Цмокун В. Гардемарины. Про масло и не только …

На фото, найденном моей дочерью в Интернете- красивое здание, на крыше — огромные буквы » В МОРЯХ ТВОИ ДОРОГИ».

Приятно вспомнить — хоть это не меняется. В этом здании — курсантская столовая бывшего Калининградского Высшего военно-морского училища, а ныне — Балтийского военно-морского института имени Ушакова, на нашем флотском языке, естественно -» камбуз».

Это одно из тех мест в системе (так, почему-то, именовалось в курсантской среде родное училище), с которым связаны, в основном, приятные воспоминания. Честно говоря, когда уже есть, с чем сравнивать, я думаю, что качество кормёжки тогда могло бы быть и повыше.

До сих пор помню, как мы как-то раз, придя на ужин (мы — это третье отделение второго взвода 21А роты в составе 8 человек, сидевшие за одним столом на восьмерых) решили, шутки ради, проверить на отлип перловую кашу, уже стоящую в большом бачке на нашем столе. Кто-то из наших задал вопрос — а интересно, если бачок перевернуть, каша вывалится, или нет?

Дело было на первом курсе, мы были молоды и практически всегда веселы и от задуманного до исполненного время порой измерялось секундами. Момент- и чьи то крепкие руки подхватывают бачок, проворачивают его над столом и восемь пар глаз с интересом смотрят на результат исследования. Могу сказать только за себя — я ни на секунду не задумался о том, какие проблемы  возникнут у нас с ужином, если выпавшая из бачка каша засыпает стаканы с чаем, забрызгает форму, завалит стол… Кроме того, старшина роты никогда не держал роту за столами дольше положенного времени, даже если за каким-то столом не успевали прикончить доппаёк, присланный из дома — исключения бывали только в случаях, когда продукты или что-нибудь сладкое, присланные из дома или принесённые из города от родственников, приносил кто-то из сидящих за столом со старшиной роты (это были наши командиры отделений и замкомвзвода , тоже  курсанты, но со старших курсов).

Но я отвлёкся. Так вот, каша из бачка НЕ ВЫПАЛА!  Конечно, мы всё равно её съели. Но перловку я, как и многие бывшие военные, с тех давних пор не ем.

Что ещё интересного происходило на камбузе? Отрывистые воспоминания о двух столовых ножах на столе (на восьмерых). В день приезда различных комиссий ножей оказывалось восемь. Потом- опять два. Как-то, несколько дней подряд, хлеб , которого, в общем, всегда хватало, вдруг стали выкладывать на столы нарезанным тонко-тонко, но общее количество кусков оставалось прежним.

Когда очередная комиссия в сопровождении командира нашей роты проходила между столами, и какой-то начальник дежурно спросил:» Ну как, ребята, всё нормально?», надеясь, естественно, на общий радостный ответ, что всё, мол, «ОКЕЙ», мы разобрали эти тонкие кусочки хлеба и показали их начальнику. Мне больше всех хотелось справедливости (ротный нам ничего не ответил на наши «хлебные вопросы») и я, приложив кусок хлеба с большой дыркой в мякише к глазам, ещё и ляпнул что-то типа того, что мне, мол, через этот кусок всю комиссию видно.

С завтрашнего дня мы обнаружили на столах хлеб уже нормальной толщины, кого-то из продовольственного начальства, по слухам, сильно наказали, ротного тоже.

Когда уехала комиссия, на построении роты я был выведен из строя на два шага, и командир роты сказал, что в связи с тем, что я » стал искрой, из которой разгорелось пламя», мне объявляется «неделя без берега», то есть про увольнение в город в субботу и воскресенье я могу забыть.

Так я обучался премудростям личной ответственности за сказанное, даже по мелочи.

Апофеоз воспоминаний о камбузе — конечно-же, камбузный наряд. Ходили в этот наряд только курсанты 1 и 2 курсов. Получение продовольствия на все пять курсов (это где-то около двух тысяч человек), чистка картошки, расстановка — уборка посуды на обоих этажах, мытьё этой посуды — » железный поток», мытьё полов на всём камбузе — всё это имело свои специфические особенности, требовало быстроты, сноровки, личной ответственности и других, не менее важных качеств.

При всём том был один пикантный момент в камбузном наряде, о котором хочется сказать особо — это загрузка продовольствия на очередные сутки и перевозка его со склада на камбуз.

«Фишка», как теперь говорят, состояла в том, что в наряд на камбуз заступала половина взвода, вторая половина заступала в караул. В другой раз те, кто заступал в прошлый раз в караул, шли на камбуз. Так вот, обязанностью камбузного наряда было обеспечить своих товарищей в карауле доппитанием в виде сливочного масла, потому как положенные по норме 25 грамм в сутки на человека — это… ну, вы сами понимаете… К этому готовились, неумелые и нерасторопные- учились.

Доппаёк можно было добыть только при погрузке продовольствия. Происходило это так. Человек пять-шесть загружались в фургон » продуктовки»- машины ГАЗ-53, за рулём — матрос кадровой команды, в кабину садился начальник столовой- старый и хитрый мичман Мерсопян (по училищу ходила безобидная поговорка- » самый хитрый из армян — это мичман Мерсопян») и мы ехали на продсклад училища. Продсклад находился на другом конце территории, время в пути составляло 3 — 4 минуты.

