев спустя возле Краснопресненских бань погиб и сам Отарик, сраженный пулями снайпера; это преступление также не раскрыто.

[Х-АН]Первая моя встреча с Отари получилась, когда я только что освободился (из тюрьмы в 1987 г. – П.Х.) и случайно оказался в одной (чеченской. – П.Х.) группе, которая с Отари на разговор шла. А я еще не понимал положения в Москве. Две неде­ли, может быть, прошло с тех пор, что я освобо­дился.

Там дело касалось одного человека, еврея, ко­торый был директором сети гастрономов. Одна группа хотела заставить его дань платить, а он уже имел своих друзей (чеченцев. – П.Х.). Ну, как я узнал потом, он своим друзьям тоже не платил. Но, когда вот такая опасность пришла, он обра­тился к ним, так как он их считал авторитетами. Но эти «авторитеты» сами по себе были люди, ко­торые еле-еле разбирались в этих делах. Ну, они ко мне подъезжают и говорят:

– Вместе давай поедем посмотреть, что тво­рится в Москве.

И я поехал с ними посмотреть, что будет.

Собираемся на улице, недалеко от центра. Подъезжают такие серьезные спортсмены, качки, чемпионы мира и всякие. Приехало очень много машин, подъезжают и авторитеты разные. Ну, я смотрю и вижу, что те, с которыми я приехал, – у них какое-то замешательство, они как-то прижа­то себя держат, не наверху находятся. Они не ожидали, что за кого-то придут такие авторитеты.

И в этот момент подъезжает Отари. И сразу слухи: «Отари подъехал, Отари». И он здоровый такой, огромный – ну, имя его уже все слышали. Он подходит к человеку, за которого мы пришли заступаться, и ему так небрежно:

—А ну, иди сюда.

И его в сторону отводит и начинает что-то ему объяснять, что ему нужно делать. А остальных, нашей группы, как будто и нету здесь. Всех при­гласили, все вроде бы так и должно быть, но нас как будто вообще нету здесь.

И, естественно, я пожалел, что я пришел с этими людьми. Я их особенно-то и не знал. Про­сто в группе был один человек, который со мной учился в университете. Я их не знал, но тем не менее я с ними пришел. И я вижу, что я с ними вместе опущен. И поэтому, хотя я случайный был там человек, я этого не выдержал и говорю этому Отари:

—А ну остановись.

Я на него перевел разговор. А он не понял, по­вернулся и рукой махнул. Я говорю:

—Я тебе эти руки поотрубаю.

Оскорбление. И я – руку в карман. А у меня в кармане – нож. Больше у меня ничего нету. Столько людей, но он на сто процентов был уве­рен, что сейчас будет выстрел. А в то время с вы стрелами еще так особо не баловались. И естест­венно, напряжение: если человек так дерзко взял и сказал такому авторитету… у всех момент ужаса. Ну, получается так, что я подхожу к нему близко… Здесь человек ко мне приближается, здоровый такой, вроде хочет заступиться за Отари. А у меня буквально дня за два до этого было столкновение у магазина «Березка», где нас всего двое было, а тех, которые держали ту «Березку», – большая группа. Там мне пришлось орудовать ножом. По­сле этого я сбрил усы, немного изменил свою внешность. И этому человеку, который подошел, я грубо говорю:

—Заепались, как позавчера у «Березки»…

То есть ему дал понять, кто я такой. А этот че­ловек тоже там находился. Он говорит:

—А, это ты?

И остановился. Чисто психологический мо­мент. Они все испугались и дали задний ход. Ведь у них уже два человека в крови. Отари тоже это видит: замешательство, люди остановились и не­понятно что. И Отари сразу переводит тогда на разговор:

Ну что ты горячишься? Давай поговорим.

Я в ответ:

Человека этого отпусти.

Он его отпускает.

Я обращаюсь к этому человеку:

—Уходи отсюда. Вообще уходи.

Я его знать не знаю. Но этот человек был с этими людьми, которые меня привели. И после этого Отари спрашивает:

Ты чеченец? Я говорю:– Ты чеченец? Я говорю:

– Чеченец.

Он тогда начинает перечислять больших спортсменов наших, чемпиона мира по борьбе, других. Он говорит, что он много чеченцев знает по спорту и что он их уважает, что знает, что это за люди. Потом он начинает перечислять больших людей в милиции и так далее. Он хотел посмот­реть, как я отреагирую. Вот он называет эти авто­ритеты чеченские, а я говорю:

—Ты что мне про все эти отброски рассказы­ваешь? Что ты мне этим хочешь показать? Для меня они никто, так же как и ты.

Это я ему специально сказал, чтобы он вооб­ще не подумал, что на меня это может играть. И я ему говорю:

—Конкретно, мне ответ нужен. Ты этого че­ловека, который с нами пришел, оставь. Ты нас должен оставить в покое.

Он отвел меня в сторону.

—Ну давай пройдемся, – говорит, – все эти дела – это вообще ничего, мелочи…

А я даже не знал, о чем там разговор идет, за какие деньги. Я знал только, что мы пришли за­ступаться за человека. И Отари начинает мне вну­шать:

—Ты себя неправильно ведешь. Ты же здесь в гостях.

А я спрашиваю:

—У кого я в гостях?

Он говорит:

—Ну здесь ты где? В Москве ты же у нас в гостях.

Я в ответ:

—Ты знаешь, я здесь с тобой буду разговари­вать так же, как и в Грозном. Я с тобой здесь так буду разговаривать. Если ты здесь или в Грозном – все равно. Ты здесь со мной. И ты не будешь так разговаривать.

Вот такой базар у нас идет. Затем он говорит:

—Ну, если тебе что-то нужно здесь, в Москве, я буду рад…

То есть чисто психологический момент срабо­тал. Так и началась наша дружба.

Когда я расспрашивал разных людей о Нухаеве, сразу столкнулся с тем, что многие сомневаются в достоверности некоторых его утверждений.

В Московском РУБОПе меня убеждали, что он никогда не был одним из главарей чеченской мафии в городе, а просто возглавлял обычную чеченскую шайку.

В Интернете в 2000 году появилось сообщение, что бли­жайший помощник Нухаева – поляк по имени Мансур Яхимчик, окончивший философский факультет Оксфорда, а затем принявший ислам, – агент английской разведки. Я ничего об этом не знаю. Я знаю только, что именно Яхимчик орга­низовал встречи Нухаева с Маргарет Тэтчер, с председате­лем Всемирного банка Джеймсом Вульфенсоном и с другими видными деятелями мировой политики.

В российском МВД считают странным, что Нухаева впус­тили в Москву летом 2001-го для участия в конференции о «евразийстве», организованной русским политическим дея­телем Александром Дугиным. Б МВД уверены, что такой откровенный бандит, как Нухаев, мог посетить столицу только при поддержке российской ФСБ.

Странное дело: 31 октября 2002 года, через несколько недель после освобождения заложников на Дубровке (мю­зикл «Норд-Ост»), главный кремлевский докладчик по Чечне Сергей Ястржембский объявил, что террористы среди прочих звонилизарубежЗемилхануЯндербиеву(бывшему начальнику Нухаева). Он также конкретно назвал Яндербие-ва, чеченского президента Аслана Масхадова, его помощника Ахмеда Закаева и Хож-Ахмеда Нухаева главными представи­телями чеченского терроризма за рубежом. Почему Закаева? Почему Нухаева? За год до этого заявления российские вла­сти встречались с Закаевым в московском аэропорту Шере-метьево-2, а Нухаева пригласили на конференцию в «Прези­дент-Отеле». Теперь же они оказываются непримиримыми врагами России? Непонятно. Во всяком случае несколько ме­сяцев спустя, когда я старался дозвониться до Нухаева в Ба­ку, то обнаружил, что все его телефоны отключены. Очевид­но, контора Нухаева, так же как и многие чеченские предста­вительства за рубежом, была закрыта под давлением россий­ских властей после теракта на Дубровке.

Вообще-то российские спецслужбы не в первый раз под­держивают чеченских бандитов. Самый известный случай – когда ГРУ Министерства обороны России в Абхазии в 1993 году помогало Шамилю Басаеву. Сегодня уже широко изве­стно, что и российские, и западные спецслужбы в прошлом часто заигрывали с исламскими фундаменталистами-

Я тут мало что могу прибавить. Какие политические игры затеял Хожа Нухаев, является ли он перспективным народ­ным вождем? Мне все равно. Меня больше интересует та идеология, которую он провозглашает.

Когда позволено убивать?

Только в такой традиционной культуре, как кавказская, воз­можно понять желание человека вроде Хожи Нухаева побы­стрее постареть, чтобы занять высокое положение в обще­стве. (Все народы, выращивающие вино, знают: авторитет растет с возрастом.) Нухаеву 48 лет, но он выглядит значи­тельно старше – поседевший, в морщинах, к тому же при­храмывает, ходит с палкой.

[ПХ]Удивительно: вы же человек не очень большого роста, но когда дело доходило до физической схватки, умудрялись брать верх. Как вам это уда­валось?

[Х-АН]Ну, несмотря на то что я худой и бледный, я все же был физически тоже хорошо подготовлен. Да, там были и спортсмены, и с мышцами ребята, но одно дело уметь бороться на ринге, а совершенно другое – иметь опыт чисто уличной драки. Я всю жизнь, с детства начиная, постоянно дрался, завоевывал территории, чтобы властвовать. То есть приходилось утверждаться. И здесь важнее всего присутствие духа, кто сможет чисто психологиче­ски преодолеть.

[ПХ]Возникает интересный вопрос национального ха­рактера. Чеченцы – маленький народ. Тем не ме­нее, несмотря на свою малую численность, они держали Москву в конце 80-х – начале 90-х го­дов. Почему же славянские группировки уступи­ли, чего им не хватало, чтобы справиться с чечен­цами?

[Х-АН]Ну видите, они несколько раз собирались сотня­ми и нападали. Но мы в силе не оставляли так по­ложение. На первом этапе они мышцами прихо­дили с чеченами драться, чеченцы не отступали, не уходили, а доставали ножи и дрались. Затем славяне с ножами приходили, а мы отвечали ог­нестрельным оружием.

А то, что их много пришло, – это все равно. Кто себя вперед выставлял, ему все равно при­шлось отвечать. Если он уходил нетронутый из этой ситуации, он не уходил дальше по жизни. Его до конца жизни все равно отслеживали… Не успеет, скажем, это поколение отомстить, другие поколения отомстят. Не избежать ему наказания.

Если, скажем, толпа пришла и убила моего брата. Ну всю толпу я не могу переискать. Но я буду искать лидера, того, кто возглавлял толпу. И когда будет удобно, я пристрелю его. Потому что я не смогу в своем обществе жить, не смогу с дру гими людьми разговаривать на равных, если не отомстил за своего брата. То есть я человек чести.

[ПХ]В исламе чтятся десять заповедей. Одна из них: убивать – это грех. Вы в свое время убивали лю­дей?

[Х-АН](смеется).  Что значит убивать? Убить – это зна­чит совершить преступление. Нам это запрещено от Бога. Все расписано в Коране: в каких случаях необходимо убивать, в каких случаях ты обязан это делать.

[пх]Некоторые считают, что истинно христианский путь – это подставить другую щеку.

[Х-АН]

Это не есть истинно христианский путь. Это ис­каженный христианский путь. Нет такого, чтобы вообще никого никогда нельзя убивать. Толстов­щины нету. Я действительно уважаю Толстого как писателя. Он просто не нашел альтернативы госу­дарству. Вся его беда в этом. Чтобы свою концеп­цию сделать завершенной, ему все равно нужно было одно из двух брать. В той же Библии сказа­но: око за око и подставь другую щеку. Толстой не придерживался принципа: око за око.

Да, Библия состоит из Ветхого Завета и Нового Завета. Ветхий Завет, со всеми его войнами, убийствами и принци­пом «око за око», действительно является одной из священ­ных книг христианской веры. Однако он воспринимается только через призму Нового Завета, как прообраз Нового За вета. Некоторые христиане (например, евангелистические протестанты) верят в Ветхий Завет беспрекословно, но наи­более традиционные христиане (православные и католики) почитают в Ветхом Завете только отдельные части, пророче­ствующие пришествие Христа.

Как люди относятся к Ветхому Завету – ключевой вопрос. Ибо в Новом (христианском) Завете нет ни одной строки, кото­рая оправдывала бы убийство.

[ПХ] Меня интересует исламская точка зрения на убийство. Такое впечатление, что в исламе убий­ство иноверцев вообще не считается грехом. В этом смысле христианство гораздо более мирная религия. Христианам очень трудно смириться с убийством, некоторые даже отказываются идти на войну, потому что Господь запретил убивать дру­гих людей. Конечно, есть и такие христиане, ко­торые допускают убийство при каких-то опреде­ленных условиях. «Убивать – это грех, – говорят они, – но это грех, который я беру на себя». За­тем они усердно молят Бога о прощении. Что вы думаете по этому поводу?

[Х-АН] Всевышний с самого начала, когда выгонял из рая Адама и Еву, которые пошли за Сатаной, – сказал им: идите на Землю, живите здесь и будьте врагами друг другу. То есть Сатана и человек – друг другу враги. И идет эта борьба. Поэтому тот, кто пойдет по пути Сатаны, – он мой враг. И я должен с ним драться.

Если я иду за его обманом, он меня возьмет. Не пойду я за его обманом, он меня обязательно убьет. Я это должен знать. Я должен драться. Здесь не может быть другого пути.

[ПХ]То есть убийство – как форма самозащиты?

[Х-АН]Да, как защита себя, своей религии и чистоты. Давайте так говорить: я здесь живу и у меня все чисто. Но вокруг меня будет мусор и все эти бак­терии летают. И если я этот мусор по соседству со мной не уберу, это рано или поздно и ко мне зале­тит. Я должен мусор соседей тоже убрать. Если у меня будет чистота, а у них мусор, они этот мусор все равно ко мне занесут. Как у себя пачкали, так и у меня будут пачкать.

[ПХ]А какое отношение это имеет к нашему вопросу?

[Х-АН]Ну если это враг твой, тот, который не хочет чис­тоты, не хочет себя чисто вести, он все равно при­дет тебя убивать. Тогда зачем тебе ждать? Если ты будешь ждать, ты обязательно спину подставишь.

[ПХ]Так что, всех иноверцев убивать нужно?

[Х-АН]Ты должен жить по исламской идеологии. Если ты живешь по-другому, я должен знать, что ты ме­ня убьешь.

[ПХ]Даже так?

[Х-АН]Ну нет. Если между нами есть договор, где мы до­говариваемся, что мы не воюем, скажем, столько– то времени… Хорошо, мы не воюем. Но только срок закончился, я сразу должен начинать вое­вать. Потому что, если я не буду воевать, ты все равно будешь со мной воевать.

[ПХ]Недаром многие сомневаются, что ислам пропо­ведует мирные отношения между людьми…

[Х-АН]Позволено убивать, когда непосредственно каса­ется твоей жизни, твоего обряда, твоей религии, твоей семьи. Другие моменты не оправданны. Всевышний говорит, что Он вообще никогда не простит, если ты убьешь мусульманина. Никогда не будет прощения.

[ПХ]Ни при каких обстоятельствах?

[Х-АН]Только когда мстишь, когда жизнь за жизнь. И за порчу земли.

В ЗАЩИТУ НОВОГО ВАРВАРСТВА

Вы часто говорите, что Чечня уже четыреста лет ведет войну против России. На самом деле война не шла непрерывно, она то затихала, то разгора­лась. К тому же войну с Шамилем в XIX веке Рос­сия все-таки убедительно выиграла. Может быть, она в этот раз тоже выиграет?

[Х-АН]Выиграть и завоевать – это не значит покорить, то есть добиться того, что боевики сказали бы «сдаюсь». Нет ни одного документа, где чеченцы сдались бы. Ни в этой войне, ни в той.

[ПХ]Шамиль 30 лет вел борьбу против России, но в конце концов он сдался.

[Х-АН]Шамиль сдался, а чеченцы продолжали войну.

После Шамиля продолжали войну. И нас практи­чески осталось тогда всего лишь около ста тысяч. Из полутора миллионов. Это девяносто процентов уничтожено. Обыкновенно народ вымирает в таких случаях, но мы снова возродились.

До этого постоянно тоже войны шли. И с пер­сами, и с турками, и с Тимуром. Постоянно че­ченцы воюют. Почему? Потому что никто не ос­тавляет никакой народ просто жить. Всех кто-то всегда завоевывает.

Теперь, когда мы говорим, что Чечня завоева­на и что везде находятся русские, это действи­тельно так. Но борьба продолжается. Только фор­мы продолжения могут быть разные. И именно родоплеменная система –  основа этой борьбы.

[ПХ]Хорошо. Россия сейчас пытается навести государ­ственный порядок в Чечне. Но в культурном смысле представляет ли Россия угрозу чеченско­му народу?

[Х-АН]Исторически, до 1917 года, вся эта идейная, куль­турная сторона Россию не волновала. Это была империя. Империя несла свои интересы: она должна была покорить всех и подчинить, создать порядок. Есть центр, и есть периферия, которая должна подчиняться. Ельцин и другие продолжа­ли это дело. И Путин тоже начал с того, чтобы подчинить периферию и идти дальше.

Сегодня ситуация на международной арене сложилась так, что Америка становится хозяи­ном в мире. Прежде Советский Союз тоже думал о глобализме, тоже хотел быть первым, но про­играл в этой борьбе. Сегодня Россия хочет отсто­ять свою независимость. Но как ее отстоять? Как остаться этой Россией, которая хотя бы сегодня есть, чтобы Америка не царствовала на большом континенте? Вот задача. Время играет против России. Что делать? Возвращаться к Советскому Союзу? Вроде не совсем то. Идти по другому пу­ти? Идеология нужна, чтоб противопоставить Западу. За коммунистическую уже никто не пой­дет.

На Путина очень сильно сейчас действует вре­мя. Россия избрала путь противостояния Западу. А на этом пути у Путина нет сил и мощи противо­стоять. И он должен будет сделать ставку на вар­варство. Он должен будет возрождать у себя хрис­тианство и национальные традиции. Также он должен будет поддержать традиции и националь­ные формы и у всех других народов.

Будет борьба – сила моря против суши. Суша олицетворяется горами. Ноев ковчег. Один раз потоп был, да? На этот раз тоже потоп: цивилиза­ция. А защита от этого потопа-цивилизации – новый ковчег. И там, где для ковчега было спасе­ние – ведь Ной спасение именно на Кавказе на­шел, – здесь будет и наше спасение. Это есть по­следний остров.

[ПХ]Действительно, считается, что Ноев ковчег «при­землился» на горе Арарат. Но что это за потоп-ци­вилизация? Какие самые яркие проявления этого потопа?

[Х-АН]Техногенные. Технологические. То есть сам про­гресс. Технологическое развитие. Все эти достижения науки, техники. Все это идет за счет нрав­ственности, за счет экологии.

[ПХ]Да, вера в прогресс – это новая религия.

[Х-АН]На самом деле это вера в золотого тельца. В циви­лизации нет другой веры. Есть только материаль­ное обогащение. Все. Больше ничего нету. Если в России все еще живут в двух измерениях – прост­ранство и время, то эти два измерения для Запада настолько узкие… То есть люди живут от контрак­та к контракту. Вот и все измерение человеческое.

[ПХ]Слушаю я вас, и у меня создается впечатление, что вы приветствуете некое аграрное общество, с низ­кой технологией, в котором главное: равновесие, духовные ценности, тесные кровно-родстве иные связи. Но ведь тогда исчезают большие города, ис­чезает высокая технология. Это для вас идеальный исход событий?

[Х-АН]Я считаю, что это идеальный исход для всего че­ловечества: аграрная экономика, первобытная, чтобы максимально натуральное хозяйство было. Это гарант в рай попасть.

Просто взять Библию. Взять Коран. Всевыш­ний нас вывел, Лзама и Еву, из рая. Лишь очис­тившись, можно вернуться. То есть каждый из нас есть Адам и Ева. Мы тот же самый путь должны пройти. И только если мы из этого измерения, из вечности, будем смотреть на этот промежуток, тогда можно увидеть реальную картину. Вот сей час, допустим, на плоскости политики многие во­просы неразрешимы. Стоит только в геополити­ческом измерении пойти, и уже политически про­свет виден. А вот третье измерение – из вечности посмотреть на пространство и время, – совер­шенно другие картины видишь.

[ПХ]Значит, вы считаете, что нужно разрушить все пункты современной цивилизации?

[Х-АН]Как может защититься Россия от Америки сего­дня? Америка наступает, хочет завладеть миром. Россия менее цивилизованная страна, она должна проиграть, так же как «жигули» должны «мерседе­су» проиграть. И с позиции оружия Россия обяза­тельно проиграет.

Америке даже нет необходимости воевать. Другое у нее оружие есть. У нее есть вирус циви­лизации. Все это разукрашенное, все эти краски охватывают людей без религии. А сегодня русские не имеют религии, не имеют родословности, и, естественно, из них очень легко сегодня сделать демократию. Она неизбежно придет, если русские будут по тому же государственному пути идти. Они неминуемо придут к демократии, никуда не денутся. Это конечный результат, который долж­но получить каждое государство, развиваясь в этом направлении.

Поэтому они никак не смогут цивилизации противостоять, если не повернут в другую сторо­ну, в сторону варварства. Только варварство может защитить от цивилизации.

[ПХ]По-вашему, варварство – это хорошо, а демокра­тия – плохо? А в чем заключается варварство?

[Х-АН]Это родоплеменная система. Это жить по религии Бога. Это значит, что ты не можешь разрушать ок­ружающую среду. То есть здесь работает принцип ближнего.

А города и цивилизация – это есть принцип дальнего, принцип чужого, потому что все люди чужие. Квартиры – это скворечники. Сосед – ты не знаешь, кто он, где он воспитывался… Это все чужие люди. Весь мир становится друг другу чу­жим. И законы нужны для того, чтобы эти люди друг друга не грабили и не убивали. Они уже не борются против государства. Оно их устраивает, потому что они настолько одиноки, что им нужно государство. Государство – это их отец и мать. Без государства они себя уже не видят, не пони­мают.

[ПХ] Какое значение имеет война в Чечне для ислам­ского мира?

[х-ан]Чечня покажет силу кровно-родственного поряд­ка. Исламский мир сегодня неправильно живет. Все живут в государстве. Сегодня решения при­нимают главы государств. Когда распадутся госу­дарства, сразу хаос будет. Великий хаос. А вели­кий хаос создает новый порядок. Когда увидят, что кровно-родственный порядок может сущест­вовать как альтернатива государственному поряд­ку, тогда люди пойдут по правильному пути.

[ПХ]Почему вы считаете, что именно в этот раз кров­но-родственный порядок победит в Чечне?

[Х-АН]Когда первая война закончилась, в 1996 году, рус­ские должны были вернуться. Потому что остался Грозный, осталась цивилизация, остался их оплот империи в Грозном. Грозный, как и любой город, был гнездом разврата и растления, смешения и ассимиляции, он нес нам гнилое дыхание циви­лизации… Сегодня Грозный разрушен. И если нет Грозного – нет оплота империи. В 1996-м Иван ушел с чеченской земли, но оставался оплот его империи – Грозный. А теперь есть Иван, нет Грозного.

Теперь мы победили. А Иван все равно уйдет. Ему уже делать там нечего. Главный момент – Грозный разрушен. Иншаллах. Это милость Все­вышнего.

[ПХ]По-вашему, теперь можно возродить клановую систему?

[Х-АН]Конечно.

[ПХ]Боюсь, что возродится не клановая система, а обычный бандитизм…

Часть вторая «Первая война национальностей»

Молодой джигит

[ПХ]Когда вы в начале 1970-х приехали в Москву, вы уже знали, что посвятите свою жизнь исламу, не­зависимости Чечни?

[Х-АН]Я тогда вообще не думал об этом. Может быть, учась в школе, у меня детские мысли были, меч­та – быть героем. Многие вопросы стояли передо мной, Почему нас выселяли (в 1944 году. – Я.Х.)? Почему я в классе один был чеченец? Тогда и в Грозном не прописывали чеченцев, когда из ссылки переезжали. Очень сложно было. Ну, в об­щем, все время этот вопрос висел над нами. По­чему это вот так? Ответы я и не искал. Все же го­ды молодые были. Чередом все шло, но где-то подсознательно эти вопросы ставились.

Чувствовалась разница нашего воспитания. Например, мне всегда стоять в столовой в очере­ди было как-то неудобно. Ну стыдно как-то, что­бы покушать, стоять в очереди – то есть у меня такая ментальность была. И я никогда не стоял в очереди один. Если я видел кого-то из знакомых, из тех же русских – ну сокурсника или кого-то еще, – я сейчас же подходил к нему, потому что было неудобно стоять в очереди.

Ну а лотом, когда доходило дело до кассы, я обычно платил за того и за себя. Потому что ты вместе с ним стоишь и нормально, что ты протя­гиваешь деньги, чтобы заплатить. А он, в свою очередь, не понимает, что ты делаешь. Ну, спаси­бо говорит и так плечами поведет. Он не говорит: «Нет, нет, давай я заплачу», ну, хотя бы для при­личия, как обычно люди это делают – может быть, один раз этот заплатит, другой раз – другой заплатит. Но это всегда идет через какую-то дип­ломатию. Потому что это ненормально, чтобы каждый за себя заплатил и пошел. Но он этого совсем не понимает.

[ПХ]Когда вы начали подпольную работу?

[Х-АН]Девятнадцать лет мне было. В университете. У че­ченов это было так: тайно собирались, обговари­вали, говорили. То есть были попытки понять. А когда я пообщался с друзьями и увидел, что той же болезнью болели и другие чеченцы, когда мне стали рассказывать, когда я сам увидел… тогда я понял, что действительно мы сегодня завоеваны, что над нами насилие, что нам нужно освобож­даться. В Москве уже были люди, которые старше меня, некоторые учились, скажем, на пятом курсе и в аспирантуре, то есть люди уже знания какие– то имели… Это же первые поколения, которые вообще получали знания. В общем, некоторые ве­щи были понятны, а дальше пытались понять. А потом стоял вопрос: что делать? Я медленно тлел, чтобы разжечься. И это так долго тянулось, где-то года два, и потом я уже более конкретные шаги предпринял в этом смысле.

Единственное, что у меня было с самого нача­ла, —• это чувство собственного достоинства, ког­да везде были русские и получалось, что чуть ли говорить на чеченском языке они считали идио­тизмом. Приходилось за выживание бороться. И везде, по городу, я каждый день выходил специ­ально драться. Драться, и самому завоевывать территории, и говорить, что «там» я.

[ПХ]А зачем драться?

[Х-АН]Надо было утверждаться. Потому что чеченцы на второстепенном положении были. С первого же раза меня повели в милицию и… виноват ты, не виноват – ты чеченец. Здесь, если даже русский виноват, – ты будешь виноват. И никто не разби­рается. Поэтому я даже метод выдумал: одних русских защищал против других русских. Потом мог тех защищать против этих. Но всех подчинить надо было. Ну когда ты защищаешь одних, за тебя заступаются другие. Милиция заступается и так далее.

Сразу скажу: я не был ангелом. Жизнь раз­гульную вел. А те товарищи, которые более идей­ные были, – они больше по политической линии работали. Мы комитет по освобождению Чечни создали, а в комитете на меня возлагались задачи, которые… Ну каждый день там ходить, заседать – все такие организационные моменты я не особо любил. Они мне поручали деньги добывать, одеж­ду – такого рода задания.

[ПХ]Как вы их добывали?

[Х-АН]По-разному. Естественно, противозаконно. Ну и другие поручения я тоже выполнял, когда нужно было дома коммунистов терроризировать. Тех, ко­торые чрезмерно пытались чеченцев придавливать. Я буквально врывался к ним в дом и… Ну очень много методов было. То есть здесь рамки никто и не ставил – что этого нельзя было делать. Нам нужно было освобождаться. Задача так стояла.

[ПХ]Вы занимались вытеснением русских из квартир?

[Х-АН]Нет, я не делал этого. Из квартир вытеснять невоз­можно было в тех условиях. Делалось вытеснение другое. То есть когда нужно было надавить на че­ловека, который стал очень серьезной проблемой в Чечне, который чеченцев с работы выгонял. Или же, наоборот, когда нужно было его подчинить или с него материально взять. Если нужно было тряхануть, так и трясли его – то есть с него деньги брали. Это и в Чечне, и в Москве делалось, это везде делалось. Но когда вы говорите вытеснять: вытесняли мы чисто в Чечне. А в других местах в основном задача стояла больше подчинить…

[ПХ]Итак, в Чечне вы не занимались вытеснением русского населения из Грозного?

[Х-АН] Нет, нет. Этого нельзя было делать, и я этого не делал. Я говорю про коммунистов, тех, которые были на ответственных постах.

[ПХ] Если вам нужно было прижать какого-то комму­ниста на ответственном посту, что вы делали?

[Х-АН]Ну, во-первых, они часто выезжали в Москву гу­лять. И к нам доходила информация… Ну разные пути бывали, как оказаться в одной компании с ним.

[ПХ]И что потом? Избивали?

[Х-АН] И такое могло быть. По-русски, вернее, по-аме­рикански называется рэкет. А по-исламски газа­ват. Скажем так. (Смеется.)

[ПХ]В результате вы хотели, чтобы этот начальник не только подчинился, но и что-то вашей группе от­стегивал?

[Х-АН]Или отстегивал, или кого-то там освободил, или кого-то на работу поставил. Ну тысяча разных во­просов. Надо было выживать. Потому что когда вернулись чеченцы из ссылки, им было очень трудно жить.

Только не надо идеализировать историю. В депортации и даже по возвращении из ссылки, в 1950-е и 1960-е годы, че­ченцы действительно испытывали огромные трудности. Но позднее речь шла уже не о выживании чеченцев, а о выжи­вании русского населения Чечни. Освободительная борьба превратилась в бандитский разгул. То же происходило в Ко­сово, когда мусульмане вытесняли сербов с их потомствен­ных земель, – примитивная этническая чистка, сопровож­дающаяся самым обычным бандитизмом.

Так и началось гонение на русских. В Чечне, еще до во­енных действий, которые развернулись в 1994 году, шла кровавая война против мирного населения – русского – так называемая принудительная чеченизация. В 1980-е годы в Чечне проживало более 400 000 русских, больше всего в Грозном – городе, который был русскими основан еще в XIX веке, В начале 90-х, когда Чечня находилась под Дудаевым, русских целенаправленно истребляли: мужчин убивали, женщин насиловали, стариков выдворяли. К 1994 году уси­лиями чеченских бандитов от полумиллионного русского на­селения почти никого уже не осталось – или погибли, или бежали, или пропали без вести.

Сегодня вытеснение русских идет не только на Кавказе, но и в Казахстане, и в Крыму, и в Татарстане, и даже в серд­це Руси, в Москве: путь успешно проторен.

[ПХ] В тот период, в 1970-е, не было такого ощущения, что в ваш комитет проникли сотрудники КГБ, что они действуют среди вас, направляют работу?

[Х-АН] Это невозможно. Вообще в чеченскую среду вой­ти очень сложно. Можно быть все время вместе, но войти в среду – это очень трудно. Здесь, кроме родственных, родовых тонкостей, есть увязки, ко­торые никогда не будут прослеживаться другим человеком, который не имеет этого мышления.

СОТРУДНИК РУБОПа. Действительно, очень тяжело ве­сти среди чеченцев поиск агентуры. Скольких трудов мне стоило найти агентов-чеченцев! Конечно, эту легенду, что чеченцы не вербуются, – создали они сами. На самом деле они вербуются, но не на «компре». На компромате с чеченцем бесполезно работать. Он упрется рогом, как бык. Все должно быть основано либо на дружеских отношениях, либо на ува­жении младшего к старшему.

Дело в том, что для меня в 1987 году национальность «че­ченец» ничего не означала. Я не знал, кто это такие: черке­сы, чечены… Они для меня все были грузины, раз жили на юге и были черными. Когда мы впервые открыли чеченскую линию в МУРе, мы специально ездили в библиотеку Ленина выяснить, кто такие чеченцы, что у них за тейповые и родо­вые отношения. У меня теперь составлена полностью тейпо-родовая схема Чечни, от начала до конца. Но тогда мы даже не знали, какие существовали разногласия между тейпами. Не подозревали, что есть горные чеченцы и есть равнинные чеченцы, которые на самом деле полуказаки или полурус­ские, и они всю жизнь враждуют.

Пойдем по следам этого сотрудника РУБОПа, заглянем в библиотеку и посмотрим, что известно о чеченцах. В энцик­лопедии Брокгауза и Ефрона 1903 года, например, можно найти вот такую историко-антропологическую заметку:

«Чеченцы считаются людьми веселыми, остроумными – „французы Кавказа“, – впечатлительными, но пользуются мень шими симпатиями, чем черкесы, вследствие их подозрительности, склонности к коварству и суровости, выработавшихся, вероятно, во время вековой борьбы. Неукротимость, храбрость, ловкос\пь, выносливость, спокойствие в борьбе – черты чеченцев, давно признанные всеми, даже их врагами.

В обыкновенное время идеал чеченцев – грабеж. Угнать скот, увести женщин и детей, хотя бы для этого пришлось ползти по земле десятки верст и при нападении рисковать своей жизнью, – любимое дело чеченца. Самый ужасный упрек, который может сде­лать девушка молодому человеку, это сказать ему: «Убирайся, ты даже не способен угнать барана1.»

Чеченцы никогда не бьют своих детей, но не из особенной сен­тиментальности, а из страха сделать их трусами».

В Большой советской энциклопедии 1957 года, еще ста­линского разлива, такие понятия, как «чеченцы» или «Чеч­ня», вообще не упоминаются. (Жутко, не правда ли? Попыт­ка стереть историю целого народа…) Однако в дополни­тельном издании следующего года (1958) уже появляется длинная статья о Чечено-Ингушской АССР. Среди всего про­чего в этой статье говорится, что чеченский народ приобрел письменность всего лишь полтора – два века тому назад. Благодаря археологическим раскопкам и русским этногра­фам XIX века, которые тщательно записывали народные сказки и изучали быт чеченцев, удалось хоть как-то воссоз­дать историю региона. Вот что написано в Большой совет­ской энциклопедии 1958 года:

«Имеется очень мало сведений по истории чеченцев и ингушей до XVII в. Они занимались скотоводством, охотой и земледели­ем… Ремесло было развито слабо. Хозяйство чеченцев и ингушей вплоть до начала XIX в. сохраняло натуральный характер.

Низкий уровень развития производительных сил способство­вал сохранению в продолжение длительного времени патриар­хально-родового строя, а также патриархального рабства (вплоть до XIX в.).

На территории Чечено-Ингушетии существовали отдельные роды (тейпы) и общины (кланы), иногда объединявшие несколько родов, постоянно враждовавшие между собой.

Пахотные земли у чеченцев и ингушей находились во владении или всего рода, или больших семей («вяра»)… Более сильные эко­номически тейпы угнетали слабые роды… Вплоть до начала XX в. существовала кровная месть…

После X в. в Чечено-Ингушетию начало проникать христиан­ство; позже, в конце XVII в., из Дагестана был занесен ислам, ко­торый к середине XIX в. стал господствующей религией.

На протяжении веков чеченцы и ингуши вели упорную борьбу с кабардинскими, кумыкскими, дагестанскими и другими феодалами за свою землю…»

А вот что сказано у Брокгауза и Ефрона о религии чеченцев:

«В конце XII или начале XIII в. между чеченцами стало рас­пространяться христианство. Следы его и теперь видны в раз­валинах храмов, в праздниках: Новый год, день пророка се. Ильи и Троицын день. Во многих местах они приносят в жертву баранов в честь св. Девы, св. Георгия и св. Марины.

В начале XVIII в. чеченцы приняли ислам по суннитскому тол­ку. В своих религиозных обычаях, кроме элементов христианских и магометанских, чеченцы сохранили много элементов перво­бытного язычества, между прочим и фаллического культа. Нахо­димые часто в стране маленькие бронзовые голые приапические статуэтки пользуются поклонением мужчин как охранители стад и женщин, которые их обнимают, вымаливая детей муж­ского пола».

Начиная с университета вы часто сталкивались с советскими властями. Вас арестовывали?

[Х-ан]Арестовывали, со школьной скамьи, постоянно. В университете тоже постоянно… Потом выку­пался. То есть мои друзья меня выкупали, улажи­вали. Но когда не получалось выкупить, тогда срок давали, сажали.

[ПХ]За что, например?

[Х-АН] За тот же разбой, за тот же грабеж. На самом деле бывали такие моменты, когда не могли доказать и брали, как хотели, по закону контрабанды напри­мер.

[ПХ]Сколько вам было лет, когда вас впервые осудили?

[Х-АН]Мне было где-то двадцать пять. Вначале шла статья – разбой. Потом в конце концов, когда уже договоренность была, более мягкие сроки дали и все подвели под мошенничество и кон­трабанду. То есть обычная сделка была: ты даешь деньги заранее, чтобы товар привозили. Были случаи, когда товар завозят и проблем. Нет, за­платил – забрал. А здесь по-другому получи­лось. Мои партнеры – иностранцы – обрати­лись в милицию, и чисто со стороны их застави­ли написать, что на них разбойничали, хотя они только вернули то, что они должны были вер­нуть… Ну их потом тоже выдворили за контра­банду.

[ПХ]Это 1980 год. А что было в 83-м?

[Х-АН]Мне все время одно и то же шло – контрабанда. В 83-м – то же самое. Тогда такие оптовые завозы делались. И тогда тоже мои партнеры неправиль­но поступили…

[ПХ]Сколько раз вас сажали?

[Х-ан]Три. 1980 год, 83-й и 90-й.

[ПХ]Сколько лет в обшей сложности вы сидели?

[Х-АН]Где-то семь лет или чуть больше.

[ПХ]В Москве тогда была широко развита подпольная экономика: всякие фарцовщики, коррумпирован­ные чиновники, контрабандисты и так далее. Именно таких подпольных предпринимателей вы подчиняли себе?

[Х-АН]В принципе, если мы что-то государственное мог­ли брать, это было самое приятное. Потому что ты знаешь на сто процентов, что ты делаешь пра­вильно, что и для тебя, и для твоего народа, и для твоей религии – это враг. Ты знаешь, что твой на­род оккупирован и что ты с государством в враж­дебном состоянии находишься. В принципе тогда многие действия были позволительны. Ну тогда мы были молодые…

То есть опять-таки я не был ангелом. Если нужно было, я рэкет делал, все что угодно делал. У меня задача стоит, я ее выполняю. Я с законами абсолютно не считался. У меня единственный за­кон – чисто перед Богом: что ты можешь, а что не можешь. Я не был настолько сильно религиоз­ным, как сегодня, но религиозным я всегда был. Я всегда с детских лет молюсь. Даже в универси­тете, я не скажу, что очень строго выполнял все, но молился.

[ПХ]Наверно, молиться было не очень удобно при ате­истическом режиме.

[Х-АН]Во-первых, это не делалось открыто, конечно.

Когда мы молились, мы это не демонстрировали. Скажем, когда ты молишься, ты закрываешь дверь. Потому что всем казалось, что это непо­нятное дело, глупость какая-то, это не поощря­лось.

А так я себе позволял и гулять, и пить, и жен­щин иметь. То есть все это я не воспринимал как преступление против Бога. Потому что все же в Чечне, хоть мы и были религиозными, религия сильно зажата была, никто не ссылался на Ко­ран. Я и не знал, как человек должен себя вести. Все, что я делал, мне казалось какими-то шалос­тями перед Богом, я был уверен, что за эти ша­лости буду прощен. Главное – я Его люблю, я верю, я молюсь. А остальное все казалось незна-

чительным. Это только потом осознание при­шло.

[ПХ]Вы окончательно посвятили себя Богу в 1995 году, когда были ранены?

[Х-ан]Вы знаете, у меня очень много оснований, о кото­рых я не хочу сегодня говорить, но Бог действи­тельно выводит человека на прямой путь.

Кстати, я и тогда думал, в молодые годы, что лет в сорок брошу плохое и только на чистое пе­рейду – как Бог каждый шаг приказывает. Ну я не скажу, что именно так и получилось. В сорок лет я не все сразу бросил. Но здесь как раз полу­чилось, что в сорок лет меня ранили и я костыль взял, а говорят, что мусульманин должен брать в сорок лет костыль, чтоб думать о смерти.

КАК СОЗДАВАЛАСЬ ЧЕЧЕНСКАЯ МАФИЯ

[ПХ]Расскажите о чеченской общине, о чеченской ма­фии.

[Х-АН]Ну ее назвали мафией. Но та организация, о кото­рой я вам рассказывал, это она и есть. А дальше там, естественно, ты всех не проконтролируешь, кто чем занимался.

[ПХ]Я слышал, что чеченскую мафию создал Николай (Хоза) Сулейманов – тот, что Южный порт в Москве держал и которого потом застрелили.

[Х-АН]Хоза. Да.

СОТРУДНИК РУБОПа. Как образовалась чеченская об­щина? Есть такой ресторан в Москве – «Узбекистан». Там всю жизнь торговали платками, коврами и тому подобным выход­цы из Узбекистана. Где-то в 1981 году такие люди, как Алтимиров (кличка «Лечи Лысый») и Атлангериев (кличка «Руслан») под себя подобрали этих спекулянтов. Они получали с них деньги, и «Узбекистан» стал их лежбищем в Москве.

Потом в Южном порту некий мошенник по фамилии Кра­пивин познакомился с Николаем Сулеймановым (кличка «Хо­за», в переводе с чеченского – «воробей»), Крапивин научил его кидать на машинах.

Как это происходило? Б то время продавец подержанной машины обязан был провести автомобиль через комиссион­ный магазин и заплатить государству процент от сделки. На самом деле покупатель и продавец договаривались: допустим, продавец отдает «жигули» за три тысячи долларов, а в комис­сионном магазине они с покупателем объявляют, что машина покупается за триста рублей. Оценщик магазина подтвержда­ет цены – естественно, он имеет какую-то свою долю со сдел­ки. Через кассу проходят триста рублей. Фактически покупа­тель приобретает машину за триста рублей. Теперь продавцу остается получить оставшуюся от трех тысяч долларов сумму. Эта часть сделки происходит уже на улице. Тут подходит Коля Сулейманов, дает продавцу, как говорится, пинка под задницу, садится в машину и уезжает. У милиции нет законных основа­ний считать, что этот автомобиль в угоне, так как машина про­шла комиссионный магазин и официально оформлена. Вот та­кие элементарные кидалы.

Коля Сулейманов привел на этот рынок своих дядьев, бра­тьев, всех подряд… и вытеснил гордобанскую преступную группировку. Гордобанцы – это азербайджанцы, выходцы из Грузии. Таким образом Сулейманов овладел рынком подер­жанных машин и иномарок. Южный порт стал полностью че­ченским. Именно оттуда пошла чеченская община.

Коля Сулейманов был авторитетом для всех чеченцев, проживающих в Москве. Под Колей Сулеймановым одно вре­мя почти вся Москва находилась. Не было ни одной палатки которая бы не платила чеченам. Община была сильная, и со­биралась она моментально.

[Х-АН]Меня в Москве еще не знали. А Хоза уже в Юж­ном порту долго находился. Его даже арестовыва­ли за меня. Перестрелка была. Я скрылся, а его потом забирают. Те слышат – «Хожа», и все счи­тают – это «Хоза». Потому что меня не знают, а его знают.

[ПХ]По-моему, милиция вообще плохо разбиралась в чеченском вопросе.

[Х-АН]А не только милиция, вообще все в городе плохо разбирались. Хоза столько лет – где-то с 80-го го­да—в Москве занимается этими машинами. Он начал с того, что машины в Москве покупал, а в Грозном продавал. Ну и потихонечку осел в Юж­ном порту. У него было уже имя. То есть его знали.

СОТРУДНИК РУБОПа. Где-то в 1987 году Алтимиров, Атлангериев и некий Макс Лазовский открыли на Пятницкой улице кафе «Лазания» и подтянули туда Хожу Нухаева, как рядового боевика. Авторитеты засели в этом кафе, ну прямо как офицерская команда, к ним приходили боевики, и они да­вали им поручения – ехать к этой палатке, к этой… В общем, занимались обыкновенным рэкетом.

Потом, в 1988 году, эта группа – Нухаев, Атлангериев, Геннадий Лобжанидзе (кличка «Гена Шрам») и Гелани Ахма­дов – совершила одно преступление. Они вывезли двух ком­мерсантов в лес, Нухаев со своей командой выкопали яму и одного закопали с головой, а второму говорят: «Если выкопаешь его живым – будете платить вдвоем, а выкопаешь его мертвым – значит, будешь платить один за двоих». Вот такое издевательство… «Копай получше, чтоб тот живой был». Ну выкопал он его живым, конечно.

Я хорошо помню, как нагло держали себя чеченцы. В ка­фе и ресторанах, на улицах Москвы, в только что открывшем­ся казино – всюду они показывали, что никого не боятся. Щеголяли. Сегодня-то каждый второй воришка что-то из се­бя изображает, но в те времена – это было зрелище.

[Х-АН] К концу 1980-х годов, скажем, власть почувство­вала неуверенность в себе, она была потеряна, она не знала, что ей делать. Милиционеры боя­лись, потому что появились крепкие ребята с та­кими мышцами, которые качаются целыми дня­ми… Люберцы первые появились. Потом другие. Действительно, они всех запугали. И, естествен­но, они нападали на любых, кто делает деньги, тут же заставляли платить им дань. Они очень быстро все захватили.

Как раз в этот момент, в 87-м году, я освобо­дился. Я посмотрел на всю эту картину и увидел вакуум. Люди бизнеса нуждались в защите, они хотели больше сделать, больше иметь возможнос­тей. Но постоянно боялись бандитов. А милиция свое дело не делала. Вакуум. Ну я решил этот ва­куум заполнить. То есть мы, чеченцы, в состоя­нии были оказать защиту. Мышцы – это не дух. Дух может остановить эти мышцы.

Когда ко мне люди приходили, они понимали, что приходят к человеку, у которого каждое слово, которое сказано, сильнее любого закона. Вначале все были убеждены, что закон нельзя нарушать. К законам относились чуть ли не как к Библии, как к Корану. То есть совершать преступление нельзя. А я им говорил: «Что же власть может нарушать закон, а вы не можете? Нет, делайте! Нарушайте закон. Потому что если вы будете считаться с законом, с вами не будут считаться. Поэтому вы должны нару­шать. Только тогда вы будете утверждаться, только тогда вы сможете встать». Вот такие призывы дела­лись: давайте нарушайте, нарушайте, как угодно.

Другими словами, Нухаев предлагал свои услуги в качест­ве судьи, имея при этом собственный карательный аппарат. Беда русских людей в том, что столь большое количество предпринимателей вынуждены были обратиться к таким вот судьям – ворам в законе, чеченским авторитетам, бандитам.

СОТРУДНИКРУБОПа. Чеченцы были одними из пер­вых, кто освоил технику вымогательства и бандитизма. Когда в 1987 году появились кооперативы (частные предприятия), чеченцы сразу сумели обложить их бандитским «налогом». Обычно они приходили и коммерсанту и говорили:

Ты кому платишь?

Он отвечал:

– Никому.

– Будешь платить нам. Мы чеченцы. Мы вот такие злые и жестокие, мы тебя завтра повесим, зарежем…

Как правило, если коммерсант отказывался, они к нему больше не приставали. В этом суть техники вымогательства по-чеченски: получится первый наезд – дело пойдет и даль­ше. Не получится – значит, не получится и в дальнейшем.

Иногда поступали по-другому. Готовили в Чечне русских ребят, тех, которые по духу почти чеченцы. Они наезжали на какого-то коммерсанта, запугивали его:

—Мы у тебя все заберем.

Затем появлялся добрый чеченец и говорил:

—Слушай, у вас проблем нет? Есть? Ну так мы сейчас все сделаем, все решим.

В МУР тогда никто не шел, потому что боялись. Что хорошо получалось у чеченцев – это пугать:

—Мы вас грохнем и уедем. Милиции мы не боимся. В пра­вительстве, в милиции у нас все свои.

Раньше с такими вещами не сталкивались. Приезжают страшные люди с ножами и угрожают:

—Мы здесь всех зарежем.

С участковыми они при всех здоровались за руку, потому что платили им. Если чеченцев и задерживали, то всегда быс­тро отпускали. А они потом приходили к потерпевшему:

—Слышишь, ты кого позвал? За это будешь платить еще больше.

Коммерсанты поняли, что лучше жить под чеченцами, чем сопротивляться.

[Х-АН]Та же организация, которая была у нас (объедине­ния чеченских студентов. – П.Х.), она осталась. Оттуда работа и пошла. Как только я освободился (в 1987 году. – П.Х.), я сказал, что буду продол­жать добывать деньги. Ну я давал деньги некото­рым организациям – на газеты или на другие проекты, но я должен был сделать свое состояние.

У меня хорошо получалось. У меня была не большая команда – человек десять-двенадцать. Больше и не нужно было людей. Я не имел своих точек. Просто создавал благоприятные условия для чеченце.в. То есть любым коммерсантам, ко­торые нуждались в защите, я предлагал защиту. Им я говорил: только берите любого чеченца, ко­торого вы знаете, а остальное – это наше дело. Хотите, я вам буду давать чеченцев.

А тем чеченцам я говорил: вы мне ничего не должны. Вы что должны делать? Суметь себя за­щитить от разных там хулиганов, кто будет прихо­дить. Приглашайте своего брата, свата, там родст­венников, садитесь вместе, этому бизнесу помо­гайте, будьте верными друг другу.

И здесь момент защиты. Если же целенаправ­ленно на вас будет идти атака от тех же больших организаций, люберцев или других, это моя голов­ная боль. Там я буду выяснять. А вы ведите свое повседневное дело. И вот таких моментов я очень много сразу создал. В принципе это была армия. И когда они говорили, что «у нас проблемы», что на нас наезжают Люберцы или еще кто-то, я всех поднимал.

[ПХ]Взаимная защита.

[Х-АН]Да. Я их просто организовывал, чтобы они друг друга защищали.

Вначале чеченцев было не много. Все работа­ли, как одна община, но в то же время каждый от­дельно своей жизнью жил, своей работой зани­мался. А я от них денег не требовал, ничего не требовал. Когда кому-то нужна была помощь, моя задача была остальных известить и сказать: нужна помощь. И все поехали. Все. То есть каждый жил своей жизнью, но знал, что всегда на помощь придут такие же, как он. Это была очень простая система. Не нужно было специально засылать всем оружие или оборудовать транспорт. Каждый имел свои ресурсы.

[ПХ]Получается так: если некая коммерческая струк­тура пользуется услугами чеченца, то вся чечен­ская община стоит за этой структурой. И, если нужно, вся община поднимется в защиту этой структуры.

[Х-АН]Да. Они сами могли выбрать любого чеченца; ес­ли нет, то мы предлагали собственных чеченцев. Если у него чеченцы находятся, мы можем ему доверять и беспроцентные деньги дать, чтобы раскрутиться, и поддержать против преступни­ков, когда на него наезжали. Где у нас были воз­можности управлять – мы это тоже делали.

[ПХ]Когда вы говорите о чеченце, как о партнере, что вы имеете в виду? Этот чеченец мог быть просто служащим или он должен был владеть определен­ной долей компании?

[Х-АН]По-разному. Здесь ничего принципиального не было. Договаривались. Если в охрану, то там все объединяются. Если бизнесмен хотел более серь­езно раскрутиться, то брал себе партнера. Мы по­казывали, что мы в состоянии их бизнесу помо­гать, что мы в состоянии решать многие вопросы.

Тогда они были заинтересованы в том, чтобы че­ченцы были подпорой, и мы им помогали где-то двигаться.

Ведь в других городах, где находились чеченцы, у нас была сеть. То есть в любом городе, где нала­жена система была, мы могли очень быстро ре­шить вопросы. Связываются и говорят: нам нужно то-то и то-то. И мы знали, что смело можем по­слать деньги туда или смело можем послать чело­века. То есть был гарант того, что будет все идти честно. То есть все решалось одним словом, и сло­во – это все.

Когда мы начали эту машину заводить, чтобы все брали себе чеченцев в бизнес, и когда в не­скольких случаях нам удалось сломать воровские какие-то моменты (Люберцы – сломлены, в Замо­скворечье несколько группировок – сломлены), после этого уже пошел буквально штат. Все начали набирать себе чеченцев. Они могут быть хороши­ми партнерами, они могут быть хорошей защитой. И не нужно тебе армию содержать. Достаточно од­ного чеченца иметь, а вместе с ним, если нужно, могут еще подъехать и помочь.

Через некоторое время чеченцев очень много стало, а когда много, общество имеет свойство де­литься. Так появилось несколько чеченских груп­пировок, потому что чисто физически связаться проще, когда люди друг друга знают по родствен­ным или региональным моментам. Мы перенесли все это в Москву. Локальная защита. Вначале бы­ла одна организация, потом появилось несколько организаций и несколько людей, как я, чтобы ко ординировать. Те же, которые были со мной, они тоже создали как бы свои группировки. И я это стимулировал, я это поддерживал. Я многих и не знал. Раз машина завелась, все пошло стихийно, независимо. Та машина, которую мы завели, по­могла чеченцам очень быстро обогатиться, очень быстро встать на ноги. То есть чеченцы научи­лись, увидели и мир, и бизнес, сориентировались и очень быстро поднялись.

В рассказе Нухаева все так героично, прямо эпическая поэма. Продвижение чеченцев в русском обществе напо­минает победоносное шествие какого-то воинственного племени в туманной древности. Помните по урокам исто­рии, как ацтеки или половцы завоевывали все кругом?

А ведь скольких русских парней чеченцы зарезали, чтобы утвердить свое превосходство!..

Скольких русских девушек они избили и изнасиловали, чтобы затянуть их в рабство проституции!..

Скольких русских мальчишек и девчонок они посадили на иглу, чтобы заработать деньги!..

Чеченцы сыграли важнейшую роль в разрушении госу­дарственности и гражданственности в российском общест­ве, и русский народ до сих пор страдает от последствий.

ЧЕЧЕНЦЫ В ЛОГОВАЗЕ

[ПХ]Вы раньше говорили о том, что между людьми идет чуть ли не постоянная война и что в таких случаях позволено убивать, А как насчет борьбы за рынок? Конкурента позволено убивать?

[Х-АН] Невозможно. Это против Бога. Потому что у тебя есть с конкурентом договор. Ты обманул его. Это предательство. Это тебе не простится.

[ПХ]Значит, по крайней мере в теории, рыночных конкурентов запрещено убивать. А вспомните Москву в конце 80-х и начале 90-х годов, все эти бандитские разборки при завоевании рынка. Это до некоторой степени была война?

[Х-АН]В любом случае договор действует. Но если ты со мной договорился, а потом отходишь и про­тив меня начинаешь что-то делать, я вправе те­бя…

А как бы действовал этот принцип на коммерческом рынке? Нухаев утверждает, что бывают ситуации, когда по закону можно убивать людей. Тут важен договор. Если до­говор есть, то убивать незаконно, а вот если его нет – то можно. В условиях коммерческого рынка, уществовавшего в России в 1990-е годы, у любого большого бизнеса были свои вооруженные группы, они охраняли хозяев, припуги­вали конкурентов, атаковали их, если надо. От этого и весь разгул насилия и преступности в посткоммунистической России. Законы государства люди не уважали, а между со­бой договориться просто не поспевали. Получилась всеоб­щая неразбериха и резня.

Это разница между цивилизацией и анархией. При анархии люди всегда находятся на грани войны, поэтому они должны постоянно договариваться между собой, чтобы этой войны избежать. При цивилизации люди все же живут в мире. Только в редких исключениях эти мирные отноше­ния разваливаются и возникают войны.

[ПХ]Вы видели, как взлетали многие из бизнесменов новой России. Вам известен тип человека, кото­рый смог стать олигархом. Что это, по-вашему, за феномен?

[х-АН]Поначалу больше шло старое: связи. Очень пустые люди могли стать великими. Потом они не выдер­живали, друг друга начинали прибивать и теряли все. Если на Западе уже машина работает и законы отработаны, то здесь этого не было. Там, где ваку­ум, где закона нет, где защиты нет, людям приходи­лось самим выживать, самим защищаться. Поэтому выживали самые сильные, самые решительные.

Пожалуй, самый успешный взлет был осуществлен пред­принимателем Борисом Березовским. В 1989 году Березов­ский вместе с руководителями АвтоВАЗа основал фирму Ло­гоВАЗ, впоследствии ставшую крупнейшим частным дилером автомобилей АвтоВАЗа. К 1996 году Березовский был самым богатым бизнесменом в России: помимо автомобильного бизнеса, он контролировал огромные предприятия в телеви­зионном бизнесе (Первый и Шестой каналы), нефтяном биз­несе («Сибнефть») и в сфере авиаперевозок (Аэрофлот, Трансаэро). Более того, стал самым влиятельным бизнесме­ном в Кремле, организовал победу Ельцина на выборах 1996 года, занял высокий государственный пост, увольнял и на­значал премьер-министров и т.д. и т.п. Словом, гигант ель­цинской России. Но интересно то, что на заре его карьеры, в тот ключевой момент, когда он боролся за превосходство на автомобильном рынке, огромную услугу ему оказали чеченцы.

По данным российских правоохранительных органов, именно чеченцы отстаивали интересы Березовского в проти­воборстве с другими бандитскими группировками. Известны несколько чеченских фамилий в составе службы безопасно­сти ЛогоВАЗа в начале 90-х годов, среди них – Магомет Ис-маилов, курирующий вопросы безопасности компании. Хотя и было известно, что именно Исмаилов разрешал большинст­во проблем с бандитами, он ни разу не привлекался к уголов­ной ответственности. История взаимодействия чеченской мафии с компанией ЛогоВАЗ остается смутной до сих пор.

[ПХ]ЛогоВАЗ был под чеченской крышей?

[Х-АН] Ну чеченцы там работали, но насколько они были крышей? (Смеется.) Правда, в то время очень ма­ло было таких, кто мог обойтись без чеченцев.

[ПХ]Все-таки многие компании опирались на другие структуры и вообще чеченцев у себя не держали.

[Х-ан]ЛогоВАЗ постоянно находился под чеченцами, но сказать, что чеченцы ему были крышей, – нельзя. Березовскому достаточно было показать, что у него есть чеченцы. Если ему нужны были не чеченцы, а другая какая-то группа – у него тоже такая возмож­ность была. Но он не стал искать себе мощных, сильных личностей. Он не хотел иметь рядом влия­тельного человека из рядов чеченцев, такой человек мог бы его подавить, подчинить. Березовский же аферист. Поэтому ему нужно было на время создать структуру, которую везде будут воспринимать серь­езно. Для этого достаточно иметь какого-нибудь ря­дового чеченца, чтобы тот всегда мог обратиться к своим – при необходимости решить какой-то во­прос, всегда можно поднять большое движение.

[ПХ]ЛогоВАЗ набрал свои первые большие капиталы в 1989—1994 годах на продаже автомобилей – од­ном из самых бурных и кровавых направлений нового российского рынка. Вокруг автобизнеса шли свирепые бои.

[Х-АН]Да, ЛогоВАЗ не исключение.

[ПХ]Само присутствие чеченцев в ЛогоВАЗе, навер­ное, вызывало атаки?

[Х-АН]Конечно. С другой стороны, посколько там уже чеченцы были, другие чеченцы, естественно, ЛогоВАЗ не трогали. Наоборот, если была необ­ходимость, они всегда могли прийти на по­мощь.

[ПХ]Возьмем определенный рынок – продажу «мерсе­десов» в Москве в 1989—1991 годах. Там большие деньги вертелись, но это был сравнительно огра­ниченный рынок. Как он делился между участни­ками?

[Х-АН]Седьмая станция была единственной, где ремон­тировались «мерседесы» в Москве в то время. Эта станция находилась под чеченцами, под Хозой. То есть по большому счету все эти «мерседесы» вна­чале проходили через чеченцев.

[ПХ]Хоза Сулейманов работал с ЛогоВАЗом?

[Х-АН]Я знаю, что с ЛогоВАЗом у него были эти все мо­менты, связанные с машинами.

[ПХ]Они делили рынок «мерседесов» между собой? Они вместе работали или нет?

[Х-ан]Я не могу сказать, подчинялись ли Хозе те чечен­цы, которые работали с ЛогоВАЗом. Я знаю, что Хоза оспаривал этот момент. Он ко мне обращал­ся, чтобы я помог ему с ЛогоВАЗом. Он как раз лез к ним. А у меня только косвенные соприкос­новения с ЛогоВАЗом были. Скажем так: мне от­туда что-то перепадало.

В борьбе за московский рынок «мерседесов» Березовско­му помог счастливый случай: арест Хозы Сулейманова за вы­могательство в марте 1991 года. Несколько месяцев спустя Ло­гоВАЗ открыл свой первый шоу-рум по продаже «мерседесов».

[ПХ]Значит, вы сами не работали с ЛогоВАЗом?

[Х-АН]Нет. Но ко мне как-то обращались за помощью люди из ЛогоВАЗа. Они хотели, чтобы я им кры­шу дал, защиту дал. Это было в Москве, где-то в 1989-м или 1990-м году. В ЛогоВАЗе противостоя­ли друг другу две группы. Они делили рынок меж­ду собой и боялись внутренних разборок, что од­на группа вытеснит другую.

Итак, обсуждались интересы людей. Березов­ский был участником разговора. Я оставался вне этой системы. Пока участники встречи выясняли отношения, я сидел где-то в стороне и ждал ре­зультатов. В случае необходимости я и моя группа смогли бы сыграть свою роль. Я как бы наблюдал за процессом. Ну там очень много тонкостей; ес­ли их объяснять, то нужно называть имена…

[ПХ]Если я правильно понял, был конкретный случай, когда одна дочерняя структура ЛогоВАЗа готова была пойти на вооруженную разборку с другой дочерней структурой ЛогоВАЗа?

[Х-АН]Как и в любом большом предприятии, каждый отдел работал по-своему. Каждый имел свой ку­сок, свой доход, и, естественно, ему нужна была собственная защита. Он не мог идти за защитой в центр, к тому же Березовскому. Ему надо было на месте самому решать вопросы. В случае, если бы эти люди не смогли решить свои вопросы, мне надо было бы взять все на себя.

[ПХ]Значит, если бы они не договорились, все могло бы закончиться насилием?

[Х-АН] Я, конечно, знал, что те, за кого я пришел, правы. Если они это дело сами не могут потянуть и гото­вы передать его мне, а другие тем не менее готовы идти на войну, то да, конечно, была бы война. Но этого не случилось. Люди решили свои вопросы и мирно разошлись.

[ПХ]Вы уверены, что противоположная сторона была готова идти на войну?

[Х-АН]Это же не им самим конкретно воевать. Они спо­собны были идти на войну, потому что их люди были способны воевать. Они были очень уверены в себе. Они считали, что деньги в любом случае решали все вопросы, но они всегда оставляли за собой окоп, если придется взяться за оружие.

Вот уж непонятная история. Я до сих пор не разобрался, о чем идет речь. Но ясно, что этот случай заурядный. Ведь именно такими туманными переделами строился новый рус­ский рынок.

РАЗБОРКА В КАФЕ «АИСТ»

Установление чеченской власти над московскими бизнесме­нами проходило с боями. Один такой инцидент описан в зна­менательной книге Николая Модестова «Москва бандитская»:

«Из оперативного сообщения: «22.01.88 г. группа воров в законе из 10 —12 человек встретилась с лидерами чеченской общины, среди кото­рых был Сулейманов, в кофе «Аист» на Большой Бронной улице. Воры в резкой форме стали объяснять чеченцам, кто является настоящим хо­зяином Москвы. Один из представителей общины тайно позвонил в ре­сторан «Узбекистан» и попросил срочно прислать подмогу. Но помощь не понадобилась. Невзирая на численное меньшинство, чеченцы схвати­лись за оружие и напали на воров. Вскоре прибыло подкрепление: 10 –12 боевиков общины. Воры вынуждены были отступить, а законники Джа-лалянц и Калашев-Шакро получили серьезные ножевые ранения»’.

[ПХ]Расскажите про кафе «Аист». Насколько я знаю, какие-то воры в законе вызвали вас на встречу, чтобы о чем-то договориться, а попросту они хо­тели вас прижать. Что же произошло?

[Х-АН]Не вызвали, а пригласили. (Смеется.) Пригласи­ли, чтобы найти общий язык, предлагали чечен­цам второстепенную роль. Воры в законе нам ска­зали, что они будут все контролировать, что мы можем делать, что хотим, но только в рамках, ко­торые они нам ставили, что надо было какую-то формальность контроля соблюдать.

Мы ответили, что у нас законы разные. Мы не можем придерживаться их законов. Поэтому не можем быть с ними и под ними. Мы можем быть только под Богом.

[ПХ]И тогда в дело пошли ножи…

[Х-АН]И огнестрельное. Там из трех стволов в меня стре­ляли и попадали в прохожих, которые рядом со мной были. То есть с обеих сторон были и жерт­вы, и трупы.

[ПХ]Я так понимаю, что это был ключевой момент,

когда, возможно, воры в законе могли бы подчи­нить чеченскую общину. Но чеченская община не дала себя подмять.

[Х-АН]Да, это была разборка, где по большому счету бы­ло решено со всеми кланами типа люберецких и других. Мы с ними авторитетно разобрались, и, естественно, после этого они все отступили… По­сле этого пошел весь этот страх на чеченцев. В мире бизнеса, где хотели и зарабатывать, и быть защищенными, надо было платить дань.

КОРАБЛЬ НА МОСКВЕ-РЕКЕ

[ПХ]Были ведь и другие подобные разборки между че­ченцами и московскими бандитскими авторите­тами?

[Х-АН]Был один случай, как раз после «Аиста», на ко­рабле, который на реке стоял, возле Якиманки – там ресторан такой был, «Прибой», по-моему, на­зывался. Я как раз там и находился, на корабле… И там была сделана облава. Видимо, кто-то ска­зал, что мы снова будем встречаться с ворами. Пе­тровка нагрянула, чтобы меня убрать. Но там по­лучилось удачно.

Милиционеры все паспорта проверяли. Но мне удалось скрыться в одной из кают. Там все ка­юты проверили, везде прошли, и осталась только каюта, где я находился. Они требуют открыть. Один из наших не открывает, говорит: у меня ключей нету, это помещение директора, а дирек­тор дома и ключи с собой забирает. Они говорят: мы будем ломать дверь. Он говорит: хорошо, надо спросить у директора, позвонить и спросить, можно ли ломать или он подъедет. Пока такие разговоры идут, я нашел другой выход в зал. А в зале уже у всех документы проверили и держат у выхода. И в этот момент мои друзья отвлекают внимание, начинают ругаться с милиционерами, которые стоят у дверей, буквально концерт там устраивают. Я тихонечко открываю дверь и попа­даю в помещение, где уже всем проверили доку­менты. Я сажусь, и мои друзья продолжают со мной разговаривать. Милиционеры ничего не ви­дели. Они просто посчитали, что там уже все про­верено, и больше не проверяли.

Патруль в конце концов открыл ту дверь в ка­юту. Но там никого уже не было. Вот так мне уда­лось оттуда уйти. А они на сто процентов были уверены, что я там нахожусь, и решили, что я то ли в воду выпрыгнул, то ли еще что-нибудь.

Хороший рассказ… Кавказский бандитизм потому и по­читается в некоторых кругах, что кавказские рассказы такие вот увлекательные.

[ПХ]А какие вопросы вы собирались решать на корабле?

[Х-АН]Ну там получилось, что после «Аиста» некоторые авторитеты стали говорить, что мы себя непра­вильно ведем, что чеченцы вроде гости в Москве, а разборки устраивают… Ну а мы им сказали, что если они ворами в законе только становятся, то мы ими рождаемся. Поэтому с нами они проигра ют. Так было сказано. В общем, стали оспаривать, кто прав, кто виноват.

Были и те, которые уже сообразили: лишь бы мир. Они понимали: раз столкнулись с такой си­лой, как чеченцы, то все для них закончится про­игрышем. Они бы могли завести вечную войну, но вечная война у нас уже давно идет.

[ПХ]Значит, это была встреча между ворами в законе и чеченцами?

[х-ан]Да. Мы встречались с ворами. Нас было много. Мы им сказали, что это не в пользу мафии, не в их пользу… Мы должны найти общий язык. И так далее. Ну и они в принципе пошли на это, поня­ли: если пересекать друг другу дорогу, каждый раз придется садиться за стол переговоров.

[ПХ]Мир, который вы там заключили, оказался проч­ным?

[Х-АН]Да. Прочным оказался. На много лет. То есть то, что было заключено тогда, сыграло свою роль, положительную роль. А потом уже…

Воры же тоже не однородная масса. Я хочу сказать, что да, общий язык надолго получился. Но потом все равно через несколько лет, когда го­сударственные структуры уже стали специально преследовать чеченцев, они поднимали любые силы, которые можно было противопоставить че­ченцам. Среди воров они нашли таких, которые начали пропагандировать, что надо идти против чеченцев… В общем, государству удалось эту ма­шину поднять против чеченцев. То есть если вначале была одна война, потом развернулась более мощная атака. Все вместе против чеченцев пошли.

Вот как описывает этот период Николай Модестов в своей книге:

«Чеченцы начали активно проповедовать теорию захвата территорий. Они обложили налогом „на охрану“ значительную часть столичного криминального бизнеса и только появившиеся в огромном количестве кооперативы. Вез борьбы с уже поделившими между собой Москву группировками – солнцевской, люберецкой, по­дольской, балашихинской – обойтись было нельзя. Эти обстоя­тельства способствовали объединению по национальному признаку разрозненных и редко контактировавших чеченских кланов. Атлан-гериев, Нухаев и привлеченные к сотрудничеству Сулейманов, Алти-миров и Таларов (ставший впоследствии уважаемым казначеем об­щины) создали единую систему боевых групп, опекавших конкрет­ные районы города и способных быстро собраться вместе по сигна­лу тревоги.

В течение 1988—1989 годов объединенные силы общины прове­ли около двадцати сражений с московскими бандформированиями и разрозненными малочисленными группировками. Община выставляла от 20 до 80 боевиков, в зависимости от серьезности противника».

[ПХ]Какое столкновение между чеченской общиной и славянскими группировками в Москве было са­мым серьезным, помимо кафе «Аист»?

[Х-АН]Таких столкновений было очень много – и в Южном порту, и в центре города, и в ресторане «Узбекистан»…

Раз мы взяли очень большую колонну и про­ехали буквально по всем ресторанам. Это вначале еще, когда нужно было утверждаться. Мы по все­му городу вылавливали эти группировки разные типа бауманских, которых мы полностью разби­ли. То есть большая операция, серьезная.

[ПХ]Большая колонна – это сколько человек?

[Х-АН]Так трудно сказать. Ну, четыреста человек, пять­сот человек. Это был один раз, когда мы такую большую колонну выставили. На самом деле не­посредственно работали две машины, то есть шесть-восемь человек, которые заходили в ресто­раны, где находились противники, и очень дерзко решали вопросы.

А остальные были в поддержку. Колонна езди­ла и искала. Это, скорее, была демонстрация войск. Надо было показать, что здесь серьезно, что здесь не нужно шутить. Машины орудовали очень аккуратно, четко, чтобы толпы не было, чтобы не пострадали невинные люди, чтобы кос­нулось это только тех, которых все знали как уго­ловных авторитетов. Касаться другого мы не хоте­ли, потому что, если еще толпу заводить, все мо­жет совсем плохо закончиться.

Так что непосредственно по ресторанам ору­довали две машины, а третья на подстраховке бы­ла, и все.

[ПХ]И какие вопросы решались в ресторанах?

[Х-АН]Операция была связана с бауманской группиров­кой и побочно с люберецкой. Это касалось не всей группировки, а отдельных личностей. Разго­воров с этими авторитетами не было. Мы знали, где они заседают, в каких местах, И там не разго­воры шли, а сразу расправа. Я сейчас не помню, но в этот вечер мы пять-шесть ресторанов про­шли. Потом и в другие места заходили, но уже де­монстративно, чтобы показать, что мы их ищем, больше уже никто ничего не делал.

А колонну сопровождали комитетские маши­ны. Они за ней смотрели – кто что там делает. Они могли нас только уговаривать не допускать беспорядков. Они понимали, что такое большое движение невозможно остановить, и пытались ве­сти переговоры. Они смотрели за колонной, а на самом деле эти две-три машины, о которых я го­ворил, уже делали свое дело. То есть органы смот­рели, что здесь все правильно, а то, что там где-то что-то случилось, они это не могли увязать с этим движением. А потом, когда слух пошел и это увя­залось с колонной, уже прицепиться не к чему было. То есть их задача была выполнена, с юриди­ческой стороны все в порядке. Они доложили то, что видели, что чеченцы «демонстративно проеха­ли, на кого-то обижены были, кого-то искали, ну и разъехались». Больше, естественно, доложить не могли.

А наша операция сработала. Это как раз тогда мы бауманскую группировку разбили. Она после этого долго не показывалась. В общем, результат был.

СОТРУДНИК РУБОПа. Почему чеченцы смогпи завое­вать Москву? Депо не в силе характера, не в сипе води ипи си­ле их ценностей. Они попапи в Москву в тот период – пере­стройка, – когда их мапо кто знап, мало кто о них думал, сво­бодная зона появилась, и они ее заполонипи.

Чеченцев бояписъ топько коммерсанты. Бандиты их не бо-япись. Здесь уже были достаточно сильные группировки, ко­торые могли бы их просто задавить. Здесь быпи и воровские традиции укоренившиеся. К чеченцам мог прийти вор в зако­не, один, и сказать:

– Ребята, вы здесь на нашей территории, не беспредепьничайте.

Что делапи чеченцы? Они выступали стаей, как шакалы. Они его кучей избивали и сматывапись. Они могпи на месяц ипи поптора совсем исчезнуть. Они действовали методом на­бега. Вот сидит в Москве чеченский авторитет и говорит: мне этих коммерсантов нужно подобрать под себя. Он вызывает своих родственников ипи друзей из Чечни: ну-ка наежайте вот сюда, сюда и сюда, а я вас потом защищу. Наехали, нагро-хапи, зарезали кого-то и уехали. А нам-то (милиции. – П.Х.) кого искать? Кого мы сможем вытащить из Чечни? Никого. И народ это осознает.

Но храбрость чеченцев проявляпасъ, топько когда их мно­го. Когда чеченец показывает, что он на коне, ведет себя жес­токо и грубо, значит – за ним кто-то стоит. И тот, кто за ним стоит, может повлиять на сотрудников милиции, на прокура­туру, на кого угодно, чтобы этого бандита не трогали, несмо­тря на то что есть все основания для ареста, для заведения де­ла. Вот откуда все геройство чеченцев.

Наш сотрудник РУБОПа забывает о другой важной причи­не успеха чеченских бандитов в конце 1980-х – начале 1990-х годов: милиция крайне плохо работала. Процветала безумная погоня за статистикой. Каждый милицейский на­чальник стремился показать, что на его участке серьезной преступности нет или, во всяком случае, она резко уменьша­ется. Тяжелые преступления регистрировались как легкие, а иногда и вообще не фиксировались, высшему начальству да­же не докладывалось о существовании организованных пре­ступных группировок, и чеченцев в частности. Не имея четко­го представления о реальном положении вещей, милиция не могла справиться с разгулом насилия в российских городах.

Если милиции и удавалось поймать какого-то крупного бандита, он скоро опять оказывался на свободе. Существова­ли некие отношения между бандитами и политической вер­хушкой. Часто правоохранительные органы пользовались ус­лугами одних бандитов, чтобы ликвидировать других. Да и бандиты не гнушались помощью милиции для удаления кон­курентов. Происходило сращивание государства с бандит­ским миром.

[ПХ] Как бы вы охарактеризовали чеченскую власть в России в то время? Что значило жить под чечен­ской крышей для коммерсантов?

[Х-АН]В любом случае должно было быть справедливо. С самого начала, когда зарождалась община че­ченская, было поставлено: все правильно и по справедливости. Мы просто должны были зани­мать свои места, занимать свой бизнес, дело ста­вить на ноги. После кафе «Аист» чеченцы бук­вально были нарасхват. И поэтому на тот период времени работы было больше, чем нужно. Не сто­яла задача все взять, все охватить. Ведь это все потом надо держать, а если ты не можешь дер­жать, если тебе надо где-то уступать, ты будешь терять еще больше. Поэтому держать следовало столько, сколько ты можешь. А там уже свое дело развивать. Поэтому всем говорилось, что нужно взять бизнес, а не чисто за счет силы заработать. Насилием много денег не заработаешь.

На самом деле та территория, на которой чеченцы уста­навливали свою власть, не была пустым местом. Как правило, там уже работал кто-то другой – может быть, честный пред­приниматель, может быть, жуликоватый – это не главное. Главное то, что он совершенно не нуждался в чеченцах. Но они обкладывали его со всех сторон, внедрялись в его круг и очень скоро становились ему необходимыми.

Другими словами, чеченские бандиты, как и любая бан­дитская группировка, наносили российской экономике серь­езный урон.

Ведь о каком бизнесе говорит Нухаев? Это чистый крими­нал: торговля оружием и наркотиками, вовлечение русских де­вушек в проституцию, обкладывание так называемым налогом крупных и мелких предпринимателей, избиения, пытки и убий­ства тех, кто не подчиняется, а также казино и ночные клубы. И весь этот многомиллиардный заработок бандитов вел к ра­зорению государства и к обнищанию русского народа. Такого произвола истинные мусульмане вроде Хожи Нухаева ни на се­кунду не потерпели бы у себя дома. А вот в российской столи­це… Издевательство!

Беда русских людей в том, что правоохранительные орга­ны, государственные служащие и вообще большинство граж дан смирились с подобным положением вещей. А некоторые даже использовали его в собственных интересах.

Здоровое государство в России возможно только при об­щем законопослушании и правосознании. Любой человек, от богатого до нищего, обязан жить по закону. Только в таком случае народ получит государство, которое не вмешивается в частную жизнь, которое поощряет честный труд и предприни­мательство, которое охраняет право личности на частную соб­ственность, на независимую творческую жизнь.

Хотя даже в таких условиях человек часто забывает об ис­токах своей свободы и благополучия. Он забывает об основах гражданского общества, о том, что свободный человек дол­жен выполнять свои обязательства перед обществом, так как он принял на себя ответственность за общее благо. Первым делом чувство гражданственности должно быть присуще сильным членам общества – именно они должны быть при­мером для остальных.

Каким образом Нухаев зарабатывал деньги, стало извест­но, когда его в мае 1990 года арестовала московская милиция за попытку вымогать деньги у одного подмосковного предпри­нимателя, некоего Дащяна. Этот инцидент красочно описан в книге Николая Модестова:

«Днем в ворота кооперативного колбасного цеха под Можай­ском въехала новенькая белая „Волга“. Из автомобиля вышел смуг­лый молодой человек и, заглянув в здание конторы, пригласил на­чальника производства Дащяна выйти на два слова. Сначала бесе­да шла во дворе цеха. Затем Дащяну предложили сесть в машину.

Из показаний потерпевшего:

«В машине находились еще двое мужчин. Один назвался Геной, другой – Хожей. Начал разговор Гена, произносивший слова с яв­ным акцентом. Он поинтересовался, как у меня идут дела на работе, в семье, не беспокоит ли кто. Я удивился: кто меня должен бес­покоить? И никак не мог понять, откуда эти люди – вежливые, хорошо одетые. Мое недоумение разрешил Гена. Он сказал, что в связи со сложившимся внутригосударственным положением коопе­раторы, цеховики и дельцы теневой экономики должны оказать помощь тем, кто находится наверху».

Дащян предложил визитерам компромисс – устроить на должность кладовщика их человека. Новступивший в диалог Хожа был категоричен: «Это не наш вопрос. Делай, как тебе говорят». А Гена добавил тоном, не обещавшим ничего хорошего: «Мы знаем больше, чем ты думаешь. Слышали, любишь жену, детей, внуков. Человек ты умный, рассудительный, поспешных действий предпри­нимать не захочешь. Будь паинькой, не усложняй себе жизнь…»

Условия сделки оказались таковы. Пятьдесят тысяч рублей (по ценам 1990 года сумма более чем солидная) нужно передать вымогателям в московском кафе «Лазания» в ближайший выход­ной. Как выразился Гена: «Нас нужно подогреть». А затем выпла­чивать установленную сумму ежемесячно. Что будет в случае от­каза, рэкетиры не уточняли, но предложили разузнать о них в сто­лице: мы, дескать, люди известные…

Первым шагом Дащяна после отъезда непрошеных гостей был визит в районный отдел милиции. Там его выслушали и предложи­ли написать заявление. Он торопиться не стал, подумал, а когда остыл, понял – заявлять рискованно. О жестокости чеченцев и их методах убеждения шла нехорошая слава. Так знакомый владелец частного магазина в центре Москвы, узнав о случившемся, по-дру­жески дал совет: «Слушай, это настоящее зверье. Они второй раз сами не поедут – пришлют своих головорезов. И не помогут ни милиция, ни прокуратура. Лучше отдай и спи спокойно…»

Дащян с одобрения жены набрал 20 тысяч рублей (рэкетиры согласны были принять деньги частями) и в субботу отправился в Москву. В кафе «Лазания» кооператора поджидал уже знакомый Ге на. В «лазанской» группировке абхазец Геннадий Лобжанидзе, имев­ший три судимости – за кражу, изнасилование и мошенничество, занимал более скромное положение, чем его дружки – чеченцы Хо-жа и Руслан. Но не был он и простым «быком». Любитель покурить «травку», азартный картежник и завсегдатай ресторанов, Лоб­жанидзе, известный в определенных кругах как Гена Шрам, считал­ся особо доверенным лицом. Привезенный «долг» – двадцать ты­сяч рублей – он не пересчитывая сунул в карман и щелкнул паль­цами в сторону официанта: «Шампанского.» Пока ожидали заказ, Дащян осматривался по сторонам.

За одним из столиков сидели Хожа с Русланом. Пришедшие в ка­фе первым делом подходили к ним, внимательно, с почтением вы­слушивали и лишь после этого искали глазами свободные места. «Крестные отцы» вели рабочий прием. Дащян своими глазами убе­дился, что приезжавшие к нему действительно люди авторитет­ные. ..

Выпив с кооператором по бокалу шампанского, Гена Шрам по­интересовался, когда тот намерен произвести окончательный расчет. Дащян попытался сыграть на жалости: деньги еле на­скреб, не разоряйте, мол, полностью. Но Лобжанидзе дал понять, что разговоры в пользу бедных в «Лазании» не ведутся. Тогда Да­щян вспомнил о своем приятеле, задолжавшем ему 26 тысяч. Если бы Гена и его друзья помогли вернуть долг… «Нет проблем», – мгновенно откликнулся Лобжанидзе и, уточнив адрес приятеля, попрощался. А через два дня Дащян вновь смог убедиться в силе Руслана и компании. Поздно вечером к нему приехал задолжавший знакомый, бледный, с бегающими глазами, протянул шестнадцать тысяч рублей и уникальную золотую брошь с бриллиантами, сто­ившую никак не меньше десяти тысяч. «Зачем же так, – с упреком произнес он, – неужели обязательно было чеченцев подключать?»

В ближайший выходной шестнадцать тысяч и ювелирное укра­шение перекочевали в «Лазанию». По расчетам Дащяна, долг был погашен. Но вымогатели такую арифметику не признавали. «В за­чет идет половина, – сказал Гена Шрам, – остальное – оплата услуг по возврату денег». Кооператор попросил скидку, но чеченцы уступить отказались. Тогда жена Дащяна слетала в Армению и за­няла у родных недостающую сумму. Последние тысячи Хожа полу­чил из рук жертвы в такси, подъехав в условленное место».

В 1991 году Нухаев вместе со своими компаньонами был осужден за мошенничество и грабеж и приговорен к восьми годам лишения свободы. Однако просидел лишь восемь месяцев. Как ему удалось так быстро освободиться, я расскажу позднее.

ВЫТЕСНЕНИЕ ЧЕЧЕНЦЕВ

[ПХ]Славянские группировки объединялись против чеченцев. Как это происходило?

[Х-АН]Они все в одно время целенаправленно начали говорить: здесь должны быть наши ребята, рус­ские, славяне. Мы пригласили тех же солнцев­ских, люберецких, всего пять группировок. Мы предложили разделить территорию между ними и чеченцами. Надо было решать вопросы с некото­рыми объектами по Москве. Но там, где мы гово­рили – пополам, они говорили, что это ихняя це­лина. На этом получился расход, и тогда полно­стью началась война.

[ПХ]Как вы считаете, кто из русских бандитов, высту­павших против чеченцев, был самым смелым?

[Х-АН]Появлялось много имен. Ну тот же Сильвестр, допустим.

СПРАВКА. Сергей Тимофеев (кличка «Сильвестр» – якобы за сходство со звездой американских боевиков Сильвестром Сталлоне), 1955 года рождения, глава ореховской преступной группировки. Поддерживал тесные связи с солнцевской груп­пировкой. В декабре 1989 года был арестован вместе с Серге­ем Михайловым («Михась»), Виктором Авериным («Авера Старший») и другими солнцевскими авторитетами и обвинен в рэкете. Все обвиняемые были освобождены двадцать меся­цев спустя за недоказанностью вины, кроме Сильвестра – его осудили. После краха Советского Союза Сильвестра досрочно освободили, и он вернулся к своей прежней деятельности. Правда, теперь Сильвестр занимался не только рэкетом, но и банковским бизнесом, экспортом нефти и металлов, а также внедрился в автомобильный рынок, где соперничал с чечен­скими группировками. Сильвестр погиб в сентябре 1994 года, когда его «мерседес» был взорван в центре Москвы. Преступ­ление не раскрыто.

[Х-АН]Но Сильвестр – это у него такой воинственный имидж был, а сама личность-то жидкая, недоста­точно твердая. Это потом ему такой имидж сдела­ли. А первый имидж я ему сделал. К тому времени я уже сломал многих. Никто не знал, как со мной разговаривать. А Сильвестр как раз работал по ма­шинам в порту, и он так активно начал везде шуст­рить. Он раз пришел, говорит: «Дай мне то-то». Ну я ему говорю: «Хорошо, тебе сейчас даю, ты всегда должен будешь. Другие со мной не смогут гово­рить – ты сможешь говорить. Я тебе дам эту свою сторону, а ты, естественно, будешь делиться».

[ПХ]Но потом он отвернулся от вас?

[Х-ан]Да. Он, видимо, создавал себе такой имидж. Но в одном столкновении, когда он себя неправильно повел, я ему сказал: «Ты помнишь, как ты под­нялся? Так и опустишься. Ты меня понял?» Ну здесь уже момент был, который на месте разре­шился быстро. Чисто психологически он не вы­держал. Понял, что здесь не стоял вопрос: или он, или я – так не получилось бы. Или оба должны были погибнуть, или он должен был сдаться. Да­же если уложить меня получилось бы, остальные тут же отомстят. А он на это не шел.

Потом разные имена появлялись, новые име­на, которые против чеченцев выступали. Но те имена, которые уже высоко поднялись, большие имена – они в принципе не противопоставляли свое имя против чеченцев, а со всеми вроде дру­жили нормально. Те же воры в законе тоже целе­направленно работали против чеченцев, но никто не хотел себя противопоставлять им. Кроме Гло­буса, один был такой, который противопоставил свое имя. Ну его уже в живых нет.

[ПХ]Глобуса чеченцы убрали?

[Х-АН]Ну, в основном, такого разговора не было, хотя я знаю, что это именно так.

СПРАВКА. Валерий Длугач (кличка «Глобус») – вор в зако­не, контролировавший бауманскую преступную группировку и представлявший в Москве интересы казанской преступной группировки в начале 1990-х годов. Занимался торговлей наркотиками, имел отношение к автомобильному рынку. Вел переговоры и с чеченцами, и со славянскими группировками. Ночью 10 апреля 1993 года Глобус был сражен пулей снайпе­ра в тот момент, когда выходил из дискотеки «У Лисса», при­надлежащей рекламному магнату Сергею Лисовскому и Отари Квантришвили. Преступление не раскрыто.

[Х-АН] Было четыре-пять группировок, которые что-то из себя представляли, серьезную силу. Солнцев­ские, люберецкие, еще какие-то.

[ПХ]А бауманские?

[Х-АН] Бауманских как раз мы разбили. Когда выбили их из кафе «Метелица». И после мы их преследовали до тех пор, пока они полностью не были разбиты. Хотя после моего ухода из Москвы я слышал, что они вроде новое что-то создали.

Япончик тоже противопоставил свое имя. Его чеченцы как раз только вылавливали, и он вовре­мя в Америку сбежал. Его посадили там.

СПРАВКА. Вячеслав Иваньков (кличка «Япончик») – са­мый знаменитый русский вор в законе. По его наколкам мож­но судить, что он один из последних представителей старого поколения бандитских королей. Коронация его состоялась в тюрьме в 1974 году. В период брежневского застоя Япончик создал банду, которая вымогала деньги у контрабандистов и коррумпированных чиновников; знаменит своей жестокос­тью. Был осужден два раза в 1970-е годы, но просидел корот­кие сроки. Лишь в 1981-м был приговорен к четырнадцати годам лишения свободы. Япончика освободили досрочно, в конце 1991 года, после краха СССР, при содействии звезды со ветской эстрады Иосифа Кобзона и всемирно известного вра­ча Святослава Федорова. Через год Япончик отправился в Америку. В 1995-м его арестовали в Нью-Йорке, осудили за вымогательство и приговорили к девяти с половиной годам лишения свободы.

[ПХ]Отари Квантришвили тоже противопоставил че­ченцам свое имя?

Ну вначале такой момент был, а потом он пошел на мировую и делал любезности. Дипломатом был.

[ПХ]Да, он был дипломатом. А Сильвестра кто убрал? Чеченцы?

[Х-АН]Нет, не думаю. Были разговоры, что Борис…

[ПХ]Какой Борис? Борис Березовский? Он что, ответ­ственен за убийство Сильвестра?

[Х-АН]Нет, я так не говорю. Я говорю, что были разгово­ры, сплетни… Я знаю чисто на основе тех же сплетен. Поэтому я не могу утверждать. Но с че­ченцами, я знаю, у него не было такой конфликт­ной ситуации. А исполнитель может быть любой национальности. Какая разница, какой нацио­нальности исполнитель? Главное, кто заказчик. Просто были слухи, что заказчик Борис.

[ПХ]Это были подпольные слухи или прошла инфор­мация в газетах?

[Х-АН]Вы знаете, трудно сказать. Ведь и подпольные слухи могут в газету просочиться и быть напеча­танными.

[ПХ]Согласен. После 1991 года, в первые несколько

лет ельцинского правления, кто представлял наи­большую угрозу для чеченской общины?

[Х-АН]Государство российское.

[ПХ]

[Х-АН]

То есть спецслужбы, М ВД и так далее? Не другие бандитские группировки?

Нет, органы, силовые структуры сосредоточились, и, естественно, все эти группировки разные, они также сосредоточились, чтобы война целенаправ­ленно пошла против чеченцев. То есть здесь госу­дарственные силы начали и другие силы славянские как бы исполняли. И тогда, естественно, все другие отмежевываться стали от чеченцев. То есть вся ма­шина – и официальная, и неофициальная, – объе­динившись, пошла против чеченцев.

И там, где чеченские были компании, где нахо­дились чечены, туда посылали бандитов, и они ата­ковали. Бывало даже, что милиция или КГБ пере­одевались и вместе с ними шли громить чеченцев.

[ПХ]Те, кто сотрудничал с вами, тоже оказались втяну­тыми в эту войну?

[Х-АН]Естественно. Бизнесмены тоже страдали. Когда КГБ начал целенаправленно славянский союз создавать, то специально били по бизнесменам, чтобы бизнесмены боялись иметь отношения с чеченцами. Целенаправленная такая политика шла.

На самом деле, чеченцы также пользовались услугами правоохранительных органов и спецслужб…

СОТРУДНИК РУБОПа. Другие группировки не сопро­тивлялись чеченцам, потому что знали, как работает МУР по таким делам. Они знали, что им – русским – сидеть в первую очередь.

Чеченцы уничтожали славянских бандитов нашими руками. Они забивали стрелки, и в милиции узнавали, что чеченцы едут разбираться с какой-то группировкой. Так вот мы приезжали и всех славян с дубинами и оружием забирали. А чеченцев там и не было даже. Например, в 1993 году на Можайском шоссе, око­ло отстойника машин, должна была состояться встреча чеченцев с люберецкими, но чеченцы так и не появились.

Часто чеченцы сами звонили по 02 и говорили, что сегодня будет разборка между чеченами и славянами. Мы приезжали на место, а там никаких чеченцев, только славяне вооружен­ные, ну мы их забирали и сажали. Так что чеченцы постоянно славян подставляли. Ни на одну стрелку они не ходили. Мне однажды жаловался солнцевский:

– Что нам делать? Если мы начнем их мочить, вы нас буде­те сажать. Потому что мы-то здесь, в Москве, живем. А у них приезжает абрек, зарезал кого-то и уезжает туда, в Чечню.

[ПХ]

Когда, по-вашему, КГБ начало подталкивать сла­вянские группировки к объединению против че­ченцев?

[Х-АН]В 1989 году КГБ уже четко работало по чеченцам, но очень слабо. И когда они не справились, они решили уже организованно сплотить всех против чеченцев. Где-то в 92—93-м годах активно нача­лась эта кампания.

У меня такое сложилось впечатление: спецслужбы ду­мают, что у них все под контролем, но на самом деле они ничего не контролируют. Может быть, они гордятся тем, как они используют одного бандита, чтобы ликвидировать дру­гого? Но тем самым они лишь провоцируют новый всплеск преступности. Такими методами законное государство не­возможно построить. Русское государство никогда и ни у кого не завоюет авторитет, если будет продолжать заигры­вать с бандитами, вместо того чтобы бороться за нравст­венный порядок.

[ПХ]Расскажите, как велась эта целенаправленная кампания против чеченцев?

[Х-АН]Власть все силы бросила против нас. Якобы это

было против преступности. И пришлось чеченцам уходить в тень, продолжать свой бизнес, но уже все время через подставных лиц и со стороны уп­равлять… Ну, в общем, очень большие проблемы это создавало.

Все это просто научило чеченцев, как вы­жить. Они не ушли из России. Они просто суме­ли завуалироваться так, чтобы работать через тех же русских. То есть те^русские, которые не могли серьезно устоять без помощи, они им дали силу свою.

Но я еще подчеркиваю, что чеченцы принци­пиально не ставили задачу нарушать законы. Сто­яла задача, наоборот, вписаться так, чтобы макси­мально зарабатывать и не конфликтовать с теми или с другими группировками или с государст­венными структурами.

В самом начале похода на Русь чеченцы часто выходи­ли победителями – они издавна славились своим талан­том в такого рода борьбе: умели держаться вместе, поко­рять своей дерзостью, устраивать набеги, устрашать вра­гов. Такие качества им пригодились на раннем этапе ста­новления капитализма в России. Но затем чеченцы стали проигрывать. Борьба за власть вылилась в более сложные процессы (накопление капитала, большая политика, борь­ба культур), в которых чеченцы плохо разбирались. К тому же русские наконец-то поняли, что в стране идет скрытая борьба национальностей, и дали отпор. Чеченцы вовсе не ушли в тень, как говорит Нухаев, а просто проиграли.

К 1994 году чеченская власть была сломлена – по крайней мере в большинстве регионов России. Чеченская община распалась. Чеченцам осталась только надежда унаследовать разрушенную Чечню. То государство и та ци­вилизация, которые Нухаев так презирает, все-таки одер­жали победу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НАРОДНАЯ ОБЩИНА.

КРОВНО — РОДСТВЕННЫЙ ПОРЯДОК

[ПХ]Почему вы считаете чеченцев единственным со­хранившимся исламским народом?

[Х-АН]Дело в том, что у нас нет государства. Государство имеет свои интересы: оно должно идти только на обогащение – только на средства можно держать государство – и, естественно, старается способст­вовать экономическому росту и служить базой для прогресса. А нация и религия имеют совершенно другие законы.

Я недавно начал работать над программой для Чечни об устройстве чеченского общества. Я для се­бя хотел понять все тонкости западного устройства, демократии и авторитаризма. Что такое вообще го­сударство? Что же нам, чеченцам, нужно? Начиная над этим работать, я понял, что враг всему – это го­сударство. Но есть ли альтернатива государству?

Были анархисты. Я над ними стал работать, смотреть. Почему они не смогли найти альтернатати вы государственному порядку? Толстой, скажем, радикальный анархист, который с позиции религии отрицал государство как противное Богу, но его бе­да в том, повторюсь, что он не нашел ту обществен­ную систему, в которой работал принцип «око за око». Чтобы не было за одно око два ока или на­оборот. Поэтому его и понесло в другую сторону: ударили по одной щеке, подставь вторую щеку.

Государство помогает организоваться людям, чтобы не было хаоса. А я защищаю противопо­ложную организацию: родоплеменную. Мы не­правильно понимаем, что такое нация. Мы не­правильно понимаем, что такое родоплеменная система. Это есть организация. Родственная. Это более широкая организация, чем та, которая ба­зируется на отдельных людях, на семьях, скажем. Она базируется на кровном родстве, то есть на кланах, кровно – родственных кланах.

[ПХ]Значит, родоплеменная система – это негосудар­ственный общественный порядок. Он царствует до появления государства. Затем появляется госу­дарство и постепенно эту родоплеменную систему уничтожает?

[Х-АН]Родоплеменная система решительно не вписыва­ется в рамки государства, в устоявшиеся стереоти­пы мышления «государственных людей». Государ­ство целенаправленно уничтожает традиции, обы­чаи, национальную самобытность. Государствен­ный порядок ставит общество перед неизбежной потерей национального духа и религиозности.

В одной своей статье Нухаев так охарактеризовал идеаль­ный общественный строй:

«Основой этой системы являются кровно-родственные семьи (кланы), выстраивающиеся на „семеричной“ основе, то есть являю­щиеся объединениями родственников, происходящих по мужской ли­нии от единого предка в седьмом колене. Все члены кровно-родствен­ного клана являются по отношению друг к другу братьями – от род­ных до семиюродных – и связаны взаимными обязательствами, важ­нейшим среди которых является кровная месть,.. Кровно-родствен­ная семья с ее семью иерархическими ступенями (клан) объединяет­ся с другими кланами, имеющими с ней генетическую общность, и та­ким образом создается род… Группа родов, связанных между собой территориальным соседством… образует союз родов – племя».

[Х-АН]Родоплеменная система всеми воспринимается как анахронизм, как причина всех наших бед. Те же марксы, Энгельсы и другие неправильно ее по­нимали.

[ПХ]Для большинства русских подобная родоплемен­ная система чужда. Предположим, русский приез­жает в Чечню, в вашу Чечню, устроенную по ва­шей кровно-родственной системе, и объявляет, что очень хочет принять ислам, стать чеченцем, говорить по-чеченски и так далее. Но его же все равно не примут.

[Х-АН]Он мог бы попасть под защиту одного из кланов.

[ПХ]Это не значит быть полноценным членом этого клана.

[Х-АН]Он не может быть свободным, не имея защиты. А чтобы иметь защиту, он должен быть среди своих родственников. Человек, не имеющий кровно­родственных связей, – раб. Если вы просто так придете в Чечню, вас никто не примет. Но вы мо­жете стать под защиту одного из кланов как сво­бодный человек.

Кровно-родственный порядок, который описывает Нухаев, – это замкнутое общество. Всякое общение там огра­ничено. Знание не идет за пределы общины. Новшеств ма­ло. Нет никакого простора. Человек находится под строгим надзором семейных старшин. В таком обществе тесно и, в конце концов, скучно. Недаром выходцы таких кровно-род­ственных общин по старой традиции рвутся на чужбину, чтобы там завоевать себе территорию, добыть достояние или как-то еще себя «проявить». Повеселившись, просла­вившись своими «подвигами», молодой джигит может спо­койно вернуться в свою добрую, уютную общину.

[ПХ]Вы, наверное, знаете, что ваша кровно-родствен­ная система распадается почти по всему миру се­годня. В Западной Европе, например, идет бур­ный процесс смешения всех народов. Там люди потеряли веру в важность кровного родства, потя­нулись к противоположной модели устройства общества – американской. Почти все западно-ев­ропейские страны сейчас принимают колоссаль­ное количество эмигрантов разных национальностей и тем самым размывают свои коренные на­роды. Среди крупных стран развитого мира уже трудно найти этнически однородные общества, может быть, только Япония, Корея, еще кто-то.

[Х-АН]Я понимаю. Если по этому пути идти, Россия то­же не сможет устоять. Хотя русские часто сами се­бя называют Иваном Непомнящим – то есть без­родным, тем не менее русские не утеряли своего кровно-родственного начала.

Конечно, сразу невозможно это все возродить. Надо повернуться к тому этапу, который уже пройден. Монарх был последний, да? Монархиче­ское государство. Царь был. Теперь надо вернуть­ся к этому.

[ПХ]К монархии?

[Х-АН]Естественно. На чем держится монархия? На ари­стократии. Правильно?

[ПХ]Значит, Россия спасется, когда создаст себе новую аристократию?

[Х-АН]Конечно. Что такое аристократия? Те, которые

рождены быть свободными. Раз заложены деньги, они обязательно начинают родство развивать. Ус­ловия защиты сами ведут к родословности. Те, ко­торые не могут по родству жить, они не будут объединяться. Они будут россыпью жить. Они должны будут обязательно идти под чью-то защи­ту, то есть рабами жить.

[ПХ]То, что вы предлагаете, может быть, способно спасти маленькую Чечню, но не огромную Рос­сию. Это для нее не приемлемо.

[Х-АН]Приемлемо, я считаю. Аристократия была еще не­давно в России. Правильно? Монархия держалась на этой родоплеменной системе, на аристократии. Но аристократия в России стала вся рыхлая, непонят­ная, потеряла свое внутреннее содержание. Когда опора монархии – родоплеменная система – была до конца разрушена, тогда рухнула и монархия.

Здесь только обратный процесс надо ввести. Возврат к монархии Россия должна сделать. Цель этого возврата не та имперская монархия, которая была, – она все время только деградировала, разру­шала нацию. Нужно повернуть в обратное направ­ление, откуда она шла, к родоплеменной системе.

В другой газетной статье Нухаев объясняет:

«Порядок, который я предлагаю, строится на законах, имею­щих прочные и живительные корни в наших традициях. Эти тради­ции несут в себе тысячелетний опыт бытия нашей нации и смыка­ют его с вечностью. Они не могут меняться по прихоти отдельных лиц, охваченных реформаторским пылом. Французский философ Жан-Жак Руссо писал: „Именно великая древность законов и дела­ет их священными и почитаемыми. Потому что народ уже скоро на­чинает презирать такие законы, которые на его глазах ежедневно меняются, и потому что, привыкнув пренебрегать старыми обыча­ями, люди часто вносят большее зло, чтобы исправить меньшее“.

[Х-АН]Этнос или народ – нация, то, что состоит из ро­дов и племен, что базируется на кровном родстве. Если исходить из этого понятия и с этой целью, то монархия обязана восстановить нацию, восста­новить народ. Цель монархии – это движение, которое идет в обратную цель. А если обратный процесс, там уже сложная экономика не нужна. И не нужно таких денег. Люди сами себя обеспечат. И вполне будут жить нормально. Только так мож­но спасти экологию, все остальное. Только это спасительный путь. А так – пропасть. Человече­ство идет в пропасть.

Красиво сказано. Но меня такое заявление беспокоит. Ну­хаев все хочет загнать нас в какую-то глухую деревушку, без современной технологии.

Все это чушь, конечно. Если кто-то не понимает почему, я напомню, как выглядел бы мир без цивилизации. Ни электриче­ства, ни автомобилей, ни телефонов не было бы. К этому, пожа­луй, можно было бы привыкнуть. Ведь русский мужик ценит чи­стую природу… Однако отказаться от цивилизации – значит отказаться и от общения с внешним миром, и от современной медицины, и даже от письменности. Что значит жить без циви­лизации – можно наблюдать в Афганистане или самых диких районах Африки. Вот там крепок кровно-родственный поря­док, а государство и его законы еле действуют. Результат нали­цо: постоянные кровопролития, бедность, грязь, невежество.

Нет, человек строит цивилизацию, как раз чтобы изба­виться от страданий, невзгод, грубости и бескультурья. Циви­лизация создается не по какой-то дьявольской затее. Наобо­рот, ее строительство – одна из заповедей Господа Бога, ко­торый поставил человека царствовать над землей.

Конечно, строительство цивилизации всегда сопровож­дается потерей чего-то незаменимого в человеческой душе, чего-то такого, чем человек обладал, когда был ближе к при­роде. Более того, при восторжествовавшей цивилизации че­ловек может потерять Бога, потерять познания добра и зла, он может забыть ту соборность, с которой Христос запове­дал людям жить вместе.

Ну что ж, человеку суждено жить в несовершенстве. Эти противоположные полюсы – ясные вершины цивилизации и теплота примитивной общины – всегда будут тянуть нас в разные стороны. Наилучшее, на что мы можем надеяться, – это прийти к равновесию между ними.

[Х-АН]Семья как родоплеменной организм является

препятствием развитию цивилизации. Например, все эти фирмы, которые сегодня царствуют над российской экономикой, – они все искусствен­ные, государственные. И поэтому, когда вы гово­рите «общественное доверие», – это не общест­венное доверие, а государство, которое может за­ставить людей соблюдать контракт. Вы правильно говорите, что кровно-родственная система не мо­жет породить сложную экономику. Только при го­сударстве могут быть созданы эти сложные кон­трактные условия. Но мы и не тянемся к этому.

У чеченцев, как и во многих первобытных обществах, кровно-родственный клан определяется до седьмого отца; то есть твои родственники – это все те, у кого был общий пре­док (по мужской линии) семь поколений назад. У тебя может быть несколько сотен родственников, и ты должен с ними считаться. Ты знаешь, что они тебе в трудную минуту помогут, но и ты обязан им помогать. Получается что-то вроде всеоб­щего благополучия. Но только внутри семьи. Вот почему об­щество, основанное исключительно на кровно-родственных связях, не может быть цивилизованным: оно не способно предложить благополучие всем членам общества. Любая вза­имопомощь останавливается на пороге семьи.

Да, существует старинный достойный обычай помогать путешественникам, вроде бы отражающий веру в честность постороннего человека. Но такое гостеприимство редко ока­зывалось иноверцам. Чаще отношение к ним было хищное и враждебное. В Чечне, как и во многих родоплеменных куль­турах, воспеваются бандитизм и война. Иноверцев и пред­ставителей других племен следует грабить, порабощать или убивать. Мирная жизнь и честный труд не уважаются. Ковар­ство и смелость – вот добродетели.

На таких добродетелях действительно невозможно пост­роить серьезную цивилизацию, на таких добродетелях обще­ство действительно останется на уровне варварства.

Русь, напротив, из маленького племени выросла в вели­кую мировую цивилизацию благодаря исключительно широ­кому пониманию кровно-родственных связей. Братьями и се­страми назывались все русские – особенно в момент всеоб­щей опасности. Родной бабушкой или родным дедушкой, по древнему обычаю, считался каждый пожилой человек. Ши­рота души, присущая славянскому человеку, и уникальное понятие соборности (духовное единение народа), присущее православному христианству, выражались в том, что русский человек считал своей родной семьей весь народ, а не только узкий клан до седьмого отца, как принято на Кавказе.

Более того, русские умели сродниться со всеми своими географическими соседями. Русь никогда не была и никогда не будет страной племеннозамкнутой. В великую русскую реку всегда вливались ручейки других народов. Воды переме­шались, и получилось единое племя, единое семейство, еди­ный народ. Именно поэтому русские построили великую ци­вилизацию, в то время когда горцы на Кавказе все еще изме­ряли свое богатство овцами.

[ПХ]В ваших рассуждениях о кровно-родственных

связях и преимуществах варварства я слышу тео­рию нацизма. Вы хвалите именно то, что стара­лись делать фашисты и нацисты в Европе, воз­рождая свои древние племенные связи, отвергая христианство, призывая к старым обычаям и так далее.

[Х-АН]Нет. Те же русские националисты, которые сего­дня хотят возрождать Великую Россию, – это не националисты, это нацисты, шовинисты. Поче­му? Потому, что этот национализм огосударств­ленный. И те, кто хочет через государственную призму видеть национальное, к нацизму только и приведут.

[ПХ] Допустим, вы правы по поводу превосходства варварских начал и негосударственного порядка, но назад-то уже не повернешь. Города построены, цивилизация существует.

[Х-АН]Я и говорю, что последний остов – это Чечня. И оттуда, вы увидите, как все пойдет дальше.

[ПХ]Если применить вашу модель – будь это национа­лизм государственный или негосударственный к другим странам, потребуется возврат к прошло­му. А этот путь может быть очень кровавым, очень жестоким. Потому что многих людей нужно будет гнать, вырывать с корнями…

[х-АН]Нет, нет, нет. Это нужно только в том случае, ес­ли во главе государства остается чиновник. Но если во главе государства ставится вместо чи­новника монарх… А монарх может держаться только на определенных законах. То есть он хо­чет не хочет, но должен возрождать аристокра­тию. Он не может на насилии держаться. На на­силии как раз уничтожается все родоплеменное. На насилии не возрождается нация. Поэтому не чиновник должен возглавлять, а помазанник Бога.

[ПХ]Если вашу родоплеменную систему воплощать в жизнь – это будет невероятно жестокий про­цесс. Даже на уровне маленького общества. Возьмем какую-нибудь черкесскую деревню, где живет семьдесять процентов черкесов и тридцать процентов людей другой национальности. Чтобы возродить эту деревню как единое племенное об­щество, не требуется вмешательства государства. Достаточно собраться сельчанам-черкесам и объявить: теперь здесь будут только черкесы, а вы, другие, убирайтесь восвояси. Этот процесс мы наблюдали в Чечне во время принудительной «чеченизации» в начале 90-х, в Боснии, в Косо­во. Этническая чистка. И государство здесь ни при чем.

[Х-АН]Я согласен. Очень много начнется эмиграции, действительно. Но я же не говорю: сразу разру­шить государство. Я говорю: монархию нужно возродить. Тогда перед народом поставлена задача в этом направлении идти – к родоплеменной си­стеме. В этом случае идет возрождение. А так, как вы говорите, конечно, моменты насилия должны будут присутствовать. Когда государство строи­лось, разве не в тысячи раз больше крови проли­валось? А здесь, если все это будет происходить, все будет происходить от имени Бога и законами Бога. Ты не можешь отнимать, ты не можешь уби­вать. То есть все расписано. Ты не можешь за эти рамки выходить. А когда ты отдаешь власть в руки тех, кто будет жить в рамках закона Божия, то все эти моменты насилия регулируются.

В том-то и дело, что ислам слабо регулирует эти вопросы. Но об этом позже…

ЗАКОН ВОЗМЕЗДИЯ

Кровная месть… Многие при упоминании этого принципа представят себе какие-то страшные убийства, жуткие распри между кавказскими кланами… Однако Нухаев воспевает кровную месть как самую важную основу справедливого об­щества. Вот что он пишет:

«Можно долго приводить примеры того, как государство разру­шает кровное родство… Те, кто способны замечать вокруг себя ха­рактерные приметы жизни, смотрят телевизор и читают газеты, поймут, о чем я говорю: брошенные дети, не знающие не то что сво­их предков – даже своих родителей; дома для престарелых; квар­тирные тяжбы между ближайшими родственниками; братья, не встречающиеся годами, живя в одном городе; убийства и инцесты внутри семей – это перечисление бесконечно, но вся его суть сво­дится к катастрофическому распаду семьи и кровного родства у так называемых „цивилизованных“ народов, живущих в государствах.

В чем же первопричина этого распада? Государство в любой точке земного шара решительно выступает против «дикого» пе­режитка кровной мести, монополизируя в своих руках естественное для любого человека чувство возмездия за причиненное ему и его близким зло. А если и допускает кровную месть, то вытравли­вает из нее важнейшую, фундаментальную ее суть, ее смысл – принцип коллективной ответственности, являющийся главным стержнем сохранения кроено-родственной общинности… Передав право суда и возмездия государству, люди теряют самый главный элемент, сохраняющий семью, кровно-родственную общину, нацию от распада…

Коран ясно показывает, что возмездие должно быть равноцен­ным, то есть статус (в самом широком смысле) объекта мести должен соответствовать его жертве. Иначе говоря, если убит мужчина, ответному возмездию – при отсутствии условий для прощения – должен подвергнуться мужчина, даже если убийство совершено женщиной. Совершенно очевидно, что в этом случае возмездие падет на одного из близких родственников убийцы-жен­щины. Одно только сознание того, что за убийство может пост­радать не прямой виновник преступления, а кто-то из близких родственников, накладывает мощный психологический мораторий на саму мысль об убийстве, заставляет людей обуздывать гнев, смирять страсти, не поступать безрассудно»1.

[ПХ]Самый яркий пример превосходства кровно-род­ственной системы над государственной – это кровная месть?

[Х-АН] Да, главный закон, конечно, – возмездие.

[ПХ]И чем оно лучше гражданского суда?

[Х-АН] В судах не может быть справедливости.

Послушаешь Нухаева и поймешь: идеология его очень удобна для бандита. Для бандита естественно отрицать го­сударство и закон, считать всех остальных баранами и раба­ми. Это идеология Раскольникова.

[ПХ] На Западе считают, что кровная месть свидетель­ствует о примитивности и отсталости народов. Та же Сицилия, например.

[Х-ан]У них не кровная месть. Это убийство.

[ПХ]Нет, у них это называется вендетта. Принцип

кровного родства и кровной мести сильно затор­мозил экономическое развитие Сицилии, несмот­ря на богатую духовную жизнь ее жителей.

[х-АН]Правильно. Но я и говорю, что не должно быть ни­какого экономического развития. Закон должен быть против прогресса. Форма национальная также должна против прогресса быть. Потому что Бог со­здал живое. А прогресс рождает только мертвое.

Нухаев считает, что советские и русские ученые непра­вильно поняли суть кровной мести. Пытаясь лучше объяс­нить этот принцип, он цитирует Солженицына. Я отыскал то, что пишет Солженицын в своем великом произведении «Ар­хипелаг ГУЛАГ» о кровной мести и вообще о чеченцах в пе­риод их ссылки в Среднюю Азию:

«Была одна нация, которая совсем не поддалась психологии по­корности, – не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это – чечены…

Я бы сказал, что изо всех спецпереселенцев единственные чече­ны проявили себя зеками по духу (в отличие от немцев, греков, ко­рейцев, крымских татар и других ссыльных народов. – П.Х.). После того как их однажды предательски сдернули с места, они уже боль­ше ни во что не верили. Они построили себе сакли – низкие, тем­ные, жалкие, такие, что хоть пинком ноги их, кажется, разваливай. И такое же было все их ссыльное хозяйство – на один этот день, этот месяц, этот год, безо всякого скопа, запаса, дальнего умысла. Они ели, пили, молодые еще и одевались. Проходили годы – и так же ничего у них не было, как и вначале. Никакие чечены нигде не пы­тались угодить или понравиться начальству – но всегда горды пе­ред ним и даже открыто враждебны. Презирая законы всеобуча и школьные государственные науки, они не пускали в школу своих де­вочек, чтобы не испортить там, да и мальчиков не всех. Женщин своих они не посылали в колхоз. И сами на колхозных полях они не горбили. Больше всего они старались устроиться шоферами: уха­живать за мотором – не унизительно, в постоянном движении ав­томобиля они находили насыщение своей джигитской страсти, в шоферских возможностях – своей страсти воровской. Впрочем, эту последнюю страсть они удовлетворяли и непосредственно. Они принесли в мирный, честный, дремавший Казахстан понятие: «украли», «обчистили». Они могли угнать скот, обворовать дом, а иногда и просто отнять силою. Местных жителей и тех ссыльных, что так легко подчинились начальству, они расценивали почти как ту же породу. Они уважали только бунтарей.

И вот диво – все их боялись. Никто не мог помешать им так жить. И власть, уже тридцать лет владевшая этой страной, не могла их заставить уважать свои законы…

Для чечена главная сила на земле: кровная месть.

Мы, европейцы, у себя в книгах и в школах читаем и произносим только слова презрения к этому дикому закону, к этой бессмыслен­ной жестокой резне. Но резня эта, кажется, не так бессмысленна:она не пресекает горских наций, а укрепляет их. Не так много жертв падает по закону кровной мести, – но каким страхом веет на все окружающее! Помня об этом законе, какой горец решится ос­корбить другого просто так, как оскорбляем мы друг друга по пьян­ке, по распущенности, по капризу? И тем более какой нечечен ре­шится связаться с чеченом, сказать, что он – вор? или что он груб? или что он лезет без очереди? Ведь в ответ может быть не слово, не ругательство, а удар ножа в бок. И даже если ты схва­тишь нож (но его нет при тебе, цивилизованный), ты не отве­тишь ударом на удар: ведь падет под ножом вся твоя семья! Чече­ны идут по казахской земле с нагловатыми глазами, расталкивая плечами, – и «хозяева страны» и нехозяева, все расступаются поч­тительно. Кровная месть излучает поле страха – и тем укрепля­ет маленькую горскую нацию»’.[Цитата по книге: СолженицынА. Архипелаг ГУЛАГ 1918—1956. Ч. 6 // Собр. соч. Т. 6. М., 2000. С. 413—417.]

[Х-АН Для возрождения нации просто нужно из главных принципов исходить: единобожие, общинная си­стема и закон возмездия.

Как закон возмездия правильно трактовать? Как коллективную ответственность. Вот это, я считаю, достаточно для фундамента.

Второй момент: общинная система жизни. Не государственная – а общинная. А закон возмез­дия вписывается в общинное сознание. Кровная месть – это принцип возмездия, который не на индивидуальной ответственности основан, как в цивилизованных странах, а на коллективной.

При такой коллективной, общинно-кровно­родственной ответственности каждый человек по­падет под строгий контроль своих родственников, ближних, он будет на виду и не сможет скрыть ни один свой серьезный проступок и ни один про­ступок не останется без наказания.

[ПХ]Сыновья и внуки ответственны за грехи своих предков?

[Х-АН]Те, которые при жизни общиной живут и вместе находятся, – да. Но здесь нельзя сказать одним словом. Каждый случай должен рассматриваться, но сам принцип должен быть: коллективная от­ветственность.

Стоит заметить, что именно на коллективной ответствен­ности и принципе кровно-родственной связи основано ре­шение Сталина сослать чеченцев в 1944 году. Несколько ты­сяч отдельных чеченцев решили сотрудничать с немцами? Значит, все чеченцы должны отвечать.

[ПХ]Получается, случайный член семьи может пасть жертвой мести?

[Х-АН]Закон говорит: тот, кто безвинного убьет, – ему не будет прощения. Но кто безвинный? Вот здесь играет этот коллективный момент. Скажем, человек берет кого-то и убьет. Тогда уже родст­венники потерпевшего будут смотреть: кто был убийца и кого убили. Если убийца был какой-нибудь незначительный человек, а погибший был какая-то достойная личность, они скажут: ну мы среди вас достойного вашего убьем. Это будет правильно.

Принцип кровной мести касается только лю­дей в пределах одного общества. Мстить может только ближний. Он может мстить родственни­кам до седьмого колена.

Там, где мы говорим о кровном возмездии, от этого не воюют народы между собой. Даже кланы между собой так не воюют. Есть просто виновные и невиновные. Виновных никто не защищает. В этой системе невозможно виновного защитить, потому что против него там начинает весь народ работать. Коран говорит: вот виновный. За ви­новного не может заступаться никто. В его клане, наоборот, все будут рады, если виновного захотят те убивать, а не кого-то из них. Вот у кого жертва есть, они делают выбор. То ли виновного убивать, то ли среди его родственников достойного уби­вать. Они думают. Захотят – простят, захотят – убьют. Вот такие принципы работают.

Но кому решать: кто виноват, кто нет? В том-то и суть, что без вмешательства государства обычай кровной мести к мирному обществу не приведет. Если существует принцип «око за око», то кто-то должен его интерпретировать. Пото­му и возникло государство, что кто-то должен был высту­пать судьей и справедливо решать споры между членами общества. Если такого судьи нет, общество обречено на бесконечную и всеобщую резню. Всякому обществу нужен судья – почетный человек, который стоит выше всех част­ных интересов, который представляет интересы всех слоев общества. Именно на истинном правосудии построено лю­бое здоровое государство.

РАБСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ

[Х-АН]Есть такие народы, которые полностью составле­ны из лучших людей, из аристократии, из тех, кто имеет родословность. У других народов есть и рабы, и аристократия. Когда этот порядок нару­шается, когда все смешивается, когда рабы стали над аристократией и аристократия растворилась, тогда национальность теряется. Потому что чув­ства родства раб не чувствует. А аристократия чувствует. Аристократия всегда стремится то ли к родственнику, то ли нацию объединить. В гены это заложено.

Раб – это человек бескостный, беззащитный, которому нужна зашита. Его в рамках держат – он будет работать, он будет находиться в рамках закона. Его контролируют те, которые могут жить в родстве. А те, которые не могут жить родством, предназначены рабству.

У русских также были и рабы, и свободные. Кто свободный, аристократией назовем. Доком мунистическая Россия, начиная от Ивана Грозно­го, целенаправленно все время уничтожала этот порядок. Они шли по пути империи. В конце концов почему распалась монархия? Потому что монархия держится на принципе аристократии. А к 1917 году аристократия уже давно рухнула, пол­ностью чиновниками была заменена. Когда рас­пался старый режим, они могли бы создать нацио­нальное государство, опять развивать националь­ный дух. Но этот момент ушел, и они опять созда­ли империю – Советский Союз, И опять интер­национал.

Рабский менталитет проявляется у человека не в отно­шении к закону или государству, а в повседневной жизни, в отношении к соседу например. Рабами можно назвать тех людей, которые не берут на себя ответственности за общие дела, которые постоянно ворчат от безделья, которые не уважают друг друга, которые пакостят ближнему, которые, будучи оскорбленными, оскорбляют других, будучи унижен­ными – унижают других, не помогают, а ставят палки в ко­леса. Рабы готовы нарушить любой порядок, лишь бы полу­чить еще крошки со стола или пропихнуться к началу очере­ди. Раб – это тот, кто сорит у себя в подъезде, кто хамит чу­жому, кто пренебрежительно относится ко всему окружаю­щему, а потом еще жалуется на судьбу.

Аристократ – это человек, который, наоборот, берется убрать мусор за другими, починить то, что сломано, который помогает любому бедствующему, даже постороннему, кото­рый на грубость отвечает вежливостью, на жестокость – добротой, на уныние – радостью и надеждой, на недоуме­ние – уверенностью, на всеобщее замешательство – спокойствием, на беспорядок – кропотливой работой. Этот че­ловек несет на своих крепких плечах невзгоды других, он принимает ответственность. Он истинный хозяин положе­ния.

И в благоустроенном обществе таким хозяином-аристо­кратом является почти каждый.

Народовластие (демократия) и гражданское общество всегда начинается у собственного подъезда.

[пх]Коммунистический СССР, конечно, сильнее всех прежних империй разрушал национальный дух разных народов.

[Х-АН]Если русские хотя бы один раз свое личное госу­дарство национальное возродили бы, сегодня это самосознание было бы крепкое. У других госу­дарств, маленьких, есть это. Казалось бы, они бы­стро должны были бы раствориться. Но у них со­храняется национальный дух.

[ПХ]Хотя чувство национального достоинства издавна было присуще славянам, за последнее время они действительно стали терять его.

[Х-АН]Русские имели то же самое, что и чеченцы, – родоплеменную систему, но теперь остались лишь отголоски. Русские уже полуграждане. Лю­ди необязательны между собой, потому что у них нету родоплеменного сознания, их ничего не связывает.

Когда говорят, какая загадочная русская душа, все это действительно так и есть. Русские намногоглубже западных людей. В них всегда какая-то внутренняя борьба проявляется. Русский – он то один человек, то совершенно другой. В нем сидит и родовое начало, и гражданское. То есть это борьба человека и гражданина.

И чувство национального достоинства у рус­ских, конечно, выше стоит, чем у западного че­ловека или там у других многих народов. Вообще у русских собственное достоинство до конца не выжито, за эти тысячи лет государственности оно у них еще сохраняется. Ну, скажем, брат за брата будет до конца там драться. От того же рус­ского часто можно услышать, допустим: я дал слово… Так что самоуважение сохранилось. Од­нако, по сравнению с чеченцами, у них чувство достоинства сильно утрачено. Сила духа в чечен­цах с раннего детства в семье воспитывается. Поэтому в момент столкновения чеченцы силь­нее других.

[ПХ]Чем еще русские от чеченцев отличаются?

[Х-АН]Общественное мнение для русских не столь важ­но, как для чеченцев. Для чеченца, как остальной мир будет думать, не столь важно, потому что он знает, что показать себя хорошо для остального мира нетрудно. Для чеченца главное – это мне­ние чеченского общества, что чечены скажут о те­бе, что чечены о тебе подумают. Нигде в мире до­стоинство так не чтится, как у чеченцев. Очень высокая планка у чеченцев. Самооценка очень высокая.

[ПХ]Думаю, все дело в вере. Русские лишь сейчас воз­вращаются к православию, а чеченцы никогда не отступали от своей религии. Вы, например, росли в верующей семье, где соблюдались исламские традиции. Русским вашего поколения такая рели­гиозность не свойственна.

[х-АН]На том этапе (во время бандитских войн 1980-х и начала 1990-х гг. – П.Х.) религиозные моменты все-таки играли второстепенную роль. Нацио­нальное было сильнее. Общественное мнение вы­ходило на первое место. Сегодня религия играет первостепенную роль, и я всегда задаю себе во­прос: как я должен поступить? Что мне говорит Бог по этому поводу?

Когда ты встречаешь человека, ты можешь одним вопросом сразу во всех отношениях оха­рактеризовать его: ты веришь или не веришь? Если человек скажет, что он неверующий, ты сразу прикидываешь, что он не может быть чис­тым до конца. Значит, нельзя на него полностью полагаться. И ты просто знаешь, что он не муж­чина, что он окажется просто трусом. Поэтому с ним можно все оспаривать, можно идти до кон­ца, на погибель, и он все равно уступит. То есть когда ты верующий и ты за правое дело идешь, ты знаешь, что ты в любом случае не теряешь (то есть после смерти ты попадешь в рай. – П.Х.). Когда делаешь то, что не запрещено Богом, ты до конца идешь. А у него все равно… Он сдастся, потому что, повторяю, он не мужчина, он недо­стойный.

[ПХ]Либо из-за недостаточного уважения к православ­ной церкви, либо по какой-то другой причине, но факт остается фактом: национальное самосозна­ние у русских слишком слабо развито.

Например, за последние сто лет часто крича­ли об угрозе русского национализма. Ленин об этом кричал, русские либералы кричали, иност­ранцы кричали – все кричали об этом. На самом деле угроза русского национализма была выдум­кой врагов России. Если в XIX веке русским госу­дарством и проводилась кое-какая «русифика­ция» малых народов империи, то она проводи­лась вяло и несистематично. В большинстве слу­чаев представители других национальностей ста­новились русскими по собственной инициативе. А когда представители разных национальных меньшинств объединились в 1917 году, чтобы разрушить русское царство и русскую православ­ную церковь, что сделало великое большинство русского народа? Лишь наблюдало за процессом со стороны!

О каком русском национализме может идти речь, если русский народ в XX веке несколько раз безропотно позволял хищникам грабить свои богатства, разрушать свои святыни, издеваться над своим духовным наследием, убивать своих лучших сыновей? Нет, у русских слишком слабо развит инстинкт национального самосохране­ния.

Я это знаю по русской эмиграции. Точно оп­ределить размер «белой» эмиграции (волны 1917—1925 и 1942—1946 годов) очень трудно, ноисторики говорят о порядке полутора миллионов человек. И что осталось сегодня от этой огром­ной группы людей, в которую, между прочим, входили самые блестящие писатели, мыслители, богословы, музыканты, инженеры, ученые? Что­бы разыскать сегодня их потомков, нужно хоро­шо постараться. Существуют какие-то общины «белых» русских в Париже, в Нью-Йорке, еще где-то, но они совсем маленькие, максимум пять тысяч человек. Все другие растворились и бес­следно ассимилировались. Как политическая или общественная сила русские никогда не заявляли о себе.

Возьмите Нью-Йорк. Почти каждая этничес­кая группа устраивает свой парад: ирландцы, немцы, итальянцы, греки, поляки, евреи, черно­кожие, мексиканцы, пуэрториканцы – все гордо объявляют о себе на своих национальных празд­никах. А русские – тише воды, ниже травы. При­езд сотни тысяч русских эмигрантов, так называ­емой третьей волны, в 1970-е годы (главным об­разом евреев) ничего не изменил в этом смысле.

Последние десять лет идет новая волна эмиг­рации из России: трезвые, предприимчивые мо­лодые люди, бегущие от катастрофы либеральных «реформ», охвативших Россию после распада СССР. Это огромная потеря для России и вели­чайшая добыча для Запада. Кстати, многие из этих новых эмигрантов (но не все, конечно) стес­няются говорить по-русски, как-то смущаются, когда их спрашиваешь, откуда они… Не сомнева­юсь, они так же бесследно растворятся в толпе,как их предшественники. Слабое у русских нацио­нальное самосознание. Слабое.

[Х-АН]Русских просто не научили об этом говорить. Рос­сия уже давно превратилась в империю, а импе­рия должна все время говорить за интернациона­лизм. Поэтому русское национальное самосозна­ние уничтожалось и забивалось. Кое-что сохрани­лось, но только в искаженном виде. Теперь у рус­ских все перемешано: национальность с импери­ей. И вот они пойдут умирать – но за родину или за империю? Борьба за пространство вложила в них понимание, что родина, империя и русская национальность – это все одно и то же. Поэтому у них все же есть русское, только оно неправиль­но озвученное, неправильно понимаемое.

СОТРУДНИК РУБОПа. Россия при всех своих завоева­ниях ни у кого не отбирала веру. Ведь она не закрепощала, не говорила им: «Вот, будете учить только православие». Она го­ворила: «Пожалуйста, оставайтесь мусульманами, оставайтесь при ваших обычаях».

В свое время Шамиль (имам Шамиль, знаменитый вождь восстания чеченцев и аваров против России в середине XIX века. – П.Х.), когда его в течение нескольких недель везли в Петербург через все просторы страны, спросил: «Это что, все Россия?» Ему ответили: «Да». – «Если бы я это знал, я бы с ними не воевал», – проговорил Шамиль. Он-то думал, что это просто племя какое-то на него напало.

Позже он своим родственникам сказал: «Для вас появи­лась вторая родина – Россия, которой вы должны служить ве­рой и правдой».

Наш сотрудник РУБОПа правильно оценивает широту русской души. Достоевский считал, что русский народ – «богоносец», исполнен христианским духом, что он при­зван спасти безбожную Европу, осветить весь мир.

Что же случилось? Просто этот робкий, покорный, бес­конечно щедрый народ стал более удобной жертвой для хищников и разбойников. Русскому духу не пришлось осве­тить мир – десятки миллионов русских людей были убиты, у русского народа украли наследие, отняли достоинство, и он сегодня почти исчез с площадки великих держав мира.

Я не хочу уменьшать святость русской души, описанной Достоевским, или величие подвига тех мучеников Руси, ко­торые робко и покорно встречали смерть. Память об этом навсегда останется святыней. Но можно уверенно сказать, что русские послужили бы лучше и себе, и остальному ми­ру, если бы не были столь робкими перед лицом врага, а проявили бы железную волю и не отступили.

Русскому человеку не хватает национального самосо­знания и гордости.

Гордость, конечно, не очень русская черта. Следуя хри­стианским заповедям, русский человек часто считает гор­дость чем-то грешным. Гордость слишком уж близка к гор­дыне. Но именно гордость и нужна Руси.

Большевики-интернационалисты делали все, чтобы ис­коренить русское самосознание. Русскому народу не поз­волялось заявить о себе, любой разговор о достижениях именно русского народа пресекался, как национальный шо­винизм. И сегодня русский человек не воспринимает себя потомком славного племени, потомком героев, построив­ших самую большую страну в мире.

Такое самоунижение и неуверенность в себе только по­рождают презрение других народов. Русский человек про пустил полтора столетия в развитии национального само­сознания. В это время турки, арабы, китайцы, японцы – все проснулись, осознали себя единой нацией и поняли, как процветать в современном мире. А русский мужик стал даже более слепым, чем был. Ему за последние 100 лет еще больше запудрили мозги. Все остальные советские народ­ности искали и находили свои забытые языки, предметы своего культурного наследия, свои вековые обычаи обще­ственного быта. Не русские. Россия осталась строительной площадкой для всех других. Когда веками собранное богат­ство русского народа утекало у него сквозь пальцы, русский человек наблюдал за этим процессом с тупым недоумением и бездействовал.

В итоге сегодня русский род распадается. Кто уезжает в Америку или Канаду, кто бросает семью, кто уходит в нар­команию или пьянство. Мужчины не хотят заводить детей и воспитывать новое поколение, девушки выходят замуж за иностранцев. Сам облик российского населения меняется на глазах.

Вполне возможно, что от Руси останутся лишь руины. Ведь только по руинам сегодня мы можем познать великую Византию на Босфоре… Россия не исчезнет как геополити­ческое и экономическое пространство (кто-то на ней все­гда будет выращивать хлеб, зарабатывать деньги), но вот русский народ может исчезнуть. Русских на Руси заменит неопределенное человеческое море, разделенное на хищ­ников и рабов. И великий род будет забыт, растворится в тумане прошлого.

Конечно, те печальные процессы, которые мы наблюда­ем сегодня, – не конец истории. Вероятно, что Россия сно­ва воспрянет. До сих пор Русь всегда побеждала тех ино­родцев, которые пытались ее подчинить. Русские поднима лись, объединялись и отбивали своих врагов. Так было в XIII и XIV веках, когда Русь приняла на себя главный удар татаро-монгольского нашествия, выжила и в конце концов восторжествовала над завоевателями. Так было в 1612 го­ду, когда русское ополчение вытеснило поляков-католиков из Москвы. Ни одному гениальному полководцу не удалось завоевать Русь – ни Карлу XII, ни Наполеону, ни Гитлеру. Не удалось и большевикам-интернационалистам 1917 года, захватившим власть над русским народом и попытавшимся окончательно разрушить православную Русь, – в итоге не православная Русь, а большевистские хищники оказались на свалке истории.

Если и в этот раз Русь воспрянет после почти смертель­ных ран, нанесенных ей в XX столетии, – то это будет чу­дом. Именно чудом не раз уже спасалась Русь. Так что предсказание Достоевского все-таки может осуществиться.

КАК  РУССКИЕ  МУЖИКИ  СВОИХ  ЖЕНЩИН НЕ  ЗАЩИЩАЮТ

[Х-АН] Я муж и отец. С первой моей женой не получи­лось, и я развелся в 1993-м. Женился на второй жене в конце 97-го.

[ПХ]В исламе позволено многоженство. Вы лично это одобряете?

[Х-АН]Да. Я считаю, что это нормальное дело, особенно во время войны или какого-то исключительного времени, когда недостаток мужчин, а общину нуж­но возрождать. Иметь две, три жены – это нор­мальное явление. Ненормальное дело прелюбодействием заниматься. Изменять, иметь любовницу, тайно от жены ходить куда-то – вот это уже грязь.

[ПХ]Как, вы считаете, русские относятся к своим жен­щинам?

[Х-АН]Не защищают.

[ПХ]Да, это горькая правда: русские девушки по всему миру рабыни. Русские девушки продаются на улицах всех городов мира. Над ними издеваются арабы, турки, чечены, албанцы, американцы, японцы, китайцы.

[Х-АН]Русские своих женщин не защищают. Эту сторону они не чувствуют.

[ПХ] Какая разница между русскими мужчинами и че­ченскими в их отношении к женщине? Я имею в виду именно защиту.

[Х-АН]Ну здесь даже не может быть сравнения. Где бы мы сейчас ни находились, все знают – и русские, и другие, – что с чеченками лучше им отношения не иметь. Потому что ты можешь оказаться жерт­вой. Даже если будет какая-то чеченка проститут­кой, без рода и семьи проституткой бродить по улицам, для любого чеченца это оскорбительно, унизительно. Если будет возможность, я ее сам пристрелю, чтобы она не позорила нашу честь.

[ПХ]А почему так охраняются женщины в чеченском обществе?

[Х-АН]Ну, прежде всего, мужчин создают женщины. То есть женщина – это очаг дома. И воспитанием занимается женщина, а не мужчина.

[ПХ]А как русские бандиты относились к своим жен­щинам? Они их защищали?

[Х-АН]У русских нет такого положения. Мне кажется, этот момент утрачен. Либо Советский Союз это сильно добил, либо эмансипация женщины, но они считают нормальным, что их женщины бро­шены на произвол судьбы, что они кому угодно свободно достаются.

Поэтому в любом месте, где бы мы ни были, в Москве начала 90-х, скажем, самые красивые женщины обычно рядом с чеченцами были. По­чему? Потому что они в чеченцах видели какую-то силу. Достоинство. С чеченцем женщина себя чувствовала уверенной, защищенной – и с мате­риальной стороны, и со всех сторон. Почему? По­тому что положение женщины его достоинства касается. Если ей что-то не хватает – это его уни­жает. Но в то же время она знает, что он ее хозя­ин. Женщине необходим хозяин. Всевышний со­здал так, что мужчина больше ростом, чем жен­щина. И каждый должен выполнять свою роль. Она чувствует себя в этой роли нормально.

Но русские мужчины уже не ощущают этого момента. И тогда женщина не чувствует того муж­чину, которого она хотела бы чувствовать. Она его чувствует более слабым. Она себя не чувствует уверенной. И начинает или оспаривать что-то, или говорить что-то… То есть она реагирует на мужчину как на самца, а не как на мужчину.

Опять-таки мне кажется, что причина в том, что Советский Союз все перевернул. Русский на­род был неоднослоен – там были и свободные, и рабы, – но Советский Союз все перевернул. И те­перь получается большинство населения – рабы.

И отношения между мужчинами и женщинами Советский Союз перевернул. Государство воспиты­вало так, что мужчина больше не хозяин в своем доме. Политика государства по отношению к жен­щинам такова, что женщина обязательно права. Женщине стоит только обратиться в милицию – и, даже если она виновата, сажают мужчину.

[ПХ]А как поступаете вы, если мужчина внутри семьи плохо относится к собственной женщине, если он бьет ее без причины?

[Х-АН]У нас женщина всегда под защитой. Это все же большая семья. Есть семья парная, и есть семья большая – до седьмого отца.

[ПХ]Придут двоюродные братья и скажут: перестань?

[Х-АН]Если он несправедливо делает, тогда найдутся род­ственники, которые придут и скажут: если нужно бить его – побьем, если нужно будет его в подвал бросить – бросим в подвал. Потом, оттого что женщина пошла замуж, это не значит, что она по­теряла родство со своими родственниками. Ее род­ственники узнают, приходят, говорят: нуты что на­шу женщину избиваешь? То есть его все равно за­ставят быть правильным. Он никуда не денется.

Нухаев красиво описывает свое кровно-родственное об­щество. Однако в его словах много преувеличений. В чечен­ском обществе столько же мерзости и зла, что и в русском. А с точки зрения русской общины, чеченцы принесли с собой толь­ко разгул и насилие.

ПОЧЕМУ У КАВКАЗЦЕВ СТОЛЬКО ДЕТЕЙ

Русский народ сегодня переживает демографический кризис. Семья распадается. Женщины не хотят заводить детей. В про­должение 1990-х годов, по официальной статистике, на каждого новорожденного ребенка приходилось почти три аборта. А те дети, которых мать все же доносила до срока, часто отдавались в детдома. В 1997 году, например, в России родилось 1,3 милли­она детей, но от 113 000 детей (9 %) родители отказались. По некоторым оценкам, в России сегодня два миллиона сирот и бес­призорников, но у 95% из них все еще жив по крайней мере один из родителей. К сожалению, принцип семьи в России сего­дня очень быстро исчезает, а с ним и будущее русского народа1.

[ПХ]В России катастрофически низкая рождаемость. Почему русские женщины не рожают детей?

[Х-АН]Действительно, многие вообще не рожают детей. И даже когда женщина хочет детей, она, как пра вило, заводит только одного ребенка. Я думаю, что главная причина в том, что женщина не за­щищена. Материальная сторона – это даже не все. Она не защищена социально, не защищена самим обществом. От нее никто этого не требует, никто этого не хочет. Оттого что она родит, никто ей спасибо не скажет. Никому это не нужно. Она родила – это всем нагрузка получается. Кому это надо? Никто от этого не радуется, никому ее ребе­нок тоже не нужен. То есть нет смысла ей рожать. Женщина много детей рожает, когда она знает, что каждый раз она совершает подвиг, она прино­сит подкрепление обществу, в котором она нахо­дится. Она становится героем дня. Она знает, что будет радость всеобщая, особенно когда рожает сы­новей. Она знает, что у нее будут муки и что она должна будет воспитать этих детей – она знает, что это тоже будет, – но она знает, что она совершает и перед Богом хорошое дело. Это ее джихад. То есть у нее две цели: родить и воспитать. И чем больше она воспитала нормальных детей, тем больше ей будет награды в раю. Ей и лучше на земле этой, в общест­ве. Она постоянно внутренне спокойна, у нее внут­ренняя радость. Это ее все радует. И ей не нужно думать, насколько она будет обеспечена экономи­чески. Она знает одно, что голодными дети не бу­дут. Она защищена всем обществом своим.

[ПХ]А в России не так?

[Х-АН]Это утеряно. Но не безвозвратно. Там отголоски остаются, особенно где православие. Я думаю, что если задать тон обратный, на возрождение, тогда очень быстро может возродиться правильное от­ношение к семье в России. Православие очень быстро это может возродить, я так считаю.

Стоит заметить, что женщина в мусульманском общест­ве слишком замкнута. Ей недостает пространства для раз­вития ее уникальной души. Наиболее традиционные му­сульманские общества вообще с женщинами не считаются.

В христианском мире женщина не слуга мужчины, а ца­рица при добром царе. (В истории ислама вы не найдете аналогов европейским королевам, княгиням, боярыням.) Христиане чтят Матерь Божию – Царицу Небесную. И хри­стианская женщину отражает ее славу.

[ПХ] Трудно представить себе возрождение больших семей в России – особенно русским мужчинам. Вот, скажем, я молодой человек. Мне живется хо­рошо, весело, я за девочками гоняюсь, в то же время меня удовлетворяет моя карьера, я посте­пенно богатею… Зачем мне заводить семью, заво­дить детей?

[Х-АН] Ну, во-первых, сама природа это устраивает. Если мы не будем нарушать заветы и не будем дето­убийством (аборт. – П.Х.) заниматься, то дети все равно будут, не правда ли? Уже независимо от нас. Более того, там, где сильна родоплеменная систе­ма, там все только радуются, когда рождаются де­ти, особенно сыновья. Все только этого и ждут.

Вот мне сегодня утром позвонили от двоюрод­ного брата. Я сказал, что я очень занят, пускай пе резвонят. А они требуют тем не менее, чтобы я взял трубку. Что-то такое случилось, я думаю, раз уже требуют так беспардонно. И они сообщили, что у двоюродного брата родился сын. И они зна­ют, что я уже не разозлюсь, что от меня будет по­дарок… И вот сейчас они будут звонить везде, кто первый сообщит. Видите, радость какая. То есть в нашем полку прибавилось, и мы этому радуемся. Два месяца назад у меня родился ребенок. И у меня дома, там, в Чечне, тоже праздновали родст­венники, несмотря на то, что война идет. То есть этому радуются.

А в государственной системе, в городах, этому никто так не будет радоваться. Кому эта нагрузка нужна? На Западе, если у кого-то родился ребе­нок, кроме родителей, там мало кто будет радо­ваться. Отец, может, порадуется, а может, не пора­дуется. Может быть, подумает, что лишняя на­грузка будет.

Без отца – нет Отечества. Без отца – нет семейства.

Кто же научит детей, растущих без отца, достоинству, че­сти, почитанию предков и Отечества, силе воли, мужеству, упорству, устойчивости, смелости? Ребенок без отца лишен возможности наблюдать совместную жизнь родителей: как разрешают они свои проблемы, как соблюдают интересы другого, как добиваются компромисса. А главное – нали­чие отца и матери олицетворяет торжество верности и люб­ви над эгоизмом и распрями.

Понятие семейственности очень трудно передать в шко­ле или в средствах массовой информации. Будущие отцы и матери воспитываются именно в семье. Поэтому стоит толь ко одному поколению промахнуться – и цепь веков пре­рвана навсегда.

Чтобы вырастить хорошего мальчишку, требуется хоро­ший отец. Только достойный мужчина может правильно вос­питать мальчика.

Неужели русские мужики совсем не хотят выполнять свой долг: выращивать новое поколение? Иногда кажется так. Это означает, что они готовы уйти с исторической сцены.

Величайшее несчастье сегодняшней России – это ог­ромное количество детей, росших без отцов. Проблема на­чалась с Великой Отечественной – четвертого сокруши­тельного удара по русской нации (Первая мировая. Граж­данская и раскулачивание уже унесли миллионы прекрас­нейших образцов русского рода – истинных вождей на­ции). Великая Отечественная унесла еще десятки миллио­нов мужчин.

Послевоенное поколение росло без отцов. От этого все патологии, которые известны нам сегодня: алкоголизм, без­ответственность, беспринципность, клептомания, трусли­вость, отсутствие достоинства.

Те же славянские бандиты, против которых чеченцы бо­ролись в Москве десять лет тому назад, может быть, и одер­жали победу в 1993—1994 годах, но в дальнейшем они проиграют. Расчет простой. Чеченец воспитывает четырех детей, а русский только одного ребенка. Так что в конце концов чеченцы и им подобные остаются победителями. Именно их сыновья унаследуют город.

[ПХ]Если обычная русская семья мечтает завести толь­ко одного ребенка или максимум двух, то о каком количестве детей мечтает обычный чеченец или чеченская семья?

[Х-АН]Вы знаете, эти городские моды нам тоже поти­хоньку навязывались. Но сегодня, слава Богу, мы все еще считаем, что четверо детей в среднем – это нормально.

[ПХ]Зачем человеку столько детей? Четверо, пятеро… Я-то понимаю, но вы объясните.

[Х-АН]Ну, во-первых, ты знаешь, что они никогда у тебя не останутся голодными, холодными, потому что у тебя всегда есть твои родственники, которые никогда не откажут в поддержке. Поэтому, если ты чеченец, ты не можешь остаться голодным или нищим, у тебя всегда будет поддержка, ты всегда будешь иметь необходимый минимум, все­гда будешь защищен твоими родственниками. Ты уверен, что в любом случае твои дети вырастут и друг другу будут опорой, друг другу будут помо­гать.

Во-вторых, ты знаешь, что Всевышний рас­пределяет каждому столько достояния, сколько он должен употребить в этой жизни. Всевышний каждому уже определил его имущество. Уже каж­дому определено заранее, и не нужно убивать де­тей (аборты делать. – П.Х.), боясь, что вы не смо­жете их прокормить. То есть надейся на него, на Бога, и они прокормятся.

А третье: у нас запрещено делать аборты.

Можно еще прибавить: то, как общество воспринимает многодетное семейство, может сыграть решающую роль. Статус многодетного отца и плодородной матери всегда был очень высок. Никто не сомневался в том, что является глав­ным сокровищем жизни. Плодить другое существо – разве это не чудо? Разве это – не главное предназначение жен­щины?

В нынешнем российском обществе, наоборот, многодет­ных родителей часто воспринимают как чудаков. В совре­менных произведениях искусства мы видим только мужчин и женщин, не обремененных детьми и супружеством. В женских журналах разговор ведется в основном о сексе, и почти ничего о любви, рассказывается только о том, как за­манить мужчину, и нет ничего о браке и материнстве. Рос­сийское телевидение показывает нам успешных, красивых женщин, которые многого добились в профессиональном плане, но не матерей. И уж беременную женщину вы точно никогда не увидите.

С каких пор то, что раньше прославлялось, – сегодня скрывается, то, чем раньше гордились, – сегодня является предметом стыда? Современный человек совершенно не представляет себя во главе большой семьи.

Главная беда России XX века заключается в том, что са­мое важное для народа и государства было отброшено в ка­тегорию «социальная сфера». А ведь основную задачу Руси можно определить всего одним словом – материнство. Ру­си нужно, чтобы русские женщины рожали множество здо­ровых детей. Все остальное – это способствующие эле­менты: уровень жизни, инфляция, снабжение рабочими ме­стами, технология и наука, производство, налаживание го­сударственного аппарата, культура, оборона, здравоохра­нение, окружающая среда, архитектура, образование. Все это должно стоять на службе русского материнства.

Не люди для государства существуют, а государство для людей.

[ПХ] Как вы считаете, то, что у русских такие крошеч­ные семьи, часто только один ребенок, отражает­ся на силе характера и духовном развитии русско­го человека?

[Х-АН] Безусловно, отражается. Не имея в семье, скажем, хотя бы одного брата, человек не чувствует опоры, он не чувствует спины, не чувствует плеча. Он растет одиноким. Во многих русских семьях только муж и жена. А чеченцы растут в больших семьях: у нас же семья кровно-родственная. Помимо братьев, есть и двоюродные, и троюродные братья – все вместе жи­вут. И это сила. То есть человек всегда растет полно­ценным. Он знает, что он достойная личность и ни­когда не может быть, чтобы с ним что-то сделали.

[ПХ] Во многих семьях, и русских и европейских, люди очень мало общаются со своими двоюродными и троюродными родственниками…

[Х-АН] Да, современный человек растет одиноким. Но я хочу сказать, что русские сами еще недавно жили этой кровно-родственной жизнью. Поэтому в них этот дух генетически заложен; он так долго закла­дывался, что он все еще присутствует, он еще не весь выветрился, по крайней мере по сравнению с западными людьми, которые уже давно оторваны от кровного родства.

[ПХ]Если так, то почему тогда русские все же такие маленькие семьи заводят?

[Х-АН] Сегодня русские тоже приобщились к той же ци­вилизации, пытаются быть более цивилизованны­ми. Затем, есть чисто экономические моменты – то) есть городской образ жизни, квартирные усло­вия, которые заставляют многих считать, что один ребенок достаточно. Может быть, родители и хотели бы больше, но считают, что это было бы слишком обременительно. И потом, конечно, ре­лигиозность потеряна. Вот такое состояние. А так, сами по себе, чисто генетически, русские еще недалеко оторвались от кровного родства.

ПОЧИТАЙ СТАРИКА, ПОЧИТАЙ САМОГО СЕБЯ

Один почтенный американский господин впервые за много лет навестил Москву.

«Не было пожилых людей, – поделился он со мной сво­ими впечатлениями. – Шли приготовления ко Дню Победы, и везде старики с медалями на всю грудь, но, кроме них, я не видел больше никаких пожилых людей. Они что – уехали ку­да-то?»

На самом деле – погибли. Их настигла волна смертности, унесшая миллионы русских людей в 1990-е годы. Без пенсии, без сбережений, без медицины, без правильного питания, без всякого внимания – у них отняли все, они оказались в усло­виях самой дикой Африки. Естественно, многие умерли рань­ше отведенного им срока. Их осталось ничтожное количество.

Смертность старшего поколения в 1990-е годы можно от­следить по официальной статистике. С 1990 года, когда либе­ральные «реформы» бросили население в нищету, по 1994 год уровень смертности вырос на 27% среди женщин и 53% среди мужчин. Средняя продолжительность жизни снизилась для женщин от 74 лет до 71 года, для мужчин – от 64 до 58 лет. Та кой взрыв смертности обычно наблюдается очень редко, лишь в условиях войны, массовой голодовки или какой-то катастро­фической эпидемии. Но в России в 1990-е годы ничего такого не было. Страна просто превратилась в самые настоящие джун­гли, а, как известно, закон джунглей гласит: физически слабые обречены на смерть. Все, кто не укрылся за стеклами своих «мерседесов», видели этих жалких старушек, просящих милос­тыню на улице, этих старичков, валяющихся в канаве, этих до­стойных пенсионеров в обветшалой одежде, аккуратно копаю­щихся в мусорном баке в поисках хоть чего-то съедобного.

Эти смерти лежат на совести Бориса Ельцина, так же как де­сятки миллионов голодных смертей во время Великого Прыжка Вперед лежат на совести Мао Цзэдуна. Любой национальный вождь может не справиться с задачей, но, если он порядочный человек, он должен уйти со своего поста. Ельцин обязан был подать в отставку в 1995 году, если не раньше. Он этого не сделал и остался руководить развалившейся страной. Думаю, еще долго будут вспоминать его либо как мерзавца, либо как дурака.

А что сказать о других, о тех, кто поддерживал этот гиблый путь, и о тех, кто воспользовался возникшими переменами, раз­богател и дружно отвернулся от всего старого? Они молодые, порывистые, не знающие мудрости, – может быть, от них толь­ко этого и следовало ожидать? На самом деле это – величай­ший грех. Что сказать об обществе, в котором практически все молодое поколение оставляет на погибель своих стариков?

Я считаю, что присутствие бодрых, счастливых пожилых лю­дей на улицах – самый яркий показатель здоровья общества.

[ПХ] Есть ли разница между русскими и чеченцами в отношении к старшему поколению? Что вы на­блюдали в бандитской среде, например?

[Х-АН]Во-первых, никакой чеченец не будет уступать обычному взрослому русскому. Но когда стоит очень большой взрослый, старик скажем, тогда это каждый чеченец чувствует и, естественно, он отдает ему дань, и уступит, и уважение покажет, и все остальное. Он не будет такие почитания де­лать как чеченскому старейшему, но внимание как к старику обязательно будет.

А русские этим не живут. Я помню, в студенче­ское время я по привычке уступал старшим одно­курсникам. Но потом увидел, что это ненормально воспринималось, что некоторым русским казалось, что я либо от слабости уступаю, либо по какой-то другой причине. Вот эта ментальность – почитать старшего – она не срабатывает у русских.

[ПХ]У русских совсем отсутствует уважение к стар­шим?

[Х-АН]Да, у них отсутствует. Когда чеченцы сталкивают­ся со стариками – хотя бы в зоне, в лагере, – есть грань, которую они чисто психологически не могут переступить; даже если старик не чеченец, ты все равно должен ему внимание уделить.

[ПХ]То, что молодые русские непочтительно относят­ся к старшим, ослабило их дух?

[Х-АН]Конечно, это очень сильно ослабляет. Таким об­разом молодые теряют самоуважение. Потому что ты еще молодой, ты должен думать о том, что ты тоже будешь стариком. И вот если этот человек, который, уже будучи молодым, не чувствует, что если он был бы стариком и по отношению к нему какой-то молодой мог допустить оскорбление, ему лучше не жить, настолько это неприятно, да­же мысль об этом: что тебя могут не почитать. Че­ловек всегда должен почитать старшего. Это по­читание самого себя. Это твое достоинство. Ты показываешь, что ты из себя представляешь. Да­же, скажем, по отношению к русскому старику ты должен показывать почтение, потому что этим ты сам себе цену определяешь.

Давайте я вам другую параллель приведу: че­ловек, который не уважает отца и мать. Он не за­думывается, что рано или поздно приходит время, когда его дети так же его не будут уважать и почи­тать. И он это потерпит. Но тот человек, который понимает, что сам он это не потерпел бы, начина­ет относиться к отцу и матери так, как он хотел бы, чтобы к нему относились его дети. Он так бу­дет воспитывать своих детей и такой пример сво­им детям показывать, как надо почитать своих ро­дителей.

[ПХ]Когда вы видите молодого человека, который гру­бо относится к какому-то старику, что вы можете сказать по поводу характера этого человека?

[Х-АН]Во-первых, когда я вижу, что кто-то себе позволя­ет оскорбить старшего, я абсолютно не сомнева­юсь, что я этого человека могу запросто унизить. И можно смело унижать, он это все проглотит. А раз он все это проглотит, я знаю, что он не пойдетдо конца, он не готов идти за дело чести на смерть. Потому что он честь не понимает. И ты знаешь, что он психологически тебе все равно уступит, и ты все равно его раздавишь психологически. И ты можешь смело на него идти, и он тебе уступит, потому что у него низкая самооценка.

[ПХ]Почему вы уверены, что у него низкая самооцен­ка? Может, это просто юная порывистость?

[Х-АН]Я могу быть уверен, что у него нету представле­ния о чести, потому что, если у него чувство соб­ственного достоинства было бы на высоком уров­не, он себя поставил бы в положение другого, он почувствовал бы себя на много лет вперед.

[ПХ]Вероятно, этот человек живет сегодняшним днем? Он себе говорит: я молодой, я сильный, я боль­шой. А вот передо мной искалеченный какой-то старикашка, и я могу с ним грубо обращаться.

[Х-АН]Правильно. Он живет сегодня. Он хочет быть та­ким сильным. И вдруг ему попадается другой силь­ный, более сильный человек. И тогда он уступает ему. То есть ему попадается человек, который гово­рит: или бой насмерть, или уступи. И он знает на сто процентов, что человек, который говорит это, действительно пойдет на смерть. Он видит это, чи­сто психологически это чувствует. И вот выбор. И здесь он ломается. Это мне много раз в жизни при­ходилось делать, и никогда осечки не было.

КАК  ПОНИМАТЬ  СВОБОДУ

СОТРУДНИК РУБОПа, Чеченцы всю жизнь занима­лись воровством. Даже двадцать лет тому назад, в Грозном, это можно было наблюдать. В субботу, в пять-шесть часов утра, загремели, телеги (машины. – П.Х.), народ пошел. Все знали, что чеченцы в Ставропольский край воровать поехали. Представляете? При советской власти они поеха­ли воровать! В чем заключалось? Ну какого-нибудь пьяни­цу забрать, чтобы на них работал, барана свистнуть, коро­ву, еще что-то. Так они и сюда приехали. Они слышали, что в Москве деньги на полу валяются. Приезжай и собирай! Работать? Чеченцы никогда не работали. Убирать за собой они не любят. Они же воины! А на самом деле они банди­ты.

Я один раз им задал вопрос: почему вы приехали в Москву, в Россию и начинаете наезжать на людей, отнимать у них деньги, которые они зарабатывают? Представьте, что я приеду в Чечню и буду наезжать на чеченцев, у которых там палатки есть. Тут можно, а там нельзя? Они что, избран­ный народ какой-то?

У чеченцев воровство и бандитизм прославляются в их притчах, рассказах и легендах. Это все передается из поко­ления в поколение. Вот есть один рассказ про Гамзата, кото­рый очень характеризует народ. Значит, чеченец Гамзат по­скакал со своими дружками на русскую сторону и захватил табун белых коней, – они любят таких красивых белых ко­ней, белых женщин… Захватил табун белых коней и стал уходить к себе в горы. Но русское войско, бесчисленное, как лес, окружило его. Гамзат и его дружина убили этих бе­лых коней и за их завал держали оборону. И когда затупи­лись их кинжалы и закончились патроны, Гамзат пролетаю­щим мимо него птицам сказал: «Передайте нашим девуш­кам, что мы умерли за газават». То есть в этой легенде обык­новенный разбой возвысился до священной войны. Пол­нейший идиотизм!

[ПХ]Если взять всех горцев – и чеченцев, и ингушей, и черкесов и всех остальных, – в чем, по-вашему, состоит разница национальных характеров кав­казцев и русских?

[Х-АН]Ну кавказцы более сложные, наверное.

[ПХ]В каком смысле? Считается, что кавказцы более жизнерадостные, что они любят торжества вся­кие, праздники, вообще собираться вместе.

[Х-АН]Да, это есть. У нас сильнее общинность сохраня­ется. Потом отношения дружбы, обязательства перед друг другом, постоянные контакты – все это сохраняется. Вот мой отец или дед, допустим, с кем-то вели дружеские отношения… Я с ним продолжаю поддерживать отношения и ко всем его родственникам обязательно внимание буду показывать, чисто из приличия.

Мир сегодня так быстро идет, но тем не ме­нее на всякие празднества или горе кавказцы обязательно общаются. Для кавказца такие мо­менты характеризуют человека и его место в об­ществе.

Ну, как и везде, конечно, вытесняются эти традиции сегодня. Многие портятся, начинают глаза закрывать, думают, что, поскольку они с большим бизнесом связаны, это их освобождает от таких обязательств. Но в основном кавказцы все еще придерживаются таких традиций.

[ПХ]А у русских это утеряно?

[Х-АН]Ну это в какой-то степени сохраняется еще, но по сравнению с кавказцами, конечно, у русских это утеряно.

[ПХ]И как эта потеря отражается на русском человеке?

[Х-АН]Без этих традиций у человека не остается чувства обязательства перед другими, и общественное мнение его мало касается. Для чеченцев очень важно общественное мнение, мнение своих соро­дичей и своей нации.

[ПХ] Вы часто говорите об обязательствах. Мне кажет­ся, что сильный человек всегда тянется к свободе, но в то же время если он сознательный и мудрый, то понимает, что эта свобода ограничена обяза­тельствами. Возникает некий внутренний кон­фликт. Как по-вашему?

[Х-АН]Я понимаю свободу, как право выбора. Это право тебе дано Богом. Делать выбор – между белым и черным, хорошим и плохим. Ты сам определяешь свою судьбу. То ли тебе в ад идти, или в рай. Ты сам определяешь. Те, у которых сильно развита религиозная сторона, будут ради Бога все делать. Но даже тот, кто мало верующий, он все равно будет прислушиваться к общественному мнению, которое требует от него определенного уровня по­ведения и соблюдения законов этого общества. Он делает выбор свой от того, насколько ему важно общественное мнение, насколько он нуждается в общественном одобрении, насколько он получает от этого удовлетворение. От таких моментов – тщеславных или других – будет зависеть многое. Если тот же чеченец будет находиться среди другого населения, где другие понятия, что хоро­шо или плохо, он так же бережно будет относить­ся к мнению этого общества, ему и здесь захочет­ся быть на высоте. Как у спортсменов: тот, кто выдерживает в чеченском обществе эту планку высокую, в другом обществе очень легко справ­ляется.

[ПХ]Мне кажется, что для русских свобода – это не только освобождение от диктата государства или закона государственного, но и освобождение от пресса со стороны общества или семьи. То есть современный русский человек хочет освободиться от тех цепей, в которых его держат или его семья, или общество, или общественное мнение.

Поэтому я говорю, что если кавказцы сложные, то русские по сравнению с ними очень простые. Все просто: заработал, выпил, уснул. А что там с внуками будет, с правнуками будет? Все равно. После меня хоть потоп. Вот такой подход. Сего­дня только тот человек, у которого развито чувст­во родства и все зиждется на религии, – только этот человек имеет будущее.

Получается, когда человек хочет освободиться от ответственности, он живет только сегодняшним днем. Но вы говорите, что освобождение от всего и вся – это еще не свобода?

Это не свобода, это значит просто отойти, от всего освободиться, даже от чувства собственно­го достоинства. Для чего все это? Тогда получа­ется, необязательно стараться, чтобы что-то бы­ло красиво. Когда человек сегодняшним днем живет – какая разница? Все равно завтра уми­рать. А если человек живет глубже, он по край­ней мере думает и о сегодня, и о детях. А еще глубже тот человек, который религиозный, кото­рый знает, что да, он все равно завтра умрет, но от этого он не умирает, что он продолжится в вечности, что ему отвечать перед Богом, что бу­дет рай или ад. Поэтому он, естественно, уже ду­мает о вечности.

От этого зависит, как будет подходить человек к вопросам жизни, какую поставит перед собой цель. Один – прожить свою жизнь. Другой дума­ет о себе, о своих детях, о внуках. А третий думает уже о человечестве, о Боге, о жизни с позиции вечности. И цель его, естественно, рай.

Поэтому насколько люди думают только о се­годняшнем дне, насколько они ушли от кровно­го родства, насколько они ушли от религии – это уже показатель, насколько деградировала на­ция.

[ПХ] Вы говорите, что нужно стараться сделать что-то красивым? В каком смысле?

[Х-АН] Ну, скажем, жить не для того, чтобы максимально нажиться, наудовлетвориться. А максимально де­лать добро, сделать доброе своей семье, родствен­никам, сделать доброе тем, кому плохо, то есть что-то спасти, хоть человека, хоть дерево, что угодно, но сделать доброе, красивое. Еще чтобы стараться каждый шаг соизмерять, правильно или неправильно. То есть надо иметь цель и уже отно­сительно своей цели и делать свои шаги. Без цели человек не может вообще определять, правильно он делает или неправильно.

[ПХ] Почему чувство чести и собственного достоинст­ва хорошо сохранилось у кавказцев, а у рядового русского человека было утеряно?

[Х-АН]Ну не только среди русских оно утеряно. Западные люди, может быть, еще хуже деградированы в этом смысле. Во-первых, русские очень сильно придавлены самим государством. Это, конечно, сказывается на достоинстве человека. Авторитар­ное государство все время народ давило, давило, давило, и сегодня русский народ действительно очень сильно придавлен. Это чувство собственно­го достоинства может возродится, но в России еще нет условий для возрождения.

[ПХ] А почему вы говорите, что человек, который жи­вет только сегодняшним днем и мечтает от всего освободиться, не имеет чести или чувства собст­венного достоинства?

[Х-АН]Все взаимосвязано. У тебя понятие чести, когда тебе важно общественное мнение, когда ты четко понимаешь, что правильно и неправильно. Даже там, где слабая религия, – по крайней мере оста­ется общественное мнение.

Что значит, когда человек говорит: я слово дал. Часто у русских еще сохраняется это поня­тие: я слово дал. Ну что это? Это ж отголоски религии, отголоски той жизни, которой они когда-то жили, это религиозно правильно. Ког­да человек говорит, что он слово дал, он не об­манет. В этом смысле, даже если этот человек называет себя атеистом, в нем все же сохрани­лось религиозное начало, хотя он сам еще не по­нимает этого.

Во-вторых, понятие чести и достоинства вос­питывается прежде всего в общине. Естественно, там, где религия сильна, и там, где главная цель не разбогатеть, а быть достойным в религиозном смысле, чувство собственного достоинства на­много более развито.

[ПХ]Какие еще отголоски религии можно заметить да­же в атеистическом обществе?

[Х-АН]Любые добрые проявления – это отголоски той религиозности, которую когда-то имело общест­во. Если религиозность в народе утеряна, то, зна­чит, люди деградированы, отошли от идеальной точки.

АЛКОГОЛИЗМ  И  НАРКОМАНИЯ

[ПХ]Почему алкоголизм такая огромная проблема в России?

[Х-АН]Во-первых, если мы будем говорить просто о се­годняшних каких-то проблемах, то это будет по­верхностно. Если мы будем рассматривать эти проблемы на фундаментальном уровне, нам нуж­но смотреть на религиозную сторону.

То есть по христианской религии разрешено пить. И, в общем, пить как бы считается нормаль­ным. Естественно, тогда все эти беды сегодняш­ние, все эти проблемы неразрешимые – водкой залили, заглушили. Здесь уже по традиции идет эта водка.

Во-вторых, это удобно и политикам, самому государству. Из народа с той же водкой государст­во сделало удобный механизм, чтобы решать свои государственные вопросы. То есть экономические проблемы, вопросы экспансии и так далее – все гда эти вопросы очень легко решались. И в конце концов придавленный человек, он тоже свое горе глушит этой же водкой. Если он протрезвеет, у него столько проблем, столько бед. А выпил – вроде все проблемы уходят и где-то что-то само по себе решается без него.

[ПХ] Но почему именно в России это настолько боль­шая проблема? В других западных христианских государствах такого нет.

[Х-АН]Трудно сказать. И в царское время русские пили, везде и всегда они пили. Может быть, если бы больше шла работа по возрождению нации, то этого не было бы. Никогда, ни при царях, ни при коммунистах, никто не заботился о народе. Госу­дарство только пользовалось этим народом. По­этому народ был ничейный. Когда империя со­здавалась, все было для империи, а свой народ – он стал ничейным. Никто не опирался на народ и народом не занимался. Если было бы националь­ное государство, такого пьянства не было бы.

[ПХ]Как совместить алкоголизм с чувством достоин­ства и желанием жить для будущего поколения?

[Х-АН]Естественно, здесь идет целая связка. Это пьянст­во усугубляло положение. Если ты запьянел один раз и где-то там в луже повалялся или еще как-то недостойно себя повел, тебе стыдно будет. Потом второй раз, третий раз, а потом это в привычку уже входит, и все считают: ну ладно, пьяница – нормальное явление. То есть вот эта выпивка, ко­нечно, сильно добивает чувство достоинства.

[ПХ]Как насчет наркотиков?

[Х-АН]Сам факт, что человек разрушает свою жизнь, – это самоубийство. Бог тебя создал и сказал: то, что я создал, не меняйте, не портите. То есть ты должен считаться с тем, что Бог создал твой орга­низм, ты должен нормально с ним обращаться и должен его в чистоте держать.

[ПХ]А торговля наркотиками? В 1997 году один из ми­нистров талибского правительства Афганистана говорил в интервью: да, конечно, торговля нарко­тиками – это грех, но для нас это не грех, по­скольку нашими наркотиками пользуются невер­ные, а в отношении них все позволенно.

[Х-АН]Он глубоко ошибается. Потому что он должен ис­поведовать чистоту, а он грязь исповедует. И лю­бой человек, который грязь распространяет, – он испачкается. Даже если человек, которому ты наркотики продаешь, грязный, он из-за тебя еще больше испачкается, и это твой грех. Поэтому ты должен того же безбожника стараться ставить на путь истины, а не ломать его дальше. Ты не име­ешь на это право.

[ПХ] Кстати, не только мусульмане с таким презрением и жестокостью относятся к иноверцам. В XIX сто­летии англичане навязывали китайцам опиум – это была часть государственной торговой полити­ки. Очевидно, они не считали грехом сажать лю­дей на наркотики, потому что это были китайцы, а не англичане…

[Х-АН] Да. Только потом это вернулось к ним же. Нарко­мания. Потому что грязь, которую ты разносишь, она к тебе в дом обязательно вернется.

[ПХ]Меня поражает факт, что в исламских странах не так сильно распространена наркомания, несмотря на то что в основном опиум производится именно там. Именно из исламского мира – Афганистана, Пакистана, Ирана, Ливана и Турции – переправ­ляются наркотики в развитые христианские стра­ны – Америку, Европу и теперь Россию. Почему же исламские страны не страдают от наркомании?

[Х-АН]Во-первых, в исламском мире сильнее соблюдает­ся религиозность. Во-вторых, община у нас по­крепче, кровно-родственные связи сильнее, вос­питание иное, забота всеобщая. То есть у нас кру­говая порука, и общественное мнение очень стро­го вырабатывается.

[ПХ] Как действует эта круговая порука? Если, скажем, молодой мужчина в исламском обществе начина­ет употреблять наркотики, какие меры будут при­няты?

[Х-АН] Естественно, он будет наказан. Его родственники могут его чисто физически наказать, запереть его

и держать или избить, в общем, что угодно. Сам факт, что он себя в обществе неправильно ведет, – значит, что у общества есть претензии к его бли­жайшим родственникам. Ближайшие родственни­ки, хотят не хотят, должны как-то его держать в рамках. То есть круговая порука.

[ПХ] Но в исламских странах есть огромные города, где человек может просто затеряться и делать, что хо­чет. Почему там не развита наркомания?

[Х-АН]Опять-таки здесь религиозный момент сильно

присутствует. Потом, даже в больших городах лю­ди не совсем потеряли связь общинную, не окон­чательно оторваны от кровного родства.

[ПХ]Кстати, христианство тоже запрещает употребле­ние наркотиков.

[Х-АН]В исламском обществе религиозность сильнее. Среди мусульман человек, который наркотика­ми занимается или пьет, считается как кто-то, кто не боится Бога. То есть он как бы показыва­ет свое недостоинство. В христианском общест­ве, если человек пьянствует, никто в этом не ви­дит ничего недостойного. Религиозность более слабая.