Эсминцы 56-го проекта! Кто хоть раз видел эти корабли, тот не сможет забыть их на всю оставшуюся жизнь. Быстрые, стремительные в своих формах, как арабские скакуны, корабли этого проекта для своего времени были уникальны – мощное вооружение, великолепная живучесть, мощность турбин позволяла развивать огромную для надводных кораблей скорость хода.
Эсминцы не ходили, они летели по воде со скоростью 70-ти километров в час.
А как эскадренные миноносцы любил первый кавалерист страны Советов — маршал Советского Союза С.М. Буденный…
«Это — морская кавалерия!» — говаривал он.
В один из «золотосезонных» августовских дней 1974 года на бригаду пришла шифровка – «… в заливе Анива обнаружена подводная лодка неустановленной принадлежности.… Отправить срочно на перехват …» Ну, и так далее.
На бригаде «сыграли тревогу» и, не дождавшись своего «Главного механика», эсминец «Блестящий» помчался полным ходом в заданный квадрат, откуда уже пыталась уйти та самая подводная лодка неустановленной принадлежности.
Эти подводные лодки косяками, как тихоокеанская сельдь, шастали возле наших берегов, порой заходя и в заливы, которыми изобилует Дальневосточное побережье нашей Родины.
«Глушить» их глубинными бомбами запрещалось. Все, что было можно, так это включить в активный режим работы свои «Тамиры» и «Пегасы» — такие акустические станции для прослушивания морей и океанов, и ими доставлять шумовое беспокойство экипажам этих самых подводных лодок. Представьте себе, что вам на голову надели ведро и стучат по нему палками или сыплют на него горох. Вот такие ощущения ощущает экипаж подводной лодки…
«Блестящий» свою задачу выполнил – он сумел перехватить подводную лодку и «погнал» ее прочь из территориальных вод Союза. Он так увлекся своей работой, словно гончий пес на охоте, что его пришлось «тормозить» аж у Филиппинских островов.
В Южно-Китайском море ему поставили другую задачу и он, как верный страж своей госпожи (в данном случае имеется в виду Родина), остался там для несения боевого дежурства.
Так как его выгнали в море по тревоге, без «ДЕДА», то на его борту остались только два офицера в электромеханической боевой части (БЧ-5) – командиры групп Юра Вязовик и Саша Ильин. Эти двое и несли поочередно вахты, управляя всей энергетикой корабля. Для удобства они перебрались в «Пост энергетики и живучести» (ПЭЖ – на корабельном языке) – маленькую конуру, имеющую доступ свежего воздуха, что было уже хорошо.
Вахта была 4 часа через 4 часа. Особенно сложно нести, так называемую «Собачью вахту» — с 24.00 ночи до 04.00. утра.
Ведь общеизвестно, что один час до полуночи равняется двум после…
«Блестящий» неспешно шел по штормовому ночному Южно-Китайскому морю. Он купался в морской пене, разрезая своим форштевнем тугую волну. Он был в своей стихии. Он радовался, что вокруг море, что в его снастях гуляет ветер, что его сердце, мощностью в 72 тысячи лошадиных сил, бьется ровно, и еще долго будет жить и нести его, корабля, тело многие тысячи миль по морям и океанам такой любимой им Земли.
В 4 часа утра, отдыхая от «… тягот и лишений воинской службы…» пил «собачий» чай только что сдавший вахту вахтенного механика Юрик Вязовик. Голова клонилась к столу, шум вентиляторов нагонял сон.
— Лейтенант, — разбудил Вязовика чей-то голос, — почему Вы не в электростанции? Почему не работаете? Все чем-нибудь заняты.
Юра открыл глаза и попытался поднять голову.
Перед ним возвышалась на высоту в 1 метр и 65 сантиметров фигура заместителя командира корабля по политической части.
Заместитель командира по политчасти Сыренков Алексей Иванович был фигурой колоритной, и считал себя человек воспитанным и ученым. Он знал не только устройство клапана набора воды в мытьевой бачок каюты, но и устройство кинопроекционного 8-ми миллиметрового аппарата «Украина». К тому же он помнил наизусть классиков марксизма-ленинизма, считая основой коммунистического мировоззрения положение – «кадры решают все».
Сейчас, мучаясь от бессонницы, он, обходя боевые посты корабля, наткнулся в кают-компании на тело Юрки Вязовика. Похрапывающее тело, не могло не задеть самолюбие замполита:
– Как это так? Я не сплю, я мучаюсь, а он спокойно спит. Да к тому же на столе кают-компании…
— Работа! Работа! Работа! Сейчас, даже дома никто не имеет права принадлежать себе, — произнес Юрка, и его голова упала на стол.
Зам пытается растолкать бесчувственное тело лейтенанта, пребывающее в «послевахтенной нирване»:
— Это Вы к чему? Товарищ Вязовик! Проснитесь. Я, кажется, задал Вам вопрос…
Глаза открываются. На лице появляется сонное удивление:
— А, это Вы, Алексей Иванович? Это я просто так, цитирую Вилли Шварцкопфа… — глаза снова закрываются, голова валится на стол в сонной дреме.
Замполит на цыпочках, мухой, вылетел из кают-компании.
В чувство его привели собственные мысли, которые роились, сплетались в клубки и разбегались, снова сплетались и снова разбегались, пытаясь найти главную извилину в замполитовском мозгу.
К великому удивлению Алексея Ивановича, его мысли нашли эту самую извилину, и она родила, как ему показалось, великую мысль – «… ты должен стать вахтенным механиком, и своим примером мобилизовать офицеров БЧ-5 на поиск дополнительных сил для решения поставленной кораблю задачи! Это — твой долг, Алеша! Вспомни, что у тебя лежит возле сердца, в нагрудном кармане твоей тужурки…»
Утром Сыренков ввалился к механикам в «Пост энергетики и живучести» и потребовал от них, чтобы ему выдали зачетный лист «на право управления электромеханической боевой частью», т.е. предоставили ему возможность нести вахту вахтенным механиком рядом с ними – плечом к плечу…
Такой марш-парад замполита несколько удивил обоих механиков.
— Алексей Иванович, мы этот вопрос вынесем на референдум кают-компании. Все-таки, это очень серьезный поступок, связанный с сохранением и обеспечением не только всего личного состава, но и корабля в целом, — тихо давясь от смеха, и скрывая зевотой улыбку, выдавил из себя Сашка Ильин.
— Замполит – механик? Это веско! Это по-коммунистически! Так держать, Алексей Иванович! – за столом кают-компании произнес корабельный доктор Ваня Ходорович, — Коли дырки… под молотки!
Сам же замполит несколько дней ходил за механиками и выпрашивал зачетный лист. Он им настолько надоел, что лист ему все-таки выдали. И тут началось.
Он облачился, в неизвестно откуда вынутый, комбинезон времен 1-й Мировой войны и стал ползать по всем корабельным шхерам, щеголяя механическими фразами типа:
— Сегодня был в дейдвуде, проверял сальник на плотность. Сальник плачет…
Это был его триумф! Он ощущал себя причастным к какому-то очень важному событию, к какому конкретно он еще не понял, но твердо в эту причастность и само событие верил…
И, правда, у всех корабельных механиков — и у офицеров с мичманами, и у старшин с матросами поднялось настроение. Усталость сменилась каким-то азартным задором – что еще придумает замполит?..
Командир корабля по этому поводу хранил молчание. Он что-то знал, а посему и не вмешивался в бурную механическую деятельность своего заместителя.
Он знал, что пришла шифротелеграмма о возвращении в базу – ДОМОЙ!
«Блестящий», не смотря на свой возраст, все-таки он был головным кораблем всей серии ему подобных, рванул к родным берегам, в родную базу.
Момент истины… Он приходит неожиданно, он наступает внезапно. Он обрушивается, как горный обвал или снежная лавина, он проникает в мозг человека, как скальпель нейрохирурга, он поражает своей естественностью не только людей, но и … корабли…
«Блестящий» мчался в лунной дорожке по водной глади ночного моря, освещаемый мириадами звезд и самим ночным светилом. За кормой корабля, вздыбливаемое его мощными винтами, бурунами пенилось, оставляя белый след, Южно-Китайское море.
Вдруг из первой дымовой трубы в небо рванулся столб пламени, искры от которого, увлекаемые встречным ветром, поднимались все выше и выше и рассыпались как падающие звезды.
Возраст корабля, в конце концов, дал о себе знать. В одном из главных котлов прогорел газовый заслон – это такая штука из стали и шамотного кирпича, которая не допускает пламя из топки в дымовую трубу.
Картина – по морю весь в водяной пене мчится корабль, а над ним из дымовой трубы к небу поднимается столб пламени высотой метра три-четыре и к тому же разбрызгивающий сноп искр, словно праздничный фейерверк.
— Механики! – влетая в «Пост энергетики и живучести», механически подковано и со знанием дела кричит замполит, — А чего это трубы у нас работают неравномерно? Из одной огонь идет, а из другой огня нет.
— За что я люблю военную службу? «Так это за ее неразбериху!» —сказал самый знаменитый солдат 20-го столетия Йозеф Швейк.
И мы с ним согласимся.
А Алексей Иванович Сыренков «молотки» не получил.
В дальнейшем, Сашка Ильин встретил его в дивизии атомных подводных лодок, в которой он стал опытным подводником