Свет в фургоне включался из кабины водителя. По прибытии на склад мичман, в соответствии с накладными, отбирал и взвешивал масло, крупы, картошку, рыбу, мясо. Но всё это пока в машину не заносилось. После того, как все продукты, необходимые на сутки, были отобраны, время начинало сжиматься прямо на глазах — мичман приступал к командованию непосредственно погрузкой, кладовщики продсклада — следили за курсантами, чтобы мы не прихватили чего-нибудь лишнего. В первую очередь в фургон заносилось масло и ставилось в самый дальний угол. Потом, по указанию мичмана, на него ставились или ящики с томат-пастой, или мешки с макаронами, вокруг укладывались мешки с картошкой, блоки с мороженым хеком — в общем, сливочное масло всегда было погребено на самом дне загруженного почти на три четверти фургона.

Загрузка осуществлялась в быстром темпе, после чего погрузочный расчёт запрыгивал в фургон, мичман закрывал дверцы и садился в кабину, и машина неслась к заднему двору камбуза, где мы должны были выгружать продукты уже для варки, жарки, чистки. Свет в фургоне не включался, темнота была абсолютная. И вот за эти 3-4 минуты езды в подпрыгивающей машине, с заносами и поворотами, надо было:

1. Оторвать от одного из бумажных мешков кусок бумаги, желательно — чистый, то есть, если мешок многослойный — откуда-то из середины.

2. Запомнив, что и как навалено на упаковки с маслом, аккуратно разгрести наваленное.

3. Один из нас, с зажатой в зубах, заранее приготовленной ниткой должен подобраться к неполной упаковке масла, развернуть её и ниткой, обмотанной вокруг больших пальцев рук, отхватить кусок масла, достаточный для того, чтобы составить весомую добавку для 14 человек караула и в то же время такой, чтобы экспроприация была не сильно заметной.

4. Восстановить в полной темноте по памяти нарушенную целостность кучи продовольствия по возможности — в том- же порядке.

5. Спрятать под робой отрезанный кусок масла так, чтобы он не выпирал и не выпал при десантировании из фургона. Учитывая, что почти все мы были поджарые и мускулистые (чему очень способствовали регулярные зачёты по бегу, гирям, подтягиванию на перекладине), а матросские наши робы частенько были на размер больше, места под робой, особенно, если ещё втянуть живот, хватало.

 В общем, дел было много, но совместными слаженными усилиями мы как-то ухитрялись проделывать эти операции.

И вот, момент подъезда машины к дверям камбуза. Мичман открывает дверь, взгляд на кучу продуктов, на угол, где лежит масло. Второй, обшаривающий взгляд — на каждого из пятёрки. Всё чисто. 

» Ну, бойцы, давай, быстрей выгружай!» — командует мичман.

Работа пошла, теперь уже в обратную сторону. Картошка — рядом, в отсек для чистки картошки. Макароны, муку — в помещения рядом с варочным цехом. Консервы, томат-пасту, крупы — можно прямо в варочный.

В этой суете курсант со спрятанным на теле свёртком масла незаметно отделялся от потока снующих туда — сюда переносчиков провизии и бегом летел в караулку, передать долгожданный доппаёк.

Учитывая, что пробежать надо было половину училища, и при этом вертеть головой во все стороны, чтобы не нарваться на офицеров дежурно-вахтенной службы или строевого отдела, задача тоже была ответственной.

 И вот как-то раз, в момент выгрузки, один из наших, Серёга Бровко (сейчас в Киеве живёт, дедушка уже!) пошёл в отсек для чистки картофеля, чтобы забрать свёрток с маслом, запрятанный в ящик с картошкой и отправиться с ним в караулку.

И вдруг мы видим, что туда-же заходит начальник столовой, мичман Мирсопян. Конечно, мы приготовились к самому худшему — разбирательство, расследование, наказание и прочее. Оттуда — тишина. Потом мичман вышел, следом вышел Серёга. На наши вопросительные взгляды хитро подмигнул и показал большой палец — не волнуйтесь, мужики, всё в порядке.

Тут к мичману подошёл заступивший дежурный по столовой, тоже мичман, они о чём-то ещё говорили, что-то проверяли и, в общем, прошло минут десять, пока мичман Мерсопян не ушёл куда-то по своим служебным делам, также ушёл, наконец, и дежурный по столовой.

Мы окружили Серёгу: » Ну, ты как?  Как тебя не словил мичман?» «- Да всё в порядке, мужики, я уже с маслом был, но услышал, что Мерсопян вот-вот зайдёт!» — «Так куда ты дел масло?» — «Да под подоконник на батарею засунул!»  Неожиданно наступила тишина — мы переваривали услышанное, потом, не сговариваясь, бросились в картофельную. 

На дворе был февраль 1973 года, училищная кочегарка работала исправно и батареи отопления были очень даже горячие.

Когда мы вбежали в отсек, тишину прервали наши выражения, которые, если их перевести с военного на обычный язык, звучали-бы примерно так: » Серёга! Какой- же ты не совсем умный человек! Ты поступил очень неправильно, положив масло на раскалённую батарею!» Ну, и ещё что-то в этом духе.

Серёга глядел на дело рук своих, хлопал глазами и молчал. А что тут скажешь — возле одной из батарей под окном растекалась лужа растопленного сливочного масла, на батарее лежал обрывок бумажного мешка. Пришлось срочно сгонять это масло в отверстие для слива воды в центре помещения, да и помыть батарею заодно.

Ну, а нашим в караул мы закинули бачок свежепожаренной ночью картошки, так что доппаёк всё-таки получился.

 Вот такой случай засел в памяти. Интересно, а сейчас как там, у первокурсников